Пробуждение

Кимо гладила Грома по спинке, слушала его мурчание, а взор её терялся в звёздной черноте. Теперь она думала, что это очень интересный образ, «звёздная чернота». Как будто звёзды и пропасть между ними – одно целое. Внезапно, как озарение, на неё снизошло – «Так и есть!». И эта темнота тоже живая. Такая же живая, как Объект, который парадоксальным образом делает Луну еще более «безжизненной»…? Да. Но живое, это она понимала. У живого есть свои законы. Свои повадки. Их можно изучить, понять и полюбить. Полюбить черноту… какая мысль! Кимо улыбалась сама себе, механически гладя кота и покачиваясь.

Её снимала камера, как и в любом отсеке. Жаль, что никто не посмотрел рабочие записи. Тогда возможно, судьба Станции сложилась бы иначе. Потому что объектив снимал потустороннюю картину женщины, которая беседует сама с собой, глядя в черное небо пустыми, невидящими глазами.

Берг

«Умные всегда с большим подозрением взирали и на ангелов, и на демонов толпы» -

Томас Бабингтон Маколей

3 февраля 2035, Станция «Содружество»

– Пасмурный сегодня выдался день, правда, Роберт? – По- праздничному одетая женщина поежилась и поправила ворот своего пальто. Ее муж молча кивнул и тихонько сжал в руке ладошку своего сынишки.

День действительно не очень соответствовал знаменательному событию в семье. Тяжелые тучи нависли над Кельнским собором, будто цепляясь за его высокие башни. Дождь еще не начался, однако в воздухе веяло сыростью и прохладой. Семейство остановилось возле входа в собор. Женщина наклонилась и поцеловала мальчика в лоб, едва сдерживая слезы.

– Луиза, полно, все будет хорошо. – Голос мужчины был мягким и ласковым. Облегчённо выдохнув, он отворил тяжелую дверь.

В соборе было немноголюдно. Лишь небольшая туристическая группа правоверных католиков из Дании и певчие из приходского хора, тихо разучивающие новые мелодии. Улыбнувшись одному из минестрантов, Луиза провела сына в исповедальню. Тот, проверив пуговицы на пиджаке, послушно вошел, сел на скамейку и закрыл за собой дверь.

– Здравствуйте, святой отец.

– Здравствуй, Адольф. Что ж, спешу тебя поздравить с твоей первой исповедью. – Голос священника был приятным. Мальчик не видел его лица за деревянной решеткой, однако ему было вполне уютно.

– Спасибо, святой отец.

– Я хорошо знаю твоих родителей, вижу их каждое воскресенье, и на причастии тоже. Тебе нравится слушать проповеди, ходить на служения? Знаешь, Берг, ведь это я крестил тебя когда-то.

– Не знаю. Маме нравится, и мне, наверное, тоже. Поют красиво. – Мальчик почувствовал, что святой отец улыбнулся.

– Это уже хорошо, Адольф. Ты знаешь, почему ты сегодня здесь?

– Потому что родители привели меня.

– Потому что ты уже большой. Отныне ты будешь оценивать свои поступки в глазах нашего господа. Перед каждым своим делом ты должен подумать, угодно ли это ему. Ведь он всегда находится со своими детьми, видит с неба каждого.

– Простите, падре, но я не очень в это верю.

– Не веришь во что? – Голос священнослужителя немного охладел.

– Не верю, что там, в небе кто-то есть. Вы знаете, как говорил герр Гагарин? – мальчик оживленно заерзал на своей скамье, ожидая похвалы святого отца за свои знания.

– Мы все участвуем в служении господу, живем в угоду ему и добру, чтобы однажды встретиться на небесах, Адольф.

– А вот если бы бога кто-нибудь мог увидеть, или хотя бы ангелов, их же никто не видел, так?

– Это просто мечта, милый мальчик.

– Цель без плана – это просто мечта.

Священнослужитель громко рассмеялся и заботливо провел рукой по перегородке исповедальни.

– Так что же, Адольф, у тебя есть план?

– Да, святой отец, есть. Я сам отправлюсь в космос и посмотрю, есть ли там кто-нибудь. А если увижу, я вам расскажу, хорошо? – Мальчик бодро спрыгнул со скамьи и потянул ручку двери.

– Постой, как же исповедь?

– Исповедь? – он на секунду замялся. – А, да. Я вчера кота ногой ударил. До свидания, падре.

С широкой улыбкой родители встретили мальчика. Мать гладила его по голове и целовала в щеки, а Роберт взглянул на вышедшего из исповедальни священника. Тот лишь качал головой.

***

Вообще-то его имя было Адольф, но фамилия так хорошо звучала и соответствовала роду занятий3, что стала, по сути, прозвищем. Он одобрял. Это соответствовало его представлениям о профессионализме, эффективности. Имя-призвание. Берг ощущал превосходство. Не потому, что был немцем, а потому, что считал себя специалистом высочайшего класса. Гордиться кровью смешно. Немцев миллионы, он такой – один. Единственный, кто прошел отбор и от кого, на самом деле, зависит успех миссии. Разведка и планирование постройки Лунной Базы. Он знал это. Команда знала это. Не было нужды говорить.

Для этой цели было заранее выбрано место посадки. На берегу Моря Кризисов, возле большой естественной пещеры. Ущелья, провала. Как ни назови, суть в том, что строить в замкнутом пространстве будет проще. И безопаснее. Ведь поверхность луны покрыта кратерами не случайно. Маскон хоть и создавал фактор неопределенности в экспедиции, служил источником потенциальных открытий, добычи полезных ископаемых, металлов… «Что же, по части открытий и металлов план, кажется, уже выполнен», – ухмылялся он про себя. Капитан его разочаровал. Поддаться таким базовым эмоциям! Космос не место для слабых. Если на то пошло, Берг считал, что жизнь – не место для слабых.

«Вилье не разочаровал только потому, что с ним и так всё ясно», – думал немец, подходя к консоли оператора зондов. Он изучил запись вчерашних работ. Вызвал трехмерный скан зоны разведки. Наметил точки перспективного бурения для оценки размера и проекции Объекта. Отправил на задание два зонда. Третий, вчерашний, втащили в ангар для диагностики. Вилье с Натальей последовательно разбирали его, проверяли каждую систему. Рутина. Он сделал вид, что контролирует движение зондов. Это было излишне. Коллеги это понимали. Но как старший инженер он имел право наделять свои занятия глубоким тайным смыслом. И пользовался этой привилегией. Один из зондов направился в пещеру. В конце концов, там будет построена База. И если Объект создает проблемы, то вот здесь это критично.

Закинув ноги на консоль и попивая кофе, он любовался фигурой Натальи. Летный костюм был ей, что фиговый листок. Берг был слишком горд и сосредоточен на цели, чтобы увлекаться. Но раз так сложилось, грех не уделить внимания. Наталья ему нравилась, как человек и профессионал. «Она бы точно не стала прятаться за спину капитана и сказала правду». Решительность он ценил в людях больше всего. Делать, так делать. С ней бы он пошел в разведку. Её кошачий темперамент просто не трогал Берга. Ему было всё равно. Человек делает работу, а дальше пусть хоть ужом вьётся и шипит. Вот и сейчас он целиком доверял её заключению по зонду, когда Вилье одного даже слушать бы не стал.

Она это знала или чувствовала. Закончив работу, она подошла к консоли, аккуратно сбросила его ноги вниз и села напротив. Слегка растрепанные волосы, слегка расстегнутый ворот, слегка закатанные рукава. Всё так естественно и от того еще более… Стоп. Берг сосредоточился на деле. Хотя было уже поздно. Бесцеремонный сброс его ног прошел безнаказанно.

– Каково заключение диагностики? – взял он инициативу.

– Зонд в полном порядке. Если анализ провалился, это не аппаратная причина.

– Остается человеческая, – заключил Берг. Вилье вспыхнул в ответ и уже начал открывать рот, как Наталья жестом его прервала. Он затих, что само по себе говорило о неформальной иерархии в команде.

– Возможно. Сначала мы должны увидеть успешный анализ. В твоем исполнении. – Тон Натальи был вельветом и сталью. – Почему бы нам не начать прямо сейчас?

– Только вас и ждал.

Почти правда. Берг не признался бы и себе, но его охватывала легкая нерешительность. «А вдруг не выгорит?». Промедление вышло непроизвольным. Он не подавал виду. Сначала аккуратно отправил третий зонд за первыми двумя. Затем вернулся ко второму, который зарывался в точку, ближайшую к месту вчерашней находки. В любую минуту он должен был снова упереться в Объект. Предположительно. Все трое молча ждали. Берг не ошибся, и второй зонд подал сигнал остановки. Серая стена. Непроходимая. Он протянул руки над консолью и стал по очереди отдавать команды. Газовый анализ. Спектральный. Попытка взять образец манипулятором. Лазер. Вилье чувствовал себя оскорбленным потому, что начали не с лазера. Значит, ему настолько не доверяли… Впрочем, Берг не остановился. Он долго менял углы контакта с Объектом, разгонял зонд и пытался взять образец «тараном». Даже вручную повысил предельную мощность луча, осушив батареи.

– Жахнем плазмой или и так ясно? – Наталья смотрела предельно серьезно.

– А мы можем? – промямлил Вилье. Если он об этом не знал, то его самооценка падала еще ниже.

– Нет. Она играет, как всегда. – Берг любил и понимал только свои шутки. – Успокойся.

Однако в его голосе пропала нотка снисхождения. Он говорил спокойно, задумчиво. Для него это было всё равно что «растерянно». Потому что впервые за долгие годы своей работы он должен был признать: перед ним загадка. Все виды анализа невозможны, объект абсолютно инертен. Его целостность нерушима.

– Смотрите! – голос Вилье сорвался. – Там!

В этот момент Наталья смотрела на Берга. Он ушел в раздумья. Когда они обернулись на экран, там всё было по-прежнему.

– Что?

– После лазера. Была «волна». Металл будто смыл попытки взлома!

– «Живой металл»? – начал Берг. Но на его руку легла рука Натальи.

– Довольно. До сих пор его история подтвердилась. Я вижу все основания верить словам Вилье. – Она долго и неотрывно смотрела в глаза немца. Тот первым отвел взгляд.

– Ты хочешь, чтобы мы также мямлили и тряслись? – Берг негодовал.

– Я сказала «верить словам». Как реагировать, зависит от нас. А факты таковы. Материал не поддается анализу и проявляет признаки самоорганизации. Пожалуйста, как профессионал, – она сделала ударение, – выдвини гипотезы, с которыми нам следует работать. – Закончив фразу, она скрестила руки на груди и заняла выжидательную позу.

– Надо доложить капитану! – встрепенулся Вилье.

– Нет, дорогой Вилье. – В этот раз кошачий глаз Натальи обратился к французу. – Мы доложим, когда узнаем что-то новое. Или хотя бы выдвинем рабочую гипотезу. – Она вновь развернулась к Бергу.

Вилье искренне удивлялся, почему эта женщина ведет себя и выглядит, будто единственная тут носит штаны. Сам факт, что удивление оставалось молчаливым, давал половину ответа. Однако дивиться тут было нечему. Из всей команды она была единственным пилотом по призванию. Человеком действия, не ученым или инженером. Более того, пилотом-женщиной. Отбор среди мужчин жесток. Чтобы их обойти, дева должна быть острее бритвы. Наталья победила честно. За штурвалом ты быстрый, или мертвый. Надо принимать решения и выполнять их за доли секунды, без колебаний. Иногда рисковать, иногда идти напролом. Судьба Станции входила в зону турбулентности. Наталья была в своей стихии.

Берг отвернулся от них, сжав пальцы пирамидой. Он ушел в себя, погрузился в показания приборов. Нет зацепки, нет ошибки исполнителя, с которой можно начать расследование загадки. Он сам – исполнитель, сам не смог решить задачу. Его чувство профессиональной гордости задето. Надо успокоиться и мыслить последовательно. Извиниться перед Вилье? Много чести. Но если ты настоящий спец, то умеешь признавать и ошибки. Подниматься и идти дальше. Берг считал себя настоящим.

– Для гипотез всё еще мало данных. Не очень многое можно построить на том, что не получается. – Начал он рассуждать вслух. – Мы видим, что аппаратный анализ не работает. Проверили это. Убедились. Первая гипотеза, из очевидных, что таковы свойства Объекта.

– Сопротивляться анализу, нерушимость, замкнутость. Уже что-то. – Покачивала головой Наталья.

– Не совсем. – Она подняла брови. – Мы не можем судить о замкнутости, пока. Когда в бурении встречают препятствие, его либо пробивают, либо ищут обход. Полагая, что препятствие не бесконечно, либо не однородно…

– В плане, что мы просто очень мало его изучили. Почти в одном месте оба контакта? – Вилье тоже был вовсе не глуп.

– Да. – Если Берг как-то и показал своё раскаяние, то ровным тоном ответа французу. – Надо расширить зону поиска. Возможно, он не везде такой… ровный. Изгибы, провалы, разломы – не знаю. В одном аспекте мы точно можем изучить Объект. – Выдержав драматическую паузу, он продолжил. – В Геометрическом.

– Можем его нарисовать? – Наталья улыбалась так, что не поймешь, смеется она или действительно поддерживает мысль.

– Вроде того. Пока недоступно содержание, можно заняться формой. – Он тоже улыбнулся ей под стать.

– Да там миллионы тонн породы, с нашими тремя зондами мы годами будем искать границы! – Вилье не был ярым оптимистом, но в беседе полезна каждая точка зрения. – Это же маскон. Объект космического масштаба. Геологического. Он может идти хоть до ядра. Рисовать устанем.

Беседа прервалась. Каждый обдумывал масштаб задачи. Только внимательная Наталья уже видела в глазах Берга огоньки. Это значило, что он чувствует решение и сейчас разродится. Она впервые видела его таким возбужденным. Будто раньше и не знала.

– Nein, nein, nein, meine Freunde4 – Он перешел на немецкий, символизируя высшую степень вдохновения. – Нам не понадобится рисовать сам Объект. Нам надо нарисовать пустоту, а это гораздо проще! Его всё равно, что нет, для приборов нет, понимаете?

– Не совсем, как можно нарисовать то, чего нет? – возразил Вилье.

– А я начинаю понимать, продолжай, Берг. – Наталья подалась вперёд, шевеля пальцами рук в воздухе, словно рисуя «то, чего нет».

– Иногда в горном деле ты ищешь породу. А иногда – пустоты! Их определяют именно по отсутствию сопротивления. Воде, звуку, сигналу – чему угодно. Так и с нашим Объектом. У нас пока нет такого технического решения, но это несложно. Я смогу. Своего рода эхолокатор. Объект отразит любой сигнал, это мы про него точно знаем, а порода вокруг – нет. Вот и получится, что мы нарисуем карту породы вокруг условной «пустоты».

– Ясно. Но с эхолокацией у нас бедно. Сам понимаешь, безвоздушное пространство, – Вилье смешно шевелил усами, когда думал и переживал. Кроме того, это был его самый долгий нормальный диалог с Бергом!

– Да это образ. Мысли шире. Я разное попробую. Радиолокация тоже годится. На худой конец, если до этого дойдет – сейсмография. Взорвем что-нибудь и снимем карту колебаний. – Берг пылал.

– Я не уверена, что это входит в рамки здорового энтузиазма. – Пальцы Натальи замерли в воздухе, она цокнула языком. – Пожалуй, теперь точно пора доложить капитану.

Берг сник. Пристально посмотрел на женщину и как-то особенно тихо сказал.

– Брось, ведьма, ты хочешь этого так же, как и я.

Наталью впервые называли «ведьмой» вслух. На Станции. Это было так нежданно, и в то же время так метко, что она опешила и ничего не ответила.

– Я скажу вам больше. Меня сейчас осенило. Мы несколько раз произнесли «аппаратные методы анализа». Так ведь есть и другие!

– Подожди, ты же сам был против «чуек» и «мамой клянусь», – попытался смягчить момент Вилье.

– Да, когда верил в машины. Это время прошло. Кроме того, у нас есть зверушки Кимо, проверка реакции живых тканей. И последний аргумент – прямой контакт с человеком!

Хотя все понимали, что он имеет в виду выход со Станции в скафандрах, прозвучало это зловеще. Почувствовал это и Берг.

– Для такого, конечно, нужно будет общее обсуждение. Идите, докладывайте. Я начну работу.

Он развернулся к консоли, ясно закончив беседу. Наталья и Вилье словно стряхнули морок, плавно встали и двинулись в командный отсек. Каждый со своими мыслями.

Олаф

«Смелость – начало победы» -

Плутарх

3 февраля 2035, Станция «Содружество»

– Бежим, скорей! Нельс, Стефан, не отставайте!

Четверо мальчишек бежали вниз по склону, воинственно размахивая палками и сшибая ими только что распустившиеся бутоны полевых цветов. Молодая трава нещадно хватала их за ноги, но они упрямо продолжали свой путь. Олаф споткнулся о небольшой валун, но быстро встал на ноги, тряхнул светло-рыжей копной кудрявых волос и, расправив руки, словно крылья орла, побежал вниз по склону вслед за друзьями. Часто моргая и щурясь, он смотрел на солнце и представлял, что летит ему навстречу, в его жаркие объятия.

– Отважные рыцари, я вижу рельсы. Сложить оружие и ждать прибытия поезда здесь.

Ребята сложили палки в кучу и уселись на корточки вдоль путей железной дороги. Каждую среду и пятницу здесь проходил большой поезд из Энгельхольма, а если очень стараться и размахивать руками изо всех сил, машинист даже даст сигнал и поприветствует мальчиков.

– Олаф, смотри, что там? – Стефан указал на слабое шевеление в траве у путей.

– Сейчас проверю. – Мальчик поднялся и осторожно подкрался к источнику движения. – Ой, да это же щенок!

Остальные ребята сорвались со своих мест и окружили маленькое животное.

– Какой маленький, какой грязный, смотрите. Даже ходить не может.

Рельсы тем временем гулко дрогнули. Поезд приближался. Нельс взял щенка на руки и потрепал за ухом.

– Наверное, он ничей, да? Лежит тут один… – В его глазах промелькнул огонек, нехороший, как показалось Олафу. – А помните, как мы кидали на рельсы монеты и листья?

– Нельс, ты же не хочешь…? – Голос Олафа чуть дрогнул. Тем временем поезд уже появился на горизонте и все отчетливее гремел, знаменуя свое прибытие.

– Что? Нет, я не хочу класть его на рельсы, он же тогда совсем сплющится! Но вот если мы посадим его на шпалы, интересно, он убежит? А если не убежит, подождем, когда поезд уедет, я тогда попрошу у отца оставить себе такую смелую собаку.

Ребята одобрительно закивали и направились усаживать животное между рельсами, однако Олаф стоял на месте, и, словно в оцепенении, непонимающе хлопал большими глазами. Рельсы дрожали с каждой секундой сильнее. Мальчики сели напротив щенка поодаль и с нетерпением ожидали приближения состава.

Расстояние между поездом и собакой неумолимо сокращалось, стук колес становился все громче и яростнее. Олаф выдохнул, сорвался с места и стремглав помчался навстречу этому гулу. Он, подобно хищному ястребу, бесстрашно бежал на огромную машину. Оставались доли секунд, и животное оказалось бы под поездом. Не помня себя от нахлынувших чувств, мальчик подбежал к щенку, обхватил его одной рукой и резко перекатился за пределы рельс, на противоположную от зевак сторону. Пронзительный свист поезда оглушил лежащего на спине Олафа, но он не замечал его, все крепче прижимая собаку к своей груди. Тяжело дыша и смахивая слезу радости, он взглянул на щенка. Тот, кажется, был благодарен.

***

Он был подарком судьбы. В буквальном смысле. Выиграл место в лотерею! Международная Станция на Луне требовала огромного финансирования и сулила очень мало прибыли в обозримом будущем. Разговоры про колонизацию шли скорее для отвода глаз, и для мотивации команды. Это была даже не ложь. Так, отложенная надолго правда. Для привлечения средств со всей планеты были придуманы видео-дневники космонавтов, страницы в Сети, личные блоги. И, конечно, лотерея. Одно место в команде было вне политики, вне торговли стран и корпораций. Оно было «народным». Имеешь специальность, проходишь по здоровью – есть шанс быть первым жителем другой планеты.

Широкое освещение, по идее, должно было объединить землян вокруг миссии «Содружества», сделать его проектом человечества. Планетарная лотерея – вдвойне. Это удалось, отчасти. Работа Станции, как ни крути, остается работой. Мало драмы, мало слёз, мало шуток. Пристально за ними следили лишь группы энтузиастов. Порой огромные группы, миллионы людей. Но еще миллиарды даже не поднимали глаз к небу. Сам факт того, что подготовка базы на Луне собирала деньги таким образом, был тревожным звонком. Его слышали самые проницательные и дальновидные, что на самой Станции значило «все, кроме Олафа».

Этот сбор средств говорил о многом, заставлял ставить себе вопросы, которые старался забыть. Или положить в «русский авось», даже если ты немец. Когда их труд будет востребован? Если подготовка одной Станции заняла десятилетие. Кто их спасет в случае непредвиденных обстоятельств? Если полет длится недели, а запасных кораблей и экипажей нет. На них лотерею не проводили… Что и говорить о «спасательных» судах, которые могут не только долететь, но и увезти еще больше людей, грузов домой. До такого уровня мышление корпораций пока не поднялось.

В сухом остатке, Станция «Содружество» была маленьким шажком вперёд, который Земля делала для приличия. Технически возможная полвека назад, экспедиция сегодня была росписью в бессилии. Жестом «надо же хоть что-то делать». Без ясных перспектив и стратегии. Всё это хорошо знал Нэш. Наверняка знала Наталья. Не мог не знать Берг, слишком умный. Кимо и Вилье были чудаковатыми и узкими специалистами, но догадывались. По справедливости, это делало их труд еще более самоотверженным. Щепотка двоемыслия и ожесточенности, и можно спать спокойно. Один Олаф искренне верил, что миссию лучше нельзя и представить.

Лотерея или нет, отбор был всё равно жестким. Затем еще подготовка, которую обычный человек в принципе не мог получить. Космическим кораблем «на гражданке» не порулишь. Но жребий пал на Олафа, и так добрый викинг попал в экипаж. Это сделало его не просто добрым, а скромным, застенчивым. Ему каждый день хотелось сказать другим: «Как же мне повезло к вам попасть!». Он сдерживался. Зато всегда был в хорошем настроении, будто знал тайную шутку, которую другим не понять. Он не готовился к полету всю жизнь, вообще не был профессионалом в прямом смысле слова. Поэтому, возможно, работал лучше всех. Душевнее, точно.

К любому поручению он относился как к празднику. Видел шанс доказать свою полезность. Заслужить право быть настоящим космонавтом. Не просто везунчиком с корешком билета. Будучи вторым пилотом, читай «лишним на поверхности», он часто оставался дежурным по Станции. По-хорошему, должна быть ротация. Но он сам просил о работе, и ему выпадало чаще других. В обязанности дежурного входит проверка всех систем общего профиля и борьбы за живучесть. Биологию смотрит Кимо, Технику – Берг, Электронику – Вилье. Олаф немного смыслит во всем. В чем смыслит Наталья, он не знал и боялся спросить. Но живучесть проверяется каждый день.

Вентиляция и регенерация воздуха. Есть. Запасы воды и блоки очистки. Есть. Основные и резервные запасы пищи. Герметичность, свежесть, изоляция. Есть. Цельность корпуса в общих отсеках. Есть. И так по всем системам и функциям Станции. Раз помощи с Земли не будет, то лучше перебдеть. Как пилот, Олаф уверенно проверял и двигатели подъемных модулей. Экстренное возвращение домой всегда было возможно. До сегодняшнего утра никто всерьез об этом не думал. Слова «маленькой Кимо», как называл её викинг, изменили положение дел. Из уважения к ней, Олаф только что не дал команду на взлет. Проверил полетное задание, связь с орбитальным модулем, топливо, зажигание. «Вдруг, и правда…». Что правда, он пока не хотел думать. Потому что был неисправимый оптимист.

Потому наиболее тщательно, с любовью, он проверял в этот день скафандры и луноход. Подал давление воздуха в костюмы. Увидел, как они наливаются объемом, словно живые. Убедился, что нет утечки. Что все клапаны работают. Погладил обшивку, протёр визоры. Ему очень хотелось надеть один и выйти на Луну. Выйти со смыслом, найти что-то, сделать открытие, пережить приключение. «Сагу», шептал какой-то внутренний голос. Было немного странно жить на планете и никогда не выходить наружу без жесткой необходимости. А жесткая необходимость почему-то всегда обходилась без второго пилота. Однако таков был закон. Каждый выход снижал ресурс скафандра и тратил кислородную смесь. В теории, её тоже можно было регенерировать. Но на деле прогулки по Луне пока оставались делом будущего. Только работа.

Луноход – любимец Олафа. Стальной конь о восьми колесах. «Слейпнир», думал швед без всякого внутреннего голоса. Он сел в кабину, включил все системы. Поурчал двигателем, проверил каждое колесо и подвеску отдельно. Он был убежден, скоро конь вырвется на свободу. И Олафу суждено оседлать его. Откуда уверенность? Он бы не сказал. Просто чуял. Находка Объекта сулила перемены, те самые приключения. Он не был глуп и прекрасно понимал, что не все перемены к лучшему. Но, как настоящий мужчина, предпочитал любой вызов рутине. Это же Космос! Дикий рубеж, земля смелых. Риск погибнуть вдали от людей был слишком абстрактен для него. Станция в дежурном режиме, что санаторий. Даже работать серьезно не надо. О таком не мечтают…