Виктория

– Нет, не вижу! Где? Они все такие яркие!

– Поверни голову налево и смотри выше, – подсказал он ей. – Ага, вот так. Видишь треугольник или как вы его там называете?

– Да, вижу.

– Видишь, как в центре треугольника ярче всех горит крохотная точка – звезда. Посмотри внимательно. Поначалу может показаться, что она светит, как все затерянные звезды в черной необъятной космической бездне, но это не так.

– Чудесно! – восторженно сказала Вика, когда увидела ту самую звезду. – Ты прав. Она действительно горит ярче всех.

– Эту звезду я назвал – Виктория. В честь тебя. Она такая же красивая, как ты, – сказал Домовой и покраснел.

– Спасибо.

– Когда мне грустно я смотрю на нее и мгновенно вспоминаю тебя. Твое лицо. Твою улыбку. Твои платьишки. Твои истории. И мне становится хорошо и радостно. Классно я придумал?

– Ага, классно. Я тоже хочу! Та звезда, что горит рядышком с моей, будет твоей звездой. Звезда Домового. Можно, так? – Он кивнул. – И я тоже, как и ты, буду тебя вспоминать, глядя на нее из окна своего дома.

– Теперь у нас у обоих есть свои звезды! – подытожил он.

– Кажется, что все это волшебный сон и что вот-вот в комнату зайдут родители и разбудят меня. Я же не сплю?

– Нет, ты не спишь. Все, что ты сейчас видишь, происходит наяву.

– В это трудно поверить, – говорила она, не отрывая взгляда от Земли. – Скажи, пожалуйста, как это мы так быстро очутились в Космосе?

– Если бы я знал, Вика, я непременно бы тебе объяснил. Но я не знаю. Как я тебе уже говорил, я не создатель туннеля. Вика, надо уходить, а то твои родители тебя потеряют. Ты еще не видела мой мир. Время идет быстро…

– Точно. Какая же я дуреха! Совсем забыла о том, что надо возвращаться домой.

– Сейчас нам надо пройти сквозь стену, – сказал Домовой.

– Сквозь стену!? Как же у нас тобой это получиться?

– Легко. Давай свою руку! Теперь ничего не бойся и доверься мне. Будет немного кружиться голова, но это ненадолго. Будет немного шумно, но это тоже ненадолго. Готова, Вика? – спросил он.

– Готова! – ответила она.

– Тогда держись крепче за мою руку и падай на стену. Не сомневайся, мы провалимся вовнутрь.

Через минуту они лежали на сухой и пыльной земле, изборожденной длинными, черными трещинами. Яркое, палящее солнце обжигало кожу. Вика открыла глаза, привстала с земли и увидела пустынные холмы, на которых восседали черные пеньки некогда пышных деревьев. Рядом рос черный пречерный ствол с ровными ветками, на концах которых висели черные плоды, похожие на гирлянды. В центре пустоши, простирающейся на многие километры, был воздвигнут неказистый двухэтажный дом, собранный из гнилых палений.

– Я тебя предупреждал, что ваш мир в тысячу раз красивее! – сказал Домовой, посмотрев на обескураженное лицо Виктории.

– Ты был прав. Здесь так жарко и почему-то жутковато. Это твой дом?

– Да. Он не такой красивый, как твой. Пойдем, я тебе покажу свою комнату.

– Пойдем, – согласилась она, и они пошли к дому.

– Я тебе приготовил подарок.

– Ооо… не надо было.

Они подошли к черным, покосившимся в сторону дверям дома; одна петля была сорвана. Домовой открыл дверь пластинкой, что висела на веревке вокруг его тонкой гусиной шеи, провернул трижды, и они зашли вовнутрь дома, пахнущим пылью, горелым деревом, смогом и копотью.

Виктория не удивилась, когда увидела черную мебель, черные шкафы, комоды, двери, пол, потолок и стены. Она провела пальцем по стене, кончик мгновенно покрылся черной пленкой и пропитался резким отвратительным запахом гари.

– Моя комната выше! – сказал Домовой и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. – Ну что, ты идешь?

– Иду, – ответила Вика и подошла к нему, оторвавшись от необычного интерьера дома.

Они поднялись на второй этаж, прошли длинный коридор, завернули налево и очутились в комнате Домового. Черные стены комнаты были неаккуратно и неравномерно выкрашены красной и зеленой краской, от чего выглядели еще мрачнее и непригляднее. Местами были развешаны рисунки Домового, преимущественно черно-белых тонов. На полу лежал странный жесткий плетеный ковер, на потолке висел черный абажур, внутри которого летал рой светящихся жучков, смутно напоминавших светлячков. В левом углу крохотной комнаты стоял деревянный стол, забытый различными листками, тетрадями и книгами. Над столом висел ряд полок с увесистыми книгами-томами. В правом углы комнаты покоился грязный, выцветший и порванный – из дырок вылезал белая вата – матрас с двумя подушками, сплетенными из сухих веток; на одной из подушек лежала открытая книга.

– Ты спишь на полу? – спросила Виктория.

– Да. Приходится. У нас неприняты кровати.

– Понятно, – сказала Виктория и подошла поближе к рисункам. – Красивые рисунки.

– Ага, – сказал он, как можно непосредственнее, хотя видно было по его лицу, что он напряжен. – Не думал, что тебе понравиться. Жаль только, что красок у меня не так много, чтобы закончить.

– Они и без красок – прекрасны. Почему ты мне не показывал их раньше?

– Не знаю. Стеснялся. Думал, тебе не понравится. Как моему отцу, – сказал он и отвернулся от Вики.

– Твоему папе не нравится, что ты рисуешь?

– Он мне не разрешает рисовать…

– Почему? – возмутилась она. – Что в этом плохого? У тебя ведь так хорошо получается!

– Он говорит, что я летаю в облаках и занимаюсь детской шалостью, которая вредит моему внутреннему развитию и мешает заниматься серьезными вещами, например, учебой. – Он потупил грустный взгляд на край стола. – Когда отец не в настроении он срывает рисунки со стены, рвет и сжигает, позже принося мне горку пепла.

– Твой папа злой… – Она замолчала, подумала, что сказала лишнего, но увидев, что Домовой с ней соглашается и совсем не злиться, она продолжила говорить. – Ты его не слушай, продолжай рисовать. Прячь их куда-нибудь подальше.

– Я не пытаюсь прятать рисунки, потому что мне это надоело, – ответил он, сдавленным голосом, почти шепотом. – Куда только я их не прятал! Но отец всегда их находит, словно заранее знает, куда я их положу. Один раз я даже отодрал доску от пола и вложил туда рисунки. Но не прошло и недели, как рисунки тлели в огне, превращаясь в черный пепел.

Виктория оставалось только тяжело вздохнуть и замолчать. А потом ей пришла идея.

– Я знаю выход! – восторженно сказала Виктория.

– Правда? – без особого энтузиазма отреагировал Домовой.

– Да. Ты можешь хранить рисунки, например, у меня.

– А можно? А если их твоя мама увидит, что тогда?

– Я их спрячу под кровать. В самый темный уголок. Но если мама их все-таки найдет, она точно не будет их рвать и сжигать. А только спросит, чьи они. Я отвечу, что они мои. И все.

– Спасибо, Виктория. – Некогда хмурое лицо Домового просияло в улыбке, глаза засветились от счастья, а голосе появились нотки радости и восторженности. – Ты лучший друг.

– Да не за что! Я всегда рада помочь другу, который оказался в беде. Ты главное продолжай рисовать. Так мне всегда мама с папой говорят.

– Хорошие у тебя родители, – сказал Домовой и смолк.

Глава 10

31 августа 1990 года

– Не люблю этот день, – сказала Вика Домовому.

Они лежали в траве и смотрели на небо. Рядом лежал оранжевый мячик.

– Почему? Завтра ты пойдешь в школу. Или ты уже не хочешь учиться?

– Учиться-то я хочу. Мне грустно, потому что это последний день лета. Скоро все цветочки завянут, трава пожелтеет, листочки опадут с веток деревьев, солнышко уже не будет греть так сильно, как сегодня. Уже не полежать на траве после игры в мячик. Не собрать букет одуванчиков, который пахнет летними вечерами. Не покачаться на качелях, не покупаться в пруду, не позагорать на солнце, не поиграть в классики, не посидеть на дереве, глядя на красно-бурое вечернее небо. Тебя это никогда не печалило?

– Если честно, то нет. Я люблю зиму, не меньше чем лето, – ответил он.

– А что хорошего в зиме? Не понимаю? Всегда холодно и хмуро. Лучше бы всегда было лето.

– Нет, так точно не лучше. Лето бы тебе быстро надоело, и ты перестала бы радоваться таким мелочам, как зеленая трава, цветущая сирень или яблоня за окном. Лето стало бы для тебя обычным делом. А как же без весны? – недоумевая, спросил Домовой. – Эх, весна! Аж мурашки по телу об весенних воспоминаниях. Трава начинает проклевываться из сырой земли и тянется к теплым солнечным лучам. Почки деревьев набухают и цветут. А насекомые выползают из своих зимних убежищ, чтобы первыми почувствовать неминуемое приближение лета.

– Домовой, тут я с тобой соглашусь. – Она улыбнулась. – Весну я тоже люблю, как и осень. Но как-то зима мне все же не по душе.

– Я не верю, – возмутился Домовой и добавил. – Что-то же должно тебе нравиться в зиме?

– Лично мне нравится, когда идет снег. Нравится, когда снежинка падает на горячую ладонь и мгновенно растворяется, превращаясь в капельку воды. Нравится, как снег хрустит под ногами, как он блестит…

– А говорила, что не любишь зиму. – Он лег на бок, посмотрел на Вику и сказал. – Белые деревья, белая земля от небесного хлопка – снега, в который можно прыгать с любой высоты, в котором можно лежать и смотреть на яркие звезды и делать длинные-предлинные туннели. А когда становиться теплее, можно лепить разные скульптуры, снеговика, кидаться снежками.

– Мне тоже нравится лепить снеговиков и прыгать в мягкие сугробы.

– Это еще не все. Я всегда радуюсь, когда светит зимнее солнце, от которого все вокруг начинает блестеть и переливаться. Когда морозный ветер щиплет мое лицо. Прекрасное время! – заключил он.

– Ах да я еще забыла сказать по зимнюю пору волшебства, когда все дарят друг другу подарки.

– Ты про Новый год и Рождество говоришь?

– Ага, – ответила она и о чем-то задумалась, глядя на проплывающие облака по голубому небосводу. – А ты веришь в Деда Мороза?

– В Деда Мороза? Это тот, кто в новогоднюю ночь приносит подарки всем детям, которые хорошо себя вели весь год?

– Да-да. Это он. Так веришь или нет?

– Скорее нет, чем да.

– Все дети в него верят, даже я. Или в ваш мир он не прилетает?

– Не знаю, может быть и прилетает, но не в мой дом – точно. Он ни разу не оставлял подарки в новогоднюю ночь в моей комнате, под кроватью или на столе. Ни разу.

– Какой ужас! – воскликнула Вика, не понимая такой несправедливости Деда Мороза к его лучшему другу. – Неужели ты каждый год плохо себя ведешь? Ты же хороший.

– Папа, говорит, что я – самый плохой мальчик на свете, поэтому Дед Мороз пролетает мимо нашего дома. И любит отмечать тот факт, что Дед Мороз каждый год надеться, что я исправлюсь, но каждый раз – с каждым новым годом – я его разочаровываю.

– Я не верю. Это чепуха. Дедушка Мороз – самый добрый и хороший волшебник во всей Вселенной. Он настолько добродушен, что прощает даже самых плохих мальчишек и девчонок, которые недостойно вели себя целый год. Я точно это знаю. В моей детсадовской группе было два ужасных мальчика, которые всегда дергали девочек за косички, пулялись хлебом и кашей в столовой, ругались обидными словами, дрались и более того не ложились спать в сон час. Они вели себя отвратительно и все равно после праздника они притаскивали в детский сад новые игрушки, которые им подарил Дедушка Мороз. Вот так вот.

– Значит, я еще хуже тех мальчиков, – сухо заключил Домовой.

– Да, нет. Наоборот: ты в тысячу, в миллион, в миллиард лучше тех мальчиков. Я-то знаю.

– Только вот отец думает иначе. Однажды разгневанный чем-то он пришел с работы и сказал, что Деда Мороза не существует, что это выдумка родителей, которые и кладут подарки под елку в ту самую волшебную ночь. И приказал, чтобы я прекратил в него верить, как какая-то трехлетняя мелюзга – и удалился в свою комнату.

– Я не верю твоему отцу. Ты ведь не поверил?

– Не поверил. Но после его слов я задумался. А что, если правда его не существует, а подарки дарят родители, чтобы сделать приятное своим детям? Отец всегда был мной недоволен, всегда говорил, что разочарован, поэтому я никогда не получал подарки в волшебную ночь. А вот тебя родители любят и гордятся, поэтому каждый год тебе дарят только лучшие подарки, о которых ты написала в письме к Деду Морозу. Ведь так?

– Да. Но мне как-то не верится. Хотя… – задумалась она, – хотя в этом году я увидела родителей, когда они складывали игрушки под елку. Отец в руках держал мягкую игрушку, а мама – корзину со сладостями. Я протерла глаза руками, подумав, что это сон. Но ничего не изменилось, они продолжали там стоять и тихо шептаться. Я спросила, что они там делают. Они вздрогнули и, как мне показалось, испугались. Потом придя в себя, отец подошел ко мне и сказал, что приходил Дед Мороз и передал им подарки лично в руки, но я их сейчас не должна видеть, а должна быстренько уснуть, чтобы завтра проснуться и увидеть Новогоднее чудо. Я согласилась и, положив голову на подушку, уснула. Проснувшись рано утром, я первым делом посмотрела на елку и увидела именно те подарки, которые держали в руках родители: игрушку и корзину со сладостями.

– Ты им поверила?

– Я удивилась, что Дед Мороз сам не положил мне игрушки под елку и даже немного разочаровалась. Я все утро допрашивала родителей, почему он так поступил. На что они мне отвечали, что он был слишком занят, поэтому передал им подарки и быстренько скрылся в соседнюю квартиру, где живут другие дети. Я им поверила. Но сейчас я задумалась…

– Вот и я задумался и теперь не знаю чему и верить, – добавил Домовой, и они замолчали, слушая звуки собственного сердца, пытаясь осмыслить те слова, что сказали друг другу. А вдруг, это правда, что родители дарят подарки на новый год, а не бородатый волшебник из заснеженной Финляндии?

После того, как грустные мысли ушли прочь, на смену пришли более веселые и радостные.

Они еще поиграли в мяч, весело смеясь, когда кто-то из них падал на землю от неудачных ударов по мячу. Потом поплескались в воде, бегущей из черного шланга, прикрученного к широкому баку и в мокрой одежде, счастливые и беззаботные, разбежались по домам. Виктория побежала собирать первый раз свой школьный рюкзак, а Домовой – учить билеты по важному предмету, по которому завтра будет экзамен. И если он его не сдаст, то вряд ли сюда вернется в ближайшее время.

Виктория с волнением и трепетом складывала школьные принадлежности в новенький разноцветный рюкзак, на внешней стороне которого был нарисован желтый Вини-Пух с розовым Пяточком из одноименного Диснеевского мультсериала.

Первый делом Вика, по настоянию матери, положила в рюкзак тяжелые учебники по математике, грамматики, литературе и естествознанию. Затем аккуратно, чтобы не помять начала складывать красивые, такие же разноцветные и яркие, тетрадки в линейку и в клеточку, дневник с обаятельным котенком на лицевой обложке, кожаный пенал, набитый разноцветными ручками, карандашами, стиральными резинками, точилками.

Вика с гордостью застегнула рюкзак и поняла, что она сегодня еще на одну ступеньку стала самостоятельней. Сделала первый шаг, шаг туда, откуда возврата нет. Шаг во взрослую жизнь, как она думала.

Она взяла огромный рюкзак в руку – ей показалось, что он весит тонну – и с трудом закинула его за спину.

Мария сидела на диване и улыбалась Виктории. В комнату зашел папа с газетой в руках, в синих спортивных штанах и в белой майке, спросил:

– Все, собрала портфель?

– Да, папочка. Я не верю, что наконец-то пойду в школу. Я думала, что этот день никогда не настанет. И вот остался всего день и… и я боюсь.

– И чего ты испугалась?

Виктория сняла тяжелый рюкзак, поставила на ковер и прыгнула родителям на колени, сказав:

– Не знаю, как и объяснить. Я самих-то уроков не боюсь. Мне интересно. Я боюсь другого. – Она немного помедлила и наконец сказала. – Я боюсь незнакомых девочек и мальчиков, которые будут учиться со мной в одном классе. А вдруг я им не понравлюсь. И они будут надо мной смеяться и потешаться – и никто-никто не захочется сидеть со мной за одной партой? Или хуже, никто не захочет со мной дружить.

– Виктория, не говори глупостей, – сказала отец. – Ты добрая, скромная, умная девочка и ты без проблем подружишься с одноклассниками. – Вика смотрела на папу и верила, что будет именно так, как он говорит. – И запомни, что никто над тобой не будет смеяться, если ты этого не допустишь. Понимаешь?

– Папочка, прости, но я чуть-чуть не поняла, – ответила она.

– В детском саду ты допускала, чтобы кто-нибудь смеялся над тобой? – спросил он, поглаживая рукой ее светлые локоны, пахнущие ромашкой.

– Нет. Но в школе, наверное, все будет по-другому? Или нет?

– И да, и нет. Видишь ли, в школе вы будите подолгу учиться и помалу отдыхать, резвиться. И это главное отличие от детского садика. Но в остальном, школа – это такой же детский сад, где общение с ровесниками никуда не денется и поверь мне будет главной составляющей для тебя и для других детей. Ты это со временем поймешь. Поэтому, Виктория, никогда не давай над собой смеяться. Если ты один раз кому-нибудь это позволишь, то боюсь, с этим придется тебе жить до конца школьного обучения. Ты ведь этого не хочешь? – спросил он; Вика усердно замотала головой. – Вот и хорошо. – Он поцеловал ее в теплый лоб.

– А знаешь, что нужно, чтобы всегда быть на высоте? – спросила мама у Вики.

– Что? И как это на «высоте»? – спросила она, глядя на маму завороженными глазами.

– На высоте – значит, быть лучше всех. Надо просто прилежно и хорошо учиться и тогда все-все ребята будут тебя уважать и любить.

– Мама, я буду хорошо учиться, – ответила она и легла на колени родителей.

– Вика, мы с папой хотели с тобой поделиться одной, несомненно, приятной новостью для нашей семьи.

– От этой новости ты придешь в восторг! – добавил Константин.

– Да? Ну и что это за новость?

– Помнишь, ты у нас чуть ли не каждый день просила, чтобы в нашей семья появился братик или сестренка, чтобы тебе не так было грустно и одиноко.

– Как же не помню. Конечно, помню! – ответила она, не понимая, к чему клонят родители.

– Так вот через восемь месяцев у тебя будет братик или сестренка, – сказала мама, вся светясь от радости.

– Что правда? Вы не шутите? – переспросила Вика, глядя то на маму, то на папу.

– С такими вещами не шутят, Виктория, – сказал отец. – В нашей семье будут пополнение. И ты скоро станешь сестрой.

– Спасибо-спасибо-спасибо! Я так мечтала о братике или о сестренке! И наконец-то моя мечта осуществится!

Константин ласково посмотрел на Марию, и они улыбнулись друг другу.

Через час Виктория все рассказала Домовому; он искренне порадовался ее счастью и сказал:

– Значит, скоро у меня появиться новый друг.

– Точно. Я даже не подумала об этом. Я уверена, что он будет хорошим другом.

– И я тоже.

Глава 11

1 сентября 1997 года

Виктории снилось, как она с мамой и папой, взявшись за руку, подходят к четырехэтажной серой школе, на территории которой растут высокие яблони, кусты сирени и можжевельника. Светит яркое солнце, освещая улицы живительным светом. Вика с белоснежными бантами на голове, одетая в нарядную школьную форму, держит в руке тяжелый, пестрый портфель. Она улыбается всем прохожим, которые, в свою очередь, улыбаются ей и замедляют шаг, вспоминая свой первый звонок, первый урок, первую перемену. Она видит, как они подходят к таким же нарядным одноклассникам. Они яростными, красными глазами начинают обсматривать ее с ног до головы, оценивать. Ее сердце стучится так сильно, что готово выскочить изнутри, уши и лицо горят от смущения и неловкости, а по телу бегают рой мурашек.

Она со страхом открывает глаза, смотрит на серебристую лунную полоску на потолке и понимает, что она всего-навсего лежит в собственной постели, и никто на нее яростно и открыто не глазеет. Вика перевернулась на другой бок, закрыла глаза и теперь увидела другие живые картины, всплывающие в ее подсознание. Вот она лежит в постели, солнечные лучи проникают через окно и падают желтой полоской на белое одеяло, щекоча ее пятки. Она думает, что уже утром и сейчас мама зайдет в ее комнату и разбудит. Но мама не заходит. В доме тишина, ни единого слышимого звука. Вика встает с постели и смотрит на часы, замирает: без двадцати десять. Она опоздала на свой первый звонок. Она вскрикивает, пораженная этой мыслью.

Виктория открыла глаза. Снова лунная полоска света на темном потолке и ночь за окном. Не в силах больше лежать на пропитанной потом кровати она встала, подошла к окну и стала заворожено смотреть на небо. За легкой черной дымкой уходящей ночи можно было разглядеть звезды. Те самые звезды, которые они с Домовым подарили друг другу. Перед ее глазами возник его призрачный силуэт. Она невольно улыбнулась. Ей так хотелось, чтобы он сейчас был рядом и охранял ее сон от этих ужасных видений, чтобы хоть чуть-чуть поспать, перед тем как осуществится ее заветная мечта. Мечта, к которой она так стремилась, училась читать, писать, считать. Мечта, которая уже дышит на нее своим благоговейным дыханием, которая настолько близко, что кажется – протяни руку, и ты почувствуешь ее, как чувствуешь рукой влажный туман. Мечта, постигнув которую, понимаешь, что никогда нельзя останавливаться и стоять на месте, а нужно продолжать жить и ставить перед собой снова и снова новую задачу, новую цель, новую мечту. Мечта пойти в школу.

Но Домовой не приходил. Он ее не слышал.

За исключением стрекотания кузнечиков за окном и жужжания летающих по комнате мух, дом обволокла тишина. Виктория продолжала смотреть то на звезды, то на лунный серп. Вдруг она услышала шум за пределами своей комнаты, испугалась и на цыпочках подбежала к двери и включила свет. Вика подумала, что это злые духи бродят по дому в отсутствии Домового, который где-то там, в далеком и недосягаемом космосе. Она приоткрыла дверь. По коридору кто-то шел. Деревянный пол поскрипывал под чьими-то шагами. И тут Виктория увидела белую фигуру, направляющуюся прямо к ней. Она вскрикнула, захлопнула дверь и, запрыгнув на кровать, скрылась под теплым одеялом, спасительным щитом.

Вика слышала, как бьется ее пульс в висках, когда некто стал крутить медную ручку, чтобы открыть дверь. Она задрожала, и слезы покатились по ее щекам. Ей было страшно. Она не хотела умирать в тот день, когда она должна пойти в школу.

– Виктория, я знаю, что ты не спишь. Открой, пожалуйста, дверь, – сказала Мария, и Виктория осознав, что это мамин голос, обрадовалась и побежала открывать двери. Открыв дверь, она увидела испуганную Марию, стоящую у дверей в длинной – белоснежной – хлопчатой ночнушке. Виктория засмеялась и обняла маму.

– Мамочка, я так перепугалась, что за мной пришли злые призраки, чтобы я завтра не смогла пойти в школу.

– Ты меня приняла за призрака? – спросила она и улыбнулась. – Неужели я такая страшная?

– Ты – нет! Ты – самая красивая. Я просто смотрела через крохотную щелку в двери и, увидев белое одеяния, испугалась, что это привидение и побежала в кровать.

– И почему же моя, маленькая мисс, не спала в столь поздний час, когда все дети спят и видят красивые и сказочные сны?

– Я не могу уснуть, мам. Мне снятся плохие сны.

– А ты подумай о чем-нибудь другом. Хорошем. Например, о том, как мы ездили в лес жарить шашлыки. Или о том, как готовила вместе со мной и бабулей пельмени.

– Я уже пробовала – ничего не выходит. – Она посмотрела на маму и спросила. – Мам, а что если завтра все будет не так хорошо, как вы говорите? С каждой минутой мне все страшнее и страшнее. Не могу ничего с собой поделать.

– Поверь, Вика, своей маме, которая отучилась в школе десять лет. Завтра будет все хорошо, и ты не успеешь понять, как будешь сидеть за партой и смотреть на учительницу, которая станет для тебя второй мамой.

– Что? Мне не нужна вторая мама! – возразила Вика. – Мама только одна.

– Ой, ты моя дорогая. Не переживай. Я имела в виду, что она будет твоей школьной матерью, как нянечка, которая ухаживала за вами в детском саду, когда меня не было рядом. Ты будешь всегда ее внимательно слушать и беспрекословно слушаться, как меня, уважать и ценить и по возможности любить частью своего доброго сердца. Поняла? – Виктория кивнула. – Прекрасно. Хочешь, я с тобой сегодня посплю, чтобы тебе не было так страшно? – спросила она.

– Очень хочу, – обрадовалась Вика и отодвинулась, чтобы Мария легла.

Через несколько минут они уснули, провалившись в глубокий сон.

Виктория проснулась раньше будильника; мамы не было рядом. По запахам и звукам, льющимся из кухни, Мария встала давно и, по всей видимости, готовила завтрак. Наверное, жарит яичницу, наливает горячий кофе, перемешивая с густыми сливками, разогревает пирожки в печи, приготовленные ею вчера, подумала про себя Виктория.