Виктория

– Я так понимаю, эти некоторые – мы с тобой?! Или…

– Я имела виду только тебя, но, к сожалению или к счастью я осталось такой же, какой была много-много лет назад. Разница между той маленькой девочкой и мной настоящей, девушкой, в том, что я научилась притворяться, как и все взрослые. И все!

– Мы научились обманывать друг друга, – подправила Домовой ее. – Научились так хорошо, что стали забыть, где правда, а где вымысел. В этом отношении, детьми, мы были честнее и искренне.

– С тобой трудно не согласиться. Значит, идем на Лысую гору ловить сачком невидимое лето?

– А почему бы и нет?

Домовой и Виктория улыбнулись друг другу, мечтательно посмотрев в чужие и такие родные глаза, взялись за руку и чуть ли не вприпрыжку пошли на окраину города, где возвышалась скалистая гора без единой зеленой травинки, без единого кустика брусники и земляники, без единого деревца.

Окаймленные неосуществимой мечтой, заарканить лето, они не заметили, как забрались на самую высокую точку и уже смотрели свысока на городок, сверкающий в солнечных лучах. Аккуратные домики соседствовали уже с пожелтевшими деревьями и живыми изгородями, голубой пруд простирался и вдоль, и поперек на несколько миль, утопая за горизонтом, вдалеке, гранича с одинокими берегами, за которыми возвышались волнообразные горы, обрамленными хвойными и широколиственными лесами.

– Красиво, – прошептал он.

– Не то слово. Волшебно! – воскликнула она от переполняющего возбуждения. Потом спросила. – Почему я не птица и не могу летать? Если бы у меня были крылья, я бы не раздумывая, улетела вон туда, за те величественные горы. – Она показала рукой. – Туда, где нет никого: где тишина, уединение и покой.

– Я не раздумывая, последовал бы за тобой. – Он обнял ее. – Мы бы летели и летели… туда, куда глаза глядят, и никто-никто бы нас не остановил. Если бы пришлось, я бы сражался за свободу, за то место, за которое не жаль умереть. За рай на Земле.

– Снова несбыточные мечты. Мы не исправимые мечтатели и, наверное, такими останемся до конца своих дней.

– Было бы классно. Я люблю мечтать. И на счет несбыточных мечтаний, ты неправа. Я, кажется готов…

– К чему ты готов?

– Сейчас увидишь. Нас этому учили в колледже, но у меня не получалось. Но каждодневные тренировки принесли свои плоды. Жаль одного, что слишком поздно я этому научился. Чуть ли не в последний день лета.

– Ты говоришь загадками. Чему ты научился?

– Всегда думал, что ты терпеливая в отличие от меня. Оказывается, нет. – Он поцеловал ее в щечку. – Закрой глаза, расправь руки в стороны, и просто доверься мне.

– Ты говоришь, как Джек Доссон из «Титаника».

– Закрой глаза, пожалуйста, – повторил он.

– Что ты хочешь сделать? Я боюсь…

– Ты мне доверяешь?

– Да.

– Тогда закрой глаза, расправь руки и представь, что летишь. Хорошо?

– Хорошо, прости меня.

– Ничего.

Она расправила руку в сторону, закрыла глаза, он не удержался и поцеловал ее в губы.

– Осторожно, не упади, – сказала Виктория, когда он обхватил руками ее стройную талию. – Мы же на краю…

– Я не боюсь падения, – шепнул он ей на ушко. – Не открывай глаза, пока я не скажу тебе. Обними меня, как можно крепче и пообещай мне, что не отпустишь, чтобы не случилось.

– Обещаю, – неуверенно сказала она и крепко его обняла. – Домовой, неужели мы полетим?

Он ничего не ответил, так как прыгнул в пропасть, потянув ее за собой.

Она взвизгнула, закричала, зажмурила глаза еще сильнее, чтобы не видеть приближающуюся землю, намертво вцепившись в тело Домового, который оторвавшись от земли, описал дугу возле скал и только тогда взлетел в голубую высь.

– Мы умерли? – спросила она. – Я чувствую легкость и свободу.

– Мы летим. Открой глаза.

Виктория медленно открыла глаза, боясь увидеть нечто страшное, неизведанное, но когда увидела, что летит вдоль колыхающегося на ветру пруда, воскликнула от удовольствия.

– Это невероятно! Это сон! Я – лечу! ЛЕЧУ! Боже мой, Домовой!

– Я знаю, это нечто неописуемое. Я только недавно освоил полет. Твой братик уже летал и точно так же кричал! – он засмеялся, глядя на встревоженное и счастливое лицо Виктории, и плавно повернул налево.

– Когда? А если бы что-нибудь случилось? Как ты…

– Прости, я не хотел. Правда. Он меня увидел, когда я тренировался возле старого дуба. Я не мог ему отказать. Не потому что мое сердце не выдержало мольбы Василия. Нет. Потому что твой брат – хитрый и умный малый. Он сказал, что если я его не прокачу на себе, то он расскажет все тебе и тогда мой секрет перестанет быть секретом. Понимаешь?

– Ха. – Виктория засмеялась. – Сразу видно, что это мой брат.

– Я так же ему сказал.

– Весь в сестренку. И как ему полет? – поинтересовалась Виктория.

– Он визжал от удовольствия, и я тоже, глядя на него, на его радостный вид, на его невидимые крылья счастья. Мы летали целый день и летали бы еще всю ночь в лунном сиянии, в млечном свете полуночных звезд, да только вот Василий уснул на моих руках, погрузившись в сладкий сон. Я думал, что сейчас заплачу от умиления. Он такой… такой… милый, когда спит. Я его поцеловал в пухлую щечку и полетел домой, думая о том, как классно быть с теми, кто тебе дорог. Кто тебя по-настоящему любит. Классно иметь семью, которая всегда тебя ждет. – Он замолчал и добавил. – Я положил его в кроватку и улетел прочь…

– Странно, почему он мне об этом ничего не рассказал?

– Наверное, потому что он подумал, что ему действительно приснился сон. Больше у меня нет никаких вариантов.

– Ты поэтому мне предложил сходить на гору?

– Да. Я знал, что ты заговоришь о полетах, когда увидишь столь завораживающий вид.

– Хитрый. А как же заарканить для меня лето?

– Да легко! Только надо лететь в одно романтическое место.

– С удовольствием. А где это романтическое место?

– Секрет. Все тебе знать надо, – проворчал он.

– Такой весь секретный.

– Я такой…

Они пролетали мимо четко очерченных домиков с заборами, мимо ровных и зигзагообразных дорог, мимо гор, лесов, обрывов, речушек, озер, среди кучных белых облаков, улетая все дальше и дальше от дома. Виктория смотрела по сторонам, очарованная красотой, природной грацией и великолепием и не могла насыться.

Домовой летел к скалистой горе, в центре которой сияла расщелина, словно плешь на голове: она была не больше Викиной комнаты.

– Как ты нашел это место? – спросила Виктория, когда они сидели в расщелине, на камнях и смотрели на оранжевое солнце.

– Случайно. Правда здесь красиво?

– Да. Даже солнце кажется больше, чем обычно.

– Ты чувствуешь, как солнце покалывает грудь невидимыми лучиками, проникая все глубже и глубже, обжигая твою душу.

– Чувствую, – сказал Вика, улыбаясь.

– Не смейся, – ласково попросил Домовой.

– Прости, не буду. – Она сжала губки.

– Теперь, когда ты почувствовала прикосновения, ты должна забрать себе солнечное тепло, чтобы разжечь свою мечущую душу, которая вспыхнет и будет гореть, пока не начнет таять снег, а из земли не будут проклевываться зеленые ростки. Забрала?

– Да. Только поцелуй меня.

– Зачем?

– Чтобы разжечь. Ты, наверное, забыл, что ты – моя искра, воспламеняющая мою душу, мое сердце.

Он поцеловал ее, нежно и страстно.

– Вот теперь моя душа горит и танцует, освещая живительным светом мой внутренний мир, как мотылек в темной и безмолвной ночи. Мир, о котором я не знала до тебя… если бы ты только знал, как я…

– Тише, – он снова поцеловал ее. – Люблю. Теперь лето в твоей душе. Вспоминай о последнем дне лете, если почувствуешь, что огонек будет потухать. Вспоминай обо мне.

– Спасибо. Ты мой волшебник, Домовой. Такой же, какой был у бабушки, у мамы, у каждой влюбленной девочки, девушки, женщины в этом славном мире, в мире, который окружает любовь, в мире, которым правит любовь.

– Приятно слышать. А ты моя богиня, муза, что дарит любовь, которая окрыляет и возносит до небес. Пускай это звучит банально и сентиментально, но это так. Не хочу от тебя уезжать, не хочу…

– А я не хочу тебя отпускать, мой Домовенок, – ласково прошептала она и поцеловала его.

– Миг – это три месяца, проведенные с тобой, вечность – это шесть месяцев без тебя, в томительной горестной разлуке.

– Как же я буду без тебя?

– Мы должны быть сильными и не отчаиваться, не падать духом, хоть это и будет не так просто. Я буду, как в том году, самым прилежным учеником в колледже, чтобы мы могли хоть изредка встречаться. Если будет возможность, я буду писать тебе письма. Если не будет такой возможности, я все равно буду писать письма. И ты мне пиши на всякий случай, чтобы мы могли восстановить пробелы в общении, чтобы мы не упускали что-то важное, когда мы разлуке…

– Хорошо, – согласилась она и спросила. – Только о чем же писать, Домовой? Я не знаю…

– Обо всем, что взбредет в голову. Любое твое письмо будет для меня праздником!

– Ты будешь меня ждать? – вдруг спросила она.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил он.

– Не разлюбишь?

– Разлюблю, – шутливо сказал он и поцеловал ее в губы. – Я готов тебя ждать веками, если придется. Ты та девушка, ради которой я готов пройти хоть миллион световых миль, через тысячу смертельных ловушек и препятствий. Я никогда тебя не разлюблю. Даже не думай об этом!

– Не буду…

Они обняли друг друга, глядя на заходящее, красное солнце.

Через два часа они были уже дома. Полеты в ночи, среди звезд и луны, были омрачены расставанием, которое все ближе и ближе подходило к ним, необратимо и безвозвратно.

Утром он исчез и обещал вернуться через полгода…

ЧАСТЬ 3

Глава 1

Виктория с замиранием сердца сидела в актовом зале и ждала, когда ее вызовет директор школы на сцену, освещенную яркими прожекторами. Директор, Виктор Семенович, по истечению десяти лет стал выглядеть крайнее неподобающее для столь респектабельного поста: обширная плешь, двойной подбородок, красные и опухшее щеки от каждодневного приема сильного алкоголя (портвейн, водка), пустые, безжизненные и желтые глаза, которые словно молили о пощаде, желтые пальцы от никотина, сильная отдышка.

Виктория, глядя на директора, на его сбивчивую речь, на его мучения, искренне жалела его и удивлялась тому факту, что его не увольняют со столь ответственного поста (она не сомневалась, что многолетний опыт и организационный талант сего господина были основными факторами его задержки на должности).

– И так… кажется, я подошел к финалу своей речи, в которой попытался объяснить вам, уважаемые ученики, что стать Президентом Совета Старшеклассников не только почетно и престижно. Стать Президентом Совета значит стать – уважаемым членом нашего общества, которому доверили организовывать и проводить ответственные и важные дела для общества, для школы и школьного коллектива. Стать Президентом Совета значит добиться определенной цели, добиться успеха, выиграть неравный бой в каждодневном сражении в Битве Жизни, в которой выживают только лучшее. И таким учеником, проявившим в течение девяти лет невидимую силу духа и непоколебимость в решении любых даже, казалось бы, невыполнимых задач, стала спортсменка, отличница и просто красавица… Внимание!!! Барабанная дробь… Виктория Константиновна Шолохова! – воскликнул он в микрофон. Зрители радостно захлопали, некоторые начали свистеть в знак поддержки кандидатуры. – Прошу на сцену, Виктория! На ваш личный ОЛИМП!

Викторию еще больше затрясло, а голова казалась, что лопнет от волнения и одновременно от возбуждения и радости. Она стремилась к этому целый год, а если быть до конца откровенным с читателями, то всю школьную жизнь. И добилась успеха. Признания и уважения. Ей рукоплескала вся школа и сам строгий, но справедливый директор, который радовался успеху своей ученицы не меньше, чем сама его подопечная. Он всегда верил в нее, поддерживал любую ее идею, инициативу и всячески давал ей проявить свой организаторский талант. Директор, как никто другой знал, что она была связующим звеном успеха сборной команды по баскетболу. И убедился в этом еще раз, когда она вступила в Совет Старшеклассников и незаметно для всех – и для себя, в частности – стала лидером, прирожденным лидером, который рвется только вперед, к победному финалу, никогда не оборачиваясь назад, кто бы что ни говорил.

Виктория подошла к микрофону. Глаза ослепили яркий свет и сверкающие глаза неугомонный толпы, которая все не унималась и продолжала хлопать.

Теперь Вика боролась с дрожью в голосе и со слезами, выступившими в самый неподходящий момент.

– Всем добрый вечер! – наконец сказала она, собравшись с мыслями. – Спасибо вам за вашу неоценимую поддержку. – Прошу вас, пожалуйста, будьте так добры, не хлопайте в ладоши. – Все стихло. – Спасибо. Теперь я могу произнести речь, которую благополучно забыла, – из зала послышались смешки, – но которую еще пять минут назад знала наизусть. Так что заранее прошу вас, простите меня за сбивчивость. Я волнуюсь так, как не волновалась еще никогда. – Она замолчала, нашла глазами своих родных, бабушку, маму, папу и братика и продолжила. – Прежде всего, я хочу поблагодарить свою семью за то, что всегда и во всем поддерживали меня, которые верили в меня и учили такому простому, но важному постулату, что сдаться – значит проиграть. Спасибо вам. – Виктория посмотрела на родных и любимых людей и по ее щеках побежали слезы; мама с бабушкой прикрывали глаза белыми платками. – Спасибо вам, дорогие мои, что вырастили меня. За то, что подарили столько счастья и любви. Я – самый счастливый человек на Земле. Еще раз спасибо. Я вас люблю. – После этих слов Мария заплакала, а Виктория продолжила свою речь. – Также хочется поблагодарить директора нашей школы, Виктора Семеновича, за его понимание, доброту и терпение. Спасибо. Совет Старшеклассников за их выбор, за их доверие. Правда, вы стали для меня второй семьей. Спасибо. Я постраюсь оправдать возложенные на меня обязательства. И еще… я хочу поблагодарить свою лучшую подругу Иришку, которая не давала мне пойти иным путем и которая сейчас смотреть на меня и гордиться. И своего лучшего друга, который, к моему сожалению, не смог приехать. – Она посмотрела на Домового, который сидел рядом с Васей и подмигнула. – Именно он был все эти школьные годы моей Опорой и моим Фундаментом, но которых я стояла твердо и уверенно, не боясь оступиться и упасть в пропасть. Он помогал мне справиться с любой трудностью, с любым жизненным препятствием, помогал избежать роковых ошибок, давал ценные советы и замечания, всегда был рядом, чтобы помочь, и всегда разделял со мной радость победы и горечь поражения. Хочу, чтобы у каждого из присутствующих в этом зале был такой друг, какой есть у меня. Спасибо тебе, друг. Это и твоя победа тоже. Можешь не сомневаться в этом. Кажется все, всех поблагодарила… теперь можно и заикнуться о грядущих планах Совета. Во-первых, мы начинаем набор новых активных, ответственных старшеклассников нашей школы. Думаю, такие найдутся. Мы вас ждем в кабинете 307 после шестого урока по понедельникам, средам и пятницам. Во-вторых, Совет Старшеклассников и директор, Виктор Семенович, уже приняли решение, что в школе будут проводиться спортивные мероприятия в местном масштабе. То есть с этого года классы будут соревноваться между собой в самых разнообразных видах спорта, начиная с баскетбола и футбола и заканчивая эстафетами. В-третьих, я хочу обсудить с Советом и директором, ряд идей, которые не дают мне покоя. Поверьте, их много и не каждая будет реализована, поэтому пока рано об этом говорить. Но могу заверить вас, что в блажащем будущем возможно появления: школьных спектаклей по наиболее известным произведениям русских классиков, музыкальных и обязательно литературных вечеров, мероприятий по агитации школьников за здоровый образ жизни (отказ от вредных привычек в пользу спорта), а также агитации и соответствующие меры, направленные против аморального поведения школьников. Вот такие планы! Надеюсь, этот год будет плодотворен, и мы сможем выполнить то, что задумали. На этом все. Спасибо за внимания, – сказала Виктория и с облегчение вздохнула. Кажется, справилась.

Толпа захлопала и заликовала. Виктория поклонилась и села на свое место в первом ряду.

– Все прошло хорошо? Голос не дрожал? – спросила она у Иришки, которая сидела рядом с ней.

– Все отлично! Я прям, не могла поверить, что это ты стоишь на сцене. Тебя словно подменили, и ты стала не моей чокнутой и веселой подругой, а каким-то политическим деятелем, бизнес-леди огромной международной корпорации. Удивительно! Ты молодец!

– Спасибо, подруга, – сказала Виктория.

– Кстати, твоя мама даже всплакнула.

– Знаю, видела. Не терпится ее обнять и еще поблагодарить.

– Успеешь еще. Ладно, хватит болтать, а то эта Мегера Васильевна косо на нас смотрит. Ух, как вспомню ее уроки, аж дрожать начинаю…

– Все, молчим.

– Что сейчас по школьной программе? – шепотом спросила Иришка, забыв про уговор.

– Танцы, песни, шутки. В общем, все как обычно, – шепотом отвечала Вика.

– Понятно. Когда тебе сказали, что ты будешь Президентом Совета Старшеклассников?

– Еще в июне. Было голосование. Я обогнала Клинова на два голоса.

– Круто. Домовой в зале или…

– Да, – перебила ее Вика.

– Последний день?

– Да.

– Мне жаль. Снова расставание.

– Эх… лучше и не вспоминать.

– Прости.

– Ничего.

Прошедший год был насыщен на события.

Виктория получила приглашение от главного тренера сборной России по баскетболу среди девушек возрасте в 15-17 лет и благоразумно отказалась от него, хоть и предложение было более чем заманчивое, особенного для игрока, который живет и дышит игрой, чувствуя биение и ритм жизни. Во-первых, тренироваться надо было в Москве, а это сулило не только расставание с родными, с семьей, но и с Домовым. Этого она никак не могла допустить, пускай даже сам Господь будет просить ее уехать из родного города в шумный многомиллионный муравейник. Во-вторых, оставалось лишь два класса и прямая дорога в Институт. Хоть Виктория и любила игру, но все равно учебу ставила выше баскетбола по ступени значимости в ее виртуальном списке, который хранился в ее голове. В-третьих, она не хотела покидать свою школьную сборную, где была непростым игроком, а капитаном. А что еще нужно для счастья игроку, который ведет команду за собой? Ничего!

После приглашения последовал неприятный момент, несчастный случай. Тут стоит оговориться, что якобы несчастный случай лишь формальность для отвода глаз, чтобы никто лишний раз не переживал и не беспокоился. Это случилось, когда Виктория шла поздно вечером с тренировки домой, как вдруг ей встретилась по пути знакомая особа. Это была Полина. Она шла навстречу Виктории, пошатываясь из стороны в сторону. Она была пьяна и говорила сама с собой, махая руками в разные стороны. Когда она подошла ближе, Виктория увидела, что Полина одета как девушка легкого поведения: туфли на высоком каблуке, короткая черная юбка, порванный светло-темный капрон, белая расстегнутая блузка. Ко всему этому изобилию безвкусицы и вульгарности прилагалась растрепанные грязные волосы каштанового цвета, помятое лицо ссадинами и царапинами, намалеванное яркой вызывающей косметикой. Она выглядела старше своих лет. Казалось, ей уже давно перевалило за двадцать. Увидев Викторию, она засмеялась, закричала на всю улицу хриплым голосом и обняла ее. От нее пахло травкой, перегаром, сексом и бродячей грязью: Виктория чуть не опорожнила желудок. Полина смотрела на Викторию с призрением и с яростью, смешанной со сгустками злобы за то, что она испортила ей жизнь. Виктория же смотрела на Полину с искренней жалостью и болью; она не понимала, как можно было так опуститься в семнадцать лет, когда жизнь только начинается, когда еще не поздно подняться на ноги и идти вперед с гордо поднятой головой. Полина хищными, уродливо-пустыми глазами смотрела в Викины наивные и светлые глаза и думала о расплате, о долгожданном возмездии, но решила первым делом позабавиться над ней. Она рассказала ей, как сложилось ее жизнь после того, что случилось в школе. Ее отправили в колонию для несовершеннолетних преступников, в женскую колонию (также ее называли колледжем или лагерем для одиноких сучек). Вскоре ее выпустили за примерное поведение – она отсидела лишь год, вместо положенных двух – но оказалось за это время случилось нечто неприятное, у ее матери обнаружили раковую опухоль в груди. Она умерла через месяц после ее освобождения. Так как Полине не было восемнадцати, суд решил, что ее должен опекать отчим. Решение принято. Да вот только не в пользу Полины. Она знала, что отчим тот еще тип-извращенец, который был непрочь полапать ее за упругие ягодицы и потренировать кулаки на слабом поле, на матери, которую частенько бил, когда выпивал. К слову, пил он, не просыхая. После постоянных разборок, сексуальных домогательств, драк, изнасилования в подвале, она убежала из дому искать счастья в другом месте. И нашла… в наркотическом притоне таких же несчастных людишек, как она, которые курили, нюхали, ширялись ради того, чтобы забыться, что они несчастливы в этом жестоком и несправедливом мире. В мире, в котором они играли роль падших «ангелов»: проституция, воровство, грабежи, убийства ради одной дозы и так далее (этот список можно продолжать бесконечно). Полина не хотела связывать с ними свою судьбу, каждый раз, себя убеждая, что сможет бросить, когда захочет, в любой момент, в любую секунду. Но, увы, правда была суровее и больнее. Бросить оказалось сложнее, чем она думала. Какой может быть выбор у семнадцатилетней наркоманки без школьного аттестата о среднем образовании? Только заняться на «некоторое» очень неопределенное время проституцией. И плата хорошая и работа непыльная. Все лучше, чем мыть полы, убирать сранные и вонючие толчки. Решение принято, нет времени отступать, надо действовать. Час – доза. Еще час – еще доза. Не жизнь, а сплошное приключение. Все прелести уличной жизни, о которой рассказала Полина в наркотическом дурмане, впечатлили Викторию, которая хотела убежать, испариться, но не могла, потому что мертво вцепилась в ее руки и не отпускала. Виктория смотрела на Полину и видела опасного зверя, который случайно вырвался наружи и ждет удобного случая отомстить тем, кто ее держал взаперти. После, когда она рассказала Вике, как ее отымели три мужика, она взяла ее за волосы и, не церемонясь, ударила кулаком по лицу. Виктория от неожиданности упала на землю и, Славу Господу, не потеряла сознания. Если бы Вика не увернулась от следующего удара – Полина хотела ударить ногой по ее голове – то возможное она была бы уже мертва и покоилась глубоко под землей. Вика не потеряв самообладания, хоть ее и пугала соперница до дрожи в коленях, оттолкнула Полину с такой силой, что та свалилась на землю и стукнулась головой, потеряв сознание. Виктория испугалась, что убила ее. Проверив пульс. Прослеживается. Она с облегчением вздохнула и побежала домой, плача не от такого, что ей было жаль себя, ей было жаль Полину, от которой не осталось ничего человечного, ничего того, чтобы было когда-то в семилетней девочке. Когда Вика пришла домой, ее щека опухла, покраснела, а потом и вовсе посинела. Всем родным и знакомым, она сказала, что в лицо прилетел баскетбольный мячик. Несчастный случай. Все ей охотно верили. С кем не бывает? Виктория после того случая, больше не встречала Полину.

Стоит сказать, что полоса невезенья для Виктории на этом не закончилась. В октябре ее сбила машина. Водитель не пропустил ее на пешеходном переходе. Хоть и безответственный водитель был пьян, он оказал первую медицинскую помощь (наложил бинт из аптечки на окровавленную голову Виктории) и, не мешкая, позвонил в скорую, успокаивая ласковыми словами Вику, которая была в истерике.

Викторию через некоторое время привезли в приемный покой и экстренно наложили четыре шва на голове и шесть на голени. Врачи говорят, ей несказанно повезло и что у нее есть свой ангел-хранитель на небесах (она сразу подумала о Домовом). Если бы удар по голове пришелся бы чуть выше наложенного шва, то она бы скончалась на месте. Через неделю ее уже выписали из больницы. Водителя лишили прав. Он каждый день приходил с цветами и шоколадом в больницу и чуть ли не плача просил прощания у Виктории, которая его простила, не тая зла на человека, который искреннее раскаиваться в содеянном поступке.

Потом Виктория столкнулась с невыносимой болью… болью в сердце, когда увидела маму, лежащую на полу, всю в крови. Кровь была на руках, на блузке, на юбке, стекала по ногам на пол, образуя темно-красную лужицу. Виктория подумала, что маму ранил в живот грабитель и скрылся с места преступления. Она, вся побелев, дрожащими руками прикоснулась к ее лицу и зарыдала, когда увидела, что самые родные и милые глаза на свете смотрят на нее и молят о помощи. Она вызвала скорую помощь. После оказалось, что у мамы случился выкидыш, и она потеряла будущего члена семьи, так и не успев с ним познакомиться. Виктория плакала несколько ночей с подряд, скорбя о потере. Он так хотела понянчить младшую сестренку, но, увы, Бог решил по-другому, за что она его возненавидела, разочаровавшись в нем, как в Идоле, который должен был – нет, просто обязан – по ее понятиям оберегать новую жизнь в материнской утробе, чем убивать, жестоко забирая у Марии ее плоть и кровь. Ее бесценное дитя.