«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»

Тем временем, Ланн прекрасно понимал, что оно работает на него и постоянно наседая на Тауэнцина не только вытеснил того из Фирценхайлигена, но и столкнул с Дорнбергских высот. И все же, прусской кавалерии удалось остановить французов и даже вернуть на какое-то время Фирценхайлиген.

Казалось, ситуация на поле сражения начала стабилизироваться!?

Но тут на поле разгоравшегося сражения вырвался только-только прибывший азартный забияка Мишель Ней! Он, как всегда, «летел» впереди своего корпуса. Более того, пропустив по независящим от него причинам полулегендарный к тому моменту Аустерлиц, бывший удалой гусар (свою военную карьеру эта сорвиголова начинал в гусарах!) жаждал во чтобы то ни стало отличиться на глазах у своего императора. Бертье передал ему приказ Бонапарта немедленно выдвинуться со своими силами на поддержку ведущего сражение Ланна.

Оказавшись на месте со своими небольшими передовыми силами (что-то ок. 3 тыс. чел.), он увидел, что его соперник по славе первого храбреца среди наполеоновского маршалата Ланн пятится назад! Лютая зависть друг другу по части воинской славы была обычным явлением между маршалами! Лучшего случая отличиться «по полной программе» и заодно утереть нос этому гонористо-гоношистому коротышке Ланну (тот был весьма невысокого роста!) трудно было себе представить!

Опасаясь, что вся слава достанется порывистому забияке Ланну, статный гусар-сорвиголова Ней стремительно, а вернее, очертя голову, в 9:15 кинулся в самую гущу мясорубки вокруг Фирценхайлингена, сходу разворачивая к востоку от него свой авангард под командованием Огюста Франсуа Мари Кольбера-Шабанэ (три батальона 25-го полка лёгкой пехоты, один гренадерский и один вольтижёрский батальоны, а так же шесть эскадронов лёгкой кавалерии и шесть конных орудий – всего 4 тыс. человек). К авангарду VI-го корпуса был присоединён и 21-й полк лёгкой пехоты из состава дивизии Газана, входивший в V-й корпус. Пруссаки, только-только вернувшие себе Фирценхайлинген, никак не ожидали столкнуться со свежими силами неприятеля и по началу опешили от прыти Нея. Последний пользуясь мгновением, кинулся на кирасир Хольцендорфа, прикрывавших развертывание на позициях вражеской батареи Штайнвера.

Стрелки Нея приблизились к выстроенной в боевой порядок прусской тяжёлой кавалерии и стали обстреливать её, целясь в офицеров. Маршал обратил внимание, что одна прусская конная батарея плохо прикрыта, и приказал Огюсту Кольберу атаковать её 10-м конно-егерским полком. Кольбер блестяще провёл атаку, в ходе которой он получил лёгкое ранение в колено осколками. Его конные егеря опрокинули один эскадрон кирасирского прусского полка «Хольцендорф». Кирасиры, бросившись бежать, смяли строй прусского пехотного полка «Хенкель», а тот в свою очередь опрокинул собственную пехоту, стоявшую у него в тылу. В результате батарея оказалась захваченной французами, а пруссаки в беспорядке отступили. Конные егеря 10-го полка, не теряя времени, схватили под уздцы прусских артиллерийских лошадей и умчались, увезя с собой передки пушек. Батарея осталась обездвиженной. Остальная часть 10-го конно-егерского полка атаковала драгунский полк «Приттвиц». Захваченные орудия пруссакам удалось на время вернуть, потому что драгуны полка «Приттвиц» смогли остановить и оттеснить конных егерей, а полк «Хенкель» сумел быстро восстановить строй. Прусские драгуны хотели было преследовать конных егерей, но, будучи контратакованы 3-м гусарским полком, были отброшены. Затем на прусскую пехоту обрушился сильный артиллерийский огонь, и она также отступила в расстройстве, преследуемая некоторое время гусарами. Действия лёгкой кавалерии VI-го корпуса будут отмечены Наполеоном в 8-м бюллетене Великой Армии.

К 9:45 Ней опять занял занял деревню Фирценхайлинген – важный пункт, откуда можно было атаковать центр прусско-саксонской армии.

Все попытки опростоволосившихся кирасир Хольцендорфа при помощи кирасир Хенкеля фон Доннерсмарка и драгун Приттвица вернуть ее назад окончились ни чем. На волне успеха Ней успел взлететь и на оставленные Ланном Дорнбергские высоты и… оказался в изоляции, потеряв связь с войсками Ланна, задержавшегося с перегруппировкой своих уже потрепанных утренним боем солдат. Весьма опасно оторвался он и от шедшего справа Сульта, который был за пределами видимости с командного пункта Бонапарта!

Пруссаки не преминули воспользоваться моментом и бросили вперед свою кавалерию при поддержке 35-ти пушек, попутно перестраивая для атаки свою помятую пехоту. Пришлось Нею, не мешкая, сворачивать свою немногочисленную пехоту в компактные каре, внутри которых укрылась его малочисленная кавалерия и приготовиться отражать атаки 45 вражеских эскадронов! Противник превосходил его силы более чем вдвое, но нейевские егеря метко палили из-за построек и изгородей по маршировавшим на них как на параде гренадерским линиям врага.

…Между прочим, прусско-саксонская пехота (повторимся!) все еще воевала по старинке – в традициях Фридриха Великого: батальоны наступали последовательными рядами, как ступени лестницы, каждый ряд шел идеально ровной линией. Именно несокрушимая стойкость считалась их главным преимуществом перед любым врагом. Вот и разряжали их стойкие линии свои мушкеты механически – взвод за взводом, тогда как рассредоточенные французские пехотинцы метким прицельным огнем, косили их словно траву, наносили постоянно редеющим и потому все время смыкавшимся прусским линиям гораздо больший урон…

Неся жестокие потери, прусско-саксонская пехота все же выдавила пехоту Нея из деревни. А когда на каре Нея навалилась еще и огромная масса прусской кавалерии, то многим показалось, что опрометчивая поспешность неразумного забияки Нея грозит гибелью не только его солдатам, но и всему центру французского построения! А ведь последний должен был прикрывать французский центр, но в результате его оголил и, к тому же, сам остался без прикрытия.

Теперь участь зарвавшегося сорвиголовы Нея решалась от того, кто быстрее сманеврирует своими резервами!?

То ли, Гогенлоэ, который все еще пребывал вдали от эпицентра событий в Кляйнромштедте и «выстраивал для себя картину событий» по донесениям ординарцев, зачастую запоздало реагировал на события, поскольку они уже потеряли свою актуальность!? Тем более, что ему, напомним было строго-настрого наказано вышестоящим начальником герцогом Брауншвейгским самому ни в коем случае не атаковать, а ограничиваться лишь прикрытием основных сил прусской армии, уходившей на север – к Ауэрштедту. Вот и стояла строгой неподвижной линией его вышколенная еще со времен Старины Фрица (так уважительно-ласково звали в прусской армии ее полководца-рефоматора, короля Фридриха II Великого), наводившая страх на всю Европу, прусская пехота, причем, под… убийственным французским артобстрелом…, да еще и не один час! А ведь шансы на успех в атаке у них были, например, если бы был нанесен удар по высоте с Криппендорфской мельницей!? Не исключено, что молниеносным ударом можно было бы сбить с позиций вражеских стрелков, а затем обратить их в бегство, пустив вдогонку большую массу вышколенной кавалерии!? Ведь даже временный успех мог повлиять на ход битвы!?

То ли, его визави – «генерал Бонапарт», бывший на линии фронта, лично обозревавший поле боя и вносивший свои коррективы в него из-за поспешной атаки сходу своего не в меру «безбашенного» Нея!?

Находясь вдали от передовой, Гогенлоэ упустил момент, когда между Неем и правым флангом Ланна возник угрожающий всей французской линии разрыв. Более того, он проглядел, что Сульт вынужден был топтаться под Редигеном из-за упорного сопротивления генерал-лейтенанта Фридриха-Якоба фон Хольцендорфа, что еще больше увеличило разрыв между правым флангом французов и их центром.

И это при том, что силы противников были отнюдь не равноценны: у Сульта – 7.700 пехоты Сент-Илера, 1.400 гусар с конным егерями бригадных генералов Пьера Маргарона и Этьена Гюйо с 6 орудиями против всего лишь 3.000 пехотинцев и 1.700 кавалеристов с 22 орудиями пруссаков и саксонцев Хольцендорфа! Почти двойное численное превосходство французов в живой силе!

Сравнив тактическую выучку Нея с «кругозором опоздавшего мальчишки-барабанщика», Бонапарт принялся исправлять ситуацию, дабы не дать врагу окончательно выровнять ситуацию на поле сражения. Ожеро получил приказ немедленно ускорить свое наступление на Иссерштедт и максимально быстро прикрыть «опростоволосившегося» Нея, а Ланн должен был во чтобы то ни стало прорваться через Фирценхайлиген и восстановить связь с окруженным Неем: враг уже захватил деревню в его тылу!

По сути дела Наполеон на ходу поменял местами Нея с Ланном, а в свой ослабленный центр бросил свой последний на тот момент резерв – два кавалерийских эскадрона (или два полка?) генерала Бертрана (кавалерия Мюрата была еще на марше) и всю гвардейскую артиллерию.

От их мобильности зависела судьба французского центра!

Тем временем, Сент-Илер и Хольцендорф стремились перебороть друг друга у Неркевица.

В 10.00 прусская пехота Хольцендорфа вышла из Дорнбергских лесов и при поддержке кавалерии двинулась на французов в своем классически правильном шереножном строе, приносившем ей столько побед полвека назад в ходе Семилетней войны. Но и Сент-Илер показал врагу свой «козырь»: его быстрые и энергичные стрелки очень во время вышли во фланг образцово марширующему врагу и открыли такой меткий огонь, что красиво шагавшие пруссаки вынуждены были попятиться назад. Пока французские стрелки ловко «обтекали» отступающую прусскую пехоту с боков, их кавалерия давила на ее центр. Бравый прусский строй времен их короля-полководца Фридриха Великого был сломан окончательно и началось бегство в сторону Апольде. Какая-то часть бегущих смогла добраться и до Кляйнромштедта. Сент-Илер не стал добивать разбитого Хольцендорфа, так как Наполеон быстро перенаправил его на Криппендорф.

Дело в том, что пока Сент-Илер сворачивал левый фланг армии Гогенлоэ, Ожеро пытался проделать тоже самое с правым флангом пруссаков. Девять батальонов генерала Жака Дежардена энергично наступали на саксонцев у Иссерштедта, держа курс на Фирценхайлиген, тот самый, где совсем недавно «застопорился» удалой Ланн и которым потом завладел сорвиголова Ней, а его самого там «закупорили» пруссаки.

С другой стороны дивизия Газанна из корпуса Ланна уже вела тяжелый бой за это селение. Шла отчаянная схватка за каждый дом. В конце концов, газанновцы одолели неприятеля и смогли продвинуться ближе к позициям Нея. В этом им сильно помогли солдаты другой дивизии из ланновского корпуса – дивизии Сюше, принявшие на себя основной удар 6 эскадронов прусско-саксонских гусар и кирасир с конными егерями Поленца и Хенкеля.

Обе стороны так плотно «увязли» в бою, что это позволило остаткам солдат Нея прорваться навстречу пробивавшемуся к ним Дежардену.

…Кстати сказать, лишь своевременная помощь Ланна, Ожеро и небольшого конного резерва генерала Бертрана спасла положение Нея и всего французского центра! Правда, Ней потом еще долго ворчал, что, если бы ему дали еще минут десять, он бы управился и сам! Наполеон в ответ «деликатно» хмурил брови: будущего «Les brave des braves №2» (еще был жив первый обладатель этого броского прозвища – Жан Ланн!) он публично отчитывал редко…

Пока Ожеро на пару с Ланном «спасали» зарвавшуюся сорвиголову Нея, Гогенлоэ упустил возможность, воспользовавшись серьезнейшей тактической ошибкой Нея, концентрированным ударом всех сил прорвать французскую линию фронта и отбросить их на исходные позиции. Он предпочел созвать на оперативный военный совет своих офицеров на предмет «как быть!?»

Большинство высказалось против рисковой атаки всеми имеющимися войсками, предпочтя подождать, пока подойдет Рюхель и уже вместе с ним начать наступление. И только Массенбах удрученно изрек: «Ожидание смерти подобно…» Но его мрачный возглас уже ничего не решал, хотя и был недалек от истины.

…Между прочим, потом писали, что Гогенлоэ рассчитывал на появление Рюхеля на поле боя уже через… полчаса! На самом деле тот был не менее, чем в двух часах пути! А ведь во время боя, когда дорога каждая минута, такой просчет во времени – просто катастрофа! «Война – это расчет часов!» – утверждал, весьма сведущий в математике, Бонапарт. Вот из-за таких «нестыковок», зачастую и проигрываются битвы! Вспомним, классический «конфуз» Груши при Ватерлоо! Хотя там все было отнюдь не просто! Случай с Дезе – не более, чем счастливое исключение из правил…

Рюхель, получив в 10.30 известие, что дела под Йеной вроде бы уже стабилизировались, направил свои войска к Каппелендорфу, чтобы встать позади него резервом на случай быстрого ввода в бой.

Тем временем, решив «проблему» Нея, французы приготовились с новыми силами, спешившими из-за реки Заале, снова нажать.

Тем более, что Хольцендорф на левом фланге Гогенлоэ уже отступил и он оголился, а на правый навалился корпус Ожеро. Более того, маневренная французская артиллерия нещадно поливала своим смертоносным огнем неподвижно стоявшую прусскую пехоту, но она еще держалась, а саксонская кавалерия периодически бросалась в отчаянные атаки на атаковавшего из захваченного Фирценхайлингена Ланна.

По новому замыслу Наполеона свежие дивизии генералов Жана-Франсуа Леваля и Клода-Жюста-Александра Леграна должны были усилить корпус Сульта и все вместе наступать на левый фланг пруссаков. Корпусу Ожеро следовало атаковать прусские войска, защищавшие дорогу Веймар-Йена. Только после этого корпуса Ланна и Нея обрушивались бы на прусский центр. За ними надлежало двигаться всей резервной кавалерии Мюрата (кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы) в ожидании момента, когда она сможет, воспользовавшись разрывом прусского фронта, стремительно броситься вперед дабы его увеличить и выйти в тыл неприятеля.

Запланированное наступление началось в 12.30.

Если Ожеро, хоть и не сразу, но смог сломить сопротивление саксонской пехоты, то на противоположном крыле Сульт смел своего противника одним ударом. И тут же застоявшиеся «б`орзые» до славы первой шпаги-сабли Франции Ней с Ланном кинулись на вражеский центр. Гогенлоэ вынужден был отдать приказ на отход к линии Гроссромштедт-Кляйнромштедт.

Именно в этот момент (не раньше и не позже!) Бонапарт «спустил с поводка» всю свою «стаю „засидевшихся в седлах“ гончих псов»: давно уже переминавшуюся с ноги на ногу кавалерию своего зятя Мюрата, в том числе, 3 500 кирасир и драгун! По всему фронту загудели горны! Вперед вынесся на своем чистокровном арабском скакуне в пижонском костюме и с маршальским жезлом «король храбрецов»!

И началось!

Все вокруг зазвенело, загремело, затряслось!

Это десятки эскадронов тяжеловооруженных кавалеристов, словно «волны» грозного прилива, набирая ход, понеслись рубить, колоть ретирующегося врага!

Оказавшаяся головной, на острие разящего удара, 1-я драгунская дивизия генерала Доминика-Луи-Антуана Клейна, на полном ходу врезалась в отступавших в полном порядке пруссаков и рассекла их на двое! И хотя саксонский гренадерский батальон Р. Ю. Г. Винкеля ценой своей гибели смог на своем фланге притормозить французскую кавалерию, а с другой стороны остатки прусско-саксонского корпуса Тауэнцина, ложась костьми, то же смягчили таранный конный удар французов и генерал-лейтенант Ю. А. Р. фон Граверта сумел организовать ретираду к Апольду, но Наполеон уже разрезал прусский фронт надвое… и избежать поражения, уже казалось, невозможно.

Именно в этот момент (в 14 часов по полудни?) генерал-лейтенант фон Рюхель наконец прибыл на поле сражения со своими 15 тыс. солдат! Спасти положение он уже не мог! Вместо того, чтобы обязать его грамотно прикрыть отступление разбитой армии, ему передали приказ Гогенлоэ немедленно… атаковать прорвавшегося неприятеля. Опрометчиво-поспешная попытка Гогенлоэ контрударом свежих сил (26 батальонов и 28 эскадронов) перехватить инициативу завершилась конфузом. Поскольку силы Рюхеля не были собраны в ударный кулак, а рассредоточены между Кёчау и Гроссромштедтом, то концентрированный контрудар не состоялся.

Получился лишь «шлепок» раскрытой пятерней!

Если солдат Ланна и Нея еще на полчаса как-то задержали, то Сент-Илер успел-таки выйти в левый фланг длинных пехотных линий Рюхеля, грозя ему окружением! После того, как он, уже раненный, подвергся массированному артобстрелу спешно переброшенной Ланном (он все больше и больше проявлял тактическую самостоятельность!) на новые огневые позиции французской корпусной артиллерией и был смят кирасирами и драгунами Мюрата, исход сражения в пользу французов уже не у кого не вызвал сомнения.

Остатки батальонов и эскадронов Рюхеля кинулись догонять бегущих к Веймару солдат Гогнелоэ.

…Кстати сказать, кое-кто из историков полагает, что у Гогенлоэ еще были какие-то шансы пока силы Наполеона не превосходили его и, порой, французы допускали ошибки (причем. не только сорвиголова Ней) и их частям приходилось отступать (например, 100-му и 103-му пехотным полкам у Редигена), которыми каждый крепко знающий свою профессию полководец должен был воспользоваться. Но Гогенлоэ был не из того «теста замешан» – «не из той стали выкован» и как только французская армия пополнилась на 40 с лишним тыс. человек (наконец подошли все дивизии из корпуса Нея, корпус Сульта и вся кавалерия Мюрата), пруссаки были обречены. Превосходство французов стало подавляющим – 95.500 чел. против 46—53 тыс. (данные разнятся)! Как только Ожеро и Сульт «разобрались» с флангами противника, Наполеон бросил в решительную атаку почти все свои силы (кроме пешей гвардии), при поддержке гвардейской кавалерии Бессьера. Свежие силы французов опрокинули прусско-саксонские линии врага и обратили его во всеобщее и паническое бегство. Один лишь отборный саксонский гренадерский батальон стойко держался вокруг князя Гогенлоэ и медленно по всем правилам отступал…

К 15 часам прусская армия Гогенлоэ перестала существовать и это при том, что Наполеон (повторимся!) так и не ввел в бой свою Старую Гвардию, в первую очередь, ее пешую часть.

…С горечью и досадой смотрели испытанные вояки, как пока они праздно стояли в резерве, их товарищи повсюду бились с врагом, падая убитыми и раненными. Некоторые, самые горячие, уже порывались сами кинуться в штыки, даже выкрикивали «Вперед, друзья!» Наполеон грозно хмурил брови и ехидно цедил сквозь зубы что-то о юношеской горячности свои седоусых покрытых шрамами ветеранов…

После чуть не случившегося с ним конфуза (или даже фиаско!?) под Маренго, Бонапарт стал ее определенно беречь! С той поры гвардейцы стали для него резервом на самый крайний случай! Ведь продержал же он ее в запасе «для исправления ошибок» под Аустерлицем!? Точно также будет и под Эйлау, и под Фридляндом, и под Бородино! Вполне возможно, что, отчасти, он будет явно перебарщивать в этой своей бережливости. И только вынужденный пойти ва-банк под Ваграмом в 1809 г., в ходе катастрофической ретирады из Москвы в 1812 г., в тяжелейшую Саксонскую кампанию 1813 г. и в роковых для него Линьи с Ватерлоо, Бонапарт начнет бросать свою Старую Гвардию в огонь и придет ее черед отдавать свои жизни за своего «маленького капрала-стриженного малыша»! И в конце концов, от нее мало что останется…

Впрочем, все это будет потом…

…А пока так долго ждавшие своего часа и явно застоявшиеся кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы Мюрата с грохотом, звоном и улюлюканьем делали то, что у них получалось лучше всего – «рубили на скаку бегущего врага в капусту»…

…Между прочим, Йена, как считал сам Наполеон, была третьим, после Маренго и Аустерлица, самым счастливым днем в его жизни! Ему, давшему за свою жизнь порядка 60 сражений и боев, виднее…

Принято считать, что победа Наполеона далась ему сравнительно дешево и несопоставимо с потерями хвастливых наследников Фридриха Великого: ок. 5 тыс. солдат убитыми и раненными против 10 тыс. убитых и раненных вместе с 15 тыс. пленных у Гогенлоэ, лишившегося к тому же 120 орудий.

Примечательно, что имея к середине сражения почти двойное превосходство в силах (данные разнятся; ок. 95.500 чел. с 108 орудиями против 46.000—53.000 чел. с 175 пушками) Бонапарт успел ввести в дело не более 54 000, но и этого оказалось достаточным для победы над… прусским арьергардом!

Дело в том, что в тот же день и те же часы, когда Наполеон громил пруссаков под Йеной, не менее крупное, но очень судьбоносное по своим последствиям, сражение развертывалось под Ауэрштедтом!

Глава 4. Битва под Ауэрштедтом: для кого – катастрофа, а кому… «звездный час»

Дело в том, что накануне вечером свои лучшие силы фельдмаршал герцог Карл II Вильгельм-Фердинанд Брауншвейгский двинул от Йены на север – на Галле. По дороге он столкнулся с III-м корпусом маршала Луи Даву и с последним чуть не случилась трагедия!

В канун битвы при Йене французский главнокомандующий направил в обход прусских войск около 60 тыс. человек – III-й и I-й корпуса Даву и Бернадотта. Напомним, что они должны были действовать сообща и в случае необходимости немедленно приходить на помощь друг другу. Выйдя к Наумбургу, а затем к Апольде, Даву должен был отрезать пруссакам отход на Берлин. Бернадотт получил приказ наступать на Дорнберг с целью обеспечения линии коммуникаций между основной армией и Даву, а затем присоединиться к последнему для перекрытия пути отступления пруссакам. Правда, всем известный наваррско-беарнский бахвал предпочел поступить по-своему: он не согласился с рекомендацией императора к изначальному оперативному приказу выступать общими силами и выбрал путь на Дорнберг через Камбург. Что, впрочем, понятно: крайне самолюбивый и дико амбициозный (таковым принято его считать в исторической литературе) выходец из Беарна предпочитал любыми способами избегать «сотрудничать» с «коллегами по ремеслу», среди которых «братьев по оружию» у него не было

…Между прочим, когда после победного сражения под Йеной Наполеон вернулся к себе в ставку в трактир, то был весьма удивлен докладом штабного офицера маршала Даву. В донесении утверждалось, что именно наполеоновский маршал разбил в сражении при Ауэрштедте главную прусскую армию. «У нашего маршала, очевидно, двоиться в глазах!» – нелюбезно оборвал маршальского посланца усталый император. И все же, вскоре Бонапарт понял, что на самом деле он со своими главными силами, вдвое превосходившими армию Гогенлоэ, сражался со вспомогательными силами пруссаков. Тогда как его маршал со своим одним единственным корпусом сошелся в смертельном бою с главной армией герцога Брауншвейгского!?.

Если бы не исключительное тактическое мастерство Даву и прекрасная сбалансированность наполеоновских корпусов (отдельная «карманная» армия в миниатюре со своей пехотой, кавалерией и артиллерией) способных в одиночку противостоять вражеской армии в течении 24 часов, пока к ним на помощь не поспеют другие корпуса, совершавшие марш по соседству либо стоявшие на позициях на расстоянии не более чем в одном суточном переходе друг от друга, то в тот же день французы могли бы потерпеть поражение под Ауэрштедтом.

Вот как это было…

По штатному расписанию на начало войны с пруссаками у Даву в его III-м образцовом корпусе числилось 28.874 пехотинца, кавалериста и артиллериста с 44—46 орудиями, но на момент встречи с прусской главной армией герцога Брауншвейгского (ок. 52.750 чел. – 39.650 пехоты, 12.250 кавалерии и 950 артиллеристов с 230 пушками; впрочем, сведения о пруссаках сильно разнятся: от 60 до 70 тыс. чел.?) у него под началом было по разным причинам лишь 26.200 бойцов. Зато это были три самые лучшие во всей французской армии пехотные дивизии генералов Фриана, Гюденна и Морана и порядка 1.300 легковооруженных всадников (конных егерей), причем, последние ушли в самостоятельный рейд, оставив маршалу лишь одну конную роту в 80 всадников.

…Между прочим, так получилось, что шедший параллельно Даву маршал Бернадотт в силу ряда причин (их мы коснемся чуть позже!) со своим I-м корпусом, оставил своего «брата по оружию» (вернее, «коллегу по ремеслу», так как он его терпеть не мог!) в одиночестве и, тем самым, подверг его опасности поражения…

В авангарде у австрийцев шла дивизия генерал-лейтенанта графа Фридриха Вильгельма Карла фон Шметтау.