
Полная версия
Идолы и птицы
С этими грустными мыслями, под окончание действия обезболивающего, я вернулся в отель.
– Извините, не подскажете, есть ли частные стоматологические клиники в городе? – задал вопрос я той же консьержке.
– Почему же нет, есть. И очень много. Один из кабинетов буквально на следующем перекрестке при выходе с правой стороны.
Я её поблагодарил, незамедлительно отправившись на поиски. И уже через полчаса сидел в кресле с открытым ртом. Дальше день складывался удачно. Оказалось, что у доктора как раз было окно между записями пациентов, и он согласился меня принять. Снимок показал, что с зубом всё в порядке, и воспаление вызвала прицепившаяся вторичная инфекция.
– Немного таблеток, полосканий, и всё будет в норме через недельку-другую, – заверил меня очень опрятный деловитый врач, чем сильно порадовал.
* * *Я расположился в номере отеля, разглядывая карту страны, купленную ещё у себя на родине, потертую и покорёженную от намокания. Нужно было ехать в обратную сторону, только ещё не ясно куда. Отель, стоматология и новая одежда существенно встряхнули мой бюджет, а выдать свое местоположение банковской карточкой я не хотел. Мне нужен был ночлег поскромнее, подошел бы даже приют для бездомных, пока не определюсь, куда двигаться дальше. И решить вопрос нужно было до вечера, потому что после двенадцати ночи сделать это будет сложнее.
Первым делом я попытался найти ночлежки. Удивительно, но огромное количество беспризорных попрошаек на вокзале сменялось их полным отсутствием в городе. Было ещё пару точек, где они сидели в переходах с большим скоплением людей – и все. Места под мостами, как то, где я спрятал свой паспорт, по непонятным мне причинам пустовали. Под ними не было ни коробок для жилья, ни чего-то на это похожего. Зато весь город был полон беспризорных животных.
Я продолжал поиск крыши над головой в лоне матушки-церкви. Набожные люди всегда готовы прийти на помощь страждущим. Но здешние церкви не то что не готовили бесплатную похлебку и давали крышу над головой, а даже не пускали на порог по окончании службы. Найдя третью церковь и прочитав на дверях наклеенную надпись «На пороге храма прятаться от дождя нельзя», я бросил эту бесполезную затею и решил следующую ночь провести в поезде на пути в обратную сторону. Узнав, что городской транспорт прекращает ходить в двадцать три ноль-ноль, и взяв час запаса, я решил покинуть отель около десяти вечера. Оставшееся у меня время я провел в ванной комнате и провалялся в постели, и, покинув отель в намеченное время, направился в путь.
* * *На вокзале меня ждало небольшое разочарование. На ближайшие два поезда, что проходили вокзал ночью, билетов не было. Нужно было подождать полчаса до прибытия, чтобы снялась какая-то бронь. Не знаю, что такое эта «бронь». Броня у танка – понятно, брань или ругательство – тоже в словарном запасе были. Видимо, что-то между ними среднее, и снимется эта штука с имеющихся мест за полчаса до прибытия поезда. Но тут проявилась другая проблема. Подождать без билета в так называемом зале ожидания нельзя. По крайней мере, это мне объяснил стоящий на входе человек в непонятной форме.
– Но я ведь жду, когда снимется бронь, тогда будут билеты, – пытался объяснить я, но человек у входа был неумолим:
– Показываете билет – проходите, не показываете – до свидания, – спокойно ответил он и перестал меня замечать.
Ничего не оставалось делать, как купить билет на одну остановку утреннего пригородного поезда, чтобы попасть в зал ожидания. Но абсурды на этом не закончились. В зале ожидания можно было ждать своего поезда, но нельзя было спать. Приблизительно раз в полчаса в зале появлялся страж порядка, с очень большим пузом и обвисшими щеками, и громко, на весь зал, монотонно говорил: «Не спать, следить за вещами!» И при этом легонько постукивал большой резиновой дубинкой, явно предназначенной для придания воинственности его осунувшемуся виду. Стук этой дубинки по деревянным сиденьям зала ожидания приободрял практически всех. Тех, кто провалился в сон глубже и не слышал спасительного зова полицейского, он заботливо будил лично.
Мне хватило первого раза, чтобы понять, что лучше отогнать сон самому, а не получать постоянные порции неприятного пробуждения, и я принялся наблюдать за народом. На протяжении получаса весь зал оседал и расплывался в поразительно неудобных креслах. Кто клевал носом, кто откидывался назад, некоторые сворачивались калачиком на своих вещах, их лица менялись. И тут выходил он, символ порядка этого феерического мира, незыблемый и суровый: «Не спать, следить за вещами!» – раздавалась эхом с трудом запомненная им сложная фраза, и зал оживал. Все начинали ерзать. Люди потягивались и зевали. Страж медленно проходил по рядам зала, лично убеждаясь, что каждый проснулся, будил крепко спящих и удалялся во мрак вокзала.
И так продолжалось снова и снова, с небольшими изменениями. Девушка, сидящая напротив меня, заснула крепче обычного, и спасительный сторожевой вопль не тронул её чуткого сна. Полицейский, увидев картину мило спящей девушки, озорно, как школьник-двоечник, улыбнулся, поддел дубинкой стоящую возле нее сумочку и тихонько переставил на пустующее за её спиной сиденье. После чего тихонечко обратился к спящей:
– Девушка, де-ву-шка… Просыпайтесь.
Сонные глаза девушки открылись и посмотрели на полицейского.
– Проснулись? – ласково протяжно спросил он. Она закивала головой.
– А где ваша сумочка? – так же ласково спросил он, немного к ней наклонившись.
Девушка посмотрела на пустующее место перед ней, где только что стояла сумочка. Внутри нее как будто взорвалась новогодняя хлопушка, всю её передернув. Она взволнованно начала обшаривать взглядом вокруг себя, вскочила, заметила сумочку, стоящую за спиной, облегченно опала и растерянно улыбнулась.
– То-то же, – уже серьезно сказал полицейский и повторился: – Не спим, следим за вещами.
Я сразу понял всю эффективность этого жестокого действия, всю его надежность и простоту. Сами люди попросту не брались в учет, а в остальном всё заботливо делалось для сохранности наших вещей. После пятого пробуждения зала я наткнулся глазами на книгу, продававшуюся в рядом стоящем ларьке. Хоть торговая точка и была закрыта на ночь, но по большой красочной обложке было ясно, что это книга о городских достопримечательностях. По нескольким фотографиям архитектуры было понятно, что город очень старый и очень красивый, а по толщине книги – что знакомиться там есть с чем. После непродолжительного обдумывания я уже знал, куда хочу отправиться дальше. Неизвестно зачем и куда поставленная бронь к тому времени уже была снята с двух прибывающих на станцию поездов, и один из них шел по маршруту, проходящему именно через тот город из книжки, куда я решил поехать. Уже менее чем через двадцать минут я готовился лечь спокойно спать в своем купе, не опасаясь, что меня разбудят криком.
(12) Крокодил вагонный
Утро следующего дня застало меня совсем не отдохнувшим. Всю ночь то и дело в голове слышались вопли полицейского, заботящегося о сохранности моих вещей. В купе со мной ехала мама с маленьким негритёнком лет четырех-пяти. Мальчик сразу же обратил на себя внимание. С невероятно большими карими глазами, черными плюшевыми волосами, он был очень непоседлив и темпераментен. Его интересовало абсолютно всё и везде. Дети по своей природе всегда любознательны, и это понятно, ведь вокруг них новый огромный мир, который хочется как можно быстрее изучить. Но то, какими темпами пытался его изучить этот темнокожий мальчуган, меня просто восхитило. Мама, очень бледная и равнодушная женщина, как могла сдерживала его порывы, но по её виду было ясно, что она устала это делать ещё пару лет назад. По их разговору и объяснению ребенку то одного, то другого я понял, что они едут к родителям женщины по каким-то там делам.
С женщиной за время поездки мы обменялись всего парой сухих фраз, а вот с её сыном Данном – по крайней мере, так он представился – мы хорошо и много общались. Невероятно открытый и контактный ребенок сразу же переключился с мамы на меня, что ей было вполне по душе и немного расслабило. Мне же общение с Даном доставило массу удовольствия, было даже немного завидно, что у него есть такое потрясающее умение поглощать весь мир вокруг себя без остатка. Чувствуя безграничную вседозволенность с моей стороны, мальчуган отключил тормоза и начал пользоваться мной на полную катушку. Однако как только он разошелся, мама достала ему цветные карандаши и альбомчик:
– На вон, порисуй что-нибудь, – умело переключила она его внимание.
– Хорошо. – Дан взял рисовальные принадлежности и сразу же перенаправил их на меня: – На, рисуй.
– А ты сам почему не хочешь? – спросил я, серьезно нахмурив брови.
– У меня плохо выходит, рисуй лучше ты, – так же серьезно ответил он.
– Хорошо, и что же мне тебе нарисовать?
– Ну, там солнце, дерево цветы. Рисуй, рисуй!
– Ладно, – сказал я и начал рисовать желтый квадрат в правом верхнем углу.
Дан сосредоточенно нахмурил брови. Я аккуратно зарисовал квадрат желтым цветом и продолжил пририсовывать к нему красные лучи.
– Это что, солнце? – удивился он.
– Да, конечно, солнце, – очень серьезно ответил я. – А что же еще?
– А тогда почему оно квадратное?
– А каким же ему ещё быть? – мое лицо выразило явное удивление.
– Круглым, как и полагается. И лучи должны быть желтые, а не красные.
– Глупость какая. Смотри, в лампе светит спираль, она вообще как завитушка, – перевел я его внимание на полупрозрачный плафон бокового светильника нашего купе. – А вот я её включаю, и тебе кажется, что светится круг. Да и с чего ты решил, что лучи солнца желтого цвета, ты их что, видел?
Мои слова рвали стереотипы его мышления в клочья, потому что логика суждений была железобетонной.
– Хм, да. Пусть будет так, рисуй дальше.
Тут за стеной что-то скрипнуло, видимо, с верхней полки купе за стенкой слезал кто-то тучный.
– О! Что это?! – всполошился сразу Дан, раскрыв почти на пол-лица свои карие глаза.
– Это? А, это крокодил, – со спокойным равнодушием ответил я так же невозмутимо, как Кирилыч сказал мне об абрикосах и конопле.
– Какой ещё крокодил?! – с ещё большим удивлением спросил мальчик.
– Обычный вагонный крокодил. Ты что, никогда не видел вагонных крокодилов, что ли?
Высокомерному удивлению на моём лице просто не было конца. Кривляться или корчить рожи, как когда-то мне пришлось это сделать в инфекционном отделении медсестре, теперь было не нужно. Дан без труда ловил все интонации и мельчайшие нотки в разговоре.
– Хи-хи, крокодил зеленый, – расплылось в улыбке его лицо, и он с опаской выглянул в сторону соседского купе.
– С чего ты взял, что он зеленый? Он вообще-то розовый, а не зеленый.
– Розовый?! Розовых крокодилов не бывает.
– Обычных – да, согласен. А вагонные крокодилы бывают всякие: фиолетовые, оранжевые. Но основная масса – розовые, – с невозмутимым знанием всего, что может быть известно о крокодилах, сказал я. Дан молча тихонечко удалился в сторону соседского купе, а буквально через минуту с восторгом от разоблачения моей невероятной лжи вломился назад.
– Нету там никакого крокодила!
Но я тоже не ударил лицом в грязь.
– С чего это ты так решил? Что, он тебе сидеть на одном месте будет? Скрипнул, да и забился тихонечко где-нибудь в щель. Он ведь маленький.
Дан уже понял, что я шучу, но сама возможность решать, что может быть, а что нет, ему очень понравилась, и мы продолжили рисовать невероятные вещи и существ.
Его мама так и не поняла базовых принципов возможностей, предоставляемых нам миром. Не поняла, что различия между тем, что может быть, и тем, чего никогда не было, определяются только нашим сознанием. А вот Дан уловил суть сказанного очень четко и правильно, потому нам и было настолько интересно вместе. Пока в купе на одной из остановок не подсел ещё один пассажир. Это была девушка чуть младше меня, как мы сразу поняли, студентка, у которой скоро должен был быть важный экзамен. Войдя, она тут же принялась за учебу, и беспомощно вздыхала, когда мы с Даном её отвлекали всякой ерундой. Поэтому мама включила ему мультики со звуком через наушники, а я решил пойти пить кофе. Уточнив у проводника, в какой стороне вагон-ресторан, я направился за своим любимым напитком.
* * *Поезд был намного грязнее и обтрёпаннее того, на котором я въехал в страну, но все равно это был суперпоезд по сравнению с ковбойским. По крайней мере, я так предполагал, пока не начал двигаться к вагону-ресторану. Оказалось, что в поезде не все вагоны одинаковые. Один был такой, где люди просто сидели в одежде с сумками под ногами, как в курятнике, каждый на своей жердочке. Но это было не самое эффектное. Пара вагонов с совершенно другой организацией мест меня сразила наповал. Это были купе без стенок и дверей на выходе, только перегородки, значительно зауженные в длину. Освободившееся место по ширине вагона было использовано, чтобы сделать ещё два яруса лежачих мест вдоль вагона с противоположной стороны от купе. И всё это было наполнено отдыхающими пассажирами, а также тяжелым неприятным запахом продуктов и людей не первой свежести. Из-за нехватки длины лежачих мест в проход вдоль всего вагона двумя ярусами торчали фрагменты людей роста больше среднего: то ноги в носках или без, то головы. Верхний ярус отдыхающих приходился как раз на уровне лиц тех, кто хотел пройти мимо.
Зрелище было жутковатое, и во всем этом варился народ, особо не замечая происходящего. Кто-то играл в карты, кто-то пил спиртные напитки, кто-то громко и беспардонно галдел. Почти на всех столах лежали продукты, прям над головами, на полках под крышей, нависали сумки, тюки, рулоны, и это в сочетании со спертым воздухом создавало оттенок легкого завтрака во время чумы. Испуганно проскочив два таких вагона и успешно обойдя все преграды из ног на моем пути, я добрался до своего напитка. Но меня ждало большое разочарование: кофе хоть и был сделан по всем правилам и подан надменно аккуратной дамой, все же был на редкость отвратительным. И ради этого я прошел через такие испытания! Мало того, мне через них предстояло возвращаться. Но делать было нечего, я уточнил, нет ли у них другого кофе, и, узнав, что есть ещё растворимый, оставил надпитую чашку и отправился в обратный путь.
В купе было тихо. Девушка что-то учила, Дан смотрел мультфильм, его мама спокойно рассматривала пробегающий мимо пейзаж и наслаждалась временным покоем. У меня же в голове назойливо зацепилась мысль о кофе. Вернее, не о том напитке, что мне принесли в вагоне-ресторане – чего ещё можно было ожидать от поезда, в котором есть общественные лежанки с не замечающими происходящего людьми. С ним было все ясно. Я задумался о кофейной индустрии в целом. Индустрии, охватившей весь мир, по выгоде не сильно отстающей от торговли лекарствами или азартными играми. Сначала эта индустрия завоевала сердца поклонников свойствами напитка: бодрящим и ароматным. Вернее, сначала бодрящим, потом расслабляющим, ведь действие кофеина по прошествии минут бодрости сменяется действием теобромина, имеющего совершенно противоположный эффект. После того как армия поклонников напитка была собрана, начался второй этап экспансии – удешевление предоставляемого продукта с целью повышения прибыли. В ход пошли уловки: зачем вам жарить и перемалывать кофе самим, мы сделаем это за вас. Отличная идея! И теперь состав помола уже можно изменять по своему усмотрению, хоть древесных опилок туда добавить, главное, чтобы цвет был нужный. И вот по закону развития индустрия идет вперед. Не мучайтесь с фусом от кофейного помола, мы всё, включая аромат, выжмем и предоставим вам растворимую форму напитка. Теперь уже даже не нужно заморачиваться по поводу добавления древесины, только лишь синтезируй что-то, похожее на кофе, и всё. Тут-то часть любителей натурального напитка начинает смекать, что в помолах и растворимых формах правильного кофе особо нет, и переходит назад на зерна. Не вопрос, хотите молоть сами – милости просим, отвечают воротилы кофейного бизнеса. И тут же находят возможность забрать всё ценное из корочки кофейного зерна, а остаток напылить тем же, что идет в растворимый напиток. И вот уже вы покупаете кофейные зерна с химически синтезированными ароматами и, возможно, остатками натурального кофеина, перемалываете, завариваете, а кофейный аромат весь улетучивается из чашки в воздух, оставив вкус бумаги и теобромин, тот, что вас расслабит минут через пятнадцать. Нет, говорят гурманы, это зерно плохое, нам бы, чтобы вкус был кофе, не только запах. Не вопрос, отвечают производители, и их лаборатории начинают дорабатывать пропитку для кофейного зерна, чтобы удовлетворить вкусы особо придирчивых. А вся остальная масса любителей взбодриться особо не умничает: купили пакетик капучино с красивым кофейным зернышком на упаковке и развели кипяточком талантливо сделанную жижу, в которой не то что кофе и сахара, даже молока толком-то и нет. Так и живем!
* * *Поезд нес нас дальше. Студентка, решив передохнуть от учебы, завела разговор с мамой Дана, который к тому времени досмотрел мультфильм и продолжил свое нелегкое дело по внесению шума и гама в окружающую обстановку. Дан сразу же подключился к разговору и начал знакомиться, причем девушке он тоже сильно понравился. У молодых женщин всегда тяга к симпатичным детям, это в них говорит проснувшийся материнский инстинкт, так что не обратить внимание на Дана она попросту не могла.
– Меня звать Данила, мне уже четыре года, – серьезно сказал он девушке.
Со мной этот мелкий пройдоха был намного небрежней, а тут такой такт и рассудительность. Дан, как оказалось, это сокращенно от имени Данила.
– Очень приятно. А меня зовут Алина, и мне двадцать, – ответила улыбаясь девушка.
Язык, на котором говорила Алина с мамой Дана, мне был понятен с трудом. Женщины общались между собой, прекрасно друг друга понимая, мама Дана говорила на одном, которому был обучен за зиму я, а Алина – на другом, который я раньше слышал от пограничника, меня обыскивающего, девочки Оксаны с её бабушкой и на который так любезно переводил Карл. «Я всю зиму учил не основной язык той страны!» – раздосадовано подумал я. Хотя, с другой стороны, что я мог сделать, ведь в условиях моей зимовки был только Кирилыч и его родной язык. Тем более утешало, что меня все равно без труда поймут, да и тематика разговора на языке Алины хоть и с натяжкой, но в общих чертах угадывалась. Для Дана девушка сделала исключение и с легкостью перешла на знакомую мне речь.
– А что ты так долго читала? – спросил любознательный малыш.
– Я повторяла изученное мной ранее. У меня завтра будет очень важный экзамен, и я хочу получить хорошую отметку.
– Я тоже скоро пойду в школу, – деловито сказал Дан. – Мне только нужно ещё немного подрасти.
А в каком классе ты учишься? – продолжал допытываться он.
– Я не учусь в школе, я её уже окончила, после чего продолжила учиться дальше.
– Ого! А где?! – удивился малыш. Он, видимо, не знал, что после школы нужно будет ещё где-то учиться.
– Я учусь в академии.
– И какая специализация? – подключилась к разговору женщина.
– Международное право, факультет международных отношений, – спокойно, но с достоинством ответила девушка.
Я заинтересованно встрепенулся. Меня очень заинтриговал тот факт, что при наличии такого количества творящегося абсурда, дорог, которые хуже, чем в странах третьего мира после бомбежек, и неимоверной грязи на улицах – у них есть такие предметы.
– Ого! – уже удивилась мама. – Наверное, очень сложно учиться?
– Да, очень большая нагрузка, высокие требования, приходится трудиться изо всех сил.
Мы с Даном следили за разговором, заинтересованно открыв рты.
– А почему не в столице? Там уровень образования был бы повыше, я так полагаю.
– Нет, в нашей академии достойный уровень образования и преподавательский состав один из лучших в стране, всё-таки более четырехсот лет учебному заведению. Да и жизнь намного дешевле. А вы куда едете? – поинтересовалась девушка.
– А мы решили проведать бабушку, вот едем погостить. Сами живем не здесь, муж по делам приехал в страну, а мы с ним воспользовались возможностью проведать родных. Заодно и стоматолога навестим, а то за границей заниматься зубами дорого.
Да, я тоже заметил, что при всем при том, что оборудование тамошних мест отстает от нашего лет на десять, но оно вполне качественное, и специалисты неплохие. Если у нас полностью оплачивать лечение зубов, то выходит кругленькая сумма. Плюсы поездок к здешнему стоматологу были налицо. Главное – не попасть в государственную больницу. Там, скорее всего, зубы лечат динамитными шашками. Но мой интерес был не о зубах. Меня заинтересовал город с учебным заведением, которому более четырехсот лет. На моей родине настолько старых учебных заведений было всего несколько, и я считал, что это признак цивилизации. Древний Рим или Древняя Греция оставили после себя доказательство своего величия. Здесь же я не увидел ровным счетом ничего, кроме пыли и грязи. Мне хотелось увидеть тот город и то место, где начали учить так много лет назад. А потому я решил выйти там же, где сойдет с поезда Алина, и осмотреться. Тем более, она сказала, что жизнь в её городе дешевле обычного, а мне это было на руку.
Менее чем через час езды доехали до своего места назначения мама с Даном, а ещё через минут пятнадцать подготовилась к выходу и Алина. Я насторожился, обдумывая, всё ли при мне, чтобы сразу выйти следом за ней. По разнице во времени, выбитом на билете, и том, что показывали часы, я находился в четырех часах езды от первоначально намеченного пункта прибытия. И без труда и особых растрат мог бы добраться до того старинного города, увиденного на обложке книги. Это меня устраивало, и я стал ждать остановки своей попутчицы, поглядывая на нее боковым зрением.
(13) АА
Выскочив на перрон следом за Алиной, я сразу же ощутил знакомое ранее чувство, испытанное, когда я вылез из ковбойского поезда. Кроме одиноко стоящего небольшого вокзала и уходящих вдаль деревенских домов, ничего не было. Старым городом и не пахло. Мне нужно было быстро, до отправления поезда, сообразить, оставаться или ехать дальше. Чтобы потом не пришлось выслушивать фразы «не спать, следить за вещами» в каком-нибудь неудобном деревянном кресле. Но обилие молодежи, видимо, студентов, стекающихся куда-то за вокзал, подсказало остаться. Поезд пошел своим путем, а я – за потоком молодежи.
За вокзалом прибывших на станцию людей ждал автобус, в который мы дружно и набились. Причем набились битком до состояния, что нельзя было поднять или опустить руки. Вся эта молодежная масса внутри салона оживленно галдела, девочки вперемешку с мальчиками были только «за» такие нечеловеческие условия, и автобус, полный позитива, повез нас куда-то по ухабинам, именуемым в здешних местах дорогой.
Городок был небольшой, но действительно очень древний. Кое-где проступали старинные полуразрушенные элементы башен и стен. На самом высоком холме стоял огромных размеров замок, так и не тронутый веками. Наверное, не одна армия, пытавшаяся пройти эту местность, разбивалась о стены этого замка, как волны о каменный пирс. То там, то тут в городе возвышались огромные многовековые дубы, ещё помнящие былое величие этих мест. Но сейчас улочки города, ничуть не чище тех, что я вчера покинул, были дырявыми, покосившимися и выглядели, по большему счету, немощно. Старинные крепостные сооружения обросли постройками времен прошлого или позапрошлого века, не выше четвертого этажа в высоту, а окрестности перешли в деревенские дома, почти не имеющие индивидуальности.
Первым делом мне нужно было найти жилье. Отель для меня был слишком дорог, поэтому нужно было искать вариант попроще. Я обратился к одной из женщин, явно местной, и объяснил свою ситуацию.
– Извините, не подскажете, где я смог бы снять жилье на недельку-другую, общежитие или что-то подобное?
– На недельку-две? – переспросила женщина подозрительно, с явно непонимающим видом.
– Мне нужно узнать о поступлении в академию, а остановиться негде, – словно оправдываясь, уточнил я необходимость в жилье на такой срок.
Она на время задумалась, подбирая варианты, и ответила на языке, который я не совсем понимал. По моим переспрашиваниям и уточнениям поняла, что я не всё понимаю, и быстро, хоть и с недовольным выражением лица, перешла на понятную мне речь.
– Как же вы планируете поступать учиться, если не знаете языка, на котором ведется преподавание?
– Как раз это я и приехал выяснить. Языки мне даются очень легко, дело пары месяцев – и всё.
Она слегка нахмурилась, но решив, что это не её дело, просто ответила на мой вопрос.
– В общежитие принимают только уже поступивших студентов. Квартиру на такой короткий срок вам никто не сдаст, скорее всего, лучшим вариантом будет снять комнату. Вы возьмите газету с объявлениями, там будет раздел «сдам», там и ищите.