Долгая дорога

Читателям я, к сожалению, показать Квинс не могу. Так расскажу о нем хоть немного —

В давние времена Квинс, как и другие районы, входящие теперь в Нью-Йорк, отношения к городу не имел и жил своей самостоятельной жизнью. Да и названий-то этих – Нью-Йорк, Квинс тогда еще не было.

Многие, конечно, знают, что в 1626 году голландцы за пригоршню стеклянных пуговиц и другой мишуры купили у индейцев островок Манахатта (на языке аборигенов – «скалистая местность»). Невелик был остров – всего 20 километров в длину и 4 в ширину. Да и покупка обошлась не так уж дорого, примерно в 24 доллара. Колонию назвали Новые Нидерланды, а поселение – Новый Амстердам. Вокруг него возникали и другие селения, причем некоторые, вероятно, появились раньше. Ведь еще за столетие до этого, в 1524 году, у островка Манахатта побывал на своем паруснике итальянец Джованни да Верразано, посланный в плаванье французским королем Франциском Первым. А в 1609 году в поисках северо-западного морского пути проплывал здесь Генри Гудзон. Он объявил эти земли собственностью голландской Вест-Индской компании. Оба они плавали по одной и той же реке, но назвали ее потом в честь Гудзона. А имя Верразано получил огромный, красивейший мост…

Путешествие Гудзона было одной из причин появления здесь голландцев. Промышленники узнали от него, что эти края богаты пушным зверем и ринулись добывать меха. Уже в 1613 году на Гудзон отплыло пять кораблей Вест-Индской компании. Купцы совершали с индейцами фантастически выгодные сделки – получали бобровые шкуры за ножи, лопаты, бусы… Словом, вполне понятно, почему Новый Амстердам на острове Манахатта был в этих краях не единственным и, скорее всего, не первым поселением, расположенным близ океанских заливов.

Когда именно появилась группа тех поселений, которые станут потом Квинсом, я выяснить не смог. Знаю только, что владельцем местности первоначально был некий губернатор-голландец. Здесь, как и повсюду, не прекращалась необъявленная война с индейцами, которые не раз пытались выдворить чужестранцев. В 1643 году индейцам племени Маспатчес даже удалось победить белых. Но иноземцы были лучше вооружены, действовали и оружием, и подкупом. Так что все закончилось, как всегда. Местное население истреблялось, вытеснялось, и очень быстро вымирало из-за инфекций, занесенных европейцами. От племени Маспатчес осталось на память современному Квинсу только название – микрорайон Маспет…

Среди поселенцев-голландцев постепенно появлялись англичане. Есть данные, что некоторые переселялись из Коннектикута. Небольшая группа пилигримов, из тех, кто прибыл в Америку на знаменитом «Мэйфлауер», перебравшись в будущий Квинс, назвала свое поселение Нью Тоун. Занимались они здесь фермерством: выращивали овощи, сеяли рожь, овес, кукурузу.

Как известно, когда Америка стала английской колонией, голландцы своих земель лишились. В 1664 году Новый Амстердам был переименован в Нью-Йорк в честь герцога Йорка. А Квинс, что означает «Королевин» (можно сравнить с русским «Царицыно»), получил свое имя в 1683 году в честь английской королевы Катерины Браганской, жены короля Карла Второго. Дочь португальского короля Катерину счастливой назвать трудно. Супруг ее, Карл Второй, был прозван Веселым Монархом, но думаю, что это была горькая ирония. Карл Второй веселился и распутничал, продавая и предавая свой народ и своих близких, жестоко расправляясь со всеми, кто был ему неугоден. «Никогда прежде не знала Англия такой разнузданности нравов, как при Карле Втором», – писал Чарльз Диккенс в своей книге «История Англии для юных». Впрочем, Англии тех столетий вообще не слишком-то везло на монархов. Были и более кровожадные… Что же касается Катерины, то историки пишут, что англичане ее любили (и, конечно же, жалели) и что это она сделала чай модным напитком в Англии.

История полна причуд. И вот по одной из них маленький уголок Америки был назван в честь несчастной королевы. Тогда же Квинс в числе двенадцати других окрестных районов – среди них был и Бруклин – получил статус графства.

Населялся Квинс довольно медленно. Когда в 1790 году, уже после того как Америка перестала быть английской колонией, проводилась первая перепись населения, выяснилось, что в Квинсе проживает 6159 человек. Но пройдет немногим более пятидесяти лет, и все изменится. В Америку хлынет мощный поток эмигрантов, вызванный политической нестабильностью в разных странах Европы. Из-за океана прибывали они в Нью-Йорк на знаменитый остров Эллис Айленд. Одни разъезжались по стране, другие оставались в Нью-Йорке и его окрестностях. Многих эмигрантов принимал и Квинс. Он рос, становился многонациональным, развивались его промышленность и торговля. Во второй половине XIX века здесь уже было немало крупных предприятий. Соседство с Нью-Йорком становилось все более тесным и все более условным. И наконец оно перестало быть соседством: 11 мая 1896 года был подписан и с 1 января 1898 года вступил в силу исторический документ: Квинс, Бруклин, Бронкс и Стейтен-Айленд стали, как и Манхэттен, районами Нью-Йорка. С этого времени Квинс начинает развиваться по законам жизни современного города, одного из величайших в мире. Уже стало нетерпимым неудобством переправлять тех, кому надо попасть в Манхэттен через Ист Ривер на лодках. В 1909 году Квинсборо бридж перекинут через речную преграду. Зато теперь особенно ощущается перегруженность Квинс бульвара, который становится основной магистралью района. Дорога узка. Ее надо срочно расширять! Городу приходится скупать частные владения по сторонам магистрали, и к 1925 году она преображается: ширина Квинс бульвара теперь 65 метров.

Расширялся, хорошел, преображался весь район. Один за другим появлялись уголки, которыми Квинс вправе похвастаться. Примеры? Пожалуйста…

Форест-Хилс-Гарденс – «Сады на лесистых холмах». Мой любимый Парквэй Виллидж бледнеет по сравнению с той его частью, которую местные жители называют Немецкой деревней. Это поселок-парк, где домики, построенные в лучших архитектурных стилях XVIII века, утопают в зелени садов. Поселок так хорош, что получил статус исторического района. Этот почетный титул присваивается в Нью-Йорке зданиям и местностям, имеющим особое историческое, культурное или архитектурное значение.

Как появился поселок? В начале ХХ века один из железнодорожных магнатов, миллионер по имени Рассел Сейдж купил в Квинсе 142 акра, то есть 0.575 квадратных километра земли. Вскоре он умер, а все свое состояние и землю оставил жене своей, Маргарет. Надо сказать, что и муж и жена были людьми идейными, они мечтали о социальной справедливости. Людей таких взглядов называют утопистами, иногда с оттенком пренебрежения: они, мол, фантазеры и мечтатели. Но не утописты ли пробуждают в человечестве его лучшие стремления? А Сейджи были щедры. После смерти Рассела Маргарет совершила несколько филантропических акций. Организация, носящая имя ее мужа, действует и поныне: она публикует и распространяет исследования, посвященные социальным проблемам. Другое начинание, хотя и не совсем достигло своей цели, очень украсило Квинс. Миссис Сейдж решила на своих землях построить поселок-парк, в котором будут жить рядом в мире и согласии люди всех сословий, в том числе и бедняки. Поселок удался на славу. Планировал его известный архитектор Гросвенор Атербюри. Разбивать сад пригласили братьев Олмстед, племянников знаменитого Фредерика Ло Олмстеда, дизайнера Центрального царка.

Все предусмотрела Маргарет Сейдж. Кроме одного: разработка и строительство комплекса обошлись в такую огромную сумму, что с реальными финансовыми трудностями она не справилась. Миллионерша-утопистка оказалась плохим экономистом. Впрочем, подробности этой истории мне неизвестны, знаю лишь, каков результат: жилье в этом поселке по сей день – самое дорогое в Квинсе. Объединить богатых и бедных утопистке не удалось. Зато любой из нас может зайти сюда и прогуляться, переносясь из грохочущего современного города в очаровательный и тихий старинный уголок. Но не на машине: в этом частном комплексе, которым управляют домовладельцы, езда на автомобилях запрещена. Прямо как в заповеднике…

* * *

Как только я написал слово «заповедник», мне припомнился еще один уголок Квинса, может быть, самый удивительный.

Не спорю, в Квинсе нет такого прекрасного зоопарка, как в Бронксе, Но менее чем в часе езды от центра огромного города, всего в нескольких километрах от аэродрома имени Кеннеди, находится Jamaica Bay National Wildlife. Это царство дикой природы (не такое-то уж маленькое, оно занимает 3705 гектаров) было создано в 1972 году. Расположен заповедник на заливе Джамайка, именем которого и назван. От большой автострады он отделен лишь высокой проволочной сеткой, однако обитателям его совершенно не мешают ни машины, ни шум самолетов. Судите сами: в заповеднике насчитывается около 300 видов пернатых, мигрирующих и живущих здесь постоянно. Дятлы, совы, гуси, индейки, ибисы, цапли, вальдшнепы… Ястребы – у каждого своя царственная резиденция на высоком столбе, чтобы высматривать добычу… Да разве здесь одни пернатые? Я видел своими глазами, как на краю пешеходной дорожки, возле самых моих ног черепахи откладывают яйца и тут же закапывают их в песок (тем, кто не верит, могу прислать фотографию). В здешних перелесках водятся нутрии, лисы, кролики. В заливах и прудах более 80 видов рыб. Говорят, зимой здесь появляются тюлени и даже дельфины. Хотите полюбоваться бабочками? Пожалуйста! Специалисты утверждают, что в заповеднике можно увидеть больше 50 их разновидностей.

Я слышал, что в Северной Америке вообще больше нет таких заповедников. Люди талантливые, люди влюбленные в природу, воссоздали ее здесь и заботливо берегут: ходить можно только по дорожкам, покрытым гравием, пикники и шумные сборища запрещены категорически. Тут не увидишь ни окурка в траве, ни сигареты во рту. Зато в руках у многих, кто сюда приходит, – бинокли, подзорные трубы, кинокамеры, фотоаппараты. Можно ли пройти равнодушно мимо пруда, на дальнем краю которого стоит, любуясь своим отражением, парочка белых цапель, где плавает чета величественных лебедей, а к ним приближается эскадра: флагман – мамаша утка, за ней – желтенький выводок. Еще ближе, у самого берега, расположились огромной колонией гуси. А над прудом, стаями и поодиночке, проносятся утки…

Ну, как тут не воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Многие не только восклицают, но пытаются остановить: рисуют, фотографируют, снимают фильмы.

Я до сих пор жалею, что не было у меня с собой камеры, когда увидел, как тренируются гуси перед осенним перелетом. Тренировка была пешая. Большой отряд гусей под предводительством вожака подошел к дорожке, по которой мы гуляли, и пересек ее. Слева и справа были заливчики. Гуси чинно и молчаливо шли к правому. Сосредоточенностью, строевой выправкой, они, хотя и переваливались, уморительно смешно напоминали солдат! Мы почтительно подождали, пока последние скроются в кустах и двинулись было дальше. Но не тут-то было: гусиный отряд повернул обратно. Может, что-то не понравилось? Нет, гуси, дойдя до левого заливчика, снова повернули и совершили третий марш-бросок. Так мы и поняли, что это была тренировка. Впрочем, может, у зоологов есть другое объяснение таких вот гусиных маршей.

* * *

Уголком возрожденной природы можно, пожалуй, назвать и Flushing Meadows Park. Переведу его название: Meadows – это луга, а Flushing – название микрорайона. Кстати, одного из старейших в Квинсе. Очень удачно, что парк, символизирующий дружбу народов мира, расположен именно во Флашинге, ведь жители этого микрорайона – китайцы, корейцы, индусы, испанцы. И вообще с этим парком жителям Квинса, надо признаться, повезло: он возник в 1939–40-х годах на месте гигантской городской свалки, «долины пепла», как остроумно назвал ее Скотт Фитцджеральд в своей книге «Великий Гэтсби». Парк решено было создать специально для Всемирной выставки-ярмарки 1940 года. Готовил выставку Роберт Мосс, начальник паркового хозяйства и дорожных сообщений Нью-Йорка. Этот талантливый и энергичный человек вошел в историю Нью-Йорка, как сторонник плановой урбанизации и строительства скоростных дорог. С размахом создавал Мосс и этот парк. Лужайки и аллеи тянутся вдоль длинных искусственных озер. Когда открылась выставка-ярмарка, павильоны разных стран занимали всю территорию, а она в полтора раза больше знаменитого Центрального царка. Сейчас павильонов, конечно, нет, на лужайках устраивают пикники. Но стадион, детский зоопарк, детский музей науки, театр, действуют и в наши дни.

В этом же парке происходила в 1964 году и вторая Всемирная выставка-ярмарка. Перед ее открытием некоторые из зданий были реставрированы. В одном из них теперь размещена огромная панорама Нью-Йорка. В другом здании с башней – ресторан, он вращается. За чашечкой кофе или рюмкой вина можно увидеть весь Нью-Йорк. А по вечерам начинает светиться над Квинсом гигантский глобус. Его соорудили к выставке 64-го года, как символ мира…

Жаль только, что сейчас парк в запустении, озера грязны и зарастают, их давно пора чистить.

В Квинсе есть и гораздо более старинные парки, чем те, о которых я рассказал. Forest Park, например, получивший свое звание еще в 1898 году. Это, действительно лес, в котором Красная Шапочка могла бы заблудиться: он раскинулся почти на 500 акрах. Волков, правда, в нем нет, а вот олени водятся. И какой красивый лес! Большая часть его – 413 акров – могучие красные и белые дубы, некоторым из них более 150 лет. Во всей Америке нет таких больших дубовых лесов, как этот. Сосновый бор тоже недурен: в нем две с половиной тысячи деревьев, уже почти столетних: они высажены в 1914 году. Немудрено, что в парк со всех сторон Квинса тянутся поклонники природы. В том числе и любители верховой езды, к услугам которых две конюшни. И специальные маршруты для них, конечно, проложены, как и для пешеходов. Словом, мне кажется, что таким парком Квинс может гордиться.

Из пяти районов сегодняшнего Нью-Йорка Квинс самый большой. Почти десятую часть его площади в 71779 акров занимают парки, детские спортплощадки и другие зеленые уголки. Его населяет более двух миллионов человек… Но не буду заниматься статистикой, ее легко найти в справочнике. Я ведь просто хотел кое-что рассказать о Квинсе, хотя бы из благодарности к району, который так много дал мне и как бизнесмену, и как человеку.

* * *

Сказать по правде, не так уж часто удавалось мне рассказывать о Квинсе людям, желающим арендовать или купить квартиру. Мало у меня было клиентов. Я нервничал, донимал Рона вопросами, как научиться их находить.

– Я самоучка, – сказал он мне как-то, – и сам испытываю трудности. Очень жалею, что не было у меня хороших наставников… Кстати, я слышал, что в Нью-Джерси будет семинар Хопкинса. Не съездить ли тебе?

Так я впервые услышал о человеке, который сыграл очень важную роль в моей жизни, научил меня… Да почти всему, что я умею!

Том Хопкинс был когда-то преуспевающим агентом по продаже недвижимости. Потом стал заниматься преподавательской деятельностью – писал книги, выпускал аудио и видео кассеты, вел семинары. Как лектор, он и прославился. Было удивительным везеньем для меня, что Рон услышал о приезде Хопкинса в Нью-Джерси!

Больше тысячи человек собрались в городе Вудбридже послушать известного своими блестящими выступлениями наставника риелторов. Съехались они со всей Америки и даже из Канады.

Выход Маэстро был в высшей степени торжественным, более того – театральным. Всех попросили встать. Под громкие звуки марша вышел на сцену невысокий плотный человек в генеральской форме, сопровождаемый знаменосцем. Он потряс рукой, приветствуя нас, и зычно спросил:

– Хэлло! Все готовы к Boot Camp?

«Да!» – ухнул зал… Для тех, кто не знает: Boot Camp – это учебный лагерь для новобранцев.

Начать семинар, посвященный такой сугубо прозаической теме, как продажа недвижимости, с маленького спектакля… Коренным жителям России и других европейских стран выход Хопкинса, почти цирковой, вероятно, показался бы смешным, ребячливым, а то и безвкусным. Но… Это было очень по-американски! Ведь говорят же во всем мире, что американцы несколько инфантильны. Возможно, так оно и есть. Возможно, инфантилен и я, мне выход Хопкинса понравился. Думаю, что на меня, как и на многих других слушателей, он оказал большое психологическое воздействие. Я сразу же попал под обаяние этого веселого человека, не побоявшегося начать серьезный разговор с шутки. Впрочем, с шутки, которая, как я потом понял, иллюстрировала главную идею Хопкинса: умение продавать – это умение «подать себя».

Продолжил свое выступление Хопкинс тоже в американском стиле. Кто не слышал историй об американском миллионере – в прошлом нищем мальчишке, который начал богатеть, подобрав на улице десять пенсов? Вот и Хопкинс преподнес нам свою биографию, биографию человека, начавшего с нуля и добившегося больших успехов. Однако же он использовал этот сюжет очень талантливо, на примере собственной жизни давая деловые рекомендации.

Кстати, в отличие от хрестоматийных миллионеров, Том Хопкинс рос в семье довольно благополучной, где родители считали первым своим долгом дать детям хорошее образование. Но юный Том, по его собственным словам, не оправдал их надежд и усилий. Он бросил колледж, проучившись всего полгода… «Из тебя никогда не выйдет ничего путного», – горько сказал ему отец.

«Таково было первое вдохновляющее напутствие, полученное мною», – пошутил Хопкинс.

А дальше пошло, если и не совсем так, как в хрестоматийных рассказах, то довольно похоже. Поступив в строительную компанию разнорабочим, Том по десять часов в сутки перетаскивал на плечах тяжелые металлические брусья. Он чувствовал себя изнуренным и подавленным, не раз, вероятно, жалел о собственном легкомыслии, но примеру библейского блудного сына не последовал. Попытка заняться продажей недвижимости тоже успеха не принесла: за полгода юный агент Хопкинс, колеся по штату Калифорния в своей облезлой, побитой машине (он прозвал ее «Бензиновой Обжорой»), совершил всего лишь одну сделку…

«Я был в отчаянии, я чувствовал себя неудачником… Вы понимаете, что это такое?» – спросил нас Хопкинс. О, да, мы это понимали! Многие – на собственном горьком опыте.

Думаю, что нетрудно себе представить, с каким сочувствием и волнением слушали мы нашего лектора. В зале стояла полнейшая тишина. Немалую роль играло, конечно, и то, как он говорил, – эмоционально, проникновенно искренне. Хопкинс был замечательным оратором и прекрасным психологом.

«…Я был буквально без копейки и хотел все бросить, когда узнал, что в наших краях появился знаменитый Джей Дуглас Эдвард, которого называли Отцом Американского Искусства Продажи. Сообщили, что будет его семинар. И я решил: пойду, что мне терять!»

Далее последовал рассказ об этой встрече, которая стала поворотным пунктом в жизни Тома Хопкинса. С этого и началась деловая часть семинара. Излагая программу мистера Эдварда, Хопкинс учил нас. Вот основные моменты: постоянно ставить перед собой конкретные цели, все более трудные. Подробно расписывать их на бумаге. Ежедневно к ним возвращаться. И – главное, не ждать, когда к тебе придут клиенты, а стучаться в двери к ним!

Сообщив, что после встречи с Учителем он словно бы прозрел (очевидно, как бы намекая, что и мы прозреем), Том Хопкинс повел рассказ о том, как именно он следовал советам Эдварда. Особенно главному.

«Каждый день я набивал себе карманы камушками и отправлялся в поход. Подойду к дверям, постучу… Открыли, поговорил с владельцем – камушек вон из кармана! Пока не постучу в 30–40 дверей, рабочий день не заканчиваю»…

И вот начались успехи. Один, другой. Молодой Том Хопкинс каждый раз думал, что ему просто повезло, однако же советы Эдварда выполнял точно и упорно, ставил перед собой все новые, все более трудные цели. Наконец, осуществилась заветная: Хопкинс побил рекорд по количеству домов, проданных в Калифорнии!

Джея Эдварда Том чтил всю свою жизнь, никогда из вида не терял, даже поселился с ним по соседству. Именно от своего наставника, по словам Хопкинса, и получил он последний, чуть ли не предсмертный совет: самому стать наставником, обучать людей. Таким образом, он дал нам понять, что мы попали в надежные руки. Миссия у него наследственная, завещанная. Как он сказал – жизненная.

Эмблемой своей фирмы Хопкинс сделал птицу Феникс, которая, как известно, сгорая, возрождается из пепла. Символ этот был избран им не случайно, чему, собственно, и была посвящена последняя часть семинара.

«Никто не должен чувствовать себя сломленным, потерпев неудачу! – говорил Том, – Воспринимайте их, как материал для размышлений, учитесь на них!»

Он возмущался тем, что мы погрязли в негативизме, что утренние новости только и сообщают, что о насилиях и убийствах, делают мир таким страшным, что жить не хочется.

«Будем оптимистами! Стакан не наполовину пустой, а наполовину полный. Копите положительный опыт! Воспринимайте поражение, как этап игры до победного конца!»

На этой жизнеутверждающей ноте наставник и расстался с нами.

Не знаю, удалось ли мне хоть в какой-то мере передать свои впечатления и ощущения, но они были очень сильными. Я был, как птенец, только что научившийся летать. И это была не только практическая радость оттого, что я приобрел новые познания (и накупил к тому же полную сумку дисков и кассет с лекциями своего нового кумира). Это была окрыленность эмоциональная: жизнь приобрела смысл, я понял, как управлять ею!

«Теперь я знаю и сумею!» Что-то вроде этого непрестанно звучало во мне.

Да, я таков: мне непременно нужен Учитель с большой буквы. Человек-образец, внушающий восхищение. Мне нужен тот, кто умеет зарядить оптимизмом! Это замечательное душевное свойство я особенно ценил всегда в маме и в деде Ёсхаиме и, как мне кажется, не только унаследовал его, но и старался развивать в себе, тянулся к таким людям.

Вернулся я из Нью-Джерси абсолютнейшим оптимистом. И с твердым решением; не только серьезно изучить все рекомендации Хопкинса и следовать им, но вообще жить по его принципам.

Помню, как удивилась Света, моя жена, застав меня в первый раз рано утром перед зеркалом за странным занятием. «Чего это ты? Сам с собой разговариваешь?»

Да, теперь каждое мое утро начиналось беседой с человеком в зеркале.

«Я – победитель. Почему? Потому что я этого хочу! Я в это верю! Потому, что обладаю смелостью!»

«Сегодня я встречу нужных и интересных людей!»

«Не буду слушать советов тех, у кого дела обстоят плохо».

Уж не говорю о том, что в машине я прокручивал кассеты с лекциями Тома, по вечерам сидел за его учебниками. Купил и видео с семинарами.

«Сколько?.. Да ты был в своем уме, когда покупал?» – переспрашивала Нэнси, вертя в руках видики. А стоили они 1300 долларов, примерно мой месячный заработок.

Нэнси и другие коллеги к моему энтузиазму, как и вообще к идеям Хопкинса, отнеслись более чем скептически. «Бегать по улицам и стучаться в двери? – хихикала Нэнси. – Ничего себе! Да еще в такой холод…» – «Стучись, стучись, как раз к пенсии и достучишься!» – подхватывала Жаклин. Я в споры не вступал. Вот что интересно, думал я, ведь Хопкинс предупреждал, что реакция слабых коллег будет именно такой. Подальше от них! И – действовать, действовать!

Я действовал совершенно открыто, даже демонстративно. Повесил у своего стола большие листы, на которых (красными чернилами!) выписаны были мои ближайшие цели. «Изучить программу Хопкинса за три месяца»… «До конца года продать недвижимости на полтора миллиона»… «Составить список домовладельцев в Кью-Гарденс-Хилс».

Здесь же каждый, кто хотел, мог прочитать и некоторые изречения Тома Хопкинса, такие, например:

«Я воспринимаю поражение, как этап игры до победного конца».

«Я воспринимаю поражение, как возможность проанализировать свою тактику».

«Я воспринимаю поражение, как шанс укрепить чувство юмора».

Ну и конечно же, несмотря на зимние холода, я начал операцию «Стук в двери»… На насмешки и остроты – а их хватало – я внимания не обращал…

Пусть и не было пока заметных успехов, энергия во мне так и бурлила. По утрам я вел с человеком в зеркале все более пылкие беседы. До предела был увлечен своей «Хопкинсиадой».

Но шло время, и сохранять терпение и оптимизм становилось все труднее. Даже мне становилось ясно: обстановка в конторе начала меняться. И далеко не в лучшую сторону.

Глава 48. Ночной гость, или вестник перемен

Наверно каждый завзятый читатель частенько вспоминает строки из любимых книг. Со мной это происходит постоянно. Вот и сейчас, принявшись писать об одном событии в моей жизни, событии очень важном, я припомнил строку из гениального романа Булгакова:

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вошел…»

Припомнил – и рука моя тут же начала выводить вот такую, «булгаковскую», фразу: