Эту дорогу я отлично изучил и знал, где лучше всего спрятать ребят. Лана тихо всхлипывала, Настя, обняв её, подбадривала и обещала, что они выберутся отсюда и кошмар закончится. Быть может… Я слышал их разговор, но ещё не был уверен, что наше бегство закончится.

В главном корпусе института прогремел взрыв, и яркая вспышка осветила дорогу. Я прибавил скорость, сворачивая в сторону леса, откуда, тёмными провалами разбитых окон, на нас смотрело серое здание.

Ржавый замок поддался не сразу, тяжёлая дверь неохотно впустила внутрь. Бетонные ступени круто вели вниз в темноту. Я включил фонарь, освещая большое, холодное и сырое помещение с грязными окнами под низким потолком.

– Это лучше, чем клетка в институте, – пытался всех ободрить Лёша.

– Да, это лучше, – тихо добавила Лана.

– Пока мы не сможем просто разбежаться, – начал я, – обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы нас не искали, тут есть тёплые вещи, матрацы и немного припасов. Мы обязательно найдём себе другое место, а потом, возможно, я вывезу вас из города… из страны….

Мы прожили в подвале несколько месяцев. Осторожные вылазки в сторону города. Покупка необходимых вещей и продуктов. Сначала я боялся слежки и расплаты за свои действия, но потом стал смелее.

Выходили всегда по двое – я обычно брал с собой кого-нибудь из ребят, и мы направлялись в один из ближайших посёлков. Фотографии «разыскиваются"в людных местах пожелтели и были потрёпаны дождём и ветром. Казалось, никто нас не ищет, однако, я уверен, что власти не отступятся и необходимо быть осторожными.

Наличность заканчивалась, а пластиковой картой я пользоваться не мог, знал, как только произойдёт хоть одна операция по счёту, меня тут же вычислят. Я не мог позвонить жене и сыну, сообщить что жив. Надо было что-то делать, что-то срочно предпринимать, но идей не было, и мы продолжали ждать.

Лана

Девочка вошла в комнату с белыми стенами и осторожно села на мягкую кровать, застеленную таким же белоснежным покрывалом. Светлые волосы были аккуратно зачёсаны назад, а в голубых глазах – любопытство и отголоски страха. Нет, ей ещё не стало страшно. Образы и видения мелькали где-то на заднем плане, мешая думать. Она отмахнулась от них, чтобы лучше изучить это место. Уже сейчас она знала, что школа для одарённых детей совершенно не то место, чем кажется. Закрашенные стены хранили следы крови и боли. Лана встала с кровати и, подошла к окну, провела рукой по шершавой стене. Перед глазами девочки появилась незнакомка её возраста, лежащая на кровати. Лана обернулась, внимательно рассматривая кровать. Теперь на ней лежало худое и бледное существо двенадцати лет, которое, молча, ожидало прихода смерти. Глаза ребёнка смотрели в пустоту и были совершенно бессмысленными, словно из маленького человечка вытекла вся жизненная сила.

– Беги, – прошептали её губы, и Лана, отступила назад, больно стукнулась ногой о металлический стул.

Видение исчезло. Страх, ещё не окрепший, не пустивший корни, пробуждался в маленьком сердечке Ланы, она знала, что не задержится здесь надолго.

Спустя четыре месяца

– Скажи мне, профессор Крамер, ты чувствуешь, когда что-то должно произойти? Нет, это не просто предчувствие, не набор видений – это нечто большее.

Лана водила пальцем по замершему стеклу, оставляя причудливые дорожки от пальчика, ставшим белым от холода.

– Ну… у всех есть такое чувство, как интуиция, – улыбаюсь я, беря её за руку, – так ты совсем замёрзнешь, Лана.

– Просто я не пойму, почему я здесь, почему Лёша и Гарик, почему Настя с Олегом, – она смотрит на меня голубыми глазами, и я ощущаю, как начинает покалывать в висках.

– Не надо, Лана, – покачав головой, я понимаю, что боль отпускает, – вы здесь в безопасности, здесь ничего не угрожает вам.

– Ты хотел сказать, здесь мы никому не опасны, – усмехнулась она как-то по-взрослому с несвойственным двенадцатилетней девочке сарказмом, – я всё понимаю, и спросила так, для интереса. Было занятно посмотреть, как ты будешь придумывать, что ответить.

– Перестань, Лан, – одёрнул её Олег, – надо чтобы всё успокоилось, и нас перестали искать…

– Мы тут сгниём заживо!

– Продукты заканчиваются! – добавила Настя.

– Ребята, у меня есть план! – осторожно начал я, не вызвав никакого интереса в усталых глазах подопечных.

Лана снова вернулась к окну. Я увидел, что её палец практически не касался стекла, а лёд таял, и капли воды, стекая вниз, замерзали, оставляя ледяные узоры.

Гарик

– Попробуй ещё раз, – профессор Крамер налил в стеклянную колбу воды.

Гарик сосредоточился, напрягся так, что жилка на лбу стала заметной и, выдохнув, отвернулся.

– Слишком тяжело…

Колба медленно поползла к краю стола, подросток бросил на неё цепкий взгляд, и она остановилась у края, вздрогнула, расплескав немного воды. Канцелярские принадлежности на столе Крамера задрожали, как и стул под профессором.

– Достаточно, – мягко произнёс он, вставая, – Гарик…

– Я не могу, оно само как-то.

– Ты должен научиться себя контролировать!

– Камеры пишут?!

– Конечно.

Гарик оглядел белую комнату, и в его взгляде Крамер прочитал что-то недоброе.

– Пусть они пишут, – улыбнулся парень, поднимая вверх руки, заставляя все предметы подчиниться, словно палочке дирижёра. Замигали лампы. Всё завертелось в бешеном танце. Колба с водой ударилась о стену, расплескав воду и стеклянные брызги, карандаши вонзились острыми жалами в гипсокартонную стену.

– Гарик, остановись! – закричал Крамер, получив удар степлером по скуле, – не делай глупостей…

Дверь распахнулась, когда Крамер лежал без сознания на кафельном полу. В комнате царил ужасающий беспорядок. Доктор наук Сергей Николаев зло ударил Гарика по щеке, пытаясь заставить его подчиниться. Гарик улыбался, ему было плевать. Санитары вкололи парню мескалин и поволокли за собой.

– Я всё равно сделаю вас, суки, – процедил он сквозь зубы, – это тюрьма… вы не имеете… права… суки…

Его колени подогнулись, и он безвольно повис на руках санитаров.

– Этого в карцер, – отчеканил Николаев, склонившись над Крамером, похлопывая его по щекам.

* * *

Я никогда не думал, что буду участвовать в подобном, а всё случившееся за эти месяцы можно было назвать нереальным фантастическим сном. Мог бы я предположить, что согласившись участвовать в проекте «Рассвет» подпишу договор со смертью.

Ребят было двадцать, и все оказались очень интересными, необычными детьми. Им было от десяти до восемнадцати – это были особенные дети, которых называли «индиго». В институт для исследований меня пригласил давний друг – Серёга Николаев. Когда-то я работал с ним в одной лаборатории, изучая психологию и физиологию страха. Именно, вспоминая наши исследования, Николаев пришёл к выводу, что мне можно доверить поставленную задачу.

Дети, поступавшие в лабораторию, не имели родителей и находились под опекой государства. Тогда я не придал этому значения и с головой ушёл в работу.

Николаев считал, что страх способен открывать способности детей «индиго», словно двери, ведущие к запретному плоду. Это был не просто страх найти чудовище под кроватью, а более глубинные фобии подсознательного характера. Позже я понял, что ввязался в мерзкую игру, где разменной монетой оказались дети, не имеющие выбора, и понимающие, что каждый день может стать последним. Позже я осознал, что военные, оплатив заказ, не оставят нас в покое. Им необходимо выяснить, насколько сильными способностями обладают дети «индиго», как можно выявить и развить дар и сколько времени уйдёт на обучение маленьких солдат для новой непобедимой армии.

Настя

Настя понимала, что её, так называемый, дар способен не просто прожечь дыру в стене, он может убить. Девушка закрыла глаза и отползла в угол, в комнате пахло гарью, обугленная краска на стенах вздыбилась, как иссушенная бесплодная почва. Длинные рыжие волосы Насти покрылись сажей, а на ладонях вздулись волдыри. Часто дыша, девушка ощущала, как билось сердце, стучало, точно кто-то вышивал на швейной машинке: та-та, та-та, та-та…

Она не слышала, как открылась дверь, и в комнате появились Крамер и Николаев, обсуждая, как поступить с ней.

– Ты сошёл с ума, – тихо прошипел Крамер, – я на это не подписывался.

– ЛСД расширит её сознание.

– А потом вгонит в жуткую депрессию.

– Нам нужен результат!

– Тебе…

– Оставьте меня в покое, – Настя, дрожа, поднялась на ноги, её лицо было обожжено, как и руки, которыми она закрывалась от вспыхнувшего огня.

– Всё хорошо, – выставил вперёд руки Крамер, пытаясь успокоить её.

– Не надо, я не хочу больше… – Денис обнял Настю, прижимая к груди.

– Всё хорошо, мы предоставим тебе другую комнату, – Николаев взял её за локоть, – тебе нужна помощь, идём, Варя обработает ожоги.

Настя посмотрела на Крамера, и в её взгляде плясали отчаяние и крик о помощи, но они делали его беспомощным. Она ничего не говорила, но вцепилась в Дениса, как в последнюю надежду.

– Помогите, – прошептали беззвучно её губы.

Он растерянный и обезоруженный, смотрел, как её уводили санитары. «Неадекватам место в подвале»! – больно ударил по ушам голос Николаева.

«Сколько ещё их будет? Они замыкаются в себе, либо начинают бунт или просто уходят из жизни».

Денис смотрел на окно в комнате Насти. Тёмные решётки, которые ещё не успели покрасить в белый цвет. Стены белые, чистые. Кровь смывалась, стены красились снова, дети заполняли подвальные карцеры. Крамер опустился на обгоревший пол и, закрыв глаза, прислонился к стене. Он не знал, как отказаться от проекта, но не мог больше участвовать в этом. «Как же всё прекратить»?

* * *

Первой сломалась Аня Петрова, ей было пятнадцать, трудный возраст и обострённое чувство справедливости.

– Мы не животные, чтобы над нами проводили опыты! – бросила она однажды Денису, и он увидел столько ненависти и силы в её глазах, что в нём тоже что-то надломилось. С того самого дня, Крамер перестал спокойно спать. Начал понимать, что привязывается к ним и тут произошло страшное…

Аня и Ваня

– Анюта.

– Ваня, ты напугал меня.

– Ты плачешь?

– Нет…

– Иди ко мне.

– Мне так плохо здесь.

– Давай сбежим… вместе…

– Но как?! Я думаю, живыми мы отсюда не выберемся.

Высокий черноволосый парень обнял свою девочку, он понимал, что через несколько месяцев, если они выживут, его могут отправить обратно. Ему будет восемнадцать, а ей только пятнадцать. Он погладил её по коротко-подстриженным волосам. Ощущал подушечками пальцев, сколько боли и гнева кипело в её маленькой детской головке.

– Не надо никого убивать, – услышала она в своей голове.

– Только так мы сможем стать свободными, – мысленно ответила ему Аня.

– Можно стать свободными по-другому.

– Жаль, что Лёшу отправили в подвал, с ним было бы проще сбежать.

– Он не такой сильный сканер.

– Почему сканер?

– Его так Крамер назвал… фильм ещё давно был такой, про таких, как мы… только они оказались старше, и не такими беспомощными… как мы.

– Ваня… Я хочу, чтобы ты знал.

– Я знаю, – Иван наклонился, чтобы коснуться губами её заплаканного лица, – я тоже люблю тебя.

Начало конца

Утром Лана впала в истерику, её крики сотрясали соседние комнаты. Я влетел в палату и непонимающе подбежал к распахнутому окну. Лана, вцепившись в светлые волосы, кричала и не могла остановиться. Я посмотрел вниз.

Падал снег. Морозный ветер обжигал дыхание. Лана замолчала и, тихо скулила от ужаса и боли, они разрывали на части юное сердечко.

Анечка и Ваня лежали на снегу и держались за руки. Кровь – её так много на белом холодном покрывале. Я, не веря в происходящее, замотал головой, в висках застучало, перед глазами появился липкий туман. Закрыв лицо руками, я захлопнул окно, прижимая к себе девочку.

– Денис, ты должен спасти нас, – прозвучало у меня в голове.

Я взглянул на Лану, её лицо покраснело и опухло от слёз. В дверях стоял Николаев с медсестрой Варей и четверо санитаров. Они что-то говорили, но мне не было слышно, я видел только девочку, которую должен был спасти и слышал голоса, кто ещё оставался жив в этом Аду.

Они покончили с собой, выпрыгнув из окна третьего этажа, распластавшись, словно ангелы со сломанными крыльями на снегу. Решетка вырвана, замки сломаны. Чаша сомнений была готова переполниться через край, а смерть детей стала последней каплей. Их потускневшие глаза смотрели в серое декабрьское небо, а кровь окрасила снег багровыми цветами.

С этого момента лаборатория перешла в закрытый режим, дети находились в изолированных комнатах под охраной. Здание лаборатории больше напоминало концентрационный лагерь, а не школу для одарённых детей.

* * *

– И каков план? – осведомился Лёша.

– А что мы будем делать? – спросил Гарик, двигая взглядом, пустую чашку, – нас ведь всё равно найдут, рано или поздно, и снова вернут в этот ад.

– А я не вернусь туда! – Настя с грохотом встала из-за стола, – лучше как Анечка с Ваней, за то теперь они свободны!

– Никогда не говори так, – я оборвал её, чувствуя, как на ногах начинают греться ботинки, – Настя, перестань, – добавил спокойно, видя, что обувь дымится.– Это не выход, понимаю, что мы не можем вечно прятаться, но решение есть всегда. Мы можем попытаться сложить вместе эту головоломку, найти дверь и выйти из сложившейся ситуации. Вы же помните, когда мы едины…

– Мы непобедимы, – сардонически закончила Лана, – только как?

– Я поменял машину, – мне сложно воплощать свой план в реальность, но я пытался, – для этого придётся оставить вас здесь на пару дней, продукты и вода ещё есть. Вы должны пообещать дождаться, иначе «федералы» найдут вас, и пути назад не будет!

– Я могу найти тебя в радиусе сотен километров, – Лана склонила голову на бок, – и если что-то случится, смогу предупредить.

– Случится что? – Настя в упор посмотрела на Лану, – ты, что-то видела?

– Пока нет.

– Да, мы тут все сдохнем! – выпалила Настя, – а он уедет!!!

– Конечно, и мог это сделать раньше, – я попытался успокоить её, но Настя, вырвавшись, плюхнулась на матрац в углу, обхватила лицо руками и заплакала.

– Не думай, – Олег положил мне руку на плечо, – мы тебе верим, а Настины истерики, – он, усмехнувшись, посмотрел на неё, – ты же понимаешь, они, женщины, бывают такими неуравновешенными, а мы справимся, только возвращайся скорее и… чтобы никто не просёк, где мы прячемся!

– Обещаю, – мне было ясно, что в такой ситуации ничего нельзя обещать, но я должен был вернуться и увезти их как можно дальше. Что спасло жизнь именно этим ребятам? Уставших от беспрерывных тестов, испытаний, бдительных санитаров за дверью. Вспышка моего обострённого чувства справедливости? Страх? Они только начинали жить, когда рукой инквизиции, в их жизнь ворвался проект «Рассвет», и путь под названием «Ад». Их поезд давно направлялся в преисподнюю, я понимал это. После пережитого в стенах НИИ, они никогда не станут прежними, а всю оставшуюся жизнь стены лаборатории заполнят и без того огромную пустоту в юных душах.

За них никто не заступался, никому не было дела до их переживаний, сомнений, страхов. Федеральному агентству нужно было одно – результат.

Я горько усмехнулся, оглядев подопечных. Нет, насчёт меня люди из Научного Центра точно ошиблись. У меня был план и желание сделать всё возможное и невозможное, чтобы увидеть радость в их, не по годам повзрослевших, глазах.

На один шаг к свободе

Машина не хотела заводиться. Свой микроавтобус я спрятал в одном из боксов склада, забросал ветошью и коробками. Ранним утром, с тяжёлым сердцем, отправился в город на автомобиле бывшего кладовщика. Старый «москвич», готовый развалиться, пыхтел и ворчал. Я ремонтировал его около месяца, и теперь он на ходу. Ребята будут ждать меня, и я боялся, что не получится вернуться, что меня схватят, и они останутся один на один с дарами, вышедшими из-под контроля.

Оставив машину у обочины в кустах и, натянув пониже кепку, я вышел на трассу. До пригородного посёлка, где жил мой друг Пётр, было около пятидесяти километров. Автомобилей на трассе мало, однако, удалось один грузовик притормозил на обочине шоссе. Водитель краснолицый мужчина крупных габаритов, без лишних вопросов, согласился подбросить меня до города. Мельком бросив взгляд в зеркало, я не узнал себя: небритое лицо, колючий взгляд…

Я спросил сигарету и, закурил, смотрел в темноту загородного леса, где меня ждали «индиго». Недавно я и подумать не мог, что способен на подобное, каждый раз спрашивая себя, что толкнуло на этот шаг. Жалость, страх или то, что мой сын такого же возраста?

Я закрыл глаза, вспоминая, как Настя, подчиняла себе пламенную стихию. Помню, как из глаз девушки текли слёзы, после того как комната занялась огнём. Она просто перестала контролировать себя. Недавно проявившиеся способности пирокинеза не оставили ей выбора. И однажды, она чуть не сожгла комнату, в которой находилась, чудом оставшись в живых. С того момента Настю перевели в подвал к таким же неуправляемым, по словам Николаева, детям.

Последней каплей стал приказ военного генерала. Он пообещал Николаеву, если нам не удастся взять детей под контроль, останется одно – уничтожить их. В тот вечер я не мог думать ни о чём кроме побега. Хорошо помню, как Лана сообщила о чипах, нам необходимо было избавиться от них, чтобы никто из лаборатории не смог вычислить нас. Я удивился стойкости, с которой дети извлекали продукт технологии лаборатории. С болью, кровью рождалась надежда, они знали – пути назад нет и лучше смерть, чем жить лабораторными крысами.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! – сказал Гарик серьёзно по-взрослому.

– Че Гевара? – я внимательно смотре на него, Гарик кивнул:

– Я готов дать отпор и умереть, если эти сволочи, найдут нас!

С трудом я убедил всех, что до этой крайности дело не дойдёт. Я лгал и хотел верить, что всё будет иначе. Дети знали, что своей ложью я пытаюсь приободрить их, и словно подыгрывая мне соглашались с правилами игры.

У меня были ключи и пароли. Я удалил с компьютера лаборатории все данные и сделал так, что база данных на детей «индиго» исчезла без следа. Они, став призраками, растворились. Забрав всю наличность из сейфа, к которому имел доступ, я устроил пожар в лаборатории, он перекинулся на первый этаж, где хранился сжиженный газ. Мы успели убраться чудом, когда взрыв оранжевой вспышкой осветил ночь.

Я знаю – нас искали, но безуспешно и теперь, впервые отправился за помощью, в надежде не попасться в руки властей, иначе план под названием «Лучшая жизнь» грозил сыграть в ящик.

Первым делом нужно было сделать новые документы, и я знал, кто сможет мне помочь. Посмотрел в записную книжку и нашёл номер Петра, старого товарища. Хотел набрать, но всё ещё колебался, риск был слишком велик.

Серые сумерки быстро перетекли в непроглядную ночь, свет фонарей мелькал по молчаливому лицу водителя. Увидев указатель, я сообщил ему, что пора выходить. Он как-то странно, неприятно усмехнулся, покачал головой. Я не сразу понял, что происходило, не заметив в его взгляде торжества. Внезапное осознание, что меня раскрыли, заставило сжаться мышцам в животе. Боль застучала маленькими молоточками в висках.

– Я не понимаю, что происходит? – постарался спросить я, как можно спокойнее, пытаясь не выдать предательскую дрожь в голосе.

– Сиди и не рыпайся, – процедил сквозь зубы краснолицый бугай, вытащив пистолет и нацелив его на меня. Он сбавил скорость, быстро достал телефон и набрал номер.

– Крамер со мной, – его маленькие хищные глазки ядовито блеснули и посмотрели на меня, – да, по ситуации.

– Останови машину! – резко приказал я.

Громила, продолжая ухмыляться, покачал перед моим носом чёрным дулом пистолета.

– Я же сказал…

Он и не подозревал, что я смогу оказать сопротивление.

Годы занятий айкидо не прошли даром.

Мы схватились не на шутку, и машина, потеряла управление, зигзагом мчалась по скользкой дороге. Я почувствовал, как она, съезжая с шоссе, стала заваливаться на бок. Сжимая пистолет, водитель пытался ударить меня, но у него ничего не получилось. Я уворачивался, ударяя его по рёбрам. Он замахнулся, но мне удалось увернуться от его кулака. Перед глазами всё замелькало, звон бьющегося стекла, гром выстрела, пронёсшегося у виска. Оглушительный звук рикошетом ударил по барабанным перепонкам, и тёплые брызги чужой крови выплеснулись в лицо. Потом темнота и ощущение пустоты, гул в ушах, и гадкое чувство чужой крови на губах.

Когда я открыл глаза, то понял, что лежу в перевёрнутой кабине грузовика. Чудом уцелел. Я посмотрел на мертвеца, пуля попала ему в шею, шансов точно не было. Кровь продолжала выплёскиваться из простреленной артерии несостоявшегося убийцы, он обмяк и придавил меня грузным телом.

Еле выполз из-под его огромной туши и осторожно выбрался из машины, сморщился от боли, тошнота и головокружение заставили упасть в холодный снег и, вдохнув его свежий запах, я перевернулся на спину, устремляя взгляд к звёздам.

Морозный воздух быстро привёл в чувство, почистив руки, лицо и одежду от крови, я двинулся в сторону дороги, чтобы вернуться к повороту на посёлок, где жил Пётр.

Мне пришлось идти в полной темноте, рискуя сбиться с пути, к счастью дом, где жил мой товарищ был в самом начале и я отлично помнил дорогу. В надежде застать его, я бежал сквозь потёмки леса к домам. Стоял март – холодный и промозглый, колючий снег хрустел под ногами. Запах пороха всё ещё обжигал ноздри, только сейчас я почувствовал, как болят рёбра и плечо. Я бежал и думал, как мне связаться с женой, чему поверит она, чему нет.

Пригородный посёлок темнел окнами, и казалось, нет здесь ни одной души. Я свернул в знакомый проулок и понял, что мне улыбнулась удача, в окошке знакомого дома горел свет. Осторожно подойдя к окну, прислушиваясь, я увидел Петра, который был один и смотрел телевизор. Постучал в раму и увидел, как он посмотрел в окно.

– Денис?! – Пётр удивлённо вглядывался сквозь стекло, словно увидел призрака. Я не слышал его голоса, но прочёл это по губам. Он метнулся к выходу и, распахнул дверь, махнул рукой. Мне было трудно двигаться, силы почти оставили, я ввалился в дом и упал на руки Петра.

Он помог мне добраться до дивана.

– Погоди, – я выровнял сбившееся дыхание, – погоди… сейчас всё… поймёшь…

– Ну, чертяка, – он похлопал меня по плечу, сомневаясь, что перед ним не привидение, и добавил, – а Маринка знает, что ты жив?

– А что, по-твоему, я похож… на мертвеца?

– Да нет, вижу, что жив, как никогда, только немного потрёпан, – он улыбнулся, – по новостям сообщили, что ты и группа детей погибли во время взрыва в Институте.

– Как интересно, – протянул я, чувствуя, что настал черёд удивляться мне.

– Что за история? Есть хочешь?!

– Неси, что там у тебя… и… мне б умыться.

– Пойдём, ванная, помнишь, где ещё?

– Угу.

– Ты как, сам справишься?

– Да, уже лучше…

Я взглянул в зеркало. Разбитые губы, взъерошенные волосы и засохшая кровь, делали меня похожим на героя шпионского фильма. Боль. Она включила колючие инструменты в правом боку. Поморщившись, я снял свитер и понял, что у меня сломано ребро. Больно дышать, разделся, включил воду, смывая с себя кровь и грязь. Горячая вода, как целительный бальзам, стало легче и, завернувшись в тёплый махровый халат друга, я зашёл на кухню. Пётр, быстро притащил сковородку с ещё тёплыми котлетами,

– Вот всё что осталось от ужина.

– Ничего. Этого вполне хватит.

– Жена уехала к матери… Слава Богу она не видит, что с тобой случилось. Вот хлеб, картошка, давай ешь, а то на тебя страшно смотреть, осунулся, похудел.

– Это ничего, – я сунул в рот домашнюю вкусную котлету с приятным запахом чеснока, – ты, знаешь, зачем я здесь? Времени нет, поэтому сразу к делу. Мне нужны документы.

– Чёрт, это не так просто, ты же понимаешь…

– Понимаю. Но я должен вывезти детей за границу, там нас не будут искать. Мне так много нужно рассказать тебе… Ты поймёшь, когда узнаешь обо всём.

<1 2 3 4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

4 из 7