Трамвай номер 0

Диван. Сегодня я почитаю книжку. Ты не заметишь изменений.

Острота ощущений пропадёт не целиком. Я вернулся.

***

Можно долго стоять на коньке, любуясь закатом, если он есть. Заката

нет, вина тоже. Есть курево, ветер в ушах. В зубах ветра не

хватает, и я немедленно отправляю туда сигарету. Мы

спускаемся к вину. Вихрастый какое-то время продолжает смотреть на

двор, ему нелегко собраться. Правая рука сжата в кулак, левая

теребит губу. Но отступных не будет. Он знает, что у меня

получилось. Он рад, но уже начинает меня ненавидеть. Он

оборачивается и посылает нам искусно слепленную улыбку. Боль в

глазах занавешена беззаботностью. Среди зелени начинает

проглядывать синева. Он вымерзает.

***

Её зрачки расширены до предела. Она что-то почувствовала, но никогда

не поймёт, что это было. Она выбросит это из головы. Очень

скоро она будет думать только о Карле. Она залезет с ним в

душ. И его тело выбьет из неё всё странное, вода смоет с души

воспоминание. Мышку вернёт к нам лишь её клептомания. Если

бы она не украла золото, она бы осталась в Германии надолго.

Вышла бы за Карла, чтобы он усаживал ящик пива, смотря

футбол и жуя квадратной челюстью разогретые ей сосиски. Чтобы её

дети никогда не прочитали Достоевского. Линия на руке

размыта. The destiny is borning.

***

Пока я наливаю себе вино, Мышка проворно вспрыгивает на карниз.

Солнечный луч проходит сквозь бокал и раскладывается на спектр.

Треугольная радуга ложится на чёрный битум. Мышка

поворачивается спиной к улице и говорит мне:

– Хэй!

– Да.

До Мышки 3-4 метра, это даже больше, чем прыжок с места.

– Лови меня!

Кричит она и закрывает глаза. Она улыбается и начинает падать на

улицу. Я боюсь высоты. Четыре метра я преодолеваю в два прыжка.

Мышка падает назад, она стоит под углом 45° к крыше.

Остаётся одно мгновение. Я не успеваю, не дотягиваюсь. Хоп! Я

успел схватить её за кисть. Оставалось меньше секунды.

***

Мышка легко взлетает по ступеням автобуса. Двери закрываются с

пшиком. Стёкла затемнены – она наверняка нам машет, но нам её не

видно. Автобус трогается. Я разворачиваюсь и вешаю на губу

сигарету. Чирк-огонёк-уголёк. Руки в карманы, сгорбить плечи

– и неспешно, развязно зашагать на выход. Вихрастый какое-то

время смотрит на отъезжающий автобус, вздыхает и следует за

мной. Как теннисный мячик он догоняет меня. Не

оборачиваясь, кидаю ему через плечо:

– И давно ты в неё влюблён?

– С самого начала.

– И всё это время ты слушаешь истории о её блядстве и остаёшься в

позиции лучшего друга?

– Да, Серж. Ей так удобнее.

– Мы с тобой прокляты, чувак.

***

Мышка сидит на яйцегрелке, подогнув ногу, и пьёт вино. Она смотрит

на закат, как на слайд из детства. Свет умирающего солнца

озаряет её рыжие волосы, и кажется, будто она вся пылает.

Вихрастый потягивает вино, устроившись у бортика тузом к закату.

Я принимаю решение.

– Эй, Мышь!

– Да-да?

Я вскакиваю на противоположный от них бортик. Вихрастый бледнеет и

не может пошевелиться – он знает о моей болезни.

– Что ты делаешь, идиот?!

Кричит Мышка и рыпается.

– Стоять! Ещё шаг, и я потеряю равновесие!

Я развожу руки в разные стороны ладонями вверх и начинаю.

Мне весело – я танцую джигу.

Max bet.

***

Почистить зубы. Чифирнуть. Выкурить сигарету из последней пачки.

Пересчитать деньги – осталось 5 рублей – это «прима».

Проездного – нет. Осваиваем воровские техники. Вернее, вспоминаем.

Открыть шкаф, достать камуфляж. Офицерский ремень 41-го года.

Пехотная гимнастёрка 39-го. Мой род продолжается во мне.

Пластунские штаны и куртка. Поверх – белый медицинский халат.

Вставить толстые стельки, затянуть прошедшие горы берцы

потуже. Гистологический атлас и тетрадь в «колобок», «колобок» –

на плечо. Не забыть повесить нож на пояс, проверить наличие

свинчатки в кармане. Чёрные очки-капельки – на нос. Тихо

закрыть дверь. Первый пошёл.

Ангел

Метро – это главная насущная, ежедневная тема небогатого столичного

жителя. Метро – это то, что роднит столицы. К примеру, в Пражском

метро ходят мытищинские поезда, а некоторые станции Нью– йоркского

разрисованы японским аниме, в Спб есть станция Московская…. Продолжать?

А ещё в метро нельзя курить. Нигде. Грустнова рассказывала, как

на автобусной остановке к ней прицепился мужик, увидавший её с

сигаретой. Вплоть до того момента, когда она проскочила в закрывающиеся

двери поезда, он шёл с ней в ногу и, не замолкая, проповедовал

ей о вреде курения. Горячился, размахивал руками, приводил научные

факты. А глядя на неё через стекло уезжающего поезда, безумно

улыбнулся и с наслаждением закурил. В метро, днём, на платформе.

Это была улыбка довольного дьявола. Грустновой я свою версию не

говорил, но здесь изложу. Я, знаете ли, обладаю мифологизированным

сознанием первобытного человека. И считаю, что это и был дьявол,

знавший, что, скажем, в 25 она умрёт от рака лёгких, и таким хитрым

способом не просто изящно поиздевался, но и верней наставил её

на этот путь. А может, при помощи своей дьявольской нелинейной

логики, которую постиг лишь Лобачевский, отчего и умер в психушке,

просчитал комбинацию, по которой зароненное семя этого воспоминания

в подходящий момент произрастёт в дерево нужного ему поступка,

который, в свою очередь, сыграет не последнюю роль в его игре.

Табак – главный инструмент дьявола, он разобщает человечество.

Не замечали, что когда закуриваете что бы то ни было, как бы отгораживаетесь

от окружающего, сжимаетесь в точку своего тела? Кстати, если вы

курите, то используйте исключительно спички. Во всём цивилизованном

мире спички – привилегия богатых людей. Вот вам на заметку занимательный

рецепт. Чтобы никогда не путать пустой спичечный коробок с полным,

равно как и сигаретные пачки, немедленно возьмите пустой в левую

руку. Взяли? Теперь сильно сожмите кулак так, чтобы коробок смялся

поперёк длины. Теперь вы ни за что их (коробки) не перепутаете.

Неужто не получилось? Не расстраивайтесь! Позвоните Васе Васину

и он найдёт вам классную гитару за небольшие деньги. Сразу же

начинайте играть танго на джазовых аккордах и через месяц усердных

тренировок непременно разыщите тот самый коробок и сожмите его

в лепёшку. Теперь ничто не станет помехой на вашем пути в райский

сад! Цикоридзе, между прочим, вполне освоил эти шаманские практики

и теперь очень даже правильно курит, даром, что колдун. С курения

началась ночь. Цикоридзе открыл в ответ на звонок в домофон, но

тут всем дружно захотелось покурить, а воспитанные люди не курят

в лифте. Хотя какие уж мы воспитанные, Если способны говорить

друг другу мерзости в лицо и за глаза. Особенно я, который пишет

в повести о том, что ему кого– то сильно захотелось. Но всё же

на то, чтобы не курить в лифте плодов стараний наших родителей

хватило, и мы забурились на лестницу. Ох уж мне эти лестницы домов

башенного типа, кои можно почувствовать на себе только в Москве.

На них прошло моё детство, да и по сей день случаются у нас свидания.

Как метко подметил Гузов: «Мою тень и твою жилплощадь разделяют

восемь ступеней. А казалось бы, чего же проще». Толкнув тяжёлую

скрипучую дверь на пружинке с заляпанной краской ручкой и непременным

грязным стеклом посередине, а за ней, проходя через предбанник,

ещё одну, вы попадаете в иной мир. Иногда предбанник оказывается

также и балконом с забранным стальной чешуёй окном во всю стену.

Но это не главное, главное сокрыто за второй дверью, пройдя через

которую вы уже не сможете соврать. Потому что каждое сказанное

вами слово тысячи раз отразится от крашеных стен и заплёванных

ступенек, возвращаясь отовсюду по вашу утлую душу. И если это

была ложь – вы сойдёте с ума. Помню, как– то раз мы со Славянским

стояли на такой площадке, пили вино и курили, нельзя не курить

в таких местах. Это было на тринадцатом этаже, где живёт моя бывшая

муза, однофамилица польского поэта, ныне девушка Вихрастого. Ничего

так девочка, красивенькая. Восхитительная фарфоровая кукла с гулкой

пустотой внутри. Голем. Беседовали мы не то о Гаррисоне, не то

о чём– то в меру мистическом. И тут спускается из тьмы пролётом

выше брат означенной девицы с жутко облезшими, растрескавшимися

и кровоточащими большими руками. Вперивает в нас измученный взгляд

и заявляет, что звать нас, верно, Пётр и Павел и, мол, угадайте

почему. Славянский мигом просекает иронию и отвечает, что мы прикрываем

путь на восход. Верный ответ. Напоследок сфинкс пообещал убить

меня, если я ещё раз сунусь к его сестре. Другой раз всё в том

же месте, в тот же час полумёртвый от тоски и отчаяния Гузов пел

мне под собственные хлопки: «Я зажёг в церквях все свечи…». Мир,

в который вы попадаете, выйдя на лесенку в типовой московской

башенке, чист и светел, хоть и кажется тёмным и грязным. Он исповедален,

потому что в нём раскрывается сердце, если оно вообще на это способно.

Но в тот раз врать никто не собирался. По крайней мере, сумасшедших

по выходе не оказалось, не считая меня. Но я сдвинулся намного

раньше и теперь в часы одиночества упражняюсь в своём безумии.

Повышаю, так сказать, квалификацию. Прогрессирую. Есть такой модный

молодёжный вирус, типа Трояна, только для другого харда. Для харда

в форме усечённого шара с крупной бороздой посередине и более

мелкими по остальной поверхности. Работает надёжно: камень плавится,

мать дымится, оперативка прыгает, а HDD считает себя подставкой

для кофе и упорно пытается съехать, тьфу, выехать из корпуса.

Распространяется через умную литературу, сам копирует себя в корневой

каталог и начинает подменять собой системные файлы, пока в конце

концов единственным процессом в диспетчере задач не остаётся бездействие

системы. И загружается из операционной системы один только фон,

на котором обыкновенно изображена всякая непотребщина либо же

откровенно шизоидный shpongle. И называется эта хитроумная штукенция

метафизической интоксикацией. Но там, на лестнице, моё сердце

подсказывало мне переключится на разум. А насчёт наличия сердца

у всех остальных я совсем не уверен, особенно касательно Светланченко.

А почему – вы узнаете позже. Впрочем, оно могло наличествовать

у Менялкина. Да и у Пчёловой оно не исключается, судя по тому,

как остро она воспринимает мир и какая из неё порой прорывается

чувственность. Что, как правило, ни к чему хорошему не приводит.

С другой стороны, я как медик могу с уверенностью заявить, что

сердце там имелось у всех. Как орган. Насчёт остальных функций

этого многокамерного насоса, пожалуй, говорить не стоит. Не хочу,

чтобы вы заразились интоксикацией и сошли с ума раньше, чем я

закончу эту историю. Но тут возникает иная морально– этическая

проблема. С физиологией мы разобрались на данный момент. Но не

стоит расслабляться, дальше она ожидается в полном объёме. А вопрос

возникает о разуме. Есть он у названных людей и был ли в тот момент.

Я и насчёт себя– то не уверен, что уж об остальных говорить. Разум

сложно определим у современного homo sapiens. И одной центрифуги

не хватит, чтобы дифференцировать его из рассудка, присущего homo

erectus. Хотя нет, гоню, одной центрифуги хватит, но только строго

определённой, и имя этой центрифуге – переплёт. Нет, я не о печатной

продукции. Я о ситуации, когда твоей безволосой шкурке реально

угрожает смерть. Осознай. Я думаю, мы уже достаточно близко познакомились,

чтобы перейти на «ты». Представь, что ты являешься частью чьего–

то прошлого. И этому человеку неприятно тебя вспоминать. Так неприятно,

что он больше не может. И тогда этот человек избавляется от прошлого.

Нет, я не говорю, что он нанял киллера, или ещё что– то в этом

роде. Нет, хотя и это возможно, и тогда тебе придётся врубить

разум на полную катушку. Так, что пар из ушей повалит, как у кота

Тома. Но этот способ избит, банален и скучен. В нём нет изящества

настоящей небывальщины. К примеру, Андрей Долженков делает это

так:

Я поссорился с ним, кажется, на пятый год

Нашего знакомства. Он уехал к себе

И живёт

В своей квартире, не помню дом.

И уже, вероятно не узнает о том,

Что это я избавляюсь от прошлого.

Я разбил свою гитару о бетонный пол.

Я не думал ни о чём, я играл,

Но такой прикол

Меня вывел, я взял и ушёл.

И никто не напрягся, хорошо.

Но это я избавляюсь от прошлого.

Я забыл свою подругу на четвёртый день.

Я немного тосковал, я пил,

Но сейчас мне лень.

Я– то знаю, пустые места

Остаются недолго,

Но ты не поняла ни черта –

Ведь это я избавляюсь от прошлого.

Но этот способ нам тоже не подходит, так как представляет опасность

скорее для избавляющегося, чем для прошлого. В нашем случае актуален

способ Макса Фрая. А именно: взять моток вязальных ниток; завязать

по всей его длине узелки помудрёней, неотступно думая о своих

грёбаных проблемах прошлого. Потом принести его в укромное место,

забаррикадировать дверь, зашторить окна, погасить свет, отключить

все телефоны и Интернет, и, наконец, в полном уединении развязать

все узелки. А после сжечь эту нитку вместе со всем, что на ней

было записано, нафиг. И кто бы хоть раз задумался, куда подевались

проблемы? ЧТО потом случилось с узелком? Марта этим вопросом явно

не озадачилась, придумывая мир «Энциклопедии». Я тоже, когда это

проделывал. А теперь вот знаю. Реальность начинает тебя отторгать.

Пытается избавиться от тебя любыми способами. Стирает. И вот тут–

то и начинается, собственно, переплёт. Представь себе, что просыпаешься

в один прекрасный день с частичной амнезией и больной головой.

Её как будто ватой набили, и мысли уныло пытаются проползти сквозь

это хлопковое белое месиво. Ты со стоном кладёшь руку на лицо

и тут же её отдёргиваешь, потому что лицо болит, будто им в футбол

играли. Ты осторожно ощупываешь свой нос и удивляешься только

тому, что он у тебя не сломан. Хотя, пара трещин не исключается.

И тут оказывается, что ты не знаешь, где был минувшим вечером.

Встав и подойдя к зеркалу в ванной, ты делаешь неутешительный

вывод: вчера тебя избили. Откуда следует и обоснование для беспамятства.

Тело твоё покрыто синяками, ссадинами и шишками, стоять и двигаться

больно. Почти невыносимо. Героически превозмогая ломоту, ты пытаешься

причесаться и с воплем роняешь расчёску, потому что затылок, кажется,

раскололся. Ощупав больное место, ты находишь на пальцах кровь.

День, два ходишь ты как с морской болезнью в сильную качку. Учишься,

работаешь. И ничего не выходит. Но ты всё равно рвёшь жилы, ведь

выхода нет, слабый обречён на смерть. И вот когда тебя начинает

отпускать, ты выходишь вечером, скажем, за шаурмой и подвергаешься

нападению бродячих собак. И только у тебя перестаёт потихоньку

болеть прокушенная задница, как чисто случайно на тебя падает

кирпич. Интуиция орёт во всё горло, и ты успеваешь отпрыгнуть.

Но не тут– то было, на перекрёстке как чёрт из табакерки появляется

бешеный водила, решивший сбить тебя к сетевым беням на красный

свет. Ты нервно закуриваешь, встав посреди тротуара на всякий

случай и непрерывно оглядываясь. И понимаешь, что это уже не случайности,

это система. И вот тут– то, дружище, включай мозги. Слушай интуицию.

От паранойи ещё никто не умирал, зато часто умирают здоровые люди,

которым она не свойственна. На ум как– то сразу приходят три варианта.

Вариант первый: провести аналогичный ритуал на того, кто всё это

затеял. Тогда то из вас, кто проживёт дольше, выйдет из– под действия

обряда. Вариант второй, менее выполнимый: найти дверь между мирами

и свалить отсюда куда угодно. Тогда обряд так же будет выполнен,

и там, куда ты уйдёшь, тебя уже никто не тронет. Наверное. И вот,

самый бредовый вариант, третий: просто попытаться прожить подольше.

Авось пронесёт. В принципе, это может быть просто чёрная полоса

и её надо перетерпеть. Ага, как же! Но не забывай, теперь у тебя

есть чёрный ход. Помнишь, тебя укусила бешеная собака, на следующий

день тебя укололи? Так вот, штука, которую в тебя вкололи, реагирует

с алкоголем и активизирует свободный фибриноген. И все тромбоциты:

и белые, и красные. И если ты выпьешь бутылку пива, дорогой, твоя

кровь свернётся как молоко. Пожалуй, самое быстрое, безболезненное

и надёжное решение проблемы. Ты же теперь и так обречён, правильно?

Как бы не так, это тоже завершит обряд, и ты проиграешь вчистую.

Ну что, ясно, что такое переплёт? Так– то. Самая мощная центрифуга.

Но пока центрифуга не включена, разум остаётся не вычлененным.

К слову о слове «член», весьма затрёпанном. Одна моя знакомая

как– то раз случайно родила идиому. Хм, стихийные роды. Я был

акушером, а потому прекрасно помню этого уродца: «писать членоразборчиво».

И я, совсем не уверенный, что это именно он, прислушался к голосу

разума. А он тем временем вовсю вещал про литературоцентричность

русского искусства и про торжество техники над экспрессией. Короче,

заливал он про всякие разные аспекты нелёгкого поэтического труда.

И стоило мне открыть рот, как его приглушённый расстоянием в пару

парсеков голос полился из меня. И стал я втирать несчастной Марине

Светланченко про поэтическое мастерство, которым она, как я уже

говорил ранее, не страдала. Я объяснял ей прописные семинарские

истины. О том, что рифма должна быть чёткой и совпадать минимум

на две последние буквы. О том, что она вообще должна быть. О том,

что в рифмующихся строчках должно быть одинаковое количество слогов

и совпадать ударения. Объяснял, то есть, что такое размер. О том,

что в стихах должен наличествовать чёткий ритм. О том, как следует

и как не следует декламировать стихи. О торжестве интеллекта над

чувством. До сих пор не знаю, прав ли я был тогда. История нас

рассудит. В меня в совё время это крепко вдолбили, напичкали меня

этой азбукой вплоть до клеточного уровня. И когда мне всё– таки

удаётся превозмочь эту уже биологическую систему, порой выходят

неплохие и даже интересные вещи. А устроили мне всё это перепрограммирование

генотипа в многострадальном литературном рок– кабаре Алексея Дидурова

«Кардиограмма». Кажется, если мой ребёнок родится, он сразу начнёт

говорить гекзаметром, а к совершеннолетию вполне освоится в дактиле

с анапестом местами. Но к тому времени я, вероятно, придумаю пяток

новых размеров.

2

Сейчас 5 вечера. Пять – не самая плохая цифра, можно даже сказать, что цифра эта – хорошая. Разные нумерологические традиции придают ей разные значения, но везде она эти значения положительные, хотя и не такие, чтобы прям шик-блеск. Например, 5-ка может обозначать голос, голубой цвет, истину, общение и понимание, раскрытие творческого потенциала, горловую чакру – если обратиться к индуистской системе энергетических центров, которая сейчас наиболее популярна.

Сейчас я сижу на кухне 41-й квартиры, которая, если воспользоваться нумерологическим методом, опять приведёт нас к цифре 5. Только что докурил сигарету из пачки синего винстона стоимостью 41 рубль (хотя в Краснодаре за неё и ломят 44, нарушая закон). Пачка выпущена в пятом месяце 2012 года, а если сложить цифры 2, 0, 1 и 2, мы опять получим 5. Кроме того, пачка эта куплена на 50-тирублёвую купюру, подаренную мне Наташей по случаю того, что она нашла 500 рублей.

И, между прочим, у Наташи на шее, слева, вытатуирована цифра. Угадаете, какая? Правильно, угадали.

***

Написав предыдущую строчку, я отключился и проспал что-то около часа. Встал, а глаза – краснющие. Равно как и вчера, и сегодня утром. Хорошо хоть на этот раз не успели склеиться от гноя. Уснул я потому, что меня вдруг резко накрыло покоем и начало расслаблять, по всему телу побежали тёплые округлые вибрации, а узел в центре груди исчез.

Такие состояния периодически случаются со мной, когда удаётся прорваться через очередной барьер. Причём барьер этот как внутренний, так и внешний, на событийном плане. Ощущение очень похоже на то, которое возникает, если замёрзнув, садишься в горячую ванну. Итак, меня отпустило, а теперь я вернулся из этого попуска и потихоньку прихожу в себя. Заварил ещё одну кружечку цейлонского чаю, курю сигарету и вот-вот продолжу рассказывать эту странную, но совершенно реальную историю.

Пока я спал, вокруг, равно как и по мне, безостановочно бегал и орал кот-зануда по имени Финик. Фиником его прозвали за внешний вид, поскольку он – белый, лысый и сморщенный представитель породы Сфинксов. Впрочем, от своих собратьев он отличается рядом как врождённых, так и приобретённых признаков.

Для начала у него нет усов. Помимо этого унизительного для кота безобразия, нет у него и яиц, и писулька. Впрочем, последнее обстоятельства в наше время вроде никого не удивляет – почти все хозяева кастрируют своих котов. Другое дело, что обычно им перетягивают семенной канал, а тут взяли да и отчикали всё сразу к чортовой матери.

Надо сказать, что увечить подобным образом, похоже, было в порядке вещей для предыдущей хозяйки этого несчастного кота. Ведь кроме отчиканной под корень пиписки она ещё и удалила ему навсегда ногти на передних лапах. Якобы, чтобы котик не повредил свою нежную кожицу, когда чешется. Хотя если последить за котами вообще и этим, в частности, станет очевидно, что чешутся они задними, а не передними лапами. На задних же лапах у Финика когтей полный набор.

В общем, животине чрезвычайно повезло, что каким-то образом он попал к Алёне. Его прошлая хозяйка отчего-то решила его отдать в хорошие руки прежде, чем убить окончательно.

Побегав по мне и кухне минут 30-40, Финик в конце концов забрался мне на шею и там осел, успокоившись. Даже не орал мне в ухо. В принципе, его за такие номера как залезть на шею или голову спящему, никто не поощряет. Даже наоборот, дают лёгкого пинка. Однако на тот момент я был не против. К сожалению, когда я проснулся, Финик опять принялся за своё, поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как сослать его к белой собаке-хаски по имени Тара – в спальню.

С тех пор, как была поставлена последняя точка в предыдущей главе, прошло порядком времени и случилось не так уж и мало событий, чтобы мне было легко вот так вот взять и изложить всё это сходу. Поэтому, чтобы определиться с тем, с чего начать, я, пожалуй, отложу на какое-то время ноут, закурю одну из двух оставшихся у меня сигарет и спокойненько выпью чай.

Начнём, пожалуй, с некоторых объективных, рациональных, материальных, предметных перемен, произошедших за последнее время. С ними всегда как-то проще, они легко ухватываются и выстраиваются в последовательности. В конце концов, наш современный и поверхностный язык был создан как раз для описания такого порядка явлений.

Например, в процессе написания предыдущего абзаца я успел встать и пройти в ванную, чтобы почистить зубы. Почему? Потому что не чистил их уже дня три, по меньшей мере. Почему я не чистил их эти три дня – другой разговор, об этом после. Налицо объективная перемена – зубы были грязными, стали чистыми. Другой подобной переменой стала отросшая у меня за время жизни в Краснодаре борода.

Оборотной стороной работы с предметными явлениями является их досадная недолговечность. Вот та же борода, допустим. Когда приехал, я был выбрит – разве что лёгкая щетина могла уколоть зазевавшуюся девочку. Сейчас я больше похож на моджахеда. А уже завтра от этой бороды ничего не останется, потому что её придётся сбрить перед выходом на работу.

Кстати о работе. Сегодня уже шестое июля, и с момента приезда работу я искал непрестанно. Между тем, нашёл я её буквально сегодня. Это было для меня большим достижением, честно говоря. Потому что практически все работодатели, узнав, что мне нужно заработать на билет домой, в штыки отказывались связываться с таким недолговечным сотрудником.