Македонцы

– Держи. Это тебе, – Тимур протянул Саше пачку, расплывшись в улыбке.

– Ого! Это ты когда взял?

– Да вот еще вчера купил, – мальчик вспомнил, как вечером зашел в угловой магазин, где краснощекая продавщица, дыша громче хрипящего радио и гула холодильника, неохотно протянула ему две пачки заветных и вредных вкусностей.

Саша взял пачку в обе руки, выразив одним только взглядом благодарность тому, кого уже в пору было звать «другом»: – Спасибо! А у тебя с чем?

– Такие же – с беконом. Чтобы ни тебе, ни мне обидно не было.

– Знаешь, Тимур, ты очень хороший и добрый. А мы…, – Саша запнулся, – Мы с тобой друзья?

– Ну а кто же мы еще, как не друзья? Конечно!

Внутри у Саши разлилось то теплое и радостное чувство, какое было, когда он узнал, что Тимур увлекается тем же, что и он: – Друзья…да. Настоящие друзья, – он произносил это так, словно пробовал на вкус, смаковал самое сладкое мороженое. А есть ли такое мороженое, которое вкуснее и лучше дружбы? Нет. И непременно, друг – это тот, кто поделится с тобой самым вкусным его кусочком.

Саша снова погрузился в свои фантазии, пытаясь понять, какой вкус больше всего похож на дружбу. А звук? А запах? Чем она пахнет…эта дружба?

К удивлению Тимура, он впервые стал фантазировать вслух: – А вот на твой взгляд, какого вкуса дружба?

Мальчик не сразу понял вопрос, но как только понял, сразу принялся размышлять, закинув голову к небу. Листья деревьев вплетались в облака и резвились, словно мальчишки-непоседы. Так же и мысли Тимура разбегались и собирались вновь: – Я думаю…сладкая.

– Да, наверное. Как оладьи с вареньем.

– Потому что теплая и уютная?

– Ага, – Сашины глаза блестели и смотрели поверх всего: людей, деревьев, полотна травы, – А как она звучит?

– Как звон ладоней при «дай пять».

– Ха-ха! Точно! Я и не додумался до такого, – Саша засмеялся искренне, так, как никогда себе не позволял – по-настоящему, не сдерживаясь, – Ну, а вот…пахнет она как?

Тимур с минуту подумал: – Даже не знаю. Ничего в голову не приходит. А ты как думаешь?

– Тут и гадать нечего! – Саша сделал намеренную паузу, – Как сухарики с беконом.

Оба улыбнулись и вскоре захрустели, вдыхая, как они уже поняли, аромат самой настоящей дружбы, закупоренной в шуршащей пачке сухариков.

– Именно так она и пахнет!

– Точно!

Тем временем на поле раздался свисток, и началась игра. Мальчишки не решили за кого они будут болеть, потому пришли к выводу, что они не за синих и не за зеленых, а за хорошую игру. Кстати, цветовое отличие команд было едва заметно: об этом говорили лишь тонкие повязки на левой руке ребят-футболистов, которые с высоты трибун были едва различимы.

Зрителей стало еще больше. Саша на некоторое время даже забыл про Пашку, увлекшись игрой. Да и разглядеть его на забитых до отвала трибунах было бы не просто. «А может Тимур прав и его тут совсем может не быть, а если и будет – ему, наверное, не до меня» – успокоился Саша.

Отовсюду звучал свист, гул и футбольные кричалки. Упорнее всего болели за футболистов их ровесники: их низкие голоса одновременно проносились громом по трибунам. Да и те, кто помладше не отставали: поднимали руки вверх и даже попытались организовать волну, которая была разрозненной и вскоре прерывалась.

Победили зеленые. Может им покровительствовало само лето, сама трава и зелень листвы на деревьях? Как бы то ни было, ребята получили овации и довольные, краснолицые и мокрые от пота отправились на лавочки, обменявшись рукопожатиями с командой соперников. Повторный матч был назначен через 2 дня. Там-то и решится, кто победит окончательно.

Трибуны поредели. В проходах образовались очереди из воодушевленных болельщиков, которые, должно быть, еще не скоро угомонятся. Саша с Тимуром решили подождать, пока толпа разойдется.

– Ну, что? Не пожалел? А ведь не хотел идти.

Саша задумался: «Ведь и правда, ничего такого не произошло, а откажись я пойти, пропустил бы славную игру».

– Не пожалел. Хорошая игра получилась!

– Через два дня еще одна будет. Там уже на главного победителя. Пойдем?

Саша молчал. Тимур не сразу понял, в чем дело. Может снова погрузился в фантазии? Он повернулся к Саше и последовал за его взволнованным взглядом. Вон там, левее и на пару рядов ниже, Стас и Пашка повернулись к проходу, собираясь уходить, и заливались хохотом от какой-то шутки.

– Тимур, а, Тимур, – голос у Саши потерял прежнюю легкость, – Пошли отсюда скорее.

– Не волнуйся. Этот Пашка, – мальчик замер, подбирая нужные слова, – он как собака. Да, точно! Чувствует, что волнуешься – нападет. Будешь спокойным – может и не заметит тебя вовсе.

Вскоре слова Тимура подтвердились и Пашка ни с того ни с сего обратил на них внимание. Сашин испуганный вид для него как красная тряпка для быка или кость для собаки. Мимо не пройти.

– Ну, все. Он к нам идет. Он направляется прямо к нам! – Саша уже успел мысленно упрекнуть себя за то, что перестал, как обычно, быть на чеку, и выглядывать Пашку в каждом мальчишке и в любой толпе. Как это он его не заметил? Заболтался с Тимуром и забыл, что надо держать ухо востро? Тут же он пожалел о своем проступке.

Одно мгновение и наглая ухмылка хулигана была уже рядом с третьеклассниками: – А вы чего тут делаете?

Тимур выпалил сразу: – Футбол смотрели. А тебе чего?

– А он чего онемел как рыба? Добавить нечего?

Стас засмеялся. Впрочем, он нарочито восхищался любой Пашкиной фразой.

Еще не все ребята разошлись с трибун, потому этот разговор привлек много зевак, которые с интересом наблюдали, что будет дальше.

Тимур нахмурил брови: – Отстань от него! Что ты к нему пристал?

– А ты ему кто? Мама?

– Я его друг.

Саша понял, что надо спасать ситуацию. Надо дать отпор. Надо собраться и, наконец, ответить Пашке. Он резко встал, отчего голова его слегка закружилась, посмотрел Пашке в глаза и застыл. Вот Саша уже ударяет ему в живот, а тот от неожиданности валится назад и падает на скамейку. Пашкины глаза круглее суповой тарелки. На лице его удивление. Нет, даже страх! Что ждать от этого третьеклашки дальше? А Саша озирается по сторонам и видит, как вокруг все ему улыбаются и хлопают, выкрикивают «Молодец!».

– Значит ты друг тормоза. Смотри, опят завис! – Пашка усмехнулся над застывшим перед ним мальчиком.

Саша очнулся от своих фантазий и услышал отовсюду громкий заливистый смех. Это смеялись над ним. Это он снова замечтался. «Вот я болван!» – подумал мальчик. Хохот продолжался, струился потоком, заползал ему в уши и в голову, отчего она затрещала и была готова взорваться. И только Тимур мечтал, чтобы все тот час же умолкли.

Саша был опозорен и впервые не смог сдержать слез, что означало его окончательное и колкое поражение на радость Пашке и всем собравшимся. «Почему? За что? Да отчего же я такой никудышный!» – проносилось у него в голове.

Саша заливался слезами, всхлипывал и злился. Вскоре повернулся к Тимуру: – Зачем ты позвал меня сюда? Может и тебе тоже смешно? Может ты это специально?

– Ты чего такое говоришь?

– А ничего! Я же сказал – не пойду. А ты «Давай, пошли. Все будет хорошо». Что хорошего? Ничего! Я же говорил – пошли отсюда сразу после матча, а ты…Тоже мне друг называется! Не друг ты мне, не друг, слышишь? – Саша пустился в бег, прытко пролез сквозь стоящих ребят и удалился от их насмешливых взглядов.

Тимур ничего не понял. Как же Саша мог так подумать? Он же не желает ему зла. На сердце словно обронили банку с горькой микстурой. Так тошно и больно стало внутри.

Пашка кричал в след: – Вот и разревелась девчонка! Ха-ха-ха! – он смеялся и озирался по сторонам: – Видели как? Даже пальцем не тронул, а уже убежал!

– Да, наверно, к маме пожаловаться, – Стас обнажил в улыбке кривые зубы, – Смотри-ка, мальчик, а Саша-то тебя другом не считает.

Тимур нахмурил брови и толкнул Стаса, но тот даже не пошатнулся. Пашка схватил его за плечо и хорошенько встряхнул: – Самый храбрый что ли?

– А вы такие сильные только с теми, кто младше вас? Много ума не надо, чтобы обидеть того, кто меньше!

– А ну замолчи! – Пашкины глаза залились гневом, заискрились молниями. Он резко занес кулак и ударил Тимура в челюсть, тут же отпустив его плечо. Тимур с криком повалился вниз, приложив руку ко рту.

Все разом ахнули и из толпы стали доноситься крики: «Ты чего творишь?», «Бить-то зачем?», «Он младше тебя».

– Да ну вас всех! – Пашка гордо зашагал в сторону свободного прохода, – Ко мне лучше не лезть. Пусть все знают!

Кто-то поспешил удалиться, другие подошли к Тимуру и помогли подняться. Тут же подбежал Миша, позвавший Тимура на матч, который смотрел на все происходящее издалека: – Ты как?

– Ничего, ничего…нормально, – мальчик потрогал челюсть, убедившись, что она на месте и стер рукой наступившую на губах кровь.

5

Саша забежал домой и, не сказав ни слова, проследовал в свою комнату. Мама варила плов и напевала под нос услышанную в рекламе мелодию.

– Как дела, сынок? – эти слова, казалось, унеслись в открытую форточку вместе с паром от плова, колыхнув напоследок салатовую тюль. До адресата они не дошли. Материнское сердце, чуткое и замечательное (должно быть, от слова «замечать») почувствовало неладное, и она поспешила вслед за сыном. Саша лежал на кровати вниз лицом и всхлипывал в подушку.

– Саша, сынок! Ты плачешь? – мама в три легких шага подошла, словно проплыла, к кровати, опустилась на колени и склонила голову к сыну, словно лебедь к крылу.

Мальчик повернул голову, показав красное мокрое лицо, которое продолжало омываться новыми слезами. Полные влаги глаза вместили в себя боль и отчаяние.

– Что произошло?

Саша молчал. Он закрылся, и казалось, теперь никогда он не откроет никому душу, никогда не поделится своими мыслями и переживаниями. Его опозорили, и теперь-то он точно станет предметом насмешек для любого, кому не лень. «Больше никогда. НИКОГДА я ничего не скажу. Я буду сидеть дома вечно. Больше никаких друзей, никакой улицы. Все прочь!» – так он размышлял, продолжая плакать. Мамины вопросы он слышал будто стоя за толстой стеной – в виде странного мутного гула.

На пороге показался отец: – Всем привет! – вскоре приветственная улыбка сошла на нет, – Что тут происходит?

– Егор, я не знаю. Саша вбежал домой, не сказав мне ни слова. Я зашла в комнату, а он плачет. И никак не говорит, что произошло.

– Так, так…, – папа мерными шагами приблизился к ним, взял Сашу за плечо и повернул с живота на спину, – Ты чего плачешь?

Молчание. Папа спокойно и размеренно повторил вопрос. Снова ни слова.

– Ну и как нам с тобой быть, а?

Мама беспокойно прислонила руку к лицу и к ее глазам подступили слезы: – Сашенька! Да что же это такое! Почему ты молчишь? Тебя обидели?

– Успокойся. Ты-то хоть не плачь, – отец взял ее под локоть и помог подняться с колен, – Иди-ка лучше на кухню, там у тебя что-то на плите стоит. А я с ним поговорю. Не волнуйся, ладно?

– У меня там плов, – смахивая слезы, мама поспешила на кухню.

Папа заговорил не сразу. Он подошел к окну, держа руки за спиной, и с минуту вглядывался за стекло, словно пытаясь найти в кучке проплывающих облаков нужные слова для разговора с сыном. Затем присел на край кровати и глубоко вздохнул: – Саша, – начал он, смотря на противоположную стену, – Так дело не пойдет. Давай-ка поговорим с тобой честно, как отец и сын. Расскажи мне, что приключилось.

В другое время Саша отдал бы многое за разговор с отцом. И вот сейчас он пришел и сел к нему на кровать, готовый обсудить все, что его волнует, а Саша как язык проглотил. Всхлипывания прекратились, но слезы продолжали течь по румяным щекам тихо и безмолвно, одна за другой.

Сашин взгляд был мутен и казался отдаленным, будто снова перед его глазами развернулась дивная фантазия. Только вот на этот раз он был до невозможного в этом моменте и в нем ему было больно. Никакого образа, никакой, пусть даже маленькой картинки. Вот папа сидит перед ним, сцепив пальцы рук, и старательно подбирает слова. Вот потолок с наклейками-звездами, неподвижными и не настоящими. Вон там, на полках, бездушные фигурки стоят в ряд и всем своим видом дают знать «Мы никогда не были с тобой друзьями, Саша. Мы пластмассовые игрушки, не более того». Вот его ноги, что еще недавно бежали, унося Сашу от смеющейся толпы. А вот и весь он сам, которому больно, особенно в области груди. Что-то жжет и душит, а назойливые мысли роем диких пчел проносятся в голове и жалят, жалят, жалят.

– Видно, мама была права, что тебя обижают. Так?

Саша повернулся к нему, но не сказал ни слова. Бесполезно было продолжать.

– Ладно. Сынок, я пойду, а ты успокаивайся. И когда ты поймешь, что готов поделиться, подойти ко мне, и мы с тобой все решим, хорошо? Если это правда,…ну, то, что кто-то тебя обидел, то знай – мы с мамой это так не оставим. А я тебе помогу, подскажу как быть. Не бойся.

Отец дружелюбно хлопнул сына по плечу и последовал к выходу. Задержавшись в проходе, он еще раз посмотрел на мальчика, жалея о том, что их разговор не состоялся, и скрылся под скрип двери.

Вечером, отвечая молчанием на призыв покушать, а ближе к ночи и на призыв почистить зубы перед сном, Саша закрывался все больше. Он прочно затворял на засов свою душу, а вместе с тем и все эмоции, и всю радость и все слова.

Прошла ночь, в которую Саше снился заливистый смех и десятки пальцев, указывающих прямо на него. Он просыпался в поту и снова засыпал по несколько раз до самого утра.

Наутро в дверь позвонили. Отец был на работе, и дверь открыла мама Саши. На пороге стоял темноволосый зеленоглазый мальчишка: – Здравствуйте! А Саша дома?

– Да, дома. А ты…

– Меня зовут Тимур. Я его одноклассник. А можно его увидеть?

– Ох, он сейчас сам не свой. Попробую позвать, – она раскрыла дверь и указала рукой внутрь, – Заходи, не стой на пороге.

– Спасибо, – Тимур вошел и ждал, когда сможет поговорить с Сашей, едва скрывая нетерпение.

– Сашенька, там к тебе мальчик пришел – Тимур.

Мальчик сидел на краю кровати, устремив пустой, отсутствующий взгляд в окно.

Мама подошла ближе: – Выйди, поговори с ним.

Он повернул голову к матери и нахмурил брови. Бунт молчания прервался: – Нет.

– Почему?

Щеки у Саши порозовели, подбородок напрягся: – Не хочу его видеть. Пусть убирается! Это он меня вчера позвал! Он подстроил! – легкий румянец на щеках становился алым, – Тоже мне друг!

– Что подстроил?

Саша отвернулся и вновь запер слова за засовом губ.

Мама больше не требовала объяснений и вскоре сделала свои выводы на счет всего, что произошло. «Выходит, этот Тимур его обидел», – она проследовала в коридор, где мальчик встретил ее с нетерпеливым вопросом: – А Саша не выйдет?

– Не выйдет! К тебе точно не выйдет. Давай-ка уходи и больше здесь не появляйся.

Глаза у Тимура округлели, губы приоткрылись в удивлении: – То есть к…, – он запнулся, – как?

– А вот так. Сашу больше не трогай, слышишь? – она отворила дверь и проводила его за порог, слегка приложив руку к его спине.

Дверь резко захлопнулась, и послышался двойной щелчок затвора. За дверью донеслись приглушенные слова: – То-то я смотрю, у него с губой что-то. Небось, дрался. Хулиган. Вот начал Саша с ним общаться и стал сам не свой.

Тимур, ошарашенный и удрученный, простоял у двери с минуту. Сердце его разрывалось от такой несправедливости. «Как же так? Не хочет видеть. Думает, это я подстроил. А позвони я сейчас в дверь снова, того и гляди – получу тумака», – подумал мальчик и неохотно направился в сторону дома. По дороге в голову лезли самые разные мысли: «Я же не желал плохого. Не хотел, чтобы так вышло. Вот тебе и вся дружба. Не успела начаться и уже закончилась».

6

Бабушка Лида чистила корявые картофелины, ловко пролезая в самые извилистые места. Казалось, ее натруженные руки могли бы так же ловко, вооружившись маленьким ножом с деревянной ручкой, прочистить каждую впадину лунных кратеров. Только при условии, что она будет убеждена в пользе этого занятия для ее семьи.

Она увидела Тимура в окно. Вид у него был подавленный, отчего она встретила мальчика на пороге с тем же вопросом, что и вечером, когда на его губе красовался бурый след от запекшейся крови: – Тима, что случилось?

– Ничего.

– И когда ты научился обманывать бабушку? – в своей обычной манере – добродушно, но требовательно – спросила она.

Тимур опустил взгляд вниз, застыдившись своей лжи. Он не хотел врать, зная с ранних лет, что тонкая перегородка, возводимая мелкой ложью, может быстро перерасти в плотную стену, из которой уже не выбраться.

– Куда ты ходил?

– К Саше.

– К тому мальчику? Помню, вчера его приводил, – бабушка Лида улыбнулась, вспомнив рассеянного мальчишку, застывшего у них на пороге при встрече, – А чего на тебе лица нет?

Тимур громко и протяжно выдохнул: – Меня выгнали.

Тазик с картошкой был тут же отставлен в сторону: – Как это выгнали? Почему?

– Бабушка, я не хотел говорить.

– Вчера не сказал, сегодня не хочешь. Родная бабушка всегда поможет, всегда подскажет, – она освободила второй стул от кастрюли и указала на него рукой, – Садись-ка.

Тимур шел к стулу неохотно, боясь, что вот-вот придется рассказать всю правду. Увидев целый таз картошки, он вызвался помочь: – Бабуль, давай помогу почистить.

– Ой, внучок. Да она корявенькая вся!

– Ну и что. Давай.

– Ну, смотри. Я тебе выберу те, что поровнее. Держи второй ножик, только будь аккуратнее, – она поставила кастрюлю с водой на стол, – Чисть и вот в эту кастрюльку потом клади. Хорошо?

– Хорошо.

Тимур часто помогал дома по хозяйству и потому всегда охотно брался за любую работу, будь то чистка картофеля, мытье ягод для пирога или покрытие лаком старой тумбы. Бабушка с мамой были рады такому помощнику.

– Ну, рассказывай по порядку что произошло.

Мальчик долго собирался с духом, прежде чем начал говорить: – Только пообещай…

– Что не скажу маме?

– Да. Она итак приходит поздно и усталая. И еще…вчера я уже спал, она ничего не видела. Ты ей не говори. Не расстраивай. Между нами, ладно?

– Хорошо.

– В общем, – Тимур снова вздохнул, – было так…

Он принялся рассказывать все-все, что приключилось с ними в последнее время. Про то, что он уже давно сидит с Сашей за одной партой и что они только-только стали настоящими друзьями, что для Саши и для Тимура было впервые и значило многое. Про то, что шестиклассник Пашка донимает Сашу уже не в первый раз, а вчера на футбольной площадке унизил его перед всеми, а Саша подумал, что Тимур его туда позвал специально. В самом конце Тимур признался и в том, что Пашка его ударил.

– Батюшки! Да где же это видано! Такой лось, шестиклассник, бьет третьеклассников. Ну, я найду на него управу.

– Не надо, пожалуйста! Не надо!

Для любого мальчишки потерянный авторитет куда страшнее удара в челюсть. И есть много причин не говорить ничего родителям: чтобы не волновались и не травили себе душу беспокойством, чтобы не полезли разбираться за детей с их обидчиком. Иначе и вовек не согнать клеймо неудачника и труса.

– А что же мне сидеть, сложа руки, и смотреть, как моего внука бьют? Что ты предлагаешь?

– Не знаю. Пока не знаю. Но мы с Сашей должны разбираться с Пашкой сами, понимаешь? Надо вернуть уважение. Надо показать, что мы не сдались, – Тимур говорил и активно жестикулировал, забыв про то, что в руке у него нож.

Бабушка опустила его руку ближе к столу и улыбнулась: – Тише ты, тише. Вот размахался-то как дирижер.

– Ой!

– Ну и чего ты сидишь? Пойди и объясни Саше, что ты не виноват.

– Меня и на порог не пустят теперь.

– Значит, чистим картошку, готовим кушать и вечером идем вместе.

Тимур не стал возражать, подумав, что сейчас помощь взрослого пришлась бы кстати. Только вот ему казалось, что эти несколько часов длились целую вечность, будто песочные часы, отвечающие за этот день, засорились и едва отмеряли песчинки. Бабушка нажала кнопку звонка и пролетела еще одна вечность, перед тем как дверь отворил Сашин папа.

Бабушка Тимура не из тех, кто замнется на пороге. Она решила сразу перейти к делу: – Здравствуйте! А почему вы выгнали моего внука сегодня утром?

Тимур закатил глаза и протянул: – Ба-а-абушка, это не он.

Удивление на лице папы было прямо пропорционально его высоко поднятым бровям: – Ничего не понимаю. Я только пришел домой. А вы кто?

– Я бабушка Лида. Это мой внук Тимур. Его сегодня обвинили в том, чего он не делал. Он Сашу не обижал.

Спустя паузу, папа ответил: – Так. Заходите-ка внутрь, будем во всем разбираться.

Мама к тому времени вышла из кухни, нервно вытирая руки о вафельное полотенце: – Здравствуйте!

Бабушка повторила слово в слово: – Я бабушка Лида. Это мой внук…

Тимур смотрел в пол, скрестив руки за спиной. Папа внимательно пробегал взглядом от жены к мальчику, от мальчика к бабушке, от бабушки к жене, пытаясь во всем разобраться: – Ничего не пойму. А что же тогда приключилось?

Мама пустилась в объяснения: – Да дело в том, Егор, что Саша сказал, будто этот мальчик…

Бабушка негодующе подметила: – Тимур. Его зовут Тимур.

– Да, он сказал, что Тимур все подстроил. Что именно подстроил – не понятно. Но ты же видел, как Саша проплакал весь вечер! И как закрылся, замкнулся в себе. А с утра указал на этого мальчишку. Тут и гадать было нечего, что обидел Сашу он.

– Я, – Тимур запнулся, все еще устремив взгляд в пол, – Я Сашу не обижал. Я наоборот…

– Вот и я говорю, мой Тимурка никого не трогал! – даже повысив голос, бабушка не казалось грубой. Ее доброту выдавало светлое, приветливое лицо.

Тимур мялся, беспокойно перебирал пальцами за спиной, но старательно рассказывал все, что произошло, так и не смея посмотреть выше пола, будто бы на его шею опустили тяжкий груз. Мама слушала, и лицо ее искажалось в виноватой гримасе.

Его речь подходила к концу: – Саша убежал. А я заступился, и…Пашка меня ударил.

– Как ударил? – голос донесся позади всех. Саша стоял точно посередине дверного проема своей комнаты, прислонившись щекой и обвив руками дубовые наличники. Он был едва заметен в тени.

В прихожей нависла напряженная пауза. Тимур снова вспомнил про песочные часы, что в эту секунду совсем замерли, не выпуская ни одной песчинки из своей, будто затянутой корсетом, талии.

Саша двинулся в его сторону. Каждый шаг стучал по паркету звонче обычного, все взгляды были устремлены на него. Даже Тимур, наконец, поднял глаза, услышав знакомый голос, еще вчера заливавшийся волною приторного смеха, а сегодня доверху наполненный горечью. Саша подошел ближе и осмотрел рану на губе Тимура, виновато приподняв брови: – Это что, он тебя так? Так ты… ничего не подстраивал?

– Нет, конечно. Вот скажи, стал бы я поступать так с другом?

– А я-то думал.…Вот я дурак! Прости! Я так злился на тебя. Если бы я только знал, – Саша покачнулся, готовый броситься к Тимуру и стиснуть его в самых крепких дружеских объятиях, но что-то его остановило. И не ясно – было ли этого осознание того, что они еще не так близки, страх оттолкнуть Тимура слишком неожиданным жестом или напряжение от четырех пар взглядов, три из которых смотрели на ребят с высоты своего немаленького роста.

Тимур впервые за этот день улыбнулся. Он подумал, что, наверно, схлопотал он от Пашки не зря, ведь как бы еще доказал Саше, что не виноват? А теперь-то они вместе и, должно быть, снова друзья, а значит, найдут решение, как ответить Пашке за все обиды.

Мама растрогалась, виновато улыбнулась, но все же переглянулась с отцом, мысленно говоря: «Я же говорила! Сашу все-таки обижают». Затем она повернулась к мальчишкам: – Тимур, прости и меня. Я с утра сильно погорячилась. Спасибо, что вступился за Сашу.

Папа, наконец, свел в голове концы запутанной истории: – Так вот что у вас там творится. Драма так драма! Собрались впятером в тесной прихожей, а страсти не хуже бразильского сериала. Вы наверно по этой части? – улыбнулся он бабушке.

– Да уж нет сынок, не по этой. Я больше российские люблю.

Все в голос засмеялись. Напряжение спало, и песочные часы вновь отмеряли временные песчинки как надо – не торопясь и без промедлений, стройным единым потоком.

– Так, ну давайте же не будем стоять в прихожей. Пойдемте пить чай, – мама пригласила всех на кухню, – Все так быстро произошло. Мне неловко, что я не представилась. Меня зовут Мария, это мой муж – Егор. А как ваше отчество?

– Очень приятно! Да не к чему это отчество, – бабушка махнула рукой, – Зовите просто Лида или бабушка Лида.

Мама включила электрический чайник, который зашипел, словно камень, накаленный на солнце и облитый прохладной водой. Она спешно закрутилась у подвесных полок, и вскоре на столе появилось песочное печенье и пастила. Все расположились вокруг, а четыре кружки с черным чаем образовали ароматный квартет посреди снежно-белой скатерти. Пятая, особенная, с душистым чабрецом, заботливо остановилась у руки бабушки Лиды.