Блуждающие токи. Затерянная на Земле

– Впервые такое вижу…― произнёс он озадаченным голосом, подъезжая на стуле поближе.

– Может это какой-то сбой? ― неуверенно предположила Линдхнет.

– Это вполне могло бы оказаться сбоем, но последние фотографии со всех ракурсов? ― радиолог внимательно начал щёлкать странные изображения на экране, и затем вдруг удивлённо воскликнул, ― смотри, похоже, они взаимосвязаны друг с другом!

– Ты имеешь в виду, будто они отображают один процесс?

– Да.

– И как ты назовёшь эту мешанину? ― Линдхнет скрестила руки на груди.

– Э-э, смещение атомов? ― неуверенно предложил врач.

– Что? Да ты сам слышишь, как это бредово звучит? Это физически невозможно! ― доктор Линдхнет недовольно вскинула руки, ― ты хочешь сказать, что у пациентки нос на подбородке оказался?

– Но на фотографии именно так: нос на подбородке, а левый глаз около гипоталамуса. А на последней фотографии, органы вообще перестают различаться между собой. Однако общая форма тела практически не изменяется. Сама посмотри.

– Я не хочу смотреть на эту чушь, ― Линдхнет сердито отвернулась от экрана, ― я давно говорила пора этот аппарат отправить на диагностику.

– Так что делать с диагнозом? ― осторожно поинтересовался коллега.

– Я почем знаю! ― истерика заскрипела в голосе женщины, и она снова вскинула руки, но в этот раз неловко задела пальцами свои очки и разнервничалась от этого ещё сильнее.

Она понимала, что ее реакция далека от профессионализма врача, но с таким проблемным случаем в своей непростой и эмоционально истощающей работе Линдхнет столкнулась впервые. Объективно, у неё даже не было возможности понять, кто виноват в этой неопределённой куче органического материала на экране, и что это вообще такое.

– Ладно, Линдхнет, успокойся, давай просто удалим эти снимки, ― взглянул на неё мужчина поверх очков, ― всего-то десять штук.

– Как это удалим? Что ты такое говоришь? ― женщина поднесла к губам свой маникюр с дальнейшей целью тревожно раскромсать его зубами.

– Ну, в любом случае на всех нормальных снимках органических повреждений не выявлено, да и если внимательно всмотреться в эти сомнительные фотографии, то клетки опухолей все равно отсутствуют.

– Да как ты вообще понимаешь, что тут отсутствует?

– Успокойся и ты тоже увидишь.

– Не хочу я на это смотреть, Господи! – раздраженно ответила Линдхнет, но все же кинула осторожный взгляд на экран.

В течение нескольких минут она молча всматривалась в затейливые передвижения органов внутри тела Розы, а затем сказала:

– Я так не могу. Господин Ротенгоф влиятельный человек, и он не потерпит обмана работников здравоохранения.

– А что ты предлагаешь сказать ему? ― мужчина презрительно прищурил один глаз и раскорячил руки локтями вверх, шлёпнув ладонями по столу, ― господин Ротенгоф, у нас тут, понимаете, конфуз учинился с аппаратом, и полбашки вашей дочери в пюре на фотографиях превратились, но вы не переживайте, опухолей не обнаружено. Да на всю больницу в суд подадут!

Линдхнет вздрогнула от его голоса и поправила коллегу:

– Всего несколько фотографий испорчено. Девяносто пять процентов снимков мы сможем предоставить.

– Да кто вообще на эти фотографии смотрит, если ничего не обнаружено!

– А если её врач посмотрит?

– То он увидит, что её мозг как у нормального психически здорового человека.

Линдхнет не могла отрицать, что мозг Розы совершенно не имел претензий на какие-то отклонения. Она вздохнула и удалила десять фотографий из папки для пациентов, тихо сказав врачу:

– Ладно, я перекину снимки на диск, а ты пиши заключение и побыстрее, а то мы и так тут долго возимся.

Подхватив диск и заключение, Линдхнет неуверенно вышла из кабинета с понурым лицом. Эдуард, почуяв неладное, занервничал и вскочил со стула.

– Все в порядке, ― выдохнула женщина, не поднимая глаз на него.

Мужчина зажмурился и с облегчением закрыл лицо руками, в то время как выражение лица Розы совершенно не изменилось, и она осталась сидеть в том же положении.

– Это чудесно! ― спокойным голосом произнес Эдуард, а в его взгляде промелькнуло что-то счастливое.

– Вот заключение врача и снимки, ― доктор Линдхнет нехотя протянула ему файл с бумагами и диском, а затем, делая шаг в сторону своего кабинета, сказала, ― До свидания, не болейте.

– До свидания, доктор Линдхнет, спасибо вам, ― оглянулся на врача Ротенгоф.

Сквозь дверную щель она притянула сомкнутые губы к носу в виде улыбки, и, кивая головой, скрылась.

      Корнелий уверено вытащил из стола свою очаровательную записную книгу, обтянутую настоящей кожей с множеством закладок расположенных в ему одному ведомом стройном порядке. Он неторопливо открыл её на одной из закладок, где значилось: «Р. Ротенгоф». Доктор Стурлссон взялся за чёрную ручку с тонким стержнем и с упоением принялся вычерчивать от руки прямоугольники. Когда прямоугольников было нарисовано, по его мнению, предостаточно, Корнелий наконец отвлёкся от столь занимательного дела и обратился к смотрящей на него со скрытым недоумением пациентке:

– Употребляете ли вы наркотические вещества?

Роза закатила глаза и мотнула головой.

«Неужели ты думаешь, все так просто, Корнелий?» ― выражал её один скептически прищуренный глаз.

Корнелий не питал особых надежд насчёт этого варианта, однако записал в первый квадратик «наркотические вещества» и перечеркнул, разумеется, аккуратно.

Пока он выводил ровный до сердитости крест, Роза сказала:

– Зачем вы это спрашиваете у меня? У вас на столе все мои анализы, сами можете посмотреть.

– Ты права, но для меня важно знать, как считает сам пациент.

– Я считаю, что я не принимаю наркотические вещества, ― Роза наигранно покачала головой из стороны в сторону, разъясняя очевидные вещи копошащемуся в листках Корнелию.

Тот, не поднимая глаза из бумажной кучи, нахмурившись произнес:

– Недельный скрининг на наркотические вещества показывает отрицательный результат, клинический биохимический анализ крови отклонений не выявляет, инфекционных заболеваний не обнаружено, ― Стурлссон продолжал вдумчиво скользит глазами из-под приспущенных очков по бумагам, а затем с сомнением прищурившись, пробубнил скорее себе, чем пациентке, ― никогда я не видел такого соотношения веществ, словно высчитанное на калькуляторе!

Затем уже поднял удивленный взгляд на Розу, которая по-прежнему со скептицизмом косилась на него:

– Вас можно поздравить Роза! У вас на удивление самое оптимальное сочетание форменных элементов! ―воскликнул доктор Стурлссон и снова опустил сосредоточенный прищур в результаты кардиограммы, ― А сердце бьется размереннее метронома. Вам бы в космос полететь.

– Я в ожидании, ― Корнелию могло показаться, что Роза снова острит, однако её слова были лишены всякого ехидства.

– Так-так-так, ― Стурлссон, уже прочитав справки, но решив убедиться во всем сам, просматривал снимки МРТ на компьютере, ― органических повреждений тоже не выявлено, ― Корнелий занес ручку, чтобы добавить ещё одну заметку к перечеркнутым «инфекциям» и «аномалии в развитии головного мозга».

Он заполнил новый прямоугольник «Органические повреждения мозга» и перечеркнул его. Он задумчиво вздохнул, что казалось, опечален безнадежным крестом этого последнего прямоугольника соматических заболеваний, но Корнелий приободрял себя мыслью, что чем сложнее загадка, тем интереснее её разгадывать.

– Таким образом, мы имеем дело с твоим психическим здоровьем, Роза, и прогресс лечения во многом зависит от тебя, ― перейдя на более личный тон сказал Корнелий, откладывая анализы, ― расскажешь мне, Роза, про блуждающие токи? Про их послания? Да?

– Вы ещё не видели? ― девушка вскинула брови и в замешательстве распрямилась.

– Не видел что?

– На снимках МРТ, по-вашему, все нормально? ― она привстала на диване, словно обеспокоенность не давала сидеть на месте.

– Я не заметил ничего странного, у тебя все в норме, ― Корнелий непонимающе зашелестел бумагами, ― и врач написал, что патологий не обнаружено.

Роза не произнесла больше ни слова. Словно удар молнии, она подскочила к столу Стурлссона и на очень высокой для восприятия скорости несколькими точными кликами мышкой открыла все папки со своими снимками, просматривая их. Её серые блестящие глаза, тревожно внимая изображениям, носились из стороны в сторону, как мухи по комнате.

Доктор не успел ничего возразить, в то время как она исступленно щелкала фотографии. В недоумении девушка отшатнулась от компьютера, застывшего в напряженном изумлении Корнелия, и плюхнулась на диван. Она не увидела то, что искала.

– Что я должен был увидеть? ― снова спросил доктор, возвращаясь в свое прежнее положение на крутящемся стуле.

– Снимков не хватает, ― уверенно заключила Роза, ― если бы эта противная Линдхнет предоставила бы вам все материалы, у вас бы уже не было ко мне вопросов.

– Так расскажи, что на тех фотографиях?

– Мои слова без доказательств обернуться против меня, вы сочтете меня сумасшедшей и будете слушать мои россказни, вместо вечерних баек у костра.

– Неправда, Роза, я верю тебе, и если ты говоришь, что есть ещё снимки, значит, они есть. Я ни в коем случае не имею в виду, что ты сумасшедшая, ты очень умная и рассудительная девушка, я просто хочу помочь найти тебе гармонию в мире вместе с твоими токами и их голосами, ― Корнелий улыбнулся вызывающей доверие улыбкой, которой всегда потчевал своих настороженных пациентов, и записал в новый прямоугольник «наличие болезни отрицает».

Роза неподвижно лежала на выдвижном столе, ясно осознавая, что теперь люди от неё уже не отстанут. Готовая к неизвестному, девушка с интересом наблюдала за действиями доктора Линдхнет, которая пристегивала её ремнями и надевала на голову подозрительный щит с отверстиями для фиксации.

Роза чувствовала свою полную беспомощность перед лицом этих хитрых радиологов, хотя стоящая рядом тревожная фигура отца, внушала ей спокойствие. Она не боялась замкнутых пространств, и паника не входила в её планы, но тревога неизбежного разоблачения противными врачами истинного положения дел раздражала девушку. Сейчас она была бессильна перед любопытной силой человечества, которой неимоверно хотелось узнать, не опухоль ли какая передавила ей извилины. С одной стороны, Роза желала, чтобы все эти глупые врачи выяснили, кто она на самом деле, а с другой, стремилась всеми силами скрыть это. Ведь если они узнают, так просто её не отпустят. Но теперь уже Роза не могла воспротивиться и этому обстоятельству. Фиксирующая панель закрывала практически весь обзор, за исключением двух квадратных окошек для глаз, которые смотрели из них как из колодца.

Девушка утомилась выглядывать на снующую Линдхнет, которая, по-видимому, вставляла ей в вену катетер, чтобы потом ввести контрастное вещество, поэтому Роза просто уставилась на пластиковую перекладину прямо перед носом. Наконец рыжеволосая голова врача перестала мелькать в вышине, и сквозь беруши Роза услышала закрытие дверей. Раздалось столь внезапное электрическое жужжание, что девушка непроизвольно вздрогнула, словно эти импульсы звука прошли через её тело, и стол начал медленно задвигаться в зловещий туннель.

Последним, что она увидела, было лицо отца, с трепетом и утешением заглядывающего в колодец фиксирующей панели. Он мягко опустил свою ладонь дочери на бедро, а Роза ухватилась за неё как за последнее, что связывало её с реальностью. Затем все заполонил тусклый синий свет в узком пространстве.

У Розы никогда не было клаустрофобии и ко всем ограничивающим движения помещениям она не только относилась, по меньшей мере, без боязни, но и питала даже какую-то симпатию к замкнутым, а особенно темным уголкам. Она находила в них что-то первородное, отстранённое от мира и защищенное от внешних воздействий. Уютное обиталище ещё не родившегося человека. Роза отпустила руку отца и теперь просто неподвижно лежала, рассматривая перекладину у своего носа.

Громогласные звуки магнитных пластин, трещащих и гудящих во всю, девушка посчитала вполне устрашающими и далеко не мелодичными, поэтому какой рефлексивный процесс она ни начинала в своей голове, грохочущие кудахтанья и стенания аппарата заглушали поток мыслей.

Но вдруг все замолкло, и тишина ударила в голову. Раздалось хлопанье двери, началась какая-то возня, ― очевидно, пришла Линдхнет. Но Роза не уделила ей внимания, пока та не заглянула в трубу, чтобы осведомиться о самочувствии пациентки, и лишь тогда девушка одарила её утвердительным мычанием.

Затем Линдхнет исчезла, грохотание и пиликание вернулись, всё стало как прежде. Течение времени перестало ощущаться, и Розе казалось, что она лежит в этой трубе всего несколько минут, но в то же время, что провела здесь всю свою жизнь. Ещё спустя некоторый неопределенный временной период реальность по ту сторону трубы исчезала, а немного погодя, вовсе не существовала никогда. Однако это представление быстро рассеялось неистовым звуковым сопровождением. Мысли расползались во все стороны, поэтому девушка решила сосредоточиться на ощущении тела, чтобы не забыть о своем бытии. Роза скосила глаза и посмотрела на свой нос, затем почувствовала неподвижно лежащие и замерзшие руки, тепло ладони отца, проходящее сквозь тонкую ткань леггинсов, проникающее под кожу и разносящееся по телу согревающими электрическими импульсами. Девушка незаметно дернула пальцами на ногах. Она закрыла глаза и ощутила тяжесть своего тела, органов, всей этой материи, что составляла её оболочку, которая грузно тянулась к поверхности стола вниз. Стало так тяжело, что трудно было вздохнуть, и Розе казалось, будто тело сейчас провалится куда-то вглубь, она чувствовала движение то ли под кожей, но ли над ней. Сердце гулко охало, но не в груди, а где-то в животе, слева, а теперь уже весь живот пульсировал, словно сам превратился в сердце. Роза не могла вдохнуть носом, но больше не задыхалась, не понимая, откуда поступает воздух. Грудь взымалась от дыхания, но почему-то у неё над головой. Из-за странных ощущений Роза открыла глаза, но ничего не видела. Что-то красное и темное перемещалось перед ней, разъединялось и соединялось вновь. Но Роза не видела, она не чувствовала своих глаз, как и всего тела, и одновременно чувствовала его повсюду. На мгновение перед ней возник образ отца, задумчиво и тревожно ожидающего окончания процедуры. Но как? Она же в томографе. Чем ближе к голове, тем сильнее движение, и тем меньше Роза способна была различать свои части тела и органы. «Где мой нос?» ― такой простой, но такой затруднительный для неё вопрос в этот момент. Что-то серое, склизкое с красными прожилками похожее на тонкую трубку шевелилось сплошной кучей в разных направлениях. Девушка видела это, чувствовала на ощупь, слышала скольжение и хлюпание, понимая, что это головной мозг меняет свое местоположение. Сердце распространялось по всему телу, отдавая пульсацией повсюду. Роза встревожилась.

«Сейчас не время! Сейчас не время! Не время! Нет! Нужно это остановить!» ― голос внутри всего, и непроизвольный импульс раздался по неоднородным мышцам девушки, посылая сигнал в ещё не деформировавшиеся конечности. Правая нога Розы дернулась со всей силой, едва сдерживаемая ремнями на столе. Девушка, словно в припадке, затряслась всем телом, однако это не помогло повлиять на происходящие процессы. Она сжала сигнальную грушу: «Вдруг Линдхнет опомнится раньше, чем мои мозги окажутся в пятке!».

Но надежды на врача не было, поэтому Роза выпустила грушу и начала пытаться сама вытащить себя из томографа. Она с трудом просунула руки внутрь, не чувствуя боли ни от раздирающей ей кожу иглы катетера, ни от ломавшихся до крови ногтей. Она истошно била руками по трубе изнутри, цепляясь и вытягивая тело оттуда. Но ничего не удавалось. Вместо этого Роза увидела поверхность трубы, будто прижалась к нему лицом. Она видела и свои руки, впереди, сзади, сверху, снизу, изнутри. Они сохранили форму, но были однородны по структуре, казалось, ещё чуть-чуть и она распадется на мелкие частицы и соединится вновь, становясь одним целым непрерывно двигающейся совокупности веществ. Так и случится, если эта медлительная Линдхнет не вытащит её из трубы сейчас же.

– Скорее! Скорее! Ей плохо! Выключите аппарат, выключите! ― до неё доносились крики отца, который пытался заглянуть внутрь, но Роза согнула ноги, насколько это возможно, преграждая ему обозрение.

Оглушительные звуки заглохли, и в кабинете началась шаркающая возня. Роза поняла, что, наверно, это ворвалась встревоженная её поведением Линдхнет и, возможно, отец в растерянности тоже движется по кабинету, но без определенной траектории.

Сосредоточенная на своих предположениях, Роза ощутила, что вновь видит перекладину фиксирующей панели перед своим носом, она скосила глаза: тот тоже был на месте. В это мгновение в трубу томографа заглянула Линдхнет:

– Роза! Что случилось? Ты в порядке?

Роза вздрогнула от её громогласного срывающегося голоса, но ничего не ответила. Линдхнет нажала на кнопку, и стол с Розой медленно выкатился на свет.

Она ощутила, как тело обмякло и распласталось от усталости, а сбивчивое дыхание с трудом поддавалось контролю, и поняла, как же сильно изматывает смещение частиц.

– Что случилось, Роза? ― Линдхнет наконец-то сняла дурацкую панель с её лица и сразу же полезла со своими вопросами.

«Какие эти люди любопытные!» ― Роза с раздражением покосилась на неё, всё ещё лежа на столе, но, по-прежнему, молча.

Роза умолкла, наблюдая за действиями врача. Закончив с трепетом внимать словам своей пациентки, Корнелий радостно выводил в новом прямоугольнике «зрительные галлюцинации и галлюцинации в области осязания».

– Что? Выводите мне там в своем блокнотике транзиторный психоз? ― спокойно произнесла Роза, облокотилась на кресло и закинула щиколотку на колено.

Стурлссон в замешательстве поднял на неё глаза. Он думал о транзиторных психозах, однако в подсознании уже грезил о шизофрении. Параноидной шизофрении. Определенно. Уже придумывал, какие исследования проведет, какие труды по клинике психотических расстройств напишет. А его собственная книга о сновидениях психически больных? М-м-м, кажется, он отхватил свою главную героиню…

– Так что, может, назначим мне антипсихотики и разойдемся? ― героиня будущей книги Корнелия вопросительно вскинула брови и так посмотрела на врача своим непосредственным взглядом, что тот сперва растерялся от её прямолинейности. Но затем Корнелий стремительно принял важный вид:

– Я полагаю, на данном этапе выявления болезни не стоит спешить с диагнозом, нужно изучить всё аспекты заболевания, ― Стурлссон без особой нужды поправил очки на носу и внимательно посмотрел в свою записную книгу, а затем со вздохом отложил в сторону.

– Роза, скажи, пожалуйста, вызывают ли у тебя страх или тревогу замкнутые пространства? Бывает ли такое, что по необъяснимой причине у тебя возникает паника в лифте, например, ощущение удушья? Сильное сердцебиение?

– Доктор, Стурлссон, я жила в трехэтажном особняке все детство, ― Роза многозначительно обвела кабинет Корнелия глазами, ― я не ездила на лифте. Но, чтобы Вам было, что записать в своем блокнотике, скажу: около девяти тысяч восьмисот пятидесяти пяти часов своего детства от трех до двенадцати лет я провела в шкафу, предаваясь беспредельному одиночеству.

Однако Корнелий даже не потянулся к своей записной книжке.

– Полагаю, ты не слишком любила проводить время со сверстниками?

– Они мешали мне думать. К сведению, сейчас ничего не изменилось. Однако иногда они могут быть полезны…

Доктор Стурлссон с трудом удержал за зубами напоминание-вопрос о предполагаемой «пользе».

«Не время, ты можешь спугнуть крупную рыбу мысли» ― останавливал себя психиатр-рыбак.

Роза расслаблено откинула голову назад и прикрыла глаза, но в её мнимом спокойствии прослеживалось напряжение и сосредоточенность караулящего свою жертву питона.

«Не попаду я в твою ловушку, не дождешься!» ― Корнелий ухватил за хвост странную мысль в своем сознании и подивился её наличию.

«Кажется, психоз начинается у меня», ― подумал он, анализируя, почему же ему показалось, будто она ждет именно этого вопроса.

Стурлссон сосредоточенно почесал седовласую чуть редеющую равнину на темени, зачесанную на бок, и продолжил опрос:

– Тебе нравится в шкафу?

– Не видно конца пространства и кажется, что оно бесконечно в своей черной пустоте… ― с задумчивой угрюмостью протянула девушка.

Поразмыслив, Корнелий счел этот ответ за положительный.

– В шкафу ты слышала голоса? ― он снова спросил метко и однозначно.

– Ваше время закончилось, доктор, ― Роза недружелюбно улыбнулась и мотнула головой вверх, в сторону настенных часов.

Пока Корнелий недоумевал, как она могла видеть время на часах, что были у неё над головой, Роза покинула его кабинет несколькими шагами и одним дверным хлопком.

― Как прошло? ― при виде дочери сидящий на одном из ряда металлических стульев Эдуард вскочил.

– Полагаю, весьма увлекательно для доктора Стурлссона, ― девушка с серьезностью пожала плечами, ― я думаю, он хочет рассказать тебе о моих успехах.

– Роза, мы же говорили с тобой об этом, ― Эдуард нахмурился, но без злобы, ― он хочет тебе помочь, не стоит его недооценивать.

– Я много ему поведала о своей жизни, ― Роза поджала губы и развела руками в ответ на упрек.

– Сейчас выясним, ― ответил мужчина и осторожно зашел в кабинет.

– Доктор Стурлссон?

– О, господин Ротенгоф, проходите.

– Ну как Роза?

Корнелий задумчиво посмотрел в свой блокнот:

– Господин Ротентоф, думаю, вы и сами догадываетесь, что мы имеем дело с серьезным психическим расстройством, ― посмотрев прозорливо на посетителя, Корнелий принял величественный врачебный вид и продолжил, ― на начальном этапе диагностики при данных симптомах ставится острый транзиторный психоз, но, сами понимаете, это всё условно. Не хочу вас пугать, но есть основания, что мы имеем дело с шизофренией.

Ротенгоф, не слишком, однако, сведущий в психических заболеваниях, был знаком с термином «шизофрения», поэтому по причине внезапной слабости в ногах присел на кресло.

Стурлссон, приняв к сведению аффект господина Ротенгофа, продолжил:

– Но такой диагноз целесообразно ставить лишь после шести месяцев клинических наблюдений, ― а на данном этапе у нас есть лишь один приступ острого психоза, и я пока не располагаю достаточными наблюдениями, чтобы предсказать течение болезни.

Эдуард молча и едва заметно кивал, возможно, не слишком улавливая суть того, что говорил Стурлссон.

– Я назначу ей сеансы психотерапии два раза в неделю, в случае улучшения состояния возможно перейдем только на один, но сейчас необходимо выяснить клиническую картину, ― брови Корнелия убедительно приподнялись вверх будто тоже рассуждали друг с другом о методах лечения болезни, а ладони ребром стучали по столу, словно приминая невидимый песочный куличик, ― но в её состоянии я не могу обойтись без назначения медикаментозного лечения, поэтому пропишу ей нейролептики нового поколения с минимальными побочными эффектами.

Господин Ротенгоф не оживился.

– Эдуард, ― прошептал Стурлссон, взывая к его заплывшему туманом собственных размышлений разуму, ― это дорогой препарат и его трудно достань на рынке, но ведь и вы особый заказчик.

В этот момент Эдуард поднял на него полные осознания глаза, но так ничего и не произнес. На самом деле, он одновременно особо и не думал ни о чем и думал обо всем сразу. Если бы его спросили, что он чувствует сейчас, то он бы наверно не смог ответить словами, но внутри явно бы ощутил комок тяжелых, неизбежных и давящих на все его внутренности событий. В его голове постоянно, как назойливая насмехающаяся над ним муха, носилась из одного угла мозга в другой мысль: «У меня столько денег, а я по-прежнему не могу повлиять на происходящее…».

– Господин Ротенгоф? ― повторил Корнелий, но уже шепотом, заставляя посетителя прислушаться.

– Да? ― Эдуард снова предпринял попытку сосредоточиться на словах врача.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, которые помогут диагностированию заболевания вашей дочери и дальнейшему лечению. Если вы не готовы сейчас ответить, то можно встретиться в другой раз, потому что мне в любом случае будет необходимо периодически беседовать с кем-то из родителей, чтобы оценивать состояние Розы более объективно.

– Я понимаю, доктор Стурлссон, ― Ротенгоф кивнул головой и намеревался что-то еще сказать, но Корнелий опередил его:

– Но вы очень устали, Эдуард, правда, у вас изможденный вид, ― брови Корнелия сошлись уголком сочувствия, ― вам стоило бы отдохнуть… Знаете, сейчас самое лучшее будет для всей вашей семьи уехать куда-нибудь подальше от городской суеты. Уверен, этот судебный процесс измотал всех вас, и болезнь Розы пошатнула психическое равновесие не только её, но и ваше, вашей жены. И я, как психиатр, настоятельно рекомендую взять небольшой отпуск и провести время вдали от всех проблем где-нибудь на природе. Поверьте, природа облагораживает и способствует улучшению душевного состояния. Каждому из вас стоит переосмыслить и принять те события, что произошли с вами.