Братья: от Сталинграда до Берлина. Книга вторая

Братья: от Сталинграда до Берлина

Книга вторая

Артем Октябрький

Дизайнер обложки Александра Кохановская

© Артем Октябрький, 2021

© Александра Кохановская, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-2949-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0050-5319-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Засада

Грохот взрывов было слышно за много километров. Взрывная волна опрокидывала грузовики, сбивала гусеницы и ходовую часть танков. Наша танковая бригада еще не доехала до линии фронта, а уже несла потери. На железнодорожной станции села «Вязовое» нас ссадили с поезда, предоставили танковой бригаде и дали приказ на машинах отправиться в сторону Прохоровки. Дорога была спокойной, однако, проезжая вдоль реки «Журавка», на повороте на юг по нам ударили минометы и пулеметы. Я выпрыгнул из машины и, держа в руках ППШ, скатился в кювет. Там уже сидели уцелевшие солдаты бригады, в том числе и солдаты из моей роты. От взрывов минометных мин содрогалась земля, нас осыпало грязью и щебнем. Я решил ползком подняться, и посмотреть, откуда бьет противник. Когда я оказался на окраине дороги, то увидел, как из рощи, что была на берегу реки, шел шквальный огонь. Дабы не поймать пулю, я спустился обратно, и, пригнувшись, отправился искать радиста. В конце колонны ехали три десятка «Катюш». Необходимо было вызвать артиллерийский удар по роще. Пока пробирался, спотыкаясь о лежащих солдат, я немного огляделся. Кювет был достаточно высокий и напоминал чем-то овраг, коих здесь было валом. Дым от дороги поднимался в небо. Закрыв собой солнце, он превратил день в ночь. Несколько солдат лежали на краю дороги и пытались отстреливаться, кто-то стащил в овраг миномет и даже артиллерийское орудие. Грузовик съехал с дороги после первого взрыва и орудие было удобно расположено рядом. С него и вели огонь.

Литовченко, командир шестой «двадцатки» в моей роте, перевязывала солдата. Я подбежал к ней, в надежде узнать, жив ли радист и где он.

– Литовченко! – вокруг все грохотало. Я даже не слышал своего голоса.

– Да, товарищ командир? – она подняла голову, продолжая перевязывать лицо раненому солдату.

– Вы радиста видели? Мне нужен радист!

– Нет! А хотя… – она закончила перевязывать и посмотрела в сторону. – Он с Севцовым спускался, чуть дальше! Ищите там!

По пути я все думал, смогу ли я настроить сам радиостанцию, если радист все же убит? Мне объясняли, как нужно с ней работать, ничего особо трудного не было, но опять же, ты не можешь быть уверенным, не опробовав аппаратуру на практике. Пока думал, добрался до Родиона. Он сидел на краю дороги, шквально стреляя в сторону врага, а когда патроны закончились, спустился вниз.

– Темка! – крикнул он, увидев меня. – Мать твою за ногу, живой! Что делать будем?

Родион сел на колено и стал менять диск ручного пулемета. Я пригнулся от взорвавшейся недалеко на дороге мины и, оглушенный взрывом, сказал:

– Мне радист нужен! Саша сказала, ты с ним спускался! Где он?

– Саша? – удивленно посмотрел на меня Родион. – А, Литовченко, что ли? Спускался, да, но где сейчас – черт его разберет! Поищи чуть дальше, может там, а я наверх.

– Иди, только осторожней!

Родион полез наверх, а я побрел дальше, как раз проходя мимо артиллерийского орудия. До этого мне еще не доводилось быть в такой близости к артиллерии, и когда оно, орудие, выстрелило буквально в пяти метрах от меня, в голову ударил звон и волна от выстрела. Я схватился за голову и упал на колено. Ко мне быстро подбежал заряжающий орудия.

– Товарищ лейтенант, вы ранены?

– Нет-нет… – ответил я. – Просто голова. Я в порядке, сержант, спасибо. Продолжайте вести огонь.

– Так точно!

Сержант убежал обратно к орудию, а я продолжил движение. Наконец, я увидел радиста. Он сидел со станцией и судорожно пытался наладить связь. Я подбежал к нему.

– Товарищ сержант, нужна поддержка артиллерии! Свяжитесь с «Катюшами» в конце колонны! Нам нужны «Катюши»!

– Пытаюсь, товарищ лейтенант! Связь ни к черту! Пытаюсь!

– Пытайся, пытайся, дорогой! – я внезапно перешел на «ты». – Я наверх! Если что-то будет не так – зови!

– Есть, товарищ лейтенант!

Я подлез к краю дороги. С другой стороны, с рощи, уже шли немецкие солдаты. Я снял ППШ с предохранителя и начал стрелять короткими очередями. Вокруг был просто ад. Целые, или хотя бы стреляющие танки обстреливали рощу, солдаты стреляли с края дороги, машины горели. Но, несмотря на огонь, немцы упрямо подходили все ближе к дороге, и этому я не мог найти адекватного объяснения. Скорее всего, так мне показалось, что в отчаянной атаке на вражескую колонну немцы, потерявшие всякую надежду на спасение, решили уничтожить как можно больше советских солдат. Из-за дымовой завесы, которую они, немцы, поставили в самой середине рощи, было невозможно в кого-либо попасть, стрельба велась на вспышки выстрелов, какие-то образы, мелькающие в дыму. Заградительным огнем красноармейцы время от времени заставляли фашистов залечь. Спустя минуты две такого хаоса ко мне снизу подполз радист.

– Товарищ командир!

Снаряд миномета разорвался в каких-то десяти метрах от меня, мне на каску посыпался щебень и земля, в голову ударила взрывная волна, спасло мое положение, я удобно лег с краю дороги, она скрывала большую часть туловища. Отряхнув голову, я повернулся.

– Что? – спросил я, глядя на него.

– Я уже… – еще один минометный снаряд взорвался недалеко.

– Что?! Я не слышу!

– Я говорю, я…

В этот момент послышался оглушительный свист. Отвернув голову, я увидел десятки ракет, летевших с конца дороги и затем падавших на рощу. От взрывов ракет дрожала земля, со стороны рощи понесло жаром, крики немцев было не слышно среди грохота ракет. Все стихло через каких-то десять секунд. Было слышно лишь треск горевших деревянных кузовов грузовиков. В воздухе стоял противный запах гари, и жженого металла. Я снова повернулся к радисту.

– Так, что вы хотели сказать, товарищ радист?

– Я хотел сказать, что уже связался с «Катюшами».

– Я заметил, – на моем лице появилась улыбка.

Радист улыбнулся в ответ, а я встал и аккуратно начал переходить дорогу. Скорее всего наши РЗСО не оставили ничего живого в той роще, но нужно было быть осторожным. За мной следом поднимались солдаты. Я подошел к противоположной стороне дороги. Родион встал рядом.

– Откуда же здесь немцы, а? – спросил он.

Я некоторое время молчал, вглядываясь в размолотую земляную кашу, на месте которой всего минуту назад была зеленая роща с березками.

– Не знаю, – сказал я, наконец, – может отставший арьергард.

– Не велики ли силы для арьергарда? Я думал в них меньше солдат.

– Мы не можем сказать наверняка. Я видел только несколько десятков немцев, что с рощи шли. Сколько их было в самой роще, непонятно. Быть может, не только арьергард, но и энные подразделения, которые мы на марше пропустили.

– Во всяком случае, я думаю, добренько их там было, – сказал Родион, качая головой. – Минометы так нас задавили, их там точно штук десять было, минометов, я имею в виду.

– Во всяком случае, я узнаю потом у полковника.

Спустя пару минут, ко мне подошел замполит.

– Товарищ ротный командир.

– Да? – я повернулся.

– Я тут посчитал, – замполит оглядел дорогу. – Шестнадцать грузовиков разорвало, из них девять полных людей. В овраге лежит тридцать три тела, примерно, это не считая тех, кто лежит на дороге. Здесь четыре взвода, не меньше. Почти полностью разбит зенитный дивизион, половина артбатареи. В общем, у десяти танков полностью разбита ходовая часть, три других можно восстановить, шестнадцать грузовиков уничтожило, еще пять подлежат восстановлению, потеряли зенитный дивизион, пол артбатареи, а люди…

Замполит еще посмотрел на всю картину разрушения и, тяжело вздохнув, сказал:

– Человек сто пятьдесят – двести потеряли… просто так.

– А с моей роты? – спросил я.

– Ну, не знаю. Может человек двадцать – тридцать.

Я повернул голову, и, осознав масштабы потерь, сказал:

– Нет, Григорий Викторович, – посмотрел я на замполита, – они погибли не зря. Они погибли, защищая страну от фашизма, и даже те, кто не успел ничего сделать, ехали защищать Родину. Они погибли не зря, товарищ замполит. – Я снял каску и отряхнул от мусора. – Нужно доложить комбату.

Сложно смириться с тем, что кто-то погибает вот так, по пути на передовую. К обычной-то смерти солдата привыкнуть невозможно, хотя если смотреть на всю войну, то стоило бы, а к смерти неожиданной, которая даже не в бою на передовой, а в пути на передовую, привыкнуть еще сложнее. Конечно, эти ребята погибли не просто так, нельзя так говорить, что просто так. Просто так на войне никто не погибает.

Я посмотрел на солдат, осматривающих тела погибших бойцов.

– Родь, ты это… построй роту, посчитай, кого нет.

Родион, казалось, не расслышал меня, или намеренно проигнорировал этот не то слабый приказ, не то просьбу, которую я так неуверенно выдал.

– Я что, тихо говорю? – прикрикнул я, повернувшись к Родиону. – Немедленно построить роту, хватит сопли жевать!

Мне показалось, что Родиона даже удовлетворил такой ответ. На углах губ показалась еле видимая улыбка. Он отдал честь и со словами: «Так точно!», ушел, отдавая приказы солдатам.

Я подошел к трупу красноармейца, и присел. Молодой сержант в новеньком обмундировании с погонами, к которым я еще не привык, на груди его красовался орден Красного Знамени. В горле у него был осколок железа, от чего вся его одежда была пропитана кровью. Я закрыл ему глаза, а сам подумал: «Прямо как Катю». От этой мысли стало тяжело на душе. Подошел Родион.

– Товарищ лейтенант, рота по вашему приказу построена!

– Хорошо. Встать в строй.

Родион встал в голове строя, который расположился с краю дороги. Командиры «двадцаток» вышли из строя. Я встал с колен, подошел и посмотрел в глаза командиру третьей «двадцатки» Ковальчуку. Он, казалось, был самым хмурым среди всех.

– По порядку рассчитайсь! – дал я команду.

– Уже рассчитались, – сказал Родион.

– Сколько?

– Девяносто шесть. Трое ранены, остальные убиты.

– Откуда такая точность?

– Разрешите? – спросила Саша.

– Разрешаю.

– Вся наша рота устремилась в овраг, в начале боя. У меня трое раненых, у остальных раненых нет.

– Понятно. Двадцать один человек убит. У кого больше всего людей погибло?

– У меня, – сказал Ковальчук. – Четырнадцать ребят полегло.

– Ясно, – я глубоко вздохнул. – Слушайте приказ. Пятая и шестая «двадцатки» пополняют другие за счет своих людей, даже если это приведет к расформированию. Будем надеяться, что нам быстро дадут пополнение. Но этим займемся потом, когда прибудем в место расположения. Сейчас нужно расчистить дорогу от обломков и грузовиков. Саперы пусть танки буксируют, а вы дорогу расчищайте. Сейчас должен уже комбат подъехать. Вопросы? Приступайте.

Бойцы принялись расчищать дорогу. Вскоре и другие построенные роты начали сталкивать остатки грузовиков в кювет. На служебной машине приехал комбат Васильев, который ехал в конце колонны и только пробился в пробке. Сам был среднего роста, хотя довольно крупный, голос его был хриплый от прошлогоднего ранения в горло.

– Командиры рот, стройся! – крикнул он, еще не высунувшись из «виллиса».

Мы построились. Я возглавлял первую роту, поэтому стоял первый. Когда комбат подошел, я начал командовать:

– Командиры! Равняйсь! Смирно! По порядку рассчитайсь!

Да, и к «офицерам» я еще не привык. Весь сорок второй, сколько было военных в Сталинграде, всех называли командирами. Как-то приелось к языку, хотя казалось бы, молодым перемены даются легко.

Итоговый счет дошел до девяти. Одного офицера не хватало.

– Расчет окончил лейтенант Белоглазов!

Подойдя к комбату, я начал сдавать рапорт:

– Товарищ командир батальона, ротные командиры, в числе девяти человек, по вашему приказу построены. Отсутствует один. Причины отсутствия выяснить не успели. Рапорт сдал лейтенант Севцов!

– Выяснить, где отсутствующий и доложить, немедленно!

– Есть!

Я побежал в поисках замполита. Увидел его, как он руководил укладкой трупов вдоль обочины. Я подбежал к нему.

– Григорий Викторович, вы знаете, где командир четвертой роты?

– Тихомиров, что ли? – замполит посмотрел на меня, после чего указал на труп, прикрытый брезентом. – Вон он. Убило его снарядом. Придется его роту разделять. Она потеряла треть своего состава.

– Разберемся. Спасибо большое.

Отдав честь, я вернулся к комбату.

– Товарищ командир батальона, разрешите доложить?

– Докладывайте, – коротко ответил комбат.

– Лейтенант Тихомиров был убит во время боя. Его рота потеряла одну трети своего состава.

– Понятно, – комбат оглядел лежащие у обочины тела. – Встать в строй.… Так, у кого какие потери?

Мы все доложили о потерях. Комбат покачал головой, на лице его явно виднелась печаль и сердитость, и неудивительно! Тяжело вздохнув, он сказал.

– Сейчас расчистим дорогу и отправимся в район базирования. Как только прибудем, я доложу обо всем полковнику. Мы разделим оставшуюся роту Тихомирова и восстановим другие роты. Все равно как минимум одну мы потеряли. Все ясно?

Все офицеры хором ответили: «Так точно!»

– Хорошо. Занимайтесь расчисткой. Нужно как можно быстрее закончить. Промедление для нас сейчас губительно. Выполнять!

Прохоровка

На очистку дороги у нас ушло около получаса. Проверив рощу, вернее то, что от нее осталось, стало понятно, что те немцы действительно были арьергардом, который попал в окружение. Видимо наши войска продвигались так быстро, что попросту обошли его и прижали к реке. Вопрос был только в том, почему он до сих пор не был уничтожен, как наши войска их пропустили? Так или иначе, мы расчистили дорогу, и конвой снова начал готовиться к отправке. Ко мне подошла Саша.

– Твоя машина уничтожена? – спросила она.

– Да. Буду теперь в грузовике ехать, с другими.

– Зачем в грузовике? Мы вон с Родионом на броне всю дорогу ехали. Поехали с нами.

– Ну, можно и так.

В наш разговор ввязался замполит.

– Надо ехать, товарищи. Кромышев приказал. Он сам поедет в середине колонны. Решил, что более в хвосте ошиваться не будет.

– Ясно. Я тогда пошла, – сказала Саша. – Так ты с нами на броне?

– Да, скажи Родиону, что сейчас приду.

Саша ушла, а я смотрел вслед на ее одежду, особенно на плотно сидящие бриджи. «Неужто ей удобно ходить в таких штанах?» – пронеслось у меня в голове.

– Я это… – начал замполит, – хотел сказать спасибо за то, что помог мне тогда, на вокзале.

– Да ладно. Подонков в мире хватает. Ну, – я надел свою фуражку, что нашел на дороге, и отдал честь, – идите, Григорий Викторович к своему транспортному средству, а я на танке поеду.

– Езжайте, товарищ лейтенант, – он в ответ отдал честь. – Увидимся на месте.

Я подошел к танку, на котором сидели Родион, Саша, и еще один незнакомый мне рядовой. Родион, увидев меня, поправил пилотку и сказал с ухмылкой:

– Что, товарищ командир, решили спуститься до нас, простых смертных?

– Я тебе сейчас в лоб дам. На, лучше подержи автомат, смертный.

Родион, смеясь, взял автомат, и я залез на танк. Двигатель был горячий. Чтобы не сжариться, ребята постелили брезент. Колонна поехала. Я облокотился на башню танка, сильно хотелось спать.

– Ты поспи, командир. До места еще час-другой катить. Отдохни, – сказал Родион.

Я запрокинул голову назад и расслабился. Гул танка, дрожь двигателя, все это просто убаюкивало. Я не заметил, как уснул.

* * *

Я вижу яркое солнце, чувствую свежий речной воздух. Это набережная моего родного Сталинграда. Погожий летний день. Я сижу за столиком, пью кофе. По реке проплыл пароход. Вокруг ходят люди, смеются. Молодые люди сидят на тротуаре с инструментами и играют веселую музыку. Вокруг них собрались прохожие. Я сижу, и мне очень хорошо. Оплатив кофе в нашем любимом кафе, я иду домой. Вдруг завыли сирены. Я смотрю на небо и вижу сотни самолетов. Буквально за несколько секунд чистое небо покрылось черными тучами. Потом свист, грохот. Я сорвался с места и побежал вниз по улице. Бегу и слышу крик: «Артем! Артем!».

– Артем. Артем!

Я кое-как стал отходить ото сна.

– Что такое? – спросил я, протирая глаза.

– Просыпайся. Мы уже приехали.

Это была Саша. Она толкала меня в плечо, сидя на коленях.

– Куда?

– В Прохоровку, куда ж еще. Давай, тебя полковник ждет.

– Иду-иду, – сказал я, от души зевнув.

Уже был вечер. Бригада стояла на краю деревни. Солдаты разгружали ящики с грузовиков, танкисты проверяли гусеницы своих машин, артиллеристы заряжали «Катюши» ракетами. Небо было покрыто тучами, а с заката светило оранжевое солнце, прорезая насквозь серые водные массы. Я протер глаза, слез с танка и пошел к замполиту. Он стоял и командовал разгрузкой снарядов для артиллерии.

– Товарищ замполит, не знаете, где я могу найти комбрига? – сказал я, поправляя гимнастерку.

– А чего не знать, знаю. Вон, в том доме. У него там штаб.

– На краю деревни? Интересно…

– Ну, а что? Колонны все через край проходят. Здесь их удобно встречать.

– Ладно, спасибо, товарищ замполит.

Я пропустил проезжающий мотоцикл и пошел к дому. Ничего необычного. Деревянная хижина, окна завешаны, вокруг прибранный дворик, на ветерке колышется мелкая травка. Природа определенно стала мне нравиться еще больше. Я подошел к двери и постучался.

– Кто? – донесся голос из-за двери.

– Лейтенант Севцов, – ответил я. – Меня искал комбриг.

– Ах, да, – Заходи, лейтенант!

Я зашел. Запах кофе ударил мне в нос. Я прошел по коридору в гостиную. Там стоял стол, карта, радиостанция с радистом – штаб, одним словом. В соседней комнате кто-то возился.

– Как доехали, лейтенант?

– Нормально доехали. Только на арьергард немецкий нарвались. Роту наших положили, гады. Откуда он тут взялся, если линия фронта… мать честная…

– Ну, разве так надо встречать сослуживцев?

Это был дядя Серега. Высокий, широкий в плечах, с лысой головой и широким шрамом на лбу, которого ранее не было, в офицерской гимнастерке, полковник. Таким мужественным я его даже в Сталинграде не видел.

– Что б меня гром убил… дядь Сергей, это ты!

– Других Сергеев тут нету. Иди сюда, богатырь.

Он обошел стол, и мы обнялись. Я так был рад его увидеть, прижался к нему, как к отцу. Мы не виделись полгода, а от него все так же пахло дешевым табаком. Странно, но ему всегда нравился именно дешевый, низкосортный табак. Чем-то он ему пришелся по душе. Отстранившись, я осмотрел него.

– Во, как же ты так? Ты же был солдатом обычным в Сталинграде.

– Ой-ой, – усмехнулся Сергей, – а ты прям в Сталинграде генералом был.

– Да ладно. Я в хорошем смысле

– Давай кофе попьем. У вас еще есть время перед отправкой.

– А мы еще куда-то поедем?

– Да, ваши позиции чуть дальше. Это танки здесь будут, а вы туда.

– Ладно, – я немного удивился такому заявлению.

Сев за стол, я расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки. Дядя Серега начал наливать кофе.

– Мне не крепкий, – сказал я, – не люблю крепкий кофе. Кстати, а откуда он у тебя? Он ведь не так часто встречается, а с начала войны так тем более.

– Пачку дали в качестве награды. А в твоем Сталинграде откуда кофе был? Ты вроде рассказывал, что у вас там в кафе его продавали.

– Да, продавали. Дядя Коля говорил, что ему поставляют вместе с другими продуктами. Кофе тогда был редким явлением, появился-то только за полгода до войны.

– Твой дядя Коля, случаем, не контрабандой занимался?

– Не знаю, милиция его не трогала, а нам кофе нравился. В любом случае, это было в прошлом.

Серега пожал плечами и со словами: «как скажешь», налил и протянул мне кружку. Я взял его, понюхал этот приятный запах, отхлебнул. Кофе был необычный, с каким-то сладким привкусом.

– С чем он? – спросил я, улыбаясь.

– Шоколадку чуть—чуть покрошил, – Серега улыбнулся в ответ. – Товарищи прислали из-за Урала. Трогательный факт. Ну, давай, рассказывай.

– Что рассказывать? – я немного опешил.

– Как дела, как тебе твоя рота, нравится?

– Нравится, даже очень, правда, зеленые у меня ребята. Конечно, они немного поучились, когда полицаев ловили, на переподготовке выучились, да и сегодня, когда нам засаду устроили, тоже опыт получили какой-никакой, а так… ох, не знаю.

– Что? Прямо все зеленые?

– Ну, не прямо уж все. Родион под Севастополем воевал, у него есть опыт, Саша, ну то есть Литовченко, воевала под Москвой в сорок первом, да и там есть еще десятка два опытных ребят. По сравнению с ними уже я зеленый, получается.

– Ты так не говори, – взгляд Сергея приобрел сердитый вид. – Ты в Сталинграде кровь проливал, невеста твоя там погибла, да и Сталинград ты спас, когда немцы к окруженцам пробивались, не забывай. По сути ты один из первых был, кто в Сталинграде по немцам огонь открыл. Надеюсь, не забыл. Ты еще тогда с дедом в окопах твоих сидел, когда мы пришли.

– Не забыл, – сказал я с грустью. – Погоди. Дед, где он? – неожиданно пронеслось у меня в голове. – Ты знаешь, куда дед делся после Сталинграда? Он жив?!

– Да жив, не переживай. По крайней мере, когда меня в училище забирали, после того, как немцев окружили, он еще был живой.

– Екарный бабай… – я положил локти на стол и уперся лицом в руки. – Как я мог про него забыть…

– Тебе, видно не до него было. Если хочешь, я сделаю запрос, постараюсь выяснить, где он сейчас и жив ли.

– Хочу, дядь Серег, очень хочу. Найди его, пожалуйста. Не знаю, что с собой сделаю, если не узнаю, где он.

– Все-все, успокойся. Поищу, не переживай.

– Спасибо, я… спасибо.

Мы продолжили пить кофе. Я был погружен в свои мысли, просидел так минут пять. Когда немного очнулся, завел разговор.

– А ты как полковника-то получил?

– Так я ж говорю, в училище меня отправили после Сталинграда. Комбат ходатайствовал, чтобы меня в училище взяли.

– И что? Прямо сразу до полковника?

– Ну, а что? В Сталинграде я какое-то время взводом командовал, в училище способным оказался. Вот считай, ты с ноября по март в госпитале был, а я все это время учился управлять бригадой, ну и другим офицерским тонкостям. Я ж когда узнал о тебе, так сразу ходатайство Ватутину написал, чтобы он тебя с ротой ко мне отправил. Так что я тоже в командовании немного зеленый. Ну, то-есть обучение прошел, а боевого опыта еще нет.

– А у меня наоборот. Опыт боевой есть, а обучение, как таковое, не прошел.

– Наверное, даже небольшой боевой опыт важнее, чем месяцы обучения, я думаю.

– Не знаю, возможно. Только вот этих всех командирских тонкостей я не знаю.

– Знаешь, я вот тебе скажу от себя. Тебе дают задание: держать оборону, и если ты можешь сделать так, чтобы рота это задание выполнила, то больше ничего и не нужно. По крайней мере, это так работает сейчас. Неважно, как к тебе подчиненные обращаются, неважно, как ты к ним обращаешься. Если ты можешь ею грамотно командовать, а рота может грамотно воевать, то все остальное уже второстепенная важность, хотя устав тоже обязан быть. Он же дисциплину держит, а если в войсках дисциплины нет, то как воевать? Никак. Так что мотай на ус: надо, чтобы была дисциплина у тебя в роте, и чтобы солдаты могли воевать. Боевой дух и прочее, ну ты понимаешь. Это такие, базовые вещи, которые от тебя зависят.

– Буду знать. Ладно, – я допил, – пойду я. На позиции ехать нужно, пока совсем не стемнело. Ребятам еще окопы копать.

– А ты что, копать не будешь?

– Я-то выдержу – поспал пока ехали, – а вот они – не знаю.

– Ой-ой, выдержит он. Смотри гимнастерку не запачкай, герой социалистического труда.

– Ладно-ладно. Давай, дядь Серег, увидимся.

– Давай, – мы обнялись, – вызову тебя, как про Архипа узнаю что-нибудь.

– Узнай, пожалуйста. До встречи.

– Давай. Кстати, – он взял мой планшет и поставил на карте метку. – Вот сюда вам ехать надо. Там с вами артиллерийская рота будет, ПТОП организовать сможешь?

– А почему бы и нет? Не так уж и сложно.

– Ладно, ни пуха.

– К черту.

Я вышел из избы. Большинство солдат уже уехало, и только моя рота стояла и ждала моего приказа. Я подошел к ребятам.

– Рота, стройся!

Солдаты построились, и я заметил замполита.

– О, товарищ замполит, – удивился я, – а вы чего здесь?

– А я, товарищ ротный командир, должен проконтролировать, чтобы все выехали из деревни.