Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга

Я быстро-быстро помылся к профессору – не для показа, что профессор не справится, а просто для моральной поддержки. Профессор к моему приходу аорту мобилизовал выше и ниже дырки (молодец!!!). Я между двух пальцев аорту пережал ниже дырки (АОРТА БЫЛА ПОВРЕЖДЕНА НА ЧЕТВЕРТЬ ОКРУЖНОСТИ), а профессор зажим Сатинского наложил выше и стал ушивать на моём пальце. Ушил – пальца не проколол!

Такой фильздипец случается не столь уж редко на выездных показательных выступлениях – закон подлости называется.

У меня вопрос: что бы вы стали делать дальше, после ушивания аорты?

Комментарий одного российского хирурга:

«Э, нет, Вячеслав Дмитриевич… Это оттого, что упомянутого профессора некто раньше времени прохвалил на всю Сеть. Долго ли сглазить-то в нашем деле?

Все под богом ходим: кто под китайским, кто под японским…

А профессор ваш молодец – это точно! Не только продырявить сумел, но и заткнуть! Блеск!!!

Более того: иной раз фильздипец на показательных выступлениях бывает хорошо подготовлен».

Мой ответ на комментарий:

«Он – профессор – мне и сейчас очень нравится. Мужик и спаечный пузырь жёлчный удалил, и из дерьма с разрывом аорты прилично вышел. Не всяк в его гостевом положении стал бы продолжать операцию на радикализм. Тут срабатывает инстинкт самосохранения: «Не буду оставлять после себя трупа».

Настроение у него, конечно, подпортилось, что тоже вполне понять можно.

Примечания по существу его техники оперирования.

(1) Абдоминальный этап был затянут из-за игрищ с «гармоник»-скальпелем. При хороших ассистентах мобилизация желудка по схеме «зажим-режь-вяжи» идёт быстрее.

(2) Использование большого пальца для «рассечения» межребёрных мышц до позвоночника – именно до позвоночника – непременное условие успешного расширения торакотомной раны и из переднебокового доступа. Мне не понравилось рассечение кожи и мышц почти до позвоночника – травматично, а если упомянутый манёвр имени «большого пальца» не выполнен, то и этот травматичный разрез не обеспечивает достаточного доступа.

(3) Пищеводно-желудочный анастомоз аппаратом, введённым через дырку в кардии после отсечения пищевода… К такому приёму вынужден был прибегнуть мой профессор Пирогов для того, чтобы покончить с «демократическим» подходом хирургов к формированию пищеводно-желудочного анастомоза – эта «демократия» обеспечила высокую летальность. Диктатура нормализовала положение до уровня «средне-российского». На эту тему можно говорить много пустого.

* * *

В главный провинциальный госпиталь в Полокване пару месяцев назад прибыл молодой доктор Легоди, только-только получивший диплом специалиста кардио-торакальной хирургии.

Перед Новым 2008 годом в местной газетёнке нашей Лимпоповщины появилось ура-ура-урашное сообщение «Первая операция на сердце в Лимпопо-провинции»…

Это весть дошла до меня на три недели позже с комментарием:

– Ребёнок с мёртвой корой головного мозга всё ещё на аппарате лёгочной вентиляции…

Ещё через пару дней встречаю кардиоторакального хирурга:

– Как ваш ребёнок – жив?

Хирург отвечает с широкой улыбкой:

– Жив… Он будет жить… Эти операции здесь нужно начинать…

… Ребёнок умер несколькими днями позже.

134. Не верь никому, прежде всего – не верь самому себе

В хирургической практике есть множество бесконечных тем – это те, о которые можно ушибаться множество раз. Оттого-то и появилось выражение «не верь никому, прежде всего – не верь самому себе».

Как это – «не верь самому себе»?

Да, просто будь готов поменять своё мнение и свой план на любом этапе обследования-лечения больного. Применительно к хирургии можно сказать: будь готов отменить хирургическое вмешательство даже тогда, когда больной уже в операционной или уже на операционном столе, когда он уже под наркозом или когда у него уже открыт живот/грудная клетка.

Или деньги, или удовольствие: ранение мезентериальных вен 1. Ранение мезентериальных вен

На сегодня назначена презентация русскоговорящей колонии наших картинок о поездке в Европу. Договорились на 14 часов. Ровно в 13:00, когда я был уже на пути к дому после обхода моих больных в частном госпитале, заверещал мой селл-фон:

– Доктор Рындин, это доктор Какуджи из Манквенга. Я знаю, что вы сегодня не дежурите, но у меня проблема. Со вчерашнего дня мне оставили больного с огнестрельным ранением живота и гематурией. Я сейчас открыл ему живот – ушил две перфорации в тощей кишке, но нашёл большую забрюшинную гематому. Помогите мне, пожалуйста.

– Мать вашу…

Еду…

Приезжаю…

Моюсь…

Открываю забрюшинное пространство – струя венозной крови.

Похоже, что это крупные ветви – верхней мезентериальной вены…

Две вены… Накладываю краевые сосудистые швы.

Далее нахожу, что на две трети пересечена поджелудочная железа в области перешейка – выполняю субтотальную панкреатэктомию и спленэктомию.

Откуда-то валит жёлчь… Выделяю и пережимаю CBD (Common Bile Duct – общий жёлчный проток) чуть ниже пузырного протока – поступление жёлчи прекратилось.

Откуда течёт? Просмотрел все отделы двенадцатиперстной кишки – ничего не нашёл.

Прошу анестезиолога накачать в желудок раствора флюоресцеина: кишка наполнилась раствором, а никаких следов красителя в животе не прослеживается… Значит двенадцатиперстная кишка не повреждена – повреждён проток?

Перевязываю проток у стенки duodenum и накладываю холедоходуоденоанастмоз бок в бок.

К концу операции замечаю, что петли тонкой кишки приняли нехороший синеватый цвет. Всё-таки мезентерильные вены… Жаль парня – перекрытие мезентериальных вен ничуть не лучше артериального мезентериального тромбоза.

Думаю сам себе: «Доцент Русинов мне за такую операцию бейцы бы поотрывал… Но Русинова – гуру хирургии жёлчных путей и поджелудочной железы – здесь нет».

На всё про всё ушло три часа, которые включали коллапс одного из моих ассистентов и поиски очень старательными сёстрами то того, то сего…

Без четверти пять звоню домой:

– Ну, что там, Тат, все разошлись?

– Нет – у нас перерыв.

Жму домой с мыслями: «Только бы не разбиться…»

Мой шеф и друг, профессор Маховский в прошлую ночь по дороге из Манквенга врезался в выскочившую на красный свет «4×4»… Машина его лечению не подлежит, а самого Маховского спасла пневматическая подушка – ПОКУПАЙТЕ «МАЗДУ»!!!

Наливаю себе, Грине Юдину, Олегу Мацевичу и Саше Опарину по рюмке медовой горилки с перцем:

– Ну, давайте за повод: сдавать экзамены, ездить во всякие Европы, покупать дома… и выживать в авариях! Быть добру!

2. Убил бы…, но прощаю

Нет, что бы там не говорили всякие доктора с птичьими кликухами, Соколы-да-Фальконы, про Бога, а Он есть… И только Он и решает, кому и когда жить-умереть.

В моём представлении случая огнестрельного ранения нижней половины грудной клетки справа (пуля прошла через грудную стенку, лёгкое, диафрагму, печень, правую почку, желудок, общей жёлчный проток, поджелудочную железу, тощую кишку и две венозные мезентериальные ветви) от 10.07.2005 есть такие слова: «К концу операции замечаю, что кишки приняли нехороший синеватый цвет. Всё-таки мезентерильные вены… Жаль парня – перекрытие мезентериальных вен ничуть не лучше артериального мезентериального тромбоза».

Этими словами я и мысленно, и гласно похоронил парня: «Не выживет»…

Но парень выжил и день, …и второй… и третий…и неделю… и десять дней!!!

Мне особенно нечего было делать в Манквенге, но я туда названивал каждый день и справлялся: «Жив ещё? Дааа??? Удивительно»…

Вчера не выдержал и поехал смотреть больного. Мужик плоховат, конечно, но на смертельно больного не тянет. Обезвожен. Из брюшной полости в области мягкого пластинчатого дренажа отходит серозная жидкость – чистая, будто слеза. Такая же жидкость просачивается через швы раны. У мужика понос – стул интенсивно окрашен жёлчью. Желтухи нет.

– Ребята, у больного burst abdomen – кишки прикрыты только кожей. Похоже, что кожа вот-вот лопнет. Его нужно оперировать. Но после операции ему нужна будет интенсивная терапия. У вас в ICU места нет… Я его забираю в Полокване, ОК?

«Ребята» – и два «мистера»[59] хирургии – радостно согласились.

В Полокване я дал задание своему регистрару[60] поставить больному подключичку, наводнить его, перелить кровушки. Заказал место в ICU (Intensive Care Unit – отделение интенсивной терапии). Сегодня рано утречком заказал ему операционную. Медсестра, распределяющая операционные, предложила мне отменить лист плановых операций доктора Марчиша Поспеха. Поляк заоргазмировал от возмущения. – Марчиш, но вы ж понимаете – burst abdomen… кишки наружу выскочили…

Идём с Олегом смотреть больного:

– Боже! Так тут из живота уже кишечное содержимое валит. Похоже, что у меня действительно «чёрный глаз»: если я сказал, что больной помрёт, он и вправду умрёт.

Оперирует Олег Мацевич. Он всё в нашей бригаде оперирует.

Я ему сказал:

– Ты – оперируешь, я – получаю деньги. Так всегда: молодые работают, а старики получают деньги. Чем старее и бесполезнее, тем больше денег. Вечная историческая несправедливость.

Я стою за спиной и смотрю, что же там с кишками.

После снятия повязки сразу стало видно, что в прилежащей к ране тонкой кишке имеется дырка – результат прошивания кишки при закрытии живота (про себя думаю «Убью Какуджи – живота зашить доверить нельзя»). Ещё скопление гноя под левым куполом диафрагмы – при удалении селезёнки в условиях перфорации кишки это довольно частое явление. Перитонит ограничен только участком перфорированной кишки.

Звоню доктору, который закрывал живот:

– Какуджи, иди скорее смотреть, какие чудесные розовые петли кишок у нашего больного с перевязкой мезентериальных вен. Правда, ты ему кишку к брюшной стенке подшил – там теперь дырка. Тебя бы убить следовало, но я тебя прощаю, поскольку кишки у больного живые. Похоже, что Бог решил, что этому парню ещё не время умирать.

Демократически решаем с Олегом, что зашивать дырку в кишке опасно – развалится, так как больной уже две недели живёт на одной жидкости, вводимой ему в вену. Олег накладывает двухствольчатую еюностому, а живот закрывает пластиковым мешком из-под стерильного раствора[61].

Без каких-либо проблем заказываю больному на две недели Ти-Пи-эН (TPN – Total Parenteral Nutrition – тотальное парентеральное питание) – питание через вену. Удовольствие это довольно дорогое, но пока ещё нам доступное. Помещаем больного в ICU.

Через два дня (в воскресенье!) я прихожу в госпиталь и аккуратно удаляю Багота-бэг, затем промываю полость левого поддиафрагмального абсцесса и закрываю живот.

Через еюностому больной теряет слишком много жидкости (желудочный сок, жёлчь, панкреатический сок), а с нею – много-много солей и всяких других крайне нужных нашему телу веществ. Эту потерю невозможно восполнить халявным Ти-Пи-эН.[62]

Ещё через десять дней я призываю Олега закрыть стому.

– Развалится, ВД… – сомневается в правильности моего решения Олег.

– В твоих руках не развалится. Иначе из него вся жизнь через эту еюностому вытечет. Терять нечего.

После операции:

– ВД, у меня очень большие сомнения в анастомозе – кишка ещё очень отёчная. Все швы могут развалиться.

– Индульгенцию выпрашиваешь? Молись за его здравие.

Через пять дней Олег звонит мне:

– ВД, плохо дело – дерьмо валит через швы. Всё развалилось.

– Почему ты думаешь, что это твой анастомоз полетел? Это, может, мой холедоходуоденоанастомоз потёк. Открывай его. Только не торопись. Если там течёт мой анастомоз, ты вглубь не лазь – просто дренажик поставь и уноси ноги. В такой поздний срок свищ наверняка незначительный – закроется.

После операции:

– ВД, всё правильно – мой анастомоз держит хорошо, течёт из области двенадцатиперстной кишки. Ещё гной из-под левого купола диафрагмы. Я дренажи поставил.

Я доложил случай в международной виртуальной конференции хирургов. Предметом презентации было моё удивление фактом выживания больного с повреждением мезентериальных вен. Реакции было мало. Моше Шайн заметил, что он однажды (!) оперировал больного с повреждением этих вен – у больного позже возникло варикозное расширение вен кишечника (такого я себе даже представить не могу).

Ну, если преподаватель общей хирургии, проработавший долгое время в горячих точках мира (Израиль, Йоганнесбург, Нью-Йорк-сити), видел за всю свою карьеру только один подобный случай, я могу быть горд моим.

Русские хирурги практически проигнорировали моё сообщение – два вежливых ответа. Ну, понятно – остальная масса российских хирургов такие случаи каждый день видят.

Моше не удержался от положить какашки в мой восторг:

– …Your patient is not yet out of the wood – Твой больной ещё не выбрался из гроба.

27.08.2005

Сегодня я докладываю, господа коллеги и граждане миряне.

По этому поводу хочу заметить:

– Частная практика даёт нам деньги, а профессиональное удовлетворение мы получаем от работы в государственных госпиталях. Частные больные нередко готовы подать на своего хирурга в суд. Скупая благодарность стыдящихся своей бедности больных, которых ты вытащил из гроба, незабываема – они запоминаются на всю жизнь, становятся твоими родными по крови, по поту, по множеству бессонных ночей…

135. Частная практика: метод тыка

Частной практике на медицинских факультетах ЮАР студентов не учат. Насколько мне известно, этому не учат даже в США. Ну, а уж про Россию или, скажем, Кубу и говорить не приходится. Опыт нелегального или полулегального взимания денег с больных врачами в государственных больницах нынешней России ни в коей мере нельзя назвать частной медицинской практикой. Не имеет ничего общего с опытом частной врачебной практики работа российских врачей в частных больницах России – это просто та же работа по найму… просто с лучшей оплатой труда врача.

Врачи из экс-коммунистических стран опыт частной практики приобретают методом тыка…

136. Частная практика: все ушли… а фронт остался

С 21-го по 24-е августа 2005 г. в Дурбане проходил международный съезд хирургов. Задолго до августа я рекомендовал «айболятам» поехать на съезд даже за свой счёт, если госпиталь не оплатит им регистрацию (250 долларов) – дорогу (долларов 150) – проживание (ещё не менее 400 долларов). Начальство я заверил, что мы с доктором Монсоном обеспечим хирургический сервис в провинциальном госпитале на время отсутствия наших молодых хирургических кадров.

И вот русскоязычная публика – хохол Олег Мацеевич, кацап Саша Опарин и сибирский профессор Миша Пупышев – укатили на пляжи африканского побережья Индийского океана. В том же направлении растворились и все три частных хирурга города (и целой провинции) – старик Кронье, молодой бур Рейфорд и мой друг шонгано Тхлелане Лоуэн, которым я обещал позаботиться об их пациентах.

Таким образом, грядущую неделю хирургическую службу – частного и государственного секторов – всей 6-миллионной Липоповии формально должен был обеспечивать единственный законно зарегистрированный хирург – дед Айболит, которого в России кто-то ещё помнит под именем Славки Рындина. А если не очень формально, то ЮАРовские Джи-Пи (GP – General Practitioners – врачи общего профиля) подготовлены достаточно хорошо для выполнения не очень сложных операций…

Того в России не понять,Аршином русским не измерить:И тут вам мне, едрёна мать,Придётся на слово поверить…

137. Внедрение в частную практику: а зато у них негров вешают!

Очень грамотный и довольно рукастый кубинский хирург Игнат Монсон около двух лет назад порвал с коммунистическим режимом маразматического Фиделя[63] и в этом году добился потрясающих успехов.

Во-первых, семья Монсона получила разрешение на постоянное проживание в стране. Во-вторых, он и его жена (очень хороший анестезиолог) сначала довольно легко сдали экзамены на «ограниченную регистрацию», а потом – с двух заходов – за весь курс медицинского факультета на полную регистрацию с разрешением заниматься частной практикой на правах Джи-Пи. Одно из преимуществ медицинского законодательства ЮАР, которого опять-таки никогда не понять ни одному российскому медицинскому чиновнику[64], заключается в том, что Джи-Пи имеет право выполнять любые хирургические вмешательства – да хоть пересадку сердца! Правда, Джи-Пи получит за такую пересадку (код операции 1302, 2005 Doctor’s Billing Manual) всего 4242 ранда, в то время как специалисту заплатят 5302 ранда и 50 центов…

Игнат и его очаровательная жена, «гуантанамейра» Мария Ортега, тут же купили за 1,5 млн рандов огромный дом – ну, просто дворец! Потом две новеньких машины – ещё полмиллиона. Переоборудовали гараж при доме под свои кабинеты (мне на зависть, прямо скажем!). И стали ждать пациентов. У меня были и есть хорошие отношения с супругами, поэтому я решил помочь. Для создания им рекламы в частном госпитале я стал приглашать их на свои операции.

С Марией дело обстояло значительно проще – она не только умело проводит наркоз при торакальных операциях, но и обеспечивает ведение больных в ICU (отделении интенсивной терапии). С Игнатом дело обстоит сложнее. Любой хирург считает себя лучше другого.

Даже признавая те или иные преимущества коллеги, он сможет разыскать хоть какую-то дефектную нишу в чужом искусстве, где он сам, по его мнению, будет иметь преимущество. Это мне напоминает анекдот из моей юности в «совковии»: «Да-да-да – у американцев и то, и другое лучше, но зато – у них же негров вешают!». Я признаю за Монсоном не только его бесспорно лучшую теоретическую подготовку, но и явное техническое преимущество в хирургии жёлчных путей и поджелудочной железы. Однако есть у Игната «негры», которых он вешает… сам на себя. Речь идёт о его торопливости при выполнении операций – тут его подводит горячий кубинский темперамент. Достаточно сказать, что в хирургии лёгких он при малейшей трудности или кровоточивости идёт на упрощение – накладывает сшивающий аппарат на весь корень лёгкого и удаляет всё лёгкое там, где планировалась резекция только одной доли… За шесть месяцев нашей совместной работы в Манквенге Игнат умудрился у троих больных с доброкачественном зобом пересечь возвратный нерв – оставил больных сипящими на весь остаток их жизни.

138. Внедрение в частную практику: лирическое отступление

Негативная сторона длительной работы в государственной медицине Африки – привыкание к низкой стоимости человеческой жизни: к смерти твоих больных после операции, к осложнениям по твоей вине… В этой связи нельзя не вспомнить просто-таки преступного лозунга советской медицины «Молодые доктора, поезжайте на село за опытом!» – явный призыв отправляться на село для зарезывания российского крестьянства. Но – такова суровая правда жизни…

После прихода к власти в ЮАР чёрного большинства белые врачи стали покидать страну и без всякого труда находили себе работу по всему свету, включая Австралию – этот континент больше подходил бурам по климату. Австралийские врачи взвыли, поскольку они не могли конкурировать с бурами.

Почему? Да очень просто: ЮАР за свои алмазы-золото при дешёвой рабочей силе создала прекрасные университеты с великолепными библиотеками и преподавательским составом. Выпускники медицинских факультетов после окончания учёбы проходили великолепную практику в чёрных госпиталях.

С этого начал свою книгу «Жизнь ничего не значит за зелёной стеной» профессор Z., получивший хирургическую подготовку в Барагвана-госпитале – крупнейшем госпитале южного полушария, расположенном в Суэто, чёрном пригороде Йоханнесбурга.

В марте 1997 г., в первую неделю своего пребывания в Провинциальном госпитале Питерсбурга (так тогда называлась столица Северного Трансвааля), когда я ещё не ориентировался ни в его коридорах, ни в слоняющихся по ним людях, я зашёл в операционную, где два молодых бура пыхтели над удалением червеобразного отростка (аппендикса) у чёрного пациента.

Спрашиваю:

– Вам помочь, доктора?

Презрительное молчание в ответ…

Смотрю – уже живое дерьмо валит через рану…

– Вы уверены, ребята?

– Да-да… Всё в порядке…

– Ну, и фак-ю… – промыслил я и ушёл, чтобы не наблюдать эту вивисекцию.

У больного после операции развился жестокий некротический целлюлит в правой половине живота, от которого он благополучно и скончался… Умер чёрный Максим – ну и-и-и-и… Бог с ним… «Жизнь ничего не значит за зелёной стеной».

Могу добавить, что ребята эти были очень толковые, а один, доктор Этьен Мейер, – так прямо вот-вот уже скоро профессором станет…

139. Внедрение в частную практику: первый блин

После нескольких операций у частных больных, где мне помогал Игнат, я оторвал от себя небольшой хлебный кусок для подарка Монсону.

– Игнат, у меня больной с калькулёзным холециститом… Я не делаю лапароскопические холецистэктомии – мне уже поздновато. Удалишь ему пузырь?

Больного я обработал так:

– Ваш наполненный камнями жёлчный пузырь я могу удалить через большой разрез на вашем толстом животе. Но у меня есть друг – он может удалить ваш пузырь по самой последней хирургической моде – через четыре дырки в животе. Если при лапароскопической операции что-то будет идти не так, мы откроем живот и удалим ваш пузырь обычным дедовским способом. Ага?

Бур согласился.

При лапароскопии Игнат умудрился оторвать пузырный проток от общего жёлчного протока – пришлось завершать операцию лапаротомией. Таково проявление закона подлости в нашей хирургической практике – первый блин всегда комом.

140. Внедрение в частную практику: полный фильздипец

Нам сопли развешивать некогда – продолжаем работу. Её как-то поднавалило прилично – мы с Игнатом каждую ночь что-то оперируем в обоих госпиталях. Заканчиваем частную операцию у женщины, которой в периферийном госпитале частный гинеколог умудрился сделать две дырки в тонкой кишке. Мне звонит мой бывший студент – местный частный Джи-Пи:

– Доктор Рындин, у меня старая леди 88 лет с кишечной непроходимостью…

– Доктор Мэлвил, спасибо за направление мне больной – через 15 минут я посмотрю её в палате.

У бабули, похоже, некроз кишки, ущемлённой в большой грыже брюшной стенки. Зову родственников:

– Как вы решите – дать ей умереть или попробовать продлить ей жизнь? Я вам могу только обещать сделать всё, на что я способен. Но больная может умереть и на столе, и после операции – я не Бог.

Родственники решили испытать шанс спасения. Я звоню доктору Ортеге:

– Мария, бабушка может умереть на столе, но родственники согласны на риск. Я думаю, что через 1–2 часа подготовки мы сможем открыть бабушку. Сообщи об этом Игнату – он мне поможет. А сейчас мы должны ехать в провинциальный госпиталь – там нам с Игнатом доктор Шуленберг холецистэктомию приготовил.

Питер Шуленберг купил за полтора миллиона рандов частную Джи-Пи практику в городишке Лебовахомо в 30 км от Полокване. Он днём пашет в своём кабинете, несколько ночей в неделю дежурит в частном госпитале на приёме и сортировке больных.

При случае даёт наркоз пациентам врачей хирургических специальностей – гинекологов, ЛОР-хирургов, ортопедов и т. д. Если он направляет мне больного для операции, мой долг – пригласить его либо дать больному наркоз, либо ассистировать мне. Только такая многостаночная работа позволяет молодому доктору выплатить банку ссуду, занятую для покупки частной практики, и подобающе жить.

В ожидании момента, когда могу начать операцию, я рассматриваю забавное приглашение на свадьбу Шуленберга:

– Доктор Рындин, моя гёрл-фрэнд очень просила вас быть на нашей свадьбе!

Появляется Игнат. Ждём… Вдруг Игнат начинает:

– Слава, мне неудобно… Ты мой друг…

– В чём дело, Игнат?

– Семья этой старой леди просила, чтобы я оперировал её…

– ???? – но я делаю безразличное лицо – Да, да, конечно… Нет проблем… Она может с одинаковым успехом умереть и в моих, и в твоих руках… Да поможет тебе Всевышний…

– Полный фильздипец… – сам себе думаю – Когда Аллах хочет наказать кого-то, он отнимает у него разум… Зачем тебе это нужно? Лишняя тысяча рандов? Желание быстрее показать своё лицо в частном госпитале? Ну, так ты ведь только-только «блестяще» обделался в лапароскопической холецистэктомии, которую получил из моих рук.

У меня было труднопреодолимое желание сказать этому «быстрому Альваресу»: «Хорошо, я пойду посплю, а ты поищи себе ассистента».

Но бабушку-старушку мы прооперировали вместе – там оказалась перфорированная язва желудка с многодневным перитонитом. Бабушка всё ещё «not out of the wood» – не выкарабкалась. По-моему, Игнат уже сильно жалеет, что связался с этим одуванчиком…