Для чтения без мучения

А чего, в принципе, не праздновать-то? С утра учреждения-управления свои буфеты открывали. Трудящиеся в пролетарском порыве приобретали коньяк без наценки, кубинский ром и болгарские вина. Бутерброды опять же… С копченой колбасой, сыром, балыком… Сдачу, что характерно, давали ирисками. Так что дети шли, груженные ирисками, как солдат неприкосновенным запасом. Зачем ими зубы портить, ежели в этот день "Саяны" можно намешать с "Буратино", заесть московским бабайским шоколадом и икать-икать-икать, пользуясь праздничным шумом.

Однажды я даже потерялся, как сейчас помню. Обучался я во втором классе, и отец решил взять меня с собой. Другие отцы тоже взяли аналогичных отпрысков, таких же юных почитателей революции 1917 года. Пока прародители с пролетарской прямотой обсуждали кубинский ром и личность Фиделя Кастро, мы, соответственно, выработали план действий. Решено было прибиться к оркестру, который в начале колонны дул что-то духовое, напоминавшее нам проезд по городу театра Карабаса Барабаса.

Отцам-основателям мы сообщили, что идем прямо позади оркестра, мешать не будем, шапки снимать не станем, мороженое по случаю холода употреблять не намерены. Основатели, от Фиделя Кастро перешедшие к болгарскому лидеру Грише Филиппову (нам почему-то казалось, что панибратское "Гриша" означает их близкое знакомство, хотя в Болгарии это полное имя), а также болгарскому бренди, согласились. Время было мирное, а музыканты все свои, из автоколонны.

И мы пошли. Оркестр гремел басами, трубач выдувал "Варшавянку", потом – "Катюшу", далее – чуть было не перешел на какую-то "Мурку", но подбежали парторги-профорги и задирижировали "Интернационал". Мы лопали шарики, стреляли из рогатки ирисками, помогали музыканту бить по барабану с обратной стороны, в общем – праздновали.

Колонны нашего района выстраивались в какую-то македонскую фалангу у магазина "Каспий". Там мы отчитались перед отцами-основателями, дескать, все нормально, только друг Диман потерял октябрятский значок и получил подзатыльник ниже поясницы от барабанщика. Отцы отреагировали по-пролетарски сурово, наказав далее не хулиганить. Матери-то дома остались.

А праздник набирал силу. Разнообразные оркестры и гармонисты-одиночки лабали какую-то какофонию, красные флаги образовали некий половецкий шатер, люди орали и обнимались, будто встретились не на Кутуме, а на Эльбе. По самому Кутуму плыли мириады бутылок. Бабушки в телогрейках ловили их сачками, словно дуремарши, ибо 12 копеек.

Потом прозвучала команда: "Стройся", начался небольшой вавилон, и мы с корефанами оказались где-то впереди колонны, а у Димана в руках вдруг возник портрет Громыко. Решив помочь товарищу, мы взяли тяжелого «громыку» втроем наперевес и стали толкать им впереди идущих трудящихся. Сзади напирали, впереди все смешивалось, по бокам орали организаторы. Перед площадью мы окончательно сбились с курса, зацепившись за какой-то другой из бесчисленных оркестров.

А на площади стояли вожди города и области и разные заслуженные товарищи в медалях, от портретов рябило в глазах. Мы подняли нашего «громыку» повыше и пошли. Как советские люди, прямо и гордо. Потому как путь все равно был только один, по площади Ленина. Откуда-то сверху кричал торжественный голос: «Идет колонна Советского района! В этом году они добились чего такого, совсем эдакого, но взяли на себя повышенные обязательства! Гыр-гыр-гыр! Ура, товарищи!». «Ур-р-ра!» – вопили мы, размахивая потретом Громыко. А хитрый Диман умудрился залезть на железную конструкцию на колесах, которую везли труженики обувной фабрики, и ехал, как Махно в тачанке…

Отцы-основатели ловили нас долго. Хорошо, что город – большая деревня, и маньяков еще практически не было. Выловили на Лебедином озере, где мы «громыкой» мутили воду. Потом были пролетарские подзатыльники, воспитательные речи, угрозы домашнего ареста на все каникулы…

И все равно мы были счастливы. Первая "взрослая" демонстрация. Разве же такое забывается?

А ты говоришь…

Отдаю попугая

Кстати, о птичках. Готов отдать в хорошие (нехорошие, умелые, очумелые, загребущие, кривые, потные и прочие) руки замечательного волнистого попугайчика. Очень славный птах. Языками не владеет, абсолютно ничего не понимает. Состояние интеллекта близкое к идиотизму. Орёт дурным голосом всегда, даже в состоянии сна. Кушает очень много. Какает еще больше. Летать не умеет. Пару раз вылетал из клетки, врезался в стену, и после тяжелых контузий был отстранен от полётов. Переведен на диспетчерскую работу, с сидением в клетке с евроремонтом. Основное занятие – самолюбование посредством зеркала. Бесстрашен и дерзок как сокол, если выключен пылесос. Куплен и растаможен на Больших Исадах много лет назад. Цвет – голубой металлик. Имеются дефекты кузова – небольшие потертости и облысение. Причина расставания – искреннее эстетическое желание поделиться чем-то прекрасным с остальным человечеством.

Про детство золотое

30 лет назад сломать себе шею было гораздо сподручнее, чем сейчас. Улица опаснее компьютера. На ледяных горках зимой катались так, что адреналином пахло за версту, особенно если ехать верхом на портфеле типа «дипломат». А летом с этих же горок съезжали внутри деревянных катушек для кабеля, после чего на школьной медкомиссии вопрос: «Были ли у вас сотрясения?» вызывал улыбку. Можно было ехать всемером на велосипеде «Десна» и вчетвером на «Каме». С горы. Еще лучше на мопеде «Рига-7» без сцепления и тормозов (кеды, если помните, стирались за день). Купаться было принято именно там, где красовалась надпись: «Купаться запрещено». А нырять с городских мостов лучше всего друг другу на голову.

Тогда дети, помню четко, воевали не джойстиками, а…чем попало. «Русские» воевали с «фашистами», а «индейцы» с «ковбойцами». Кто первый встал – тот и Гойко Митич. Кто опоздал на улицу – тот фашист. Самострелы с медицинским жгутом, луки со стрелами, рогатки, заряженные (о, Боже!) стеклянными шариками с завода стекловолокна. Медные трубки с завода холодильного оборудования, из которых так ловко было плеваться пережеванной промокашкой. А дымовухи из «неваляшки»? А артиллерия! Не забыли еще? Дихлофосовые баллончики с кусочком карбида внутри, пугачи со спичечной серой, строительные патроны, болты с …ладно, не стоит. И как-то обходились без контузий. Нынешний пейнтбол – это так, курортный вариант.

Зато, говорят, продукты были натуральные. Все верно. Примерное меню конца мая (из личного опыта). Утром – бутерброд с черной икрой (масло-дефицит) запивается молочным чаем. Далее, по пути следования в школу собирается и отправляется в рот придорожный паслен. Он вызывает жажду, которая утоляется из дворовой колонки, подсоединенной непосредственно к реке Кутум. У школы сначала объедается тутовниковое дерево, далее (уже на перемене) поглощаются зеленые ягоды вишни и абрикоса. Можно было разбавить послевкусие цветками акации (они сладкие) и плодами лоха серебристого (его называли фиником). А на обед, в школьной столовой умять макароны с кусочками мохнатой утки, которую умерщвляли методом взрывания. И запить квасом за три копейки из бочки за углом. И заесть гематогеном из аптеки. Да, чуть не забыл. Если повезет и подойдет очередь, то можно было пожевать «жувачку», которая методом «из рота-в рот» гуляет по классу вторую неделю, потому как брат одноклассника служил в ГДР и привез ее оттуда. А если нет «жувачки» подойдет и битумная смола.

Смола портила зубы. Но не так сильно, как школьная стоматология. Лучше было сто раз пропустить «В гостях у сказки», нежели один раз попасть под тогдашнюю бормашину. Даже развешанные в этом «лечебном» кабинете портреты пионеров-героев мало помогали. Детей высверливали, «минировали» мышьяком, чем-то цементировали шурфы, после чего все это выплевывалось. А если в этот день нужно было еще идти на митинг в поддержку Луиса Корвалана, Анжелы Дэвис или еще кого-то из тех краев, то настроение было соответствующим…

Политика, а как же. Попробуй не выучи на политинформации: «Разрядка, развитой социализм, эскалация напряженности». Ну, а красный галстук зачем тогда носишь? Ах, ты на нем «Монтана» написал? Будем ставить вопрос на совете дружины». Вот сейчас я могу сомневаться в том, что Великая Отечественная война была выиграна преимущественно на Малой земле. А тогда за подобные сомнения могли и похода в кино лишить. А если с уроков сбежать в кино, то…там пусто и редкие взрослые говорят: «Андропов, Андропов…»

Улица вообще кишела политическими опасностями. Боялись не маньяков и терриристов, а иностранцев. «Не шляйтесь в районе Рыбвтуза и никогда, слышите, никогда не заговаривайте с иностранцами». Ходила даже легенда – одной девочке иностранец дал яркую конфету. Она непременнейшим образом умерла и теперь ее могила на Старом кладбище светится фосфором. Хотя и среди иностранцев были хорошие, их водили по школам и они рассказывали о национально-освободительном движении в Африке и пели песни Дина Рида. Кроме Дина Рида за-границей почти никто не пел, но если в новогоднюю ночь хватало сил досидеть до четырех утра, то можно было увидеть Марылю Родович, Карела Готта и балет телевидения ГДР (!) в купальниках. Значит, год был прожит не напрасно!

Некоторых иностранцев было принято жалеть, потому что там угнетают. Я еще параллельно жалел жителей Петропавловска-Камчатского, потому что там всегда полночь. На эмоции вообще в ту пору давили часто и безбожно. Совершенно садистски загоняли весь класс на «Белый Бим, Черное ухо», в результате просмотра которого весь кинотеатр «Луч» чернел и покрывался плесенью от слез. Под рассказ про умирающую японскую девочку и тысячу журавликов тоже нехило рыдалось, после чего все шли мастерить журавликов.

И вообще, не надо идеализировать. Детские мечты, например, в ту пору были просто несбыточными. Остаться жить в «Детском мире» или еще лучше в «Луна-парке» на Молодежном проспекте. Вагон эскимо. Посмотреть «Золото Маккены», а то там «до 16…» Мир во всем мире. Собрать марки «Монгол Шуудан». Отключить утром «Пионерскую зорьку». Собаку, Лэсси или Рэсси. Набить бутылку из-под шампанского гривенниками. Индийские джинсы. Магнитофон «Маяк», чтобы записать «Оттаван». Научиться курить «Родопи». Синтетическая футболка с каратистом. Познакомиться с Самантой Смит. Позже – с Самантой Фокс.

Почему-то в то время, детей…не защитили от целой пропасти напастей. И они, дети эти, то бишь, мы с вами, бегали по крышам, лазали по подвалам, жгли костры в степи, искали клады на свалках, дрались, «шухарили», строили шалаши и штабы, переплывали реки на плотах, бесились в пионерлагерях и колхозах. Без сотовых телефонов, камер наблюдения, защитных шлемов и наколенников…Что характерно – выжили.

Про Ганса

Короче говоря, было дело году так в 1989-м или 90-м. Студенчество. Денег нет. И пиво достать сложнее, чем сейчас безалкогольную водку. Талоны, дефицит, аскетизм. В начале лета шествую я в районе 17-й пристани. Навстречу грузчик из «Поплавка», замечательный дядька, на досуге читавший «Бгахават-гиту». Я ему однажды подарил кеды. Он и говорит:

– Серый! По большому секрету! Сегодня часов в пять, с Олинского комбината придут несколько бочек с пивом. Вот тут будут продавать в разлив. Я тебя имею в виду?

– Вова, ты задал глупейший вопрос в своей жизни! Дай Бог тебе здоровья и жену непьющую!

Шанс на счастье был примерно таким же, как если бы сейчас кто-то спросил: «Сергей Николаевич, в Швейцарии дачи раздают бесплатно. Астраханские балбесы в приоритете. Тебе взять?»

Мобильных телефонов тогда не было, но бешеной собаке 20 верст – не крюк. Через час собралась бригада, которой я, заклиная всеми святыми и, небо призывая в свидетели, открыл свою тайну. У бригады перекосило рты, и члены ее зачесались в поисках денег. Пятеро парней запускали руки в глубокие и протертые карманы, ощупывали подкладки, щупали за пазухой. Витек нашел пять рублей. Его подкидывали в воздух как космонавта, пока не ударили кобчиком об столб.

А вот канистра была у Ганса. Звали его как-то иначе, может быть, вполне даже по-русски, но сейчас вспоминается только кличка. Ганс квартировал в районе Больших Исад, снимая у некоей бабки уголок, который он характеризовал как: «Без окон, без дверей, полна горница бл…й». Жить там было в принципе невозможно, но Гансу это не мешало. Из общаги его выгнали за поведение, не соответствующее комсомольскому. В смысле имущества Ганс имел в наличии джинсы, гитару и… всё. Свитер одалживал у друзей, а куртку они с бабкой, похоже, носили по очереди.

Я постучал в сучковатую дверь и обозначился:

– Сова, открывай, медведь пришел!

Избушка отворилась. Открылась картина в духе малых голландцев. На пороге стоял Ганс, обнаженный как Апполон в бане.

– Изволите быть с дамой? – вежливо поинтересовались мы.

Ганс зевнул и сказал:

– Не. Позавчера ушла. Постирался я.

Тут нужно пояснить, что в реестре гансовского имущества имелись также две пары трусов, которые хоть редко, но стирались, и вывешивались на веревку возле дворового туалета на три сотни человек. И надо же… Был именно день большой стирки.

– Жаль, – вздохнул я. Не прочуял, ты, Ганс Христианович, своего счастья. Пиво, понимаешь, не способно ждать просушки твоего исподнего…Давай канистру!

–Пиво! – изумился тезка Андерсена. Метнулся вглубь берлоги и через мгновение выскочил в джинсах, майке и сланцах. В руках у него было две канистры! Все-таки он разбирался в жизни…

Очередь текла быстро, грузчик Вова «подогнал» место в ближнем круге. Ганс больше всех суетился, пел песню: «Мои мысли, мои скакуны», хотя мысль у него была всего одна. Подходящим знакомым он кричал: «Изыди!», и клялся, что занимал очередь еще в апреле.

Две канистры – это сорок литров. Пусть разбадюханного, желтовато-зеленого, но пива! Даже менты завидовали нашей организованной группе. Тогда за распитие на берегу еще не штрафовали, распивать чаще всего было просто нечего.

Ганс потребовал «права первой ночи», поскольку был хозяином канистр. Пил он жадно, как мустанг, проскакавший сотню миль из Мексики в Техас. И довольно урчал: «Что бы вы без меня делали?» Я скромно улыбался, понимая, что мы бы делали без Ганса. То же самое. Чего мы, канистру, что ли не найдем?

Ну и дальше… Вам каждый физиолог скажет, что пиво пить лучше всего возле… туалета. Это так. В нашем случае таковой имелся. Дворовый, шаткий, проваленный, с надписями фривольного содержания. И первым туда пошел....сами понимаете. Ганс. Секунд сорок он молчал. Потом заорал. Завопил! Огласил округу таким ревом, что закачались теплоходы «Комарно» и «Сергей Лазо».

Мы взволнованно переглянулись.

Витек-благотворитель сказал:

– Крысы. Стопудово. Их тут много. Только они нормальных пацанов не жрут. Исключительно гансов.

Дверь открыли. Ганс орал, держась за гульфик. На гульфике была кровь.

Нет, там не было криминала. И нападений не было. Вообще, нечего героического и сверхъестественного. Всё было просто. И довольно неприятно. Носитель немецкой клички, на тот момент не имевший на себе трусов (помните затравку?), застежкой типа «молния» застегнул себе … (милые женщины могут отойти от монитора и заняться своими делами).... крайнюю плоть. Ганс орал…

Как выносят раненых солдат с поля боя? Да как угодно. Если нет ни носилок, ни плаща. Поэтому несли мы его за две ноги и одну руку. В четвертой конечности Ганс держал канистру с пивом. Оторвать ее удалось метро через двести.

Это сейчас такси приходят через пять минут. А тогда не каждый водитель был способен взять на борт такой груз. «Спасти рядового Ганса» согласился лишь дедок на «Москвиче-412». Он спросил:

– Побили что ли?

Мы возмутились:

– Да что вы? Это следствие любви. Познакомился парень с одной вдовой, а она оказалась слишком страстной.

– Это бывает, – сказал дед. Вот помню, году так в …

– Поехали, старый! – заорали мы.

И мы поехали. В травмпункт. Ганс успокоился и лишь тихо подвывал.

К врачу впёрлись без очереди, объяснив людям с переломанными конечностями, что их проблемы – не проблемы, а вот парень героически сражался с двенадцатью хулиганами, используя все органы. Победил, конечно, но был травмирован. Читайте об этом завтра в газетах. А пахнет не от него, а просто воздух такой…

В травмпунктах врачи, ко всему привыкшие. Ганс вышел оттуда через минуту. И сосредоточенно сказал:

– Сука. Нет, ну, сука. Зеленкой все джинсы испачкал. В чем теперь ходить?

Потом спросил:

– А пиво как?

Мы сказали:

– Должно быть нормально. Там Витек остался караулить.

Ганс улыбнулся и сказал:

– Тогда порядок. Он все равно много не выпьет. Поехали?

И мы поехали.

Про мужиков

Иду по Астрахани, встречаю людей. Мужского пола. Еще недавно на дискотеки бегали, джинсами менялись, собирали мелочь на пиво… Теперь – не тот коленкор. Один – миллионер. Кредитов на несколько миллионов, бизнес встал из-за "некоторых юридических несостыковок". Второй – дом строит. Лет десять. С зарплатой в 20 тысяч. Во всем себе отказывает. Особенно – в медицине. Вид – будто полгода лежал в тифозном бараке. Трех дочерей родил в молодости. При помощи жены, конечно. Говорит: "Мне же еще их замуж выдавать, представляешь?" "Не исключено" – говорю. Третий очень любил жену и не любил государство. Такое бывает. Поэтому он всё имущество: квартиру, машину и гараж записал на жену. А она сказала: "Шурик, у меня сегодня в кафе увели перчатки. И еще я полюбила другого". Сейчас живет на даче, философствует. Там "паленка" по 50 рублей, такие "шопенгауэры" получаются! Четвертый работал на двух работах, а вечером таксовал. Инфаркт перенес успешно. Продолжает таксовать. Пятый зарабатывает 12 тысяч (то ли жалуется, то ли хвастает), пропивает 13 тысяч. Живу, говорит, неплохо. А шестой любит воспоминания: "Того-то помнишь? Помер! А того-то? Еще раньше помер! А вон того?" "Что, тоже помер?" "Не-е-ет! Просто чокнулся! Ходит по торговым центрам, улыбается, сам с собой разговаривает".

Как-то так. Медицинская статистика же нам объясняет – мужики очень часто живут неправильно, поэтому – недолго. Многие на рубеже полтинника говорят: "Джентльмены, я пас!" Как-то так…

Вот лежу я на пляжу…

Раньше и трава была зеленее и солнце ярче. Те, кто старше сорока, наверняка, со мной согласятся. Вот взять хотя бы пляж. Это ж было совсем другое дело. Всего три десятка лет назад.

Вон он, как раз напротив Петровского фонтана. Песчаная отмель ещё не заросла, песок почему-то свежий, в смысле чистый. Широкая прибрежная полоса в воскресный день вмещает тысячи горожан и гостей города. Пляж – место отдыха, встреч, флирта, игр и пиршеств. Свободных площадей мало. Граница воды и суши рельефна как старая мостовая. Это – головы детей и охлаждающиеся арбузы. Далее – мелководье, детишки плавают здесь в резиновых кругах. Круги настоящие, советские, пахнут военно-промышленным комплексом, пробить такой очень тяжело. На песочке лежат тела. Тела попроще – в сатиновых трусах и физкультурных купальниках. Тела посложнее – в цветных плавках и купальниках югославско-прибалтийского производства. Есть даже пара тел в бикини, она дефилирует туда-сюда мимо дебаркадера, где в кафе сидят гости из солнечной Грузии.

Дебаркадер – центр пляжной цивилизации. Отсюда кричит магнитофон, поочередно выдавая Высоцкого, Антонова, Бони Эм и Рафаэллу Карра. Здесь торгуют всякой полезной и вкусной всячиной. Шашлыки с ресторанной наценкой – 1 руб. 20 коп. Яблочное вино в шампанских «фауст-патронах» без наценки …по 92 коп. Мороженое в стаканчиках, ситро «Саяны» (всегда тёплое), рыбные беляши, бывают московские конфеты. Последние привлекают сюда… мужчин. Они нередко отпрашиваются у жён пойти осведомиться, а не привезли ли московских конфет? Заодно и остограммиться в розлив…

Впрочем, еды всюду навалом. Причём у каждой группы стандартный набор. Салат из настоящих помидоров, которыми в ту пору ещё нельзя было играть в теннис. Зернистая икра и домашний балычок. Колбаса, какая есть. Варёные картошка и яйца. Фрукты, шашлык с аджикой и горчицей, поскольку кетчуп встречается пока только в кинофильмах. «Фетяска», «Лудогорское», «Солнцедар»… Детям – «Саяны» смешивают с «Буратино». Дети икают. И кричат:

– Мама, смотри, как я умею! Мама, а ракушки едят? Папа, а у меня пиписька больше чем у Маши!

А это уже не смех. Это гогот. Парнишки в сатиновых трусах веселятся и показывают пальцем на негра, который учится в рыбвтузе и явился сюда освежиться. «Сатиновых» веселит, что афроастраханец пришёл загорать. Никакого расизма, просто весело. Парнишки успокаиваются, выпивают «за Анжелу Дэвис» и бегут в воду.

Меж тем, по реке плывёт… Нет, не топор. И не вспоротый осётр, которому сделали харакири в Цаган Амане. Плывёт матрас, а это дефицит, их можно купить только в одном месте – в магазине «Спорттовары» за цирком. А на матрасе уснула тётенька. И если она не проснётся, то…проснётся у берегов Ирана. Но на пляже есть спасатель, который погонится за ней на лодке с мотором «Вихрь» и вернёт на берег.

Матрасы – в дефиците. А зачем они нужны, если работает прекрасная сетевязальная фабрика, которая выпускает массу всякого пенопласта? Из него можно делать плотики и прочие понтоны. Одна беда – крошатся заразы, и белая шелуха плавает у самого берега.

Но мусора всё равно мало. Бутылки сдаются, банки из-под кильки собираются в яму, а полиэтиленовые пакеты с надписью «Монтана» на толкучке стоят пять рублей, не раскидаешься. Так, встречаются изредка сотня-другая окурков от «Стюардессы» и «Опала» и обёртки московских конфет, которые завозили прошлым летом.

Что характерно, прибрежная грязь замечательная! Из неё можно лепить большие замки, чем с удовольствием занимаются и взрослые и дети. Что-то в стиле барселонского «Ля Саграда Фамилия». Впрочем, никто из собравшихся никогда в Барселоне не был и не будет ещё лет двадцать.

По береговой линии шествует милиционер. Несмотря на жару, он в кителе и со свистком. Он намерен ловить жуликов, которые взяли моду воровать у отдыхающих модные вещи: джинсы, сабо и «дипломаты». Да-да, отдельные товарищи ходят на пляж с чемоданами-«дипломатами». Есть в этом какой-то сумасшедший аристократизм.

Вот сомбреро никто не ворует, их слишком много. Эта солома вошла в моду после недавнего фестиваля молодёжи и студентов на Кубе, и в астраханском ЦУМе появился целый «сомбрерный» отдел. В трамвае и кинотеатре эта шляпа часто приводит к ссорам. А на пляже – самое то! Альтернатива – синие кепки «Речфлот», плексигласовые козырьки с надписью «Таллин» и, конечно же, фуражки с олимпийской символикой!

Сотни, нет, тысячи людей стоят-сидят-лежат-плывут. Главное – все по-своему счастливы. Солнце ведь способствует выработке эндорфина – гормона счастья. И хватает его на всех…

Великий русский язык

Сейчас стою в «Михайловском» у кассы. Впереди мужичок. Непонятного возраста, в трико и поношенном лапсердаке. Говорю: – Можно немного корзиночку вашу подвинуть? – Базару нет.

Подходит в кассе. Продавщица говорит: – С вас скоко-тотам рублей.

– Базару нет.

Продавщица продолжает диалог: – А десяти рублей у вас не найдется?

– Базару нет.

– Спасибо. Приходите к нам еще!

– Базару нет.

Вышли. Он впереди. Я из любопытства решил обратиться. Может, думаю, робот?

– Земляк! Огоньком не угостишь?

– Без базару.

Нет, не робот. Словесные конструкции достаточно разнообразны. Это радует.

Потому что… гладиолус

8 марта близко-близко… Опять мужики мучаются проблемой выбора в магазинах и на рынках. Этим дамам так трудно угодить. Хорошо, что есть, эти, как их называют…цветы. А то с ума сойдешь при нынешнем богатстве вариантов.

Вот помню, учился я как-то в третьем классе средней школы. Не помню зачем, но так было принято. И еще в ту пору было принято, чтобы девочки мальчикам дарили подарки на 23 февраля, а мальчики девочкам – алаверды на 8 марта. Отказаться было нельзя, но зато допускалась демократия – выбрать персону можно было самостоятельно, без участия пионерской организации. Не знаю, чем я насолил девочкам нашего класса, но целых пять в тот прекрасный год одарили меня на День Красной армии. Одна поднесла набор пластмассовых революционных матросов. Можно было выпилить из фанеры Зимний и штурмовать его в свободное время. Другая – разукрашенную книжку «Бородино», содержавшую одноименное стихотворение. На обложке, как сейчас помню, стоял одноглазый Кутузов и что-то кричал, указывая пальцем. Третья – книжку С. Михалкова с какими-то бравыми стишками. Остальные презенты в памяти не сохранились, но очевидно содержали в себе тоже что-то вполне военизированное. И, соответственно, пять открыток, после прочтения которых хотелось одеть буденновку и лезть на бронепоезд…

Обалдев от такой подлости (а как в 9 лет можно еще воспринимать подобные поступки?), я был намерен как-то отомстить. Но родители, объяснив, что сие в порядке вещей, строго-настрого велели отдариться. Ибо – долг. Мне купили пять книжек сказок народов СССР и пять заколок для волос с вишенками безумной красоты. Накануне 8 марта я вошел в класс, как султан в районный филиал центрального гарема, и, бурча «поздравляю-поздравляю», разнес подарки по партам. И что вы думаете? Все пятеро обиделись! По-чёрному! И разговаривать перестали. Потому что нельзя радовать всех дам одинаково! Это противоестественно.