Рейс в одну сторону

На следующее утро всё начиналось сначала. Как только Королев после завтрака приходил в мастерскую, он сразу же начинал доделывать то, что осталось с вечера. Каждый раз нужно было торопиться, чтобы не схлопотать нагоняй в виде штрафа.

Обычно через час после прихода Петровича, появлялось «начальство».

– Здорово, молодой! – орал, входивший в мастерскую, Кульков.

– Здорово, старый! – в тон ему отвечал Королев, стараясь перекричать работающий станок.

Так каждое утро приветствовали друг друга мастер и подмастерье, иногда меняя обращение на «очкарик» и «толстый». Никто ни на кого не обижался – все были в одной лодке, в которой надо было поддерживать ровные отношения.

– Сегодня новое задание! – крикнул однажды Кульков, стараясь переорать работающий станок. – Болтов более не точим, втулок разных тоже не делаем, ибо теперь возьмемся за хомуты!

– Какие еще хомуты? – удивился Королев.

– Обычные, как на водопроводных шлангах. Только будут они во сто раз крупнее!

– Это для чего же такая страсть? – вновь подал голос подмастерье.

Кульков бросил на него усталый взгляд и постучал пальцем по своему лбу, на котором обозначились глубокие морщины, до сегодняшнего дня не замечаемые Королевым.

– Для чего-то более крупного, чем обычные шланги! Понял?

Станок Петровича продолжал работать, но, похоже, Кульков был рад тому, что не надо шептать на ухо то, о чем вслух говорить опасно.

– Будем их резать, когда выкройку сделаем! – проорал Кульков.

– А где металл взять: листовой-то давно кончился?

Кульков махнул рукой, мол, выключай станок, и, достав мятую сигарету, щелкнул зажигалкой.

– В течение часа нам должны его доставить из нижнеуровневого склада – вот и будем из него кроить и резать.

– А сейчас что делать? – по привычке проорал Королев, в наступившей тишине.

Кульков почему-то боязливо оглянулся, будто с ними в мастерской был еще кто-то.

– Выкройку будешь чертить, – ответил он, и достал из кармана, сложенный вчетверо лист бумаги, на котором была начерчена схема хомута.

– Это, что называется, сложная кройка. Видишь, сколько выемок и «карманов» надо сделать? Прорези, опять же, посмотри какие вычурные, будто в них иголки какие-нибудь вставлять будут. Короче, вот эту схему нам надо увеличить в девяносто семь раз и всё расчертить на миллиметровке. Потом вырежем шаблон и аккуратненько, точь-в-точь, будем копировать на металл.

– А лазерных установок здесь нет, чтоб без всяких огрехов работу сделать? – спросил Петрович.

Кульков с силой выплюнул сизый дым.

– Ты на компьютере можешь работать?

– Только как средний пользователь, – сказал Королев универсальную фразу, чтобы больше не возникало вопросов об уровне его компьютерной грамотности.

– Вот, то-то, что средний, – огрызнулся Кульков. – Нет, будем по-старинке работать – карандашом и чертилкой.

Петрович кивнул.

– Ну что, сообразил, куда такой стальной «поясок» годен? – Кульков пустил серую струю дыма в потолок.

Петрович задумчиво посмотрел на предупреждающий плакат о запрете курения на рабочем месте. Сдыхавшая неоновая лампа мигала второй день, мотая нервы, но никто не хотел лезть на стремянку, потому что у обоих болели спины.

– Могу лишь предположить вариант с какими-нибудь трубами.

– Правильно, – кивнул Кульков. – Ну, а еще?

– Ну, не знаю, для посуды они явно не годятся.

Кульков усмехнулся.

– Для вентиляции – тоже сомневаюсь: здесь все воздуховоды квадратного сечения, а наша выкройка – для круглых труб.

Кульков снова задумчиво кивнул.

– Если только… – Петрович остановился в своих гаданиях.

– Ну-ну, – поторопил его Кульков.

– У меня, правда, это лишь дурацкое предположение… Если только речь не идет о каких-нибудь ракетах.

Кульков кивнул.

– Вот и я так думаю, – сказал он, вновь тыкая сигаретой в станок.

– Неужели вы думаете, что здесь есть ракеты? – спросил Петрович.

– А почему бы и нет? Остров, как ему и положено, изолированная территория: до материка почти две тысячи километров, как мне здесь говорили. Полста лет никто не мешал местному руководству всё здесь так организовать, чтобы…

– Не может быть… – прервал его Петрович.

Кульков поднялся со своего места.

– Ну, может, не может, а мы должны заниматься нашим заказом.

– Я только одного не пойму, зачем ракетчикам нужны хомуты?

Кульков наморщил лоб.

– Ну, очевидно, для корпусов. Больше я ничего придумать не могу.

– А что с корпусами не так: проржавели, треснули, или потерялись?

Кульков устало посмотрел на Петровича.

– Ты меня, что ли, спрашиваешь? Иди к ним сам и спроси, а они тебя пошлют куда подальше.

– Ну, понял я, чего там, – буркнул Королев.

– Понял – прекрасно, только от меня отвяжись – без тебя тошно.

– А что случилось?

– Ничего такого, – ответил Кульков, – только, вот, зарплату чего-то сегодня не дали.

– Почему?

– Не знаю.

– Ну, так узнать надо.

– У кого я узнавать-то буду? – взволнованно спросил Кульков, и вновь полез в карман за сигаретами.

– Полагаю, у Наумочкина – он у нас здесь всё знает.

– Правильно полагаешь, – отозвался Кульков, – вот у него и спрошу.

Пару минут они просидели в полном молчании. Наконец, Петрович почесал в затылке, и сказал:

– Да, работы предстоит не на один час.

– Я бы сказал, не на одну неделю, но говорить этого не буду, – ответил Кульков. – Ладно, давай, принимайся за работу. Поищи сначала копирку: где-то здесь должны быть метровые листы для крупных заказов.

Королев кивнул и пошел в дальний угол мастерской к большим деревянным шкафам, где хранились инструменты, свёрла, резцы и прочий слесарный скарб.

Когда он открыл нижнюю дверцу среднего шкафа, то увидел там толстые рулоны каких-то схем. Вместе с ними лежали обрезки миллиметровой бумаги, но копирки Петрович не нашел. Тогда он полез в соседний шкаф: та же история – нет копирки.

– Не могу найти, – сказал он Кулькову, поднимаясь с колен и отряхивая брюки от железных опилок, разбросанных по всей мастерской. – Чего делать-то? Где искать?

Кульков сделал пару затяжек, и, швырнув окурок в поддон токарного станка, вышел из комнаты.

Петрович остался один. К нему подошел скучающий кот и один раз мяукнул.

– Жрать, наверное, хочешь? – спросил он у кота.

«Наверное, хочу», – ответили изумрудные глаза, и кот облизал свой нос тонким розовым языком.

Петрович вздохнул и пошел в столовую, чтобы прихватить что-нибудь для кота, да и самому перекусить. По пути, он надеялся догнать Кулькова и узнать, где можно заказать копирку, если уж никак ее нельзя найти в мастерской.

Когда Петрович шел по длинному коридору, он так и не встретил Кулькова – тот, скорее всего, убежал далеко вперед, или же нырнул в какую-нибудь лабораторию: на днях там, говорят, обновился женский персонал.

Дойдя до столовой, Петрович столкнулся в дверях с Наумочкиным.

– О, добрый день! – радостно сказал Наумочкин. – Как дела?

Королев почувствовал слабый запах алкоголя, исходивший от Наумочкина.

– Здрасьте, – ответил он, – нормально. Моё начальство мимо вас не пробегало?

– Н-нет, – весело ответил Наумочкин и оглянулся по сторонам, видимо стараясь отыскать Кулькова среди людей, набившихся в столовой. – Слушай, Петрович, он тебе в слесарке не надоел? Чего ты за ним гоняешься?

Королев промямлил:

– Да, понимаете, ему зарплату не перечислили, вот он и ушел вас искать, чтобы разъяснить этот вопрос.

Наумочкин серьезно посмотрел на Королева.

– Во-первых, чего меня искать, когда я такими вещами не занимаюсь. Во-вторых, это не ваше дело, господин Королев, что ему зарплату не дали. Если у человека возникают финансовые затруднения, то он обычно обращается в финансовую часть, которая у нас прекрасно функционирует. У меня же задачи вполне конкретные – вводить в курс дела новичков вроде вас, не более того.

– Понял, – тихо сказал Королев.

– Прекрасно! – резко ответил Наумочкин. – Еще есть вопросы?

Королев пожал плечами.

– Да так, был один нюанс, связанный с текущим заказом…

– Что за нюанс?

– Понимаете, мы тут предположили, что заказанные нам хомуты годятся для каких-нибудь ракет. Вот я и спрашиваю.

Наумочкин вздохнул и, положив ему руку на плечо, отвел Королева в сторону.

– Если шила в мешке не утаишь, значит, так тому и быть. Да, действительно, на объекте существует такая… служба. В общем, вы же в курсе, что всё новое – это хорошо забытое старое?

– Да, в курсе, – ответил Королев.

– Так вот, – продолжил Наумочкин, скрестив, для солидности, руки на худом животе, – в середине девятнадцатого века был такой оружейник Кристофер Майнер Спенсер. В тысяча восемьсот шестидесятом году он изобрел для винтовки прикладный магазин, в котором патроны шли друг за другом, то есть, острие пули каждого последующего патрона упиралось в капсюль предыдущего. Под воздействием мощной пружины патроны выталкивались в ствол для последующего выстрела. Почти по такому же принципу устроена и наша ракетная шахта. Она чрезвычайно сложна в своем устройстве, но очень проста в использовании. В нашей шахте находится примерно сто ракет. Их могло бы быть намного больше, но, поверьте, что общей убойной силы этих «малюток», содержащейся в их зарядах, хватило бы для уничтожения нескольких городов-миллионников. Так что, наш остров – довольно грозная сила для того безумца, который однажды вознамерится напасть на нас. Что касается расположения ракет, то здесь всё очевидно: они отделены друг от друга толстыми плитами, сделанными из наипрочнейшего материала, который, кстати, создан на нашей базе. При запуске ракеты номер один, то есть, самой верхней, отработанные газы уходят в шахту, не причиняя вреда внизу стоящим ракетам. Газы проходят сквозь щели, специально оставленные между торцами защитных плит и стенами шахты. Ракетная шахта состоит из жаропрочного бетона, так что угрозы повреждения стенам нет. Отработанный газ, пройдя около сотни метров, выходит в боковой туннель, выходящий наружу – в сторону океана. Иногда, когда делаются пробные запуски, можно видеть, как пламя вырывается из «окон», сделанных по всей высоте горы. Но, как вы уже поняли, это могут видеть только туристы, которым заранее говорят о вулканической активности Пико, правда, не опасной в то или иное время года.

После запуска верхней ракеты, плита, стоявшая под этой ракетой, отодвигается и автоматически сбрасывается на дно шахты, где ее потом подбирают и складируют – она еще может пригодиться в будущем.

– И это всё? – наивно спросил Королев.

– Да – всё, – ответил, улыбаясь, Наумочкин. – А теперь, идите и работайте. Если вдруг я увижу вашего босса, то непременно ему передам, что вы его искали.

– Спасибо, – ответил Королев и пошел обратно, к себе в слесарку.

Когда Кульков вернулся обратно, Петрович все-таки чудом отыскал копировальную бумагу.

– Привет, – удивился Кульков, – где ты ее нашел?

Королев тряхнул головой.

– Сроду не догадаетесь.

– Ну-ка, ну-ка, давай, жги.

– Короче, возвращаюсь из столовки, и вижу – кот вылезает из под шкафа и мяукает: опять, значит, жрать просит, как в прошлый раз. А я из столовки как раз хотел ему принести, да забыл… Ну, не важно. Так вот. Вылезает кот, орет жалобно, на меня смотрит, не отрываясь. Потом, раз – снова под шкаф, и оттуда орет. Я наклонился и посмотрел туда – в темноту. Смотрю, значит, белеет что-то, будто плакат какой. Я лег на пол, залез под шкаф и тихонько вытащил этот лист – оказалось, что это копирка.

– Ну, ты и молодец: хоть по всему объекту искать не пришлось. Коту спасибо надо сказать. Ладно, давай снова иди в столовку и принеси ему что-нибудь в награду. Да побыстрее, а то у нас сегодня еще конь не валялся.

– Понял вас, – сказал Королев и снова пошел до столовой, надеясь в этот раз не забыть про голодного кота.

Глава 8

Королев с головой ушел в работу. Увеличение чертежа и его последующее копирование доставило ему много хлопот. Работа заняла почти неделю. Пришлось повозиться с черчением мелких деталей, а Королев еще в школе не отличался аккуратностью, так что, нужно было кое-что переделывать.

Наконец, шаблон был готов, и этот единственный образец послужит мерилом для всех последующих изделий, которые никак не должны отличаться от предыдущих. Петровичу снились толстые и тонкие линии, процарапанные на металле, который, кстати, тогда, неделю назад, так и не доставили. Уже в конце недели Кульков с кем-то ругался по внутреннему телефону, объясняя, что у них не сто рук, и что никто не потащится в такую даль. Он в гневе бросил трубку на рычаг и закурил пятую по счету сигарету. Петровичу не понравился взгляд Кулькова, но он не торопился спрашивать, в чем дело.

Через несколько минут после неприятного разговора, Кульков сам подал голос:

– Короче, Гриш, надо будет тебе ехать на тот остров, где гора, и самому доставлять сюда материал. Могли бы, конечно, и вдвоем поехать, но мне приказано не оставлять слесарку без присмотра – вдруг что случится, а здесь никого нет.

– Я так понимаю, что займемся мы этим завтра? – с надеждой в голосе спросил Королев.

– Правильно, Гриш, понимаешь – завтра. А теперь, иди – отдыхай. Вон и кот, видишь, довольный, лёг на свое любимое место.

Королев посмотрел на старый письменный стол, за которым никто из них ни разу не сидел, да и не собирался. Заваленный кучей разных бумаг, с зеленой лампой в правом углу столешницы, за ненадобностью, придвинутой к самой стене, стол был покинут лет десять назад. С него ни разу не вытирали пыль, не смахивали с ножек паутину, клоками повисшую, словно куски старой серой тряпки. Вообще, весь тот угол был каким-то заброшенным, и никто не стремился вдохнуть туда хоть сколько-нибудь жизни. Вот в этом «мертвом» уголке кот и нашел свое лежбище: никто не гнал его с вороха бумаг, а ему и то радость – пошелестеть когтями по скрученным ватманским листам, покрытым желтой сантиметровой пылью.

Петрович пошел отдыхать, а Кульков остался в мастерской по какой-то своей надобности.

Придя в комнату отдыха, Королеву бросилось в глаза, что никто не лежал на своих кроватях – все были, что называется, на ногах – шел оживленный спор сразу между всеми, кто сейчас был здесь. Такого Королев еще не видел – сотня человек, спорящих о том, что столовую закрывают, и что теперь есть они будут здесь, в этой самой комнате.

– Тогда все тараканы к нам сбегутся, – говорил один.

– Не бойся – их давно здесь нет: радиация давно всех убила.

– А, может, совсем наоборот – вскормила? – отозвался третий спорщик. – Слыхали, на днях кто-то заявил, что все они живут в метро, и так же, как в крупных городах, достигают довольно внушительных размеров и изобилуют многообразием форм.

– Да ладно вам придумывать, Степан Викентьевич. Вы еще скажите, что обыкновенный таракан вдруг превратился в необыкновенного, скажем, гигантского краба…

– А что вы думаете – и скажу: да, таракан мог стать крабом, если дать ему жить рядом с морской водой, ежедневно облучая его малыми дозами радиации. Учитывая специфику работы наших лабораторий, не удивлюсь, что в метро уже выросло такое чудо-юдо, что, раз взглянув на него, вмиг забудешь и свое имя, и собственный идентификационный номер.

– Вы, разве, его еще помните, уважаемый Степан Викентьевич?

– Я всё помню! – воззрился тот разгневанными очами на своего визави. – Я всегда должен помнить свой номер. На всякий случай. Тем более… Тем более, в этом страшном месте.

– Почему же страшном, позвольте вас спросить? Вот мне, например, чрезвычайно комфортно работать под искусственным освещением семнадцать часов в сутки – я чувствую себя нужным коллективу, и, следовательно, не зря живу на свете.

– Вы сейчас смеётесь что ли? – чуть не плача отозвался Степан Викентьевич. – Какая может быть радость, когда сидишь на вулкане, да еще знаешь, что кроме участи смертника, нам здесь ничего не светит? – он дрожал от гнева, и готов был кинуться с кулаками на собеседника, но понимал, что двухметровый бородатый детина, профессор по микробиологии, Курт Люттэ, при желании, сомнет Викентьича в комок, и выкинет в окошко, нарисованное на стене комнаты.

– Этот спор мне положительно надоел, Степан. Давай-ка, лучше, в шахматишки перекинемся, а то опять не уснешь от нервов, – басом прогремел гигант на всю комнату.

Его товарищ странно дернулся при последних словах и пошел к своей тумбочке за шахматной доской.

Между тем спор в комнате не утихал: всем хотелось знать, что же будет со столовой, и кто, собственно, будет им приносить еду в таких количествах. По сути, предполагалось, что завтраком, обедом и ужином будут кормиться одновременно триста человек, а это не совсем легкая задача – три раза в день таскать еду в другой конец коридора, то есть, примерно, полкилометра.

– А почему столовку закрывают? – спросил Петрович у Люттэ.

Бородач к нему обернулся и сказал:

– Никто не закрывает нашу столовку – просто они временно отдают помещение под фармацевтическую минифабрику, потому что все тесты прошли успешное испытание, и теперь надо, в срочном порядке, приступать к изготовлению вакцины, а кабинетов не хватает.

– А где они будут еду готовить? – спросил кто-то из толпы.

– Не наши проблемы, – громко ответил бородач, – этим занимается администрация, поэтому не надо паники!

Тут его прервал Степан Викентьич, грозно сверкая очками и потрясая шахматной доской:

– Уважаемые коллеги, давайте уже расходиться по своим делам.

Петрович понял, что сказанное относилось больше к нему, чем к Люттэ. Он извинился и отошел в сторону. Чудесным образом все спорщики, следуя примеру «шахматистов», как по команде, стали расходиться по своим углам, берясь, кто за карты, кто за телевизионный пульт. Через пять минут в комнате наступила полная тишина – спорить было более не о чем: обо всем позаботится руководство, а остальное – суета.

Глава 9

На следующий день Королев вновь столкнулся с Наумочкиным, правда, тот куда-то страшно спешил, и, едва поздоровавшись, бросил на ходу:

– Позже поговорим, только напомните мне обязательно!

– О чем напомнить? – сказал самому себе Петрович, видя, как мелькает спина убегающего Наумочкина.

Когда он пришел в слесарку, Кульков был уже на месте. Рядом с ним стоял человек в военной форме, которому Кульков что-то горячо объяснял, а тот всё время вертел головой в разные стороны, будто вокруг него летала муха.

– Вот, кстати и он, – сказал Кульков, показывая рукой на вошедшего Петровича. – Знакомьтесь, это майор Орешкин, а это – Григорий Королев.

– Очень приятно, – отозвался офицер и протянул руку. Петрович пожал ее, и майор, попрощавшись с Кульковым, пошел на выход.

– За мной, пожалуйста, – сказал он Петровичу. Королев не успел даже поздороваться со своим начальником, а тот и не настаивал – лишь рукой махнул, иди, мол, скорее отсюда, а то…

Офицер шел впереди. Королев думал, что, наверное, ему не удаться поговорить с этим человеком по поводу того, куда они направляются, хотя он догадывался, что их путь лежит прямиком к метро.

Шли они быстро. Офицер, не оборачиваясь, шагал четким уверенным шагом, как на параде. Петрович еле за ним поспевал, но не жаловался.

Наконец перед ними показались широкие стеклянные двери с надписью «Вход строго по пропускам». Майор вставил пластиковую карту в щель считывателя, приделанного на двери, и, пропуская вперед Королева, закрыл за собою дверь. Они вышли на перрон, помеченный номером первым, о чем ясно говорил маленький желтый плакат с черной цифрой, свисавший с потолка. Потянулись скучные минуты ожидания электрички, когда они стояли за красной линией безопасности. Королеву хотелось как-то скрасить короткую скуку, и он решил слегка разрядить обстановку:

– А правда, что в тоннеле есть огромные тараканы в виде крабов? – задал он глупый вопрос майору, когда прошло минут пятнадцать после того, как они вошли в метро. Майор удивленно посмотрел на Королева, но промолчал. Как ни странно, Петровичу стало легче от того, что он выговорился таким вот образом, и, на сей раз, решил молчать вплоть до того момента, пока тот сам с ним не заговорит.

Наконец, подошла электричка. Старые вагоны, возившие людей с середины семидесятых, выглядели, тем не менее, как новенькие. Бригады мастеров тщательно следили за состоянием корпусов, применяя для их обработки новейшие синтетические средства. Вообще, особая обстановка на островах каким-то непостижимым образом влияла на Королева. Он не мог себе объяснить, почему, например, все вещи, которыми он пользовался – от зубной щетки, до токарных станков, не стареют, и выглядят так, будто только что сошли с конвейера. Внешний вид вещей странным образом влиял на Королева, будто он тоже, вместе с ними, обновлялся, становясь моложе, когда касался их рукой, или проходя мимо них. Эта уверенность в тонких, невидимых глазу, переменах, была его единственным секретом, которым он ни с кем не хотел делиться. Он чувствовал, что именно в таком молчании ему становится по-настоящему хорошо и спокойно под трехкилометровым слоем земли. Остров, напичканный тайнами, сам сделал Королева живой тайной, эдаким ходячим секретом, который не хочется никому открывать.

Ехали, по-прежнему, молча. Королев обратил внимание, что за шесть километров пути, майору несколько раз хотелось что-то сказать, но он постоянно себя удерживал, потому что Королев был человеком для него новым, и офицер, видимо, опасался, что их разговор может быть передан наблюдающему органу, который, несомненно, тут существовал. Эта догадка молнией пронеслась в голове Королева и он не стал давать повода майору заговорить с собой. Он даже демонстративно отвернулся и уставился в большое квадратное окно, где, кроме черноты, ничего не было видно.

Королев мысленно прикинул, что если скорость электропоезда сто километров в час, то путь в шесть километров они преодолеют за три с половиной минуты. Был, правда, один момент, когда скорость значительно снизилась, но потом электричка настолько ускорилась, что только свист от колес стоял под полом.

В самом конце пути, майор повернул голову к Петровичу и сказал:

– Обратно поедете по аварийной ветке. А дома уже разгрузитесь с обратной стороны своей мастерской. Это понятно?

Королев кивнул, не проронив ни слова.

Вскоре они прибыли на место. Это был точно такой же перрон, в середине которого стоял столб с надписью «Перрон № 2». В конце огромного зала поблескивали двери трёх лифтов, видимых с той точки, где стоял Королев. Майор быстрым шагом снова шел впереди – они направлялись к лифтам. Широкие двери грузовых лифтов показались Королеву настолько высокими, что он не поверил словам Наумочкина о двух с половиной метрах в высоту, если только сам Королев не убавил в росте за время поездки в метро. Ненароком мелькнула мысль о чрезмерном употреблении кислородных коктейлей, но, постоянно слыша об их пользе, он постарался об этом больше не думать. Подойдя вплотную к лифтам, майор нажал кнопку вызова. Петрович прикинул, что пара минут у него есть и обошел вокруг лифтовую «восьмерку». «Да, красиво», – подумал он, завершая «круг почета». Лифты смотрелись цельным железным столбом с едва заметными швами дверей. Точно пригнанные детали создавали впечатление, что всю конструкцию вылили из единого куска металла и установили здесь, снабдив, для красоты, кнопками вызова. Если бы не эти кнопки, то было бы довольно трудно отделить одну кабину лифта от другой. «Кому нужна эта красота, если ее никто, кроме нескольких человек персонала, не видит?», – вновь, с сожалением, подумал Королев. Наконец лифт подъехал. Майор вставил прозрачную пластиковую карту в едва видимую щель над кнопкой вызова. Что-то щелкнуло внутри стальной стены, и двери, с мягким свистом, вышли из своих пазов ровно настолько, что майор мог просунуть ладонь и распахнуть одну дверь за другой. Вошли в просторную кабину, которая была явно больше, чем кухня Петровича в московской квартире. Ехали быстро. Лифт набирал скорость так, как если бы за ним, в темном лесу, гнались разбойники. Майор спокойно смотрел на закрытые двери. Королев же не мог стоять на месте, как оловянный солдатик, и повернулся к противоположным дверям, которые были более заметны, чем внешние. Так же, как и снаружи, на правой стороне внутренних дверей была еле заметная щель для карты доступа.

Приехали довольно быстро. Вышли в мрачный коридор, бывший не таким широким, как около метро.

– Мы сейчас находимся внизу на глубине семь километров, – подал голос майор. – Идем на склад, где собраны, как новые, так и отработанные материалы.

– Понял, – ответил Королев, ясно осознавая, что кроме этого слова, он больше из себя здесь не выдавит. Темный коридор с зелеными стенами как-то странно действовал на психику. Петровичу хотелось скорее загрузиться и, не оглядываясь, покинуть это место. «Чем больше смотришь на горшок, тем дольше он не закипает», – вспомнилась ему вдруг старая поговорка. И чем сильнее он будет хотеть вырваться отсюда, тем дольше и томительнее будут минуты ожидания свободы от тесных стен.