Братья: от Сталинграда до Берлина. Книга вторая

– Назад, – скомандовала девчонка. Голос ее дрожал, но взгляд был вполне уверенный – она была готова стрелять.

– Хорошо-хорошо, спокойно, – я отошел от крыльца. Леня с Родионом схватили свое оружие и направили его на девочку, к слову, ей было от силы лет пятнадцать, но лицо было потрепанное, как будто это она вместо нас воевала в Сталинграде.

– Не дури, девочка! – пригрозил Родион. – Нас больше, перебить нас всех ты не сможешь. А если перебьешь, то военная милиция быстро арестует тебя и твою мать. Подумай еще раз.

– Что вам надо?! – крикнула она истерически, дернув ружьем.

– Спокойно. Мы просто хотим помочь.

Я попытался опустить руки и направить их к винтовке, однако девочка отошла назад и выстрелила в землю, после чего проворно передернула затвор и снова направила на меня.

– Я сказала – назад!

– Понял, повторять не надо, – я отошел назад и опустил ствол пулемета, что держал Родион. – Опусти, Родион.

– Ополоумел? – он вытаращил глаза, услышав мой приказ.

– Опусти, я сказал. И ты, Леня тоже. Мы не стрелять сюда пришли.

– Как скажешь, – Леня недовольно опустил автомат. Родион последовал его примеру.

– Что теперь? – спросил я у девочки.

– Не знаю. Будем ждать маму.

– Слушай меня. Я офицер Красной Армии. Мы не фашисты. Если хочешь, я могу показать тебе свои документы.

Девочка задумалась. Она явно выглядела неглупой.

– Покажи, – скомандовала она, указав мне винтовкой.

Я, не спеша, достал документ из нагрудного кармана и протянул ей. Она медленно подошла и, пытаясь взять документ, немного опустила винтовку. В этот момент я резко схватил ее за ствол, оттянул в сторону, схватив второй рукой девочку за шею. Я не собирался ее душить, но было необходимо, чтобы она выкинула из рук оружие. Леня стоял ближе всех, поэтому он подскочил и выхватил его у девочки из рук. Не став долго держать, я отпустил ее, и она упала на землю.

– Только не убивайте, пожалуйста! Папу убили, брата увезли, я у мамы одна осталась! – девочка заревела.

– Никто не собирался никого убивать, – я присел к девочке и поправил ее русые волосы, – мы просто хотели помочь по дому.

Поняв, что девочка просто так не успокоится, я обнял ее. Через какое-то время она все-таки задышала спокойно, и я ее отпустил.

– Как тебя зовут? – спросил я, вытирая ей лицо.

– Л… Лида.

– Лидия, – задумался я. – Красивое имя. Где мама?

– Она в колхозе работает, скоро должна вернуться.

– Я же сказал, – подошел Витя. – Пойдем, я тебя в дом отведу. Есть хочешь? – он взял Лиду за руку и помог подняться.

– Да, очень.

– Товарищ командир, – обратился он ко мне, – можно я ей часть своего пайка отдам? Я же артиллерист, нам паек увеличили. Пожалуйста.

– Дело твое, – ответил я.

– Спасибо, командир, – Витя улыбнулся и повел Лиду в дом.

– Ты уронил, – Родион мне протянул мой документ.

– Ага, спасибо, – я посмотрел в сторону дома. – Ей бы в школе с подружками бегать, а она дома с ружьем сидит. Будь проклята эта война!

– Ты точно как старик разговариваешь. Война эта навсегда проклятой останется, а зачинщики будут наказаны. А сейчас давай работать. Ружье надо будет изъять, как трофей, – сказал Родион и пошел дальше пилить бревна.

Я согласился с ним, снова бросил взгляд на дом и присоединился к нему. Минуты через две прибежал патруль на звук выстрела. Я объяснил ситуацию, и все продолжили работать. Еще через час мы с Родионом почти закончили с бревнами, а Жора выкладывал из сарая кое-какие доски, чтобы залатать крышу. В какой-то момент к забору подошла женщина лет сорока.

– Молодые люди, а что здесь происходит?

– Добрый день, – отозвался Жора. – Мы тут решили у вас прибраться.

– Здравия желаю. Меня зовут Артем Севцов, я командир первой роты девяносто девятой танковой бригады, которая окопалась в паре километрах отсюда. Мне доложили, что у вас здесь, скажем так, беспорядок, вот мы и решили немного прибраться и помочь по хозяйству.

– Спасибо, но, – женщина замялась, – мне даже отблагодарить вас нечем.

– Не надо нас благодарить, – перебил я. – Мы просто делаем, что должны, помогаем тем, кто пострадал от войны. Если уж хотите нас отблагодарить, то скажите своей дочери, что немцы ушли, и мы не опасны.

– Да, а то бы зияла у нашего командира в голове сквозная дыра от ее винтовки, – съязвил Родион.

– Вы простите ее, пожалуйста, – женщине стало очень неудобно, – она многое пережила, сами понимаете, такое время.

– Я все понимаю, кроме одной вещи: откуда у вас оружие? – спросил я, указывая на лежащую в траве винтовку.

– Сын мой партизанил здесь, вот от него оружие и осталось. Как только его друзей и его самого разоблачили, половину расстреляли сразу, а другую половину увезли. Его тоже увезли.

Женщина нахмурилась, стоило ей только вспомнить о сыне.

– Оружие придется изъять, как трофей, – продолжил я, стараясь не обращать внимания на ее эмоции. – Думаю, это понятно.

Женщина хмуро кивнула. Видно было, что мысль о сыне давалась ей очень нелегко, что неудивительно. Родион попытался исправить положение.

– Раз уж мы здесь остаемся на какое-то время, то думаю, нам стоит познакомиться. Меня зовут Родион, а вас?

– Алена, – женщина поправила волосы.

– А по отчеству? – спросил я.

– Не надо по отчеству, не люблю я официальностей. Зовите просто Алена, к тому же я еще не такая старая.

– Я – Жорик! – послышался голос из сарая.

– Леня, – произнес мой земляк, в очередной раз, раскалывая бревно.

– Очень приятно, – улыбнулась женщина. – Но кто вам сказал, что нам с Лидой нужна помощь?

– Мы – коммунисты, Алена, – сказал я с гордостью, – мы едины с народом. Народ нам сказал, кому помочь, вот мы и помогаем. Вы можете идти в дом, мы скоро уже пойдем в часть, пока не стемнело.

– Я все же вас отблагодарю, – задумалась Алена, – не сейчас, но когда-нибудь.

– Как вам угодно, – я пожал плечами. – Если вы не против, мы продолжим.

Жора, Леня и Родион за полтора последующих часа заткнули все дыры на крыше, пока я складывал дрова. Витя тем временем ковырялся в старом мотоцикле, что стоял во дворе. В какой-то момент во двор вышла Лида с кружкой молока, подошла ко мне и протянула ее.

– Выпейте, пожалуйста.

– Я не хочу, – отмахнулся я, сложив очередную вязанку. – Спасибо, но мы недавно поели.

– Пожалуйста! Я так виновата. Я могла вас убить.

– Так, ну, во-первых, не на «вы» – я же старше тебя не намного, а во-вторых, ничего страшного. Не убила же.

Я повернулся и снова стал складывать дрова. Лида взяла черенок и ткнула меня в спину. Когда я повернулся, она ткнула мне кружкой в лицо.

– Пей, – голос ее был строгий, но в то же время забавный.

– Вот же вредина, – я взял кружку и выпил до дна, после чего посмотрел на Витю. – Это твоего отца мотоцикл?

– Да, его, – Лида окинула взглядом транспортное средство. – Ему дали на заводе, как премию, он у меня стахановец… был…

Лида замолчала, минутную тишину поддержал и я.

– Почему же его немцы не забрали? – спросил я.

– Сказали, что его чинить надо, а у них времени не было.

– Ну, вот и хорошо. Витя у нас такой – из консервной банки танк слепить может.

– Я все слышал! – сказал Витя, не отрываясь от мотоцикла.

– Чини, давай, слышал он! Это, между прочим, в твоих же интересах!

– Это еще почему?

– Да потому, Витенька, что транспорта нам не хватает! Не поедет мотоцикл – нам придется тебя запрячь в телегу!

– Так вы его заберете? —спросила Лида.

– Да, Лида, извини, но придется. Мы с твоей мамой уже на эту тему говорили. Фронту нужна любая техника, поэтому мы заберем ваш мотоцикл под расписку, то есть, когда война закончится, вы с мамой можете требовать в сельсовете новый мотоцикл, или что-нибудь, что будет по схожей цене.

– А где же в сельсовете найдут для нас мотоцикл?

– Они уже должны требовать у райкома, насколько мне известно. В любом случае, требовать – право ваше, но сейчас его придется забрать.

– Ну, и хорошо, – Лида поправила волосы. – Немцам не достался, так хоть наши на нем покатаются. Ну, я пошла в дом.

– Хорошо, иди.

– А ты кружку отдавать собираешься, или тоже на фронт заберешь?

– Ой, прости, – я немного дрогнул. – Да, забери, конечно.

Я отдал кружку, и Лида, смеясь, побежала в дом. Ко мне подошел Витя.

– Плохо у тебя, командир, получается с девчатами разговаривать.

– Да ну? – посмотрел я на него.

– Ну, конечно. Вот эта вся вежливость как-то не катит, понимаешь?

Я вздохнул и буркнул в его сторону: «Твой номер семнадцать», после чего принялся докладывать дрова.

– Тема, ну я серьезно, ты разговариваешь с ней, как с одноклассницей на уроке химии. Девушки любят таких… авантюристов.

– Слушай меня внимательно, авантюрист, – повернулся я с серьезным взглядом. – Если бы я хотел с девочками веселиться, то еще в сорок первом за Волгу бы убежал, а не ждал бы, пока война ко мне в дом придет, а во-вторых, если ты этот мотоцикл не починишь, то я тебя сам в него запрягу, понял?

– Да понял я, чего ты так сразу, – Витя опустил глаза. – Я просто хотел профессиональный совет дать.

– Я не нуждаюсь в советах, когда речь идет об общении с противоположным полом. Иди, работай.

– Понял, командир, – понуро ответил Витя и пошагал обратно к мотоциклу.

* * *

Уже через полчаса мы закончили, как и Витя, который починил мотоцикл, но не смог завести, ввиду отсутствия бензина, поэтому этот железный конь пока остался у хозяев. Мы попрощались с Лидой и Аленой и пошли к сельсовету, откуда нас должна была забрать машина. Темнело. В какой-то момент Жора крикнул: «Воздух!». Я оглядел небо и увидел два «мессера», что летят в сторону деревни. Мы разбежались по краям улицы. Самолеты с ревом пролетели над деревней и стали кружить вокруг нее, но буквально через несколько секунд на них налетели наши истребители.

– Вот «Лавочкины», вот сукины дети! – с восторгом кричал Родион.

– Не говори! Откуда они вообще здесь взялись? – сказал я, придерживая фуражку.

– Немцы, или наши?

– Да и те и другие.

– Худые откуда взялись, не знаю, но у наших сейчас патрулирование должно быть.

– Очень вовремя, однако!

«Мессер» сел нашему Ла-5 на хвост, но наш истребитель сделал крутой вираж, потом другой. Уже через пару секунд он оказался позади немца и в упор его расстрелял. Самолет упал на холме, который хорошо просматривался с улицы. Взрыв был очень мощный, как будто взорвался не самолет, а склад с боеприпасами. Видимо рванул снаряд, прикрепленный к днищу немецкого истребителя. Пока один Ла-5 разбирался с этим самолетом, второй гонял «мессер», который, кстати, был очень живуч, вокруг деревни. Два наших истребителя прижали самолет к деревне так, что немец пролетал над самыми кронами деревьев. Долго такой полет продлиться не мог, и «мессер», пытаясь сделать очередной вираж, потерял высоту и рухнул на соседней улице. Мы перебежали огородами и вышли на соседнюю улицу, где, посшибав деревья и заборы с сараями, лежал рухнувший самолет. Носовой винт его еще крутился, двигатель дымил, испускал искры, значит, был готов либо загореться, либо взорваться. Как только мы вышли перпендикулярно ему, из кабины стал доноситься пистолетный огонь в нашу сторону, отчего мы сразу попрятались за деревья, заборы. «Не стрелять! Брать живьем!» – крикнул я своим бойцам. Дав сигнал Родиону ползти в обход, я дал заградительную очередь в землю перед самолетом. Любое попадание по нему гарантировало в лучшем случае возгорание, чего нам было не нужно, ведь доставить в штаб языка – лучшая разведка, в отличие от облета позиций врага на кукурузнике или более продвинутом истребителе. Конечно, в чистом поле спрятаться негде, по крайней мере, у немцев было плохо с маскировкой, как я заметил, но все же, «языков» много не бывает. Пока мы с товарищами пускали очереди и стреляли то выше самолета, то по земле вокруг него, Родион обошел самолет слева и ловко, оставив пулемет на траве, запрыгнул на крыло. Быстро подбежав к пилоту, он сильно сжал нож в руке и ударил немца кулаком в переносицу. Немец потерял сознание. «Все чисто!» – крикнул нам Родион из-за самолета. Мы опустили оружие, и подошли ближе, Родион как раз выволок пилота из кабины. К нам подбежали солдаты.

– Что здесь произошло? – спросил старший сержант.

– «Языка» взяли, – ответил я довольным голосом.

– А вы кто? – сержант выпрямился, поправив покрытую серой пылью каску.

– Лейтенант Севцов.

– Документы? – грозно перебил сержант.

Я протянул сержанту свое удостоверение. Сержант внимательно изучил его и вернул.

– Прошу прощения, товарищ лейтенант. Сами понимаете, время неспокойное. Эти солдаты с вами?

– Со мной. Ничего страшного, сержант. Объявляю вам благодарность за бдительность.

– Служу Советскому Союзу! – отдал честь солдатик.

– Принимайте «языка» и доставьте полковнику, нам уже надо на позиции возвращаться.

– Конечно, товарищ лейтенант, доставим в лучшем виде.

– Ну, давайте.

Мы передали пленного, и обошли стороной самолет. Родион подошел к траве и достал свой пулемет, мокрый от вечерней росы и покрытый мелкими травинками, которые Родион стал убирать. Солнце потихоньку уходило за горизонт, оставляя вместо себя темное небо, покрытое звездами и небольшими кусочками облаков. В воздухе стоял запах летней листвы и паленого алюминиевого дюраля. С края деревни в нашу сторону ехало несколько машин и одна пожарная.

К нам подъехал трофейный «Кубель», как его называли простые солдаты, за рулем которой сидел наш шофер Иван Васильевич.

– Что, молодые люди, умаялись? – спросил он своим привычным добрым голосом.

– Эх, Иван Васильевич, – облокотился на капот машины Родион, – устали мы, как собаки. Как там ребята, соскучились?

– Некогда им скучать, сынок. Нам полковник танк прислал, вот и утюжили мы молодежь в окопах весь день.

– И как? – спросил я.

– Знаете, товарищ лейтенант, по-моему, неплохо. Кого-то все еще трясет, но большинство уже видно, что танков не боятся.

– Да ладно? Вот так сразу и не бояться, за один день?

– А что вы хотели? Некоторых тридцатьчетверка по пять раз за сегодня переезжала, так что немецкие танки они переживут, я думаю.

– Ладно, это хорошая новость. Ну что, поехали обратно?

– Домой, а, Артем? – съязвил Родион.

Эти слова меня довольно сильно обидели. Да, я часто слышал, что солдаты и командиры называют место базирование домом, и пилоты свои авиабазы тоже называют домами, но лично сам никогда не звал домом чуждые мне места. Мой дом был там, в Сталинграде, его уничтожили, теперь дома у меня нет. Стало быть, бездомный? Видно, так, да только называть другие места домом мне душа не позволяла.

Я посмотрел на Родиона и, молча, сел в машину, отвернувшись в сторону уходящего за горизонт солнца, после чего мы поехали обратно, "домой", как выразился Родион.

Нежданная встреча

Весь следующий день я с Родионом не разговаривал. Я вообще не выходил из своей землянки, и к вечеру уже немного успокоился. Весь день я только и делал, что рассматривал листовки по борьбе с новыми немецкими танками, выпивая время от времени чай, и иногда пролистывал страницы книги. За такое могло хорошенько прилететь по шапке, но я не знал, что хуже, отсутствовать в роте вообще, или присутствовать с таким лицом, будто я потерял все. Конечно, если так смотреть, то с войной и я, и многие солдаты потеряли все, но это не показывается в повседневной рутине. Все стараются болеть душой и переживать вне работы, когда никто не видит. Так и сейчас. Я болел душой о городе, в котором я жил всю свою жизнь, а спрятать это в себе на время работы не мог, возраст и характер не позволяли скрывать эмоции. Поэтому я решил просто не выходить из землянки, с мыслью, что если понадоблюсь – позовут.

Ближе к вечеру в землянку зашел Родион, я как раз сидел за очередной главой Тихого Дона. Не сказав ни слова, брат сел за стол и, смотря в сторону, не находя слов, заговорил:

– Я это, Артем… Я тебе вчера сказал… Ты прости меня, пожалуйста. Я не со зла, честно, просто ляпнул не подумав.

– Тебе-то проще такое ляпать, – я посмотрел на стену напротив. – У тебя хоть дом есть.

– Да брось ты, – с досадой сказал он. – Восстановят твой Сталинград, все города восстановят, будет всё лучше прежнего.

– Лучше уже не будет, – я закрыл книгу и положил рядом. – В городе уже нет тех, кто там жил. Люди, конечно, выжили, и довольно много, но моих даже простых знакомых я там вряд ли увижу. Я там буду не нужен, понимаешь?

– Это тебе так кажется, – буркнул Родион.

– Да нет, братец, это так и есть. Мне будет тяжело жить в городе, где погибла мама, невеста, боевые товарищи. Я просто… буду ходить по тем красивым зеленым улицам и вспоминать, как я шел за газетой, как появились в небе самолеты, как буквально за несколько минут город превратился в руины. Тяжко мне там будет, Родион, а деться больше некуда.

– У тебя что, братьев нет? Или ты думаешь, мы тебе будем не рады в наших домах?

– А вам нужен такой угловой жилец? У каждого будет семья, дети, а я буду один или со своей женой в соседней комнате. Не проживем мы вместе долго.

– Выбрось эту херь из головы! – вид Родиона из виноватого стал суровым. – Мы братья к конце концов, ближе нас у нас никого нет, и даже если нам придется в небольшой хибаре жить в четыре семьи, мы все равно будем вместе, запомни это! В давние времена по три семьи в одной хате жили и не помирали, а ты тут разводишь себя на слезу!

Я посмотрел на Родиона с сомнением в глазах. Я не знал, какое меня ждет будущее после войны, и осознание того, что я вернусь в родной город, уже не давало мне такого энтузиазма, как раньше.

– Ты что-то хотел? – спросил я у Родиона.

– Вообще-то хотел извиниться, но меня послали сюда за тобой.

– Кто?

– Литовченко. Сказала, что тебя вызывает полковник.

– Чего сама не позвала?

– Сказала, что нам с тобой есть о чем поговорить.

– Умная барышня, ничего не скажешь.

Я встал с нар, надел гимнастерку и направился к выходу, Родион последовал за мной. Я уже было хотел отворить полотно, но Родион перекрыл мне путь.

– Мы все? Вид у тебя какой-то.

– Все в порядке, Родь, просто мне немного грустно. Да, я уже не обижаюсь.

– Точно?

– Да точно, всё, – я обнял его. – Мне к полковнику надо. Спасибо, что зашел.

– Давай, богатырь.

Я доехал до Прохоровки, вылез из машины и направился к штабу, однако не успел дойти даже до двери, как меня окликнул Сергей.

– Лейтенант! Иди сюда! – он стоял возле нашего танка, который был как бы не танк. У него не было башни, пушка торчала прямо из корпуса, чего я раньше, конечно, видел, но не обращал внимания. Я подошел.

– Здравия желаю, полковник. А это что за чудо без башни?

– Ты что, деревня, самоходок ни разу не видел? – усмехнулся Сергей.

– А, самоходка, – я почесал затылок. – Видел, но как-то особо не разбирался в этом.

– Ну, вот, посмотри, «су» сто двадцать два!. Такая красавица и «Тигров» и «Пантер» прошьет – только в путь.

– Уверен? – усомнился я.

– А то! Ты сомневаешься?

– У нее сектор обзора ограничен, башни-то нет. Если ее только из засад использовать.

– Подвижность у нее нормальная, – дядя Серега перебил меня, – сможет и в атаку пойти, хотя ты прав: ресурс этот довольно ценный, не стоит просто так рисковать, – Сергей побил установку по гусенице. – Ргонь-машина, ничего не скажешь.

– Ты меня вызывал, – я поправил гимнастерку. – Есть что-то для меня?

– Да, у меня для тебя небольшой подарок. Я бы тебе всыпал за то, что вчера не явился, но сдержусь из-за языка, полезную информацию он нам принес. Давай, пошли со мной.

Мы прошли в штаб. На столе стоял свежезаваренный чай, лежала какая-то газета, на которую я сначала не обратил внимания, ровно до того момента, пока не увидел на ней мое имя, написанное большим шрифтом. Я взял газету.

– Что это? – я начал читать.

– Ты чего, чудак, газеты не читаешь, что ли? Этой газете уже полгода.

– «Герой-красноармеец спас Сталинград», – прочитал я. – Это про меня, что ли?

– А в Сталинграде много Севцовых было? Про тебя, конечно. Или ты считаешь, что Герои не должны быть в газетах?

– «Саботируя приказы командира-предателя, – продолжил я, – молодой сержант, собрав остатки разбомбленных сил, организовал оборону города стратегического значения, и не дал танкам врага прорваться к окруженным немцам до подхода резервной армии Малиновского. Слава Герою Советского Союза!» – дочитал я.

– И как? – у Сергея просто горели глаза. – Она вышла почти сразу, пока ты в больнице лежал.

– Даже не знаю, – я положил газету на стол. – Газет я уже почти год как не читал, да и не сержантом я тогда был, а простым рядовым.

– Ну, вот, прочитал. Народу как-то тяжело было бы поверить, что рядовой может организовать целую оборону, так что сделали тебя сержантом. Да и потом, знаешь же ты этих журналистов. То одно опустят, то другое добавят. Главное то другое – ты у нас герой, – гордо сказал Сергей, пока наливал чай. – Про тебя знает почти весь офицерский состав.

– Серьезно? – удивился я с долей сомнения.

– Конечно. Правда, не в лицо: твоих фотографий нет ни в одной газете, сколько бы я не искал. А так, твою фамилию ставили в пример нам в училище, как пример молодого офицерского энтузиазма, который может в нужный момент спасти ситуацию.

– Что-ж, ясно. А ты чего это три кружки чая налил?

– А я тоже буду, – прозвучал за спиной до слез знакомый голос.

Я обернулся. Это был дед Архип. Вид у него был довольно потрепанный, чего стоили его полностью седые волосы, которые буквально осенью еще были русыми. Морщины на лбу и щеках никак не изменились, а ухоженная борода, которую дед опустил на пару сантиметров той же осенью, блестела как снег. А вот форма преобразилась: офицерская гимнастерка, погоны полковника, пистолет в кобуре вместо привычного для меня пистолета-пулемета – все выдавало в нем офицерский чин. Если мы с Сергеем были богатырского телосложения, и статус офицера подчеркивался этим, то дедушка был среднего роста. Бывший в былые времена довольно полноватым, сейчас он уже похудел и особого грозного офицерского вида не представлял, но голос его слышно, как выразился однажды Родион, можно было услышать за тридцать верст.

– Дед? —я не поверил своим глазам.

– Иди ко мне, медвежонок.

Я обнял его так сильно, как только мог. Мне хотелось кричать, плакать, смеяться, мне хотелось делать все и сразу. Я отстранился и посмотрел на своего дедушку. Этот, с виду строгий и неприступный дед казался таким добрым и мягким, что я поддался эмоциям и пустил слезу.

– Ну-ну не плачь, – сказал дед, вытирая слезу у меня со щеки. – Ты офицер Красной Армии а в слезы решил вдариться, нельзя, факт! На вот, лучше посмотри, что у меня есть.

Он обернулся и протянул мне винтовку. Я взял ее в руки, не понимая, что в ней особенного. Немного потрепанная старая трехлинейка, но одна деталь привлекла мое внимание. С правой стороны, под затвором, красовалось выцарапанное слово «Виктория». Это была моя первая винтовка, которую мне отдал Архип еще в августе сорок второго, в день, когда немцы уничтожили мой город, мой дом, мою семью. Я выцарапал это ничем не примечательное слово, когда сидел в окопе, ожидая, что вот-вот немцы пойдут в атаку. Эта винтовка породила множество воспоминаний одним своим видом, отчего мне стало радостно и грустно одновременно.

– Где ты ее взял? – спросил я.

– Держал у себя когда ты уехал за Волгу, – с хрипом ответил дед. – Мы так немцев потом и били после тебя. У январе я сидел в окопе, а ко мне командир подходит и говорит: «Архип, наши пришли! На Мамаевом Кургане мы соединились!». После этого еще пару деньков повоевали, и немцы флаги белы вывесили.