Чёрный конгресс

– Шутишь? – ухмыльнулся Егор, – сюда лохи не попадают! Да нет больше никакой финансовой системы, это все спекулятивный пережиток прошлого.

– А как же товарообмен?

– Да именно так, товар на товар, в допустимой для сторон пропорции… Все ведь можно просчитать в Цифре. Умные люди так и делают. Сиди ровно, я сейчас тебя экипирую, и спрашивай всё, что тебе надо, а у меня еще курсовая на выходе, пойду попотею. Удачи!

Рабочий день прошел в шлеме. Василий сгрузил в свою память практически весь исторический путь земной цивилизации, правда – в общих чертах. Убедился, что первоначально успешно осваивавшие Африку земляне из заложенной в них Созидателем любознательности мигрировали по всей планете. Научились земледелию, приручали животных, извлекали руду и плавили металл, и неутомимо сражались друг с другом, племена с племенами, народы с народами – за ресурсы, за пленников и женщин, за власть…

Войны были их сопутствующим условием для развития! А Земля неумолимо шлифовала их самих, цвет кожи, рост, разрез глаз, цвет и фактуру волос, все в соответствии с климатическими условиями регионов. Они забывали, откуда пришли, и место своего рождения открывали заново, с большим изумлением.

Впрочем, всё это было естественно, как и пытливые поиски своего происхождения. Василий, если бы он был заряжен эмоциями, посмеялся бы этой прозорливости землян, их плутаниям в верованиях, догадках о роли инопланетного Разума и Всевышнего. Но он-то был совсем другой породы.

Однако, почему же вечером он, не заряженный эмоциями, сняв с головы шлем и наскоро попрощавшись с Егором «до завтра!», кинулся не в отведенную ему келью, а …к Марии. Отчего она, вопреки устоявшимся здесь правилам, обрадовалась ему больше, чем удачно решенной задаче. Почему они, не обменявшись ни словом, оказались вдруг в объятиях друг друга, сомкнувшись устами, телами. Всем своим естеством так, словно кем-то незримым и всемогущим были так и созданы, – единой формулой жизни.

Василий в эту ночь не был так сосредоточен на исполнении функции, как в первый раз. Он уже шел по любовной стезе в опьяненном состоянии своей силы и уверенности, он нежнее и внимательнее был к подруге, улавливая каким-то ранее неизведанным чутьем, чего ей хочется в каждый последующий момент. Он сам не уставал, но давал Марии передохнуть, расслабиться, чтобы потом снова отдаться безумному животворящему движению.

Через какое-то время они, наконец, распались на «я» и «ты» из этого единого целого, но глаза в глаза умоляли: «не уходи!»

Наконец, Маша решилась высказать мучившее ее желание:

– Пожалуйста, я понимаю, что это нелепость, но мне ужасно хочется выйти на волю, знаю, что невозможно, что безумие, но под настоящее небо! Откуда берется такая прихоть, убей – не понимаю…

Она смущенно улыбнулась, но глаза в глаза подтверждали это ее безумное желание, сейчас же, немедленно, под настоящее небо, которое в эту пору горит сполохами Полярного сияния. Василий не отшутился, он тоже был во власти этого любовного безумия и решился (вопреки всякому предостережению и программным установкам!) на неслыханное.

– Отчего же невозможно, Машенька, для тебя – хоть Луну с неба. Иди сюда.

Он бережно закутал легкое тело в свой полушубок, натянул свитер и брюки, вышел с Машей на руках из дому и одним волшебным движением пересек городок, просочился через сверхпрочный купол и замер. Метель улеглась, сполохи Сияния вели свою ритмическую сказочную пляску, в ста метрах от влюбленных зачарованно застыла пара белых медведей. Маша хотела зажмуриться, но боялась упустить хотя бы миг своего чудесного сна, с этим сиянием, с медведями, снежинками в кудрявой гриве своего черного гиганта, под необъятным, нескованным и неограниченным никаким куполом небом!

Она потом всю оставшуюся жизнь будет вспоминать это видение, таким явственным, живым, взаправдашним был этот сон. А Василий так никогда и не признается, почему рискнул явить свои сверхъестественные способности при свидетелях… Ну, сон и сон!

На следующий день они опять работали каждый на своем месте, Маша – как в лихорадке, путаясь и отвлекаясь от своих мхов настолько, что коллеги заботливо поинтересовались, может, ей нездоровится? Отмахнулась. Сосредоточилась. Решила, что надо облучить подопытные растения гамма-лучами (сполохи не давали себя забыть!) – Неожиданно эффект оказался совсем новым, руководитель станции похвалил.

Василий к фиксации давно пройденных этапов неожиданно для себя добавил аналитический ракурс: ведь ДО эпохи либеральных устремлений весь путь человечества пролегал в четких разграничениях возможностей отдельных особей! Просто надо было тем, которые богаче способностями, поаккуратнее использовать тех, что от природы недобирали ума и талантов. Не унижая, похваливая, оделяя нормальными условиями бытования. Это же очевидно, на поверхности! Откуда гордыня взялась, потребность попирать ногами слабого?

Кстати, они и сегодня структуру общества изменили, а отношение к обделенным не поменяли. Опять низшие категории…помойка… презрение…

Он работал допоздна, опомнился, только когда почувствовал, что Маша ласково снимает с него шлем. Не выдержала, пришла, забыв, что так у них не принято! Василий, заливаясь изнутри теплым светом, подхватил ее на руки, и Егор, увидев эту сцену, просто онемел. Это же что-то из старых романов, давно забытое и не модное! Он сглотнул, помотал башкой и хриплым голосом спросил: «Завтра продолжишь или достаточно?»

Василий ему подмигнул и, бережно опустив Машу на пол, сказал: «А вот как моя любимая скажет, так и будет. Пойдем, солнышко моё».

Слова-то всё какие… нездешние. Егор ошарашено постоял, потом, забыв обо всех своих намерениях и планах на вечер, надел шлем и вошел в раздел старых традиций и верований. Шекспир там какой-то был…не научная история, но говорят – крутой.

А Маша с Василием пошли бродить по кедровнику, хотелось поговорить. По сути, ведь они ничего друг о друге не знали, да и не принято было расспрашивать, всё, что требовалось, изучал доктор, он и определял совместимость. А тут – влечение необъяснимой силы!

– Маша, а ты когда-нибудь бывала в той, материковой России, что-нибудь о ней знаешь?

– Я там родилась. Но совсем маленькой потеряла родителей и после исследования детского бесхозного материала, как потенциально перспективная, попала в лабораторию. Учили, растили… Воспоминания какие-то неясные.

Маша потерла лицо ладонями, пропустила пряди русых волос через разомкнутые пальцы, помолчала. Василий ее не торопил. Он как-то очень близко с нею контактировал внутренне, иной раз ему даже страшно становилось, к чему это может привести.

– А ты сам откуда взялся? Давно в России, бывал на Волге, на Урале?.. Это я из географии помню, но сердцем вспоминаю какие-то зеленые долины, цветы яркие, а главное – огромное небо, синее, черное, то чистое, то в тучах, с солнцем, с луной… Разное! Вот почему-то это небо, тишину, пьянящий воздух помню до сердцебиения. Откуда оно могло возникнуть, если там все заполнено людским мусором, бытовыми и промышленными отходами, если там всё грязь и вонь?! Мы ведь от этого бежали сюда, во льды, к чистоте!

– Машенька, у тебя ложное представление об этой огромной территории, там много всего разного, но там живут люди. Всякие. Есть изуродованные жизнью, есть счастливые, работающие в лесах, на полях, простой труд, простая жизнь… И о ней нет ничего в вашей внутренней сети.

Неожиданно рядом с ними возник Павел, словно из-под куста вывернулся.

– Я вижу, вы отлично поладили, – лучезарно улыбаясь, сказал он, – неужели какой-то общий проект родился? Никогда бы не подумал.

– Да, у Марии есть ранее не обнародованные задумки о регуляции новых течений, – не дав опомниться ни Марии, ни Павлу, деловито ляпнул Василий первое, что пришло в голову. – Нам для разработки нового проекта понадобиться небольшая командировка. Но чуть позже.

Павел понимающе кивнул: а этот новенький – молодец, и пару себе выбрал …перспективную. Внутри у него что-то нехорошо и больно шевельнулось, но не озвучивать ведь недостойные даже не мысли, а чувства, так что ли их раньше называли?

Павел откланялся и убрался восвояси. Мария, лукаво прижмурившись, посмотрела ему вслед. Обойдешься! Василий же был непроницаем. Надо как можно толковее продумать этот внезапно возникший проект. Хотя почему «внезапно», еще когда он бродил по России, много слышал о невероятных планах подогнать через Балтику тепло к этому краю земли. Почему бы и нет?

Но сейчас ему хотелось говорить с Марией о другом. О важном.

– Мы с тобой даны друг другу в ощущениях, для меня это очень новое, странное и сильное осознание необратимой трансформации. Боюсь, что я впредь уже не смогу без тебя обходиться, словно ты – часть меня.

– Как странно ты говоришь, – робко сказала Маша, глядя на него синими глазами снизу вверх, так ощутима была разница в росте. И, казалось, в возрасте. Или в чем-то ещё. Непонятном, но довлеющем. – Мне тоже кажется, что ты – это я, только не смейся, но когда тебя нет рядом, меня сразу берет страх, возникает чувство, что я в опасности…

– Почему я должен смеяться, – Василий с трудом подавил в себе желание взять ее на руки, прижать к себе, приласкать. – Это произошло, и с этим мы будем теперь всегда существовать. Мне даже думать хочется вслух, чтобы ты в этом участвовала.

– И о чем тебе хочется думать? – Она опустила глаза, даже не пытаясь предугадать, что может сказать в следующий момент этот невероятно близкий и абсолютно непонятный человек. Они уже были возле своего подъезда, вернее – у жилища Марии. Одновременно подумали, что хорошо бы здесь укрыться для большого и важного разговора.

– О чем мне хочется думать, – повторил Василий, отталкиваясь от фразы, как от стартовой колодки. – О вашей стране, ее истории, поступательном движении. Только не спрашивай – как, но я видел вашего правителя, он вручал вверительные грамоты послам, и я при этом присутствовал, посмотрел ему в глаза, многое в них прочел. (Маша почувствовала некий холодок, пробежавший по спине, но Василий тут же ласково взял ее за руку – и всё прошло. Она с обостренным вниманием слушала его).

– Страна все время стремилась вписаться в мировой мейнстрим, искала проходы через горы и пустыни, осваивала территории. То прорубала окно через Балтику, то отвоевывала рубежи на Черном море, то в азиатском направлении, – и все с боями. В этом огромном котле оказывались самые разные нации, казалось – несовместимые по менталитету, религиям, традициям. Они научались сосуществовать – вынужденно! И весь мир смотрел на этот бурлящий котел с большим напряжением и недоверием, его хотелось пригасить или, как минимум – накрыть поплотнее крышкой.

– Ты говоришь о вечных санкциях, о блокадах, о давлении?

– Да. Россия пыталась искать союзников, но со временем все договоры о дружбе и сотрудничестве рушились.

– На Земле все время так происходит, со всеми! – Мария улыбнулась. – Здесь нет ничего постоянного, ты же достаточно образован, чтобы знать это, Россия – не исключение из правил, а скорее – подтверждение.

– Ты права, но меня сейчас интересует именно она, здесь моя функция, – как-то непонятно сказал Василий. – Пока вокруг идет конкурентная борьба, в которой все средства хороши, здесь, в этом отгороженном внешним барьером ненависти пространстве, строят и созидают. Здесь был проведен уникальный опыт по смене социального устройства общества, уникальный, многообещающий! Не сохранившись внешне, он продолжает развиваться внутренне. Я это увидел. И дела… Укрепив новым оружием южные границы, страна решила выходить вовне через северные, слава богу, новые технологии это позволяют!

– Ты говоришь об этом новом проекте – Северном морском пути?

– Да там не только дорога по морям Ледовитого океана, но и обустройство прибрежных территорий, инфраструктура, нефтегазовая переработка, заводы по переработке древесины… Кабель невероятной мощи проброшен вдоль всего побережья! И я только понять не могу, почему всё это проектируется в глубокой тайне, является своему народу лишь в совершенном виде? Не чрезмерно ли велик и страшен выставляемый для защиты щит, а вдруг не люди им, а он людьми начнет управлять, выйдет из-под контроля? Ты не поверишь, но когда я попытался задать вашему Президенту этот вопрос глаза в глаза, не произнося вслух, он выставил блокировку, насторожился, и мне пришлось исчезнуть.

– Страхуется! – улыбнулась Мария, – ведь он у нас – разведчик, постоянно чувствует себя в агрессивной среде, ждет подвоха. Мы у себя в городке часто говорим о нем, пытаемся понять, что заставляет его так держаться за власть…

– О, как раз это понятно, он одержим поиском долгосрочной и надежной модели успешного развития в изоляции, то есть хочет разрешить вековечную проблему этой державы. Он хочет жить по правилам в мире, который правила эти повсеместно и во все времена нарушает. Идеалист! Но и они по-своему могут быть опасны.

Мария несколько озадаченно посмотрела на своего любимого, надо же, "идеалист", ничего себе – аналитическое понятие! И спросила:

– Хочешь, я сварю кофе? А ты всерьез решил снова отправиться на материк? Вместе со мной?

Надо было обсудить перспективы нового проекта, командировку, о которой Василий так вскользь бросил фразу Павлу, как о деле уже решенном.

ГЛАВА 5

Муслим бродил по лагерю сирийских беженцев, прислушивался и приглядывался. Нельзя сказать, что на него не обращали внимания, но вовсе не из подозрительности, а скорее от изнурительного безделья. Подбегали ребятишки, которых тут было на удивление много, поднимали в знак приветствия руки мужчины, женщины прятали лицо, но тоже посверкивали из-под покрывал глазками на двухметрового геркулеса: хорош!

А он пытался понять, на что надеются эти люди, покинувшие родную землю и застрявшие здесь на долгие месяцы безо всякой перспективы. Турки их не любили, у этой не шибко богатой нации своих проблем было – не расхлебать. До благословенной Европы беженцам добраться было просто нереально, это же сколько надо судов, чтобы транспортировать многотысячные толпы Средиземным морем! А сушей – через всю Турцию… да никому такой переход с семьями и в голову не придет.

Никакого трудоустройства бродячих толп и ассимиляции никто и не планировал. Их вообще не брали в расчет, просто до поры кормили, обеспечивали водой, терпели, как…козырный туз в игре с европейцами. Под них изредка выделяли какие-то гуманитарные грузы, средства, но это был балласт. Рано или поздно его все равно сбросят. Однако сам балласт об этом не подозревал.

В современном мире землян толпы мигрантов, не способные вписаться ни в прошлое, ни в будущее, были самым печальным зрелищем, словно кладбище живых людей. В разговоре с Муслимом мужчины хорохорились, кричали что-то о своих требованиях, правах, подозревая, что не зря он тут ходит с расспросами, но и в криках звучала тоска. Как животное, попавшее в капкан, кое-кто был уже готов отгрызть лапу, чтобы на своих-троих ускакать назад, к брошенному дому. Но все мосты сожжены, а переправы в новую жизнь никто для них не наводил.

Зрелище невыносимое. Но что его сюда манило? Чувство обреченности здесь вовсе не сопровождалось высоким градусом напряжения! И тут Муслим увидел, что охранники подтягиваются к западным воротам, там наблюдалась какая-то суета. Он моментально туда переместился и увидел армейский кортеж. Машины встали кругом вокруг бронированного монстра, охранник, почти такой же стати, как и Муслим, распахнул дверцу. Вышел сам Эрдоган. С ним были какие-то чины из ООН и Евросоюза, но взвинченный нерв, ток высокого напряжения исходил от Президента.

– Мы приняли на себя эту обузу из соображений гуманизма, кормим беженцев, хотя нам самим после переворота, после мирового экономического кризиса приходится нелегко, а вы еще непрерывно взыскиваете с нас. Как долго Европа будет испытывать наше терпение? – гневно выговаривал он. – Мне проще просто организовать переброску всего этого отребья к берегам Греции, даже Италии, чем ждать от вас подачек! В конце концов, кто бомбил Северную Африку, разрушил в регионе несколько вполне благополучных стран, разве не вы, "цивилизованные" страны? Это же плоды вашей демократизации!

Ему что-то успокаивающе возражали, разводили руками, но было ясно, что этот спектакль тоже не таил в себе хоть какого-то осмысленного финала. Муслим постарался подойти поближе, и на него обратили внимание – охранники предостерегающе подняв руки, Эрдоган, напротив, двинувшись навстречу.

– Вот ты, черный, высокий, подойди ко мне, – властно крикнул он, я хочу спросить тебя, откуда ты пришел, на что надеешься?

Муслим с готовностью подошел, приветствовал правителя на турецком, даже чуть поклонился. Но сжатая пружина внутри Президента оставалась такой же тугой, опасной, внутри всё клокотало. Он спрашивал черного беженца, не надоело ли ему бездельничать, не хочет ли он вернуться к Асаду, согласился ли бы он отплыть на Кипр или в Грецию, или ему непременно надо в Германию, сразу на сытые хлеба. Муслим что-то отвечал, сообразно вопросам, а сам между тем упорно сканировал президентские заботы, терзавшие мозг. Картина была впечатляющей!

Этот турок с манией величия готов был воевать с целым миром одновременно, его не останавливали ни договоры о сотрудничестве, ни рамки военного союза, ни партнерские соглашения: сегодня ты друг – завтра уберу выстрелом в спину! Позволив России строить у себя на территории АЭС на ее собственные деньги, в кредит, получив газопровод, он готовил провокацию на ее границах. Взорванный Нагорный Карабах уже был явью в его планах! Он и сюда приехал, потому что отдал команду о снаряжении трех судов с мигрантами к берегам Италии. Этого от него никто не ждал, но когда-то же должен был состояться прорыв плотины! Они на него там, в Брюсселе, готовят санкции, о правах человека заговорили? – Будет вам о чьих правах позаботиться!

К беседующим подбежал человек с озабоченным лицом, Муслима скоренько оттерли, Эрдоган поспешно сел в машину. Кортеж развернулся, и скоро только облако серой пыли напоминало о визите высоких гостей. Охранники еще постояли, переговариваясь, Муслим услышал: «Да, землетрясение…в Измире, на этот раз очень сильное…земля ходила волнами, как море. Люди погибли. Разбирают завалы, но боятся афтершока».

Президента трясло изнутри и снаружи, и Муслим подумал, что наверное причиной тому он сам, его непомерные амбиции на создание исламской империи, его пассионарность, с которой он готов воевать по всему периметру границ, раздвигая их мысленно – беспредельно! Израиль – вечный враг, Франция – сегодняшний обидчик с ее карикатурами и насмешками над верой, курды – постоянная угроза отовсюду, русские – исторический враг, с которым его страна никак не навоюется, далее – все и везде!

«Странное дело, почему человечество, овладев высокими технологиями, никак не научится соразмерять в своих действиях обретения и потери? Ведь всё так просто просчитывается! – думал Муслим. – Тех же беженцев при первом их появлении можно было организовать на общественные работы в Турции, а не кормить бесплатно. И тут либо поток повернул бы обратно, либо страна получила рабочие руки для развития».

Впрочем, это всё рассуждения, которые транслировать президенту не было смысла. Он расчеты не воспринимал, действовал импульсивно!

Неожиданно Муслим услышал возбужденные крики, повернулся к морю. К берегу бежали потрясенные мигранты, малыши, женщины, старики. Вот и подтверждение тому, что в ярости месть свою Евросоюзу Эрдоган отменить не мог и не хотел ни при каких обстоятельствах. К хлипкому причалу подходили морские лайнеры, лагерь беженцев подлежал эвакуации. Естественно, у берегов европейских курортов их никто не ждал, но ведь балласт когда-то надо было сбросить!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.