Полная версия
Виктория
Рядом с кроватью стоял Домовой и улыбался сонной Виктории.
– Доброе утро, – сказал он и сел на краешек кровати.
– Доброе, – сказала она, потягиваясь и зевая. – Я рада, что ты пришел. Ты какой-то измученный. Что-то случилось?
– Ничего серьезного. После того, как папа меня чуть не убил, ему совестно и он очень добр ко мне и позволяет то, что раньше мне было недозволенно, например, сходить к тебе на твой первый звонок.
– О! Это же здорово! Я даже о таком и не мечтала. – Она посмотрела на него. Домовой только сухо улыбался и не был склонен к радостным воплям. – Тебе что-то беспокоит другое?
– Да. И уже пару дней не могу выкинуть это из головы, – ответил он, искоса посмотрев на нее. Он был немного смущен и напряжен.
– Так о чем же? Не бойся, я ни кому не расскажу. Что тебя беспокоит?
– То, что ты идешь в школу, – выдавил он из себя, глядя в окно. Вика что-то хотела ответить ему, но Домовой ее перебил. – Скоро ты будешь в школе целыми днями, заведешь новых друзей и будешь с ними гулять, ходить в кружки или секции. Это меня беспокоит. Помнишь, как твой дедушка перестал видеть…? – Она кивнула и поняла, к чему он ведет. – Я боюсь, Виктория, что ты забудешь про меня и я в итоге стану для тебя невидимым. И я снова останусь один.
Он смотрел в окно, потому что ему было стыдно смотреть в ее глаза. Он не знал, почему ему стыдно. Он просто чувствовал.
– Не говори ерунды! – успокаивала его Виктория. – Как я могу променять тебя – самого доброго, самого храброго друга на всем белом свете? – Домовой съежился еще сильнее от смущения, хотя Викины слова ему были приятны. – Так что не думай об этом. Просто верь мне, что наша дружба – навеки! И если тебе этого мало, давай скрепим наши прочные дружеские узы, письмом. Как ты на это смотришь?
– Это было бы отлично. – Его глаза просияли, он улыбнулся. – А как это?
– Все просто. – Она спрыгнула с кровати, подбежала к столу, взяла два чистых листка бумаги и две синие ручки и подошла к нему. – Держи! – Она протянула ему листок и ручку. – А теперь пиши, что «Я, Домовой, клянусь, что в болезни и здравии, в печали и радости, буду лучшим другом для Виктории, пока смерть не разлучит нас». Записал? – спросила она.
– Да, – ответил он.
– Хорошо. А теперь на этих листках мы должны расписаться. – Они расписались. – Теперь соединяем их вместе и кладем на хранение, как важный документ.
Она положила клятвы в шкафчик стола.
– Классно ты придумала, Вика, – похвалил ее Домовой.
– А то! – ответила она, довольно тем, что помогла другу. – Я вижу, тебе стало лучше?
Он ответил, что намного лучшее.
В комнату зашла мама и сказала:
– Просыпайся, соня. А ты уже встала? С добрым утром. Пойдем завтракать.
– С добрым утром, мама. А папа встал?
– Нет. Еще его не будила, – ответила она.
– Тогда я первая, – Виктория сломя голову побежала, громко топая пятками по полу, ворвалась в спальную комнату, где лежал на двухместной кровати отец – он уже не спал – и прыгнула на него, закричав, что утро пришло.
***
Виктория уже тысячу раз примиряла школьную форму, но надевая ее сегодня, она испытывала особый трепет и волнение. Аккуратно натянув белые колготки на ноги, она взяла в руки полушерстяную юбку, в складку, на притачном поясе, продела через ноги, закрепила на талии и застегнула на серебристую застежку. Вскоре надела белоснежную блузку с волнами, уходящими до пояса, и начала красоваться перед зеркалом. Мария с Константином сидела на диване, допивали чай и смотрели, как их дочь сама одевается. После того, как Вика вдоволь насмотрелась в зеркало, сияя от счастья, она подбежала к маме, которая в руке держала две белые шелковые ленты. Через минут пять две ленты превратились в два больших банта, формой напоминавших белые распустившиеся розы.
Виктория снова подошла к зеркалу и подивилась, как же хорошо смотрятся банты с ее нарядной школьной формой. И немного огорчилась, что поверх блузки она не наденет полушерстяную жилетку, так как на улице в тени уже было двадцать градусов (лето не хотело сдавать свои позиции хмурой и дождливой осени). Вика не заметила, как простояла у зеркала больше десяти минут и, оглянувшись на мамин голос, она увидела, что мама с папой успели переодеться. Мария была одета в легкое белое платье с французскими кружевами в стиле прованс, а Константин в строгий классический костюм черного покрова, под которым были видны белые рукавами с позолоченными запонками и ворот рубахи.
– Ну что, Виктория, пойдем в школу? – спросила мама.
– А вы что хотели без меня уйти? – спросила она и подбежала к родителям, взяв папу за руку.
Выйдя на улицу, они почувствовали теплые прикосновения осеннего солнца и несравненное мелодичное пение птиц. На зеленой траве лежали желто-золистые листья дуба. Отдав портфель папе, Виктория подбежала к дубу, взяла горсть сухих разноцветных листьев и подкинула вверх.
– Осенний листопад! – закричала она.
Летящие листья окружили Викторию со всех сторон в безумном вихре осенней феерии, падая на голову, на плечи, на спину.
– Виктория, ты сейчас испачкаешься в грязи. Знаешь ли, не хорошо идти чумазой и грязной в школу. Как думаешь?
– Мам, но листья-то чистые! С самых верхушек нашего дуба.
Подходя ближе к школе, они увидели, что со всех концов города идут счастливые родители со счастливыми первоклассниками, которые были одеты нарядно и красиво. За ними брели гурьбой или поодиночке, школьники, которым было уныло от того, что очередные летние каникулы незаметно пролетели и снова начинаются «трудовые» будни; и в тоже время отрадно, что они встретятся с однокашниками и расскажут им чудесные-пречудесные истории, которые приключились с ними этим жарким летом открытий.
Вика хоть и переживала, но не боялась и даже не думала падать в обморок (хотя она думала, что упадет!), когда они втроем подошли к другим родителям и их детям. К ее одноклассникам. Они вежливо поздоровались и встали в ряд.
Простояв не больше минуты, к ним подошла молодая учительница в кружевном хлопчатом платье, со всеми приветливо поздоровалась и сказала родителям, чтобы они отошли в сторону, так как ей нужно поставить своих учеников в шеренгу по два человека. Родители благоразумно согласились и отпустили своих чад, отойдя в сторону. И вот тогда на Викторию напал реальный страх, она замешкалась, на глазах выступили слезы, когда мама с папой отпустили ее руки, и она осталась одна в окружении двадцати-тридцати незнакомых, таких же напуганных мальчиков и девочек. Она хотела зарыдать, убежать ото всех и поскорее обнять родителей. Но посмотрев на улыбающуюся маму, которая приложила к груди свою руку, она немного успокоилась, положила руку на грудь, вспомнив, что она не одна, что мама в ее сердце, согревая его теплотой и любовью.
К Вике подошла учительница и ласковым голосом сказала, чтобы она не переживала и ничего не боялась, ведь она сильная и смелая девочка. Вика, вытерев слезы, сказала, что больше не будет бояться, так как мама рядом. Учительница, волосы которой развивались на ветру, подобно золотистому колосу в бескрайних полях, улыбнулась Виктории и подвела к ней насупившегося мальчика с черными волосами и красными пухлыми щечками; в руках он держал букет белых хризантем.
Учительница сказала одноклассникам, чтобы они взялись за руки. Виктория смутилась – он тоже – но не стала капризничать, строить из себя задаваку, а покорно согласилась со «школьной» мамой и первая взяла за руку мальчика, который взволнованно посмотрел на нее голубыми глазами и сказал:
– Привет. Меня зовут Илья. А тебя как?
– Привет. Меня Виктория. Или просто Вика.
– Будем знакомы. Тебе не страшно?
– Очень. Я даже чуть не заплакала. А тебе?
– Мне нет, – соврал он, посмотрев в другую сторону. – Мальчики ничего не боятся.
– По тебе этого никак не скажешь. Твоя ладонь потная, а сам дрожишь. Это говорит о том, что ты боишься.
– Тише, тише, не кричи. Да мне тоже чуточку страшно.
– А зачем меня обманул?
– Сам не знаю.
– А ты из какого садика?
– Из пятого. Золотой ключик называется, – ответил Илья. – А ты?
– Я из тринадцатого. «Веселый зайчонок».
– Ты хочешь в школу?
– Конечно. Кто же не хочет в школу?
– Я, – гордо ответил он. – Лучше бы остался в детском саду.
– Ты какой-то странный. Все с кем я ходила в садик мечтали о том, чтобы учиться в школе. А ты вдруг не хочешь. И почему же, если не секрет?
– А вот и секрет, – сказал он и показал ей красный язык.
– Ну и ладно. Не очень-то и хотелось знать.
– Обманывай! Ты мечтаешь, чтобы я тебе рассказал.
– Я с тобой не хочу разговаривать, – сказала Вика и отвернулась от него.
– Я может быть, тоже! Какие мы обжинки! – Он ехидно усмехнулся и понюхал цветы.
Виктория хоть и была рассерженна на Илью, который всем видом показывал, что он ее не замечает, ей все равно хотелось знать правду. Секрет о том, что есть на белом свете человек, который не желает идти в школу по каким-то странным причинам. И эти причины она хотела узнать любой ценой, но она никак не могла завести разговор снова, поэтому на секунду сдавшись, Вика начала озираться по сторонам, ища в толпе Домового и его отца. Их не было.
Вика удивилась, что возле школьного крыльца выстроилась такая огромная линейка, кишащая школьниками всех возрастов, которые разговаривали и не замечали, как из входных дверей появился директор школы.
Это был солидный и респектабельный мужчина лет сорока пяти, маленького роста, с обширной плешью на голове и животом, выпирающимся из узких брюк. Его синяя рубашка от пота сменила цвет. Он держал в руках платок и чуть ли не ежесекундно вытирал потный лоб и пухлые красные щеки. Он подошел к микрофону, так что всем ученикам – в том числе Вики – было слышно, что ему тяжело дышать, что он запыхается. Отдышавшись с минуту, он посмотрел на всех своим зорким, оценивающим взглядом и начал свою долгую и нудную речь, которую повторял вот уже десять лет подряд, меняя лишь несколько слов и фраз. Его пламенная речь о том, что «учение – это свет, а не учение – тьма» нисколько не вдохновляла ребят постарше, отчего они тихо перешептывались и смеялись. Зато производила мощное, а главное, незабываемое впечатление на первоклассников, которые заворожено смотрели на директора с уважением и одновременно со страхом, пытаясь сделать серьезное выражение лица, чтобы хоть как-то соответствовать и не быть теми неумелыми и необразованными дошкольниками, какими они были еще три месяца назад.
Вика слушала и наслаждалась этим моментом, так как знала, что через несколько минут она войдет в школу, в класс, сядет за парту и будет прилежно учиться. Правда ее огорчало, что еще не пришел Домовой, которого она ждала и внимательно осматривала линейку, слушая директора. Как и огорчал тот факт, что она, скорее всего, не узнает секрет Ильи.
Как только директор закончил свою речь из линейки вышел красивый светловолосый мальчик лет семнадцати, он подошел к первокласснице, стоявшей возле директора, поднял ее и посадил на свое широкое плечо. Смущенная девочка стала звенеть колокольчиком, а юноша неспешным шагом, улыбаясь, пошел вдоль линейки. Пройдя всю линейку, юноша с девочкой остановились возле директора – и звон колокольчика грустно смолк. Учительница сказала Викиному классу следовать за ней и ничего не бояться. Первоклассники смирно и робко двинулись к дверям школы.
Виктория повернулась к родителям и увидела, что рядом с ними стоит Домовой и его отец и чуть не запрыгала от радости, но быстро сообразив, что сейчас не время показывает свои чувства, когда столько чужих глаз смотрят на нее, она успокоилась, помахала им рукой, разглядывая отца Домового. Он был очень высоким, наверное, метра два и чрезмерно худощавым. Как бы он не пытался скрыть свою худобу черной, просторной одеждой все равно было видно невооруженным глазом его тонкие ноги и выпирающие скулы. Его лицо избороздили морщины. Он, нахмурив брови, смотрел на Викторию красными, зловещими глазами, отчего у Вики застыла в жилах кровь.
Виктория зашла в школу и в одночасье забыла обо всем, что ее беспокоило, она с неподдельным интересом стала разглядывать разукрашенные стены школы, все еще пахнущие краской.
– Хочешь знать мой секрет? – неожиданно спросил Илья у Виктории.
– А что это ты вдруг передумал? Не понимаю? Школа подействовала?
– Дак хочешь знать или нет, пока я не передумал?
– Хочу, – ответила она.
– В общем, у меня есть два старших брата. Одному – десять, другому – восемь. Они меня всегда бьют и учат жизни. Ненавижу их!
– Ты точно странный. Еще и братьев родных не любишь.
– Ты что в семье единственный ребенок? – сразу смекнул Илья.
– Да. Откуда ты узнал? – удивилась Вика.
– Откуда-откуда. От верблюда, – сказала Илья и засмеялся. Вика разозлилась на него, отвернулась. – Прости, не дуйся. Я же шучу. И только.
– Плохие у тебя шутки!
– Братья научили. В общем, если у тебя был бы старший брат или страшная сестра ты поняла бы меня. Но не в этом дело. Я отвлекся. Короче, мои братья раньше пошли в школу, и я видел их разочарование после месяца учебы. Они мечтали попасть обратно в детский сад. Они мне завидовали и говорили, что детский сад – это рай по сравнению со школой, в которой приходиться торчать шесть часов в день, а потом еще дома по три часа выполнять домашнюю работу. Представляешь? Ужас, какой! Вот поэтому я и не хочу в школу.
– И что тут ужасного? – спросила Вика.
– Как что? – изумился Илья. – Одна учеба! Каждый день! Только два выходных. Когда гулять-то?
– Тебе же сказал директор, что учение – это свет.
– Ооо, – вздохнул он и махнул рукой. – С кем я связался. Но ничего через месяц ты меня поймешь. И скажешь, что я был прав.
– А вот и не скажу, – возразила Вика.
– Скажешь, скажешь.
– Не скажу.
– Скажешь, скажешь, – не угомонялся он.
– Нет! – крикнула Вика на Илью.
– Ребята не надо спорить и ругаться по пустякам, – сказала спокойным голосом учительница, остановилась, показала рукой на белую дверь с цифрой «2», и сказала. – Теперь это ваш класс на три года.
Она открыла дверь ключом и, распухнув ее, Вика увидела деревянные парты, стулья, зеленую доску и шарики, развешанные по всему учебному кабинету.
Виктория зашла в теплый класс, через большие окна которого проникали солнечные лучи и села на вторую парту вместе с Ильей. Она бы с ним ни за чтобы не села, но учительница сказала, чтобы они садились за парты, с кем шли в паре. Она посмотрела на доску, и поняла, что именно сейчас – именно в эту секунду! – ее мечта осуществилась.
Она к ней прикоснулась.
***
Виктория немного расстроилась, когда узнала, что первое сентября класс посвятит знакомству друг с другом, а интересных и познавательных уроков и занятий не будет. Однако, немного погодя, она пришла к выводу, что из-за этого расстраиваться не стоит, что самое главное сейчас то, что она здесь, в школе.
Первой ребятам представилась их классная руководительница Татьяна Викторовна. Стоя около зеленой парты, она произнесла вступительные слова, о том, что учиться – здорово, нежели сидеть дома и ничего не делать и ничего не знать. Также она поведала, что быть необразованным невежей, который не умеет ни читать, ни писать и тем более не знает ничего об окружающем мире это просто неуместно в сегодняшнем мире.
Виктория внимательно слушала Татьяну Викторовну и внимала каждое произнесенное ей слово, только изредка посматривая на соседа по парте, который делал вид, что ему неинтересно и постоянно вертелся, озирая по сторонам.
Закончив свою речь, Татьяна Викторовна сказала, чтобы они вытащили из рюкзаков учебники, тетради, пеналы, дневники и как закончат, чтобы подняли руки. Весь класс, смирно сидевший за партами, как оловянные солдатики, резко оживился. Они быстро и шумно доставали все содержимое из новеньких портфелей. Вика хотела быть первой, чтобы понравиться учительнице, поэтому она чуть ли не швыряла на стол учебники с тетрадями. Закончив, она подняла руку вверх – в глубине души надеясь, что первая – и увидела, что за ней выстроился «лес» рук.
– Молодцы, – похвалила она класс. – Можете опустить руки. А теперь вам нужно взять в руки учебник по «Грамматике» и целый год хранить его так, словно он драгоценность. Не черкаться, не выдергивать страницы, не марать. Это относиться ко всем учебникам.
Она им вкратце объяснила, что они будут изучать в течение учебного года. Вика подивилась тому, как всего много им нужно пройти за девять месяцев и засомневалась, успеют ли они.
Так всего много и столько всего непонятного, загадочного и интересного, подумала она про себя.
Когда ученики познакомились друг с другом, учительница отпустила всех домой. Она подошла к двери и ласковым, материнским голосом попросила учеников взяться за руки, встать в шеренгу и спокойным шагом выйти из школы, навстречу к своим родителям.
– Как тебе первый день в школе? – спросил Илья у Вики. – Понравилось?
– Да. Жду не дождусь завтрашнего дня, – ответила она и спросила. – А тебе, конечно же, не понравилось? Да?
– Ты права, мне нисколько не понравилось. Не больно хочется знать, что и как и почему. Мне и так хорошо.
– Я тебе не верю. Ты меня снова обманываешь. Я смотрела на тебя, и ты делал вид, что тебе неинтересно. Хотя на самом деле это не так.
– Откуда ты можешь знать, что мне интересно, а что нет? – разозлился он. – Я себя больше знаю. И говорю, что мне не понравилось.
– Не буду больше с тобой спорить. Я сказала, что думаю, – она замолчала. – Надеюсь, я не буду с тобой сидеть за одной партой, – добавила Вика.
– А я надеюсь, что я с тобой, потому что ты невыносимая дурочка!
– А ты дурак, каких я еще не встречала. Дурак из страны дураков!
Илья покраснел и со злобой и ненавистью посмотрел на нее, отчего Вика перестала обзываться. Она подумал, что он сейчас ее ударит или вообще убьет. Но он схватил ее косичку и дернул. Вику взвизгнула.
– Татьяна Викторовна, а меня обижает Илья, дергает за косички, – пожаловалась Виктория учительнице.
– Ябеда-корябида, – сказал Илья и смущенно опустил голову, чтобы не видеть озабоченных глаз учительницы.
– Илья, почему ты обижаешь Викторию? – спросила она, остановив класс.
– Потому что она обзывается и не верит мне.
– Он первый начал обзываться, Татьяна Викторовна.
– Я так поняла, что вы оба обзывались нехорошими словами. Сейчас вам нужно друг перед другом извиниться, чтобы стать друзьями и не быть врагами. Хорошо? – Они оба кивнули. – Ну, Илья, мы ждем вас. Вы же будущий джентльмен, защитник родины. Так? – Он кивнул. – Вы должны извиниться первыми в знак солидарности и уважению к женскому полу. – Вика поразилась, какая умная и образованная их учительница.
– Прости меня, Вика, – сухо извинился он. Его голова была опущена. Вика поняла, что Илья хоть и был отъявленным воображалой, все же был скромным и застенчивым мальчиком.
– И ты меня прости. Мир? – Она протянула ему руку.
– Мир. – Он пожал ей руку, и учительница улыбнулась Виктории и Илье.
– Молодцы, – похвалила она учеников. – Надеюсь, вы больше не будите ругаться. Ведь вам учиться вместе десять лет. Это касается всех вас. – Она обратилась ко всему классу. – Будьте благоразумней и уважайте друг друга, как уважаете своих родителей, родных братьев и сестер, бабушек и дедушек. Мы с вами договорились? – спросила она. Вика с остальными одноклассниками хором ответили «да» и довольная учительница добавила. – И помните девочки. Если мальчик вас дергает за косичку, значит, скорее всего, он в вас по уши влюблен и так проявляет свои эмоции и чувства. – По классу прошел тихий ропот. – Ладно. – Она улыбнулась. – Пойдемте дальше. Ваши родители уже заждались.
– Она обманывает, – прошептал Илья Вике. – Я в тебе не влюблен. Вот еще не хватало!
– А кто тебя знает, ты постоянно обманываешь, – ответила Вика. Они отвернулись друг от друга.
Вика бежала, как ветер, навстречу родителям, которые стояли возле школьного корта. Папа в одной руке держал мешок с продуктами, а в другой – большой красивый торт. Мария подхватила бегущую дочь и обняла. Домового уже не было.
– Мамочка, ты представляешь, я сегодня не училась!
– Представляю. Понравилось?
– Очень-очень. Завтра мы будем проходить математику и грамматику. Два урока. Татьяна Викторовна сказала, чтобы я завтра пришла в школу в семь пятьдесят. – Она посмотрела на папу. – О! Вы купили торт!
– Да. Как-никак сегодня праздник. День знаний. Что нового узнала? – спросил Константин.
– Что лучше быть образованной, как наша умная учительница, которая кажется, знает ответы на все вопросы, нежели быть, как Илья, мой одноклассник, который хочет учиться, но обманывает, что не хочет. Он такой дурак и воображала. Дергал меня за косички и обзывался.
– И что у нас за выражения, юная леди. – Мария пригрозилась указательным пальцем. – Не хорошо говорить так о мальчике.
– Но мам он и правду дур… – она запнулась и продолжила. – Он странный. Якобы не хочет учиться и не любит своих старших братьев.
– Если он, по твоему мнению, странный – не общайся с ним, – посоветовал отец.
– Я и не хотела, но и не могла. Мы с ним шли вместе за руку, и он постоянно болтал. А потом еще нас посадили за одну парту.
– В следующий раз не обращай на него внимания. Но скорее всего ты ему просто понравилась.
– То же самое сказала и наша учительница. Слава Богу, что он мне ни капельки не симпатичен. Не люблю врунов.
Всю дорогу до дому Виктория рассказывала родителям, какая эта замечательная школа с красивыми разукрашенными стенами, какой замечательный светлый и теплый класс с деревнями партами и стульями, окрашенными в синий цвет, какая замечательная учительница, какие замечательные ребята в ее классе, кроме одного.
Они пришли домой, переоделись в домашнюю просторную одежду, помыли руки, умылись, разогрели чайник, заварили чай с клубникой, разрезали на десять ровных кусочков слоеный торт со сгущенкой.
Съев по два кусочка и выпив по две чашки горячего чая, они легли на постель и сладко уснули.
Виктории снилось, что она летает над вздымающими волнами океана, задевая пятками холодную воду. Она видела вдалеке, как из необъятных пучин океана высоко выпрыгивают дельфины. Как рядом с ними плывет огромный кит, выставляя из воды огромные черно-белые плавники, которые были похожи на проплывающие мимо паруса. Вика так увлеклась за передвижением кита, что не заметила, как ее держит за руку ехидно улыбающийся Илья. Вика вздрогнула и приказала ему отпустить ее руку. Он ее словно не слышал. Она стала сопротивляться и хотела выдернуть руку, но не могла. Он держал ее мертвой хваткой. Вика, не собиравшаяся сдаваться, стала колотить кулачками по его телу, чтобы он ее отпустил. Тщетно. Он повернул голову. И Виктория увидела, что с ней летит не Илья, а Домовой, который плачет от причиненной ему боли, повторяя одну и ту же фразу: «Зачем ты меня бьешь, мы ведь друзья?».
Она открыла глаза и не поняла, где она находиться и что происходит. Через мгновение она осознала, что лежит в кровати в собственной комнате и что это был всего лишь страшный сон.
Вечером она рассказала Домовому и про школу, и про этот странный сон, и про ее одноклассника – Илью. Он ее выслушал и спросил:
– Я надеюсь, ты хоть в него не влюбилась?
– Он мне противен, – возмутилась Вика, после чего спросила. – А ты что ревнуешь?
– Я? Нет! Почему я должен тебя к кому-то ревновать? Мы же с тобой друзья и только.
– Признайся, что ревнуешь. Я уже хорошо тебя знаю. Когда ты врешь – ты краснеешь. Твое лицо говорит само за себя.
– Ладно, тебя не проведешь. – Он ухмыльнулся. – Я не столько ревную, сколько злюсь на него. Если бы он мне попался на глаза, я бы не струсил и показал бы ему, где раки зимуют. Вздумал он мою подругу обзывать и еще за косички дергать. Ухх!
– Ты такой смешной, когда злишься. – Она засмеялась. – Я его уже простила и больше не буду на него обращать внимания. Так что успокойся. Но мне приятно знать, что ты меня не бросишь в трудную минуту.
– А как же! Если он тебя еще раз обидит, ты мне только скажи, я быстро его проучу!
– Хорошо. – Она даже и не поняла, почему она его поцеловала. – Прости. Не знаю, что на меня нашло. – Виктория смутилась. – Это тебе благодарность за свою смелость.
– Ну и благодарности у тебя, – пробубнил Домовой, вытер щеку.
Глава 12
3 сентября 1997 года
Сделав домашние задания по грамматике и правописание, Виктория побежала на улицу поиграть в мяч.
Она уже отучилась три дня. И все это время Илья неугомонно ее спрашивал: «Не надоела ли ей учеба?». На что Вика отвечала, что нет, и не надоест, так как она получает огромное удовольствия сидеть за партой и слушать учительский голос, говорящий что-то новое, ранее неизведанное. Он фыркал, бубнил и отворачивался к окну, картинно показывая всему классу, как ему не повезло с Викторией, которая будет сидеть с ним за одной партой – целый год! Сколько бы Илья и Виктория не упрашивали Татьяну Викторовну, чтобы она их отсадила друг от друга, учительница начальных классов была непоколебима в своем решении, грозно и одновременно по-матерински ласково объясняя им, почему она приняла данное решение и почему она не хочет его менять. Поэтому Вики и Илье ничего не оставалось, как смириться.