Самая лучшая мама. Сказки и рассказы

– Отдыхать?

– Ну, да. Ведь люди иногда прогоняют её. Ей тоже бывает обидно. И тогда она прилетает сюда. И радуется здесь. Наберётся сил и счастья – и снова летит к тому, кого любила раньше.

Горисветик долго размышлял над словами своей подруги. Он даже не заметил, что перестал бояться насекомых. А их тут было! Видимо-невидимо! Они перелетали с цветка на цветок, собирали пыльцу, пили нектар. Вдруг возле него закружилась оса. Горисветик, непонятно почему, сразу узнал её: это была та самая оса, которая так больно ужалила его. Но мальчик не испугался. Тогда оса сказала:

– Меня зовут оса Ася. Прости меня, Горисветик, за то, что я ужалила тебя. Ты играл возле старого деревянного забора. Ты так воинственно размахивал саблей, рубил траву и ветки деревьев, будто перед тобой было войско врагов. А я на заборе свила гнездо. Собиралась в нём вывести деток. Я испугалась, что ты своей саблей разрушишь гнездо… Вот и укусила тебя. Прости меня, – ещё раз виновато повторила оса Ася.

Царевич, в знак примирения, протянул руку ладонью вверх. Оса Ася сначала села на ладонь, а потом поползла вверх по руке, щекоча её своими лапками.

«Я вовсе не боюсь насекомых! – обрадовался царевич. – И никакая кольчуга мне не нужна. А то мама уже заказала кольчугу для меня. Вот удивятся мама с папой, и сестрицы тоже, когда увидят, что я никого не боюсь».

– Царевич! – окликнула его Велеока. – Тебе пора отправляться в обратный путь. Твой папа очень любит тебя, только ты сможешь убедить его. И он, может быть, не будет уничтожать нашу страну?

– Давай мы приедем с ним вместе сюда. Он погуляет по саду. Посидит у реки. Он влюбится в ваше царство и передумает воевать против вас.

– Нет, – печально покачала головкой царевна. – Он был здесь. И ни во что не влюбился. Он возненавидел цветы, потому что на них много насекомых. Он решил, что его конница всё вытопчет. Воины саблями разрушат цветочные дворцы и скульптуры.

«Неужели мой папа такой? Всё равно я люблю его», – подумал Горисветик. Но в душе у него началась такая боль, как будто сто тысяч ос ужалили его сразу.

– А ещё ты знаешь, твой папа когда-то давно завоевал царство учёных? – спросила Велеока.

– Знаю! – радостно ответил Горисветик. – И теперь все учёные делают такие чудесные открытия…

– Какие заставляет делать их твой папа, – перебила царевича девочка.

Горисветик тяжело вздохнул и умоляюще посмотрел на неё. Он боялся узнать о папе, о самом великом в мире царе, ещё что-то плохое.

– Какие открытия он заставляет делать учёных? – тихо спросил мальчик.

– Вот, например, сейчас, когда ты боишься насекомых…

– Я уже не боюсь их. Я их полюбил!

– Но твой папа по-прежнему считает, что боишься. А он хочет, чтобы ты, его единственный сын, стал великим воином и ничего на свете не боялся. Поэтому он решил уничтожить всех насекомых в нашем царстве и на всей планете. И поручил учёным придумать яд, который уничтожит всех ос, шмелей, пчёлок, бабочек, стрекоз… Всех-всех насекомых. А они, знаешь, сколько добра приносят? Без них цветы не расцветут и ничего расти не будет… – Велеока не договорила и заплакала.

– Значит, если папа завоюет ваше царство, то что останется в нём?

– Не знаю. Может – любовь. А может, и она улетит с нашей планеты. Вот так-то, Горисветушка, – сквозь слёзы добавила царевна. – Поэтому я и прошу тебя отговорить твоего папу воевать против нас.

Легко сказать – отговорить такого вояку, как папа. Все в их роду: и дедушка, и прадедушка, и папины братья – все воевали. Даже мама-царица не посмеет ему слова об этом сказать. Не то что он – шестилетний ребёнок.

С чего начать такой разговор?

– Надо торопиться. Когда помчится конница – её уже не остановишь, – предупредила царевна.

– Смотри! Вон мои мама и папа едут сюда верхом, – удивился мальчик.

– Они, наверно, осматривают границы нашего царства, – испуганно прижала руки к щекам Велеока. – Полетим навстречу им. Ты скажешь что-нибудь папе. Он не сразу поймёт, кто это говорит. Но, может быть, задумается над твоими словами.

– Да. Он всегда принимает обдуманные решения.

Дети снова превратились в стрекоз и помчались навстречу всадникам. Они летели над рекой, почти касаясь крылышками водной глади. Сделали полукруг. Велеока чуть-чуть отстала. А Горисветик поднялся над папиной головой. Он не успел продумать, что скажет…

– Папа! – позвал он тихо.

Голос его звучал словно откуда-то издалека. Царь удивился. Даже приостановил коня, потянув удила.

– Папа! Я тебя очень-очень люблю. Но, пожалуйста, папочка, не нужно больше воевать. Не надо завоёвывать Звёздное царство. Я очень полюбил его. Я умру, если оно погибнет.

Царь остановился и огляделся вокруг себя: откуда голос?

А Горисветик перелетел к папиному уху и произнёс:

– Я теперь смелый. Я никого не боюсь. Я полюбил даже осу Асю, которая ужалила меня. Пожалуйста, папа, не воюй больше ни с кем.

– Где наш сын? – грозно спросил царь. – Я слышу его голос.

– Он дома. Во дворце, – удивлённо посмотрела на него царица.

Царь развернул коня и галопом помчался домой. Царица – за ним.

Горисветик-стрекоза – не по дороге, а напрямую, через лес – тоже полетел во дворец. Проник через дырочку в стекле, опустился на подоконник. Снова стал мальчиком и увидел, как мама и папа, что есть мочи, мчатся домой.

– Вот, я же тебе говорила, что сын дома, – улыбнулась мама сразу двоим: и царю, и Горисветику. – Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Я совсем здоров, мама! Я никого больше не боюсь!

– Вот это я рад слышать! – воскликнул отец. – Слуги! – крикнул он. – Несите сюда кольчугу и шлем.

Слуги мгновенно принесли всё и разложили на лавках.

– Примерь всё, сынок. Завтра отправляемся в бой! В поход на Звёздное царство.

– Нет, папа. Я никогда не буду воевать! Я полюбил Звёздное царство. И всю нашу планету. И ты никогда больше не воюй, папа! – взмолился мальчик. – Пожалуйста!

– Где-то я уже слышал эти слова?! – в великом гневе воскликнул отец.

– Ты слышал мои мысли, папа.

Конечно, Горисветик сказал неправду. Но сейчас, когда царь был страшно разгневан, малыш побоялся сказать ему правду.

– Твои мысли?! – зло переспросил царь.

– Папа, я же твой сын. А ты всегда размышляешь, прежде чем принять решение. Вот и услышал, о чём я думаю.

Отец немного смягчился. Но распоряжение отдал суровое:

– Горисвета закрыть на все замки. Не кормить, пока я не вернусь из похода. Проверить, чтобы никто не смел подходить к дверям и к окну.

«Хоть бы не заметили дырочку в окне. Хоть бы прилетела Велеока и помогла мне снова превратиться в стрекозу!» – отчаянно думал царевич.

А царь отдал ещё один – самый страшный – приказ:

– Завтра на рассвете выступаем. Конница, боевые колесницы и яды против насекомых – всё должно быть готово к бою уже сегодня.

– Папа! – закричал малыш.

Отец оглянулся в надежде: вдруг в сыне проснулся воинственный дух предков? Но мальчик спросил:

– В Звёздном царстве живут люди. Они все погибнут?

– Не переживай так сильно, – с презрением и досадой ответил отец. – Мы их не отравим. Всех, кто пожелает, вывезут сегодня из их страны. Они станут нашими рабами.

– Никто из них не покинет свою Родину. Значит, все погибнут. Останутся только цветы. Папа, ты будешь воевать с цветами? – с грустной улыбкой посмотрел на отца малыш.

Отец очень сердито, даже зло посмотрел на Горисвета и вышел, так громыхнув дверями, что вздрогнул дворец. Потом он проследил, чтобы были выполнены все его приказания.

Всю ночь царь не спал и думал о временах, которые изменились и изменили мысли людей. Но так и не решил, кто сейчас прав: он – царь, закалённый в битвах воин, или его маленький сын?

Когда все вышли из покоев царевича, откуда ни возьмись, появилась стрекоза Велеока. Покружившись в воздухе, она превратилась в девочку. Оказывается, она летела следом за ним и спряталась за шторой. Всё видела и слышала.

– Ты молодец! – похвалила она Горисветика.

– Разве я молодец? Я ни в чём не убедил папу, а только разозлил его ещё больше… Но у меня есть план. Как хорошо, что ты прилетела со мной. Ты поможешь мне превратиться в стрекозу. А снова в человека я уже сам научился превращаться.

– Хорошо. Я помогу тебе. Но только с первыми лучами солнца. Ночью это сделать невозможно.

Царевич опечалился. Но от задуманного плана не отказался:

– Ну что же, конницу обогнать – нелёгкое дело. Но она помчится по дороге, а я – через лес. Сокращу путь.

– Я полечу вместе с тобой. Утром в лесу туман. Ты можешь заблудиться.

– Нет, Большеглазка. У тебя другое – опасное – задание. Папа утром зайдёт попрощаться со мной перед походом. Он всегда так делает. Ты с головой спрячешься под одеялом. Он подумает, что это я спрятался и что я не хочу с ним прощаться. Тогда он уйдёт. Хоть бы он ни о чём не догадался! Если тайна откроется – быстро превращайся в стрекозу и улетай в окошко.

С первыми лучами солнца Горисветик, превращённый в стрекозу, полетел через лес к дороге, на которой вот-вот должна была появиться конница с царём впереди. Над лесом стоял туман. «Хоть бы не заблудиться», – думал Горисветик.

В это время царь вошёл в покои своего сына. Велеока закопалась в одеяла, так что царь ни о чём не догадался. Он постоял рядом с постелью сына и сказал:

– Я знаю: ты не спишь и слышишь меня. Поэтому скажу тебе вот что: наше царство – царство великих людей и великих воинов. И мы не должны предавать своих предков, которыми гордимся. Мы должны совершать подвиги. И жить так, как жили они, чтобы завоевать всю планету. Надеюсь, через несколько лет ты поймёшь меня.

Царь вышел.

Вскоре конница выступила в путь. Застучали, зацокали копыта. Горисветик услышал их и теперь уже точно знал, что не собьётся с пути. Через несколько часов он, кружась, опустился на дорогу и превратился в самого себя.

Из-за поворота появилась конница. Она мчалась с огромной скоростью. Впереди на белом коне, в тяжёлой кольчуге и шлеме, с копьём наперевес скакал великий воин. Это был отец – Горисветик сразу узнал его. Отец с высоты своего коня мог и не заметить малыша. Но он заметил! Узнал! Был потрясён, увидев здесь своего маленького сына! Дал знак коннице остановиться и спешился сам. Снял шлем. А малыш – в лёгкой рубашечке и шортиках – расставил тоненькие руки, будто преграждая путь всей этой армаде.

Отец подошёл к нему, присел перед ним на корточки.

– Папа! – волнуясь, сказал малыш. – Я очень люблю тебя! Но я буду защищать Звёздное царство. Даже если погибну со всеми людьми, которые в нём живут. И не покинули его! Ты можешь убить меня, растоптать конями, отравить ядом… Но я буду защищать царство цветов. Потому что в нём живёт любовь!

Отец долго всматривался в лицо, в глаза своего сына. Потом подумал: «Вот кем будут гордиться все наши потомки!» Он поднял Горисветика на руки, усадил на коня. Запрыгнул сам, сев рядом с сыном. И отдал приказ коннице – поворачивать назад.

Булька (О чём плакал ангел?)

(сказочная история о реальных событиях, рассказанных в интернете)

Одна деревенька ровненько выстроила свои домики на правом берегу реки. Да ещё три дома приютились на другом – на левом берегу. Там, в избушке с краю, жил пёс Булька со своей бабушкой и котом Калачиком.

Берега соединял мост. Но Булька нечасто по нему бегал. Он любил переплывать речку в том месте, где посередине её был большой плоский камень. Доплывёт до камня, отогреется, отдышится на нём. Он не боялся переплыть всю речку сразу: не такая уж она и широкая была. Но ведь на камне интересно. Ребятишки деревенские на нём собирались, ныряли с него, шумели и смеялись. Повеселится с ними Булька и снова – бултых в воду. На правом берегу его поджидали верные друзья-товарищи, т.е. другие собаки.

Один раз вечером Буля спустился на бережок возле своего дома. Плыть он не собирался. Просто сидел и мечтательно смотрел вдаль. Солнце садилось. Речка в его лучах искрилась. Рыбки всплёскивались…

Вдруг что-то плюхнулось в воду. Что-то живое! Далеко – ближе к правому берегу. Тонуть не хочет – бултыхается! Бросился Булька в воду, поплыл изо всей силы! Течение его сносит. Но и тот живой комочек тоже несёт течением. Тут река широкая, и отдохнуть негде. Подплыл Булька, смотрит: котёнок махонький. Глазки таращит… Живой! Пёс разинул пасть, перехватил котёнка поперёк крохотного живота и, стараясь не прокусить его, задрал голову повыше, поплыл к правому берегу. А там дядька стоит, босые ножищи расставил. Булька к ногам этим бережно котёночка положил. А тот – насквозь мокрый комочек – сник и не шевелится. Даже глаза закрылись. Только видно: крохотное сердечко под мокрой шкуркой беззащитно трепещется. Булька и сам отдышаться не может.

Посмотрел мужик презрительно на собаку:

– Я ж его сам выбросил. А ты мне его – обратно? – наклонился он, сграбастал малявку и снова зашвырнул в речку.

Не раздумывая, пёс снова бросился в воду. Нырнул, захватил бедолажку пастью, вынырнул и поплыл с ним. Но теперь уже не назад, а к другому – к своему берегу. Плыть было намного дальше, потому что течение сильно сносило. Пасть Булька плотно прикрыть не мог: боялся придушить котёнка. Воды наглотался! Чуть не захлебнулся сам. Но всё же выкарабкался на берег! Правда, далековато от своего дома. Но тут уж нестрашно: нетрудно донести такого кроху. Обнюхал Буля маленького утопленника, присмотрелся – живой! «Теперь вот отдохнём – и понесу тебя домой, – то ли сказал, то ли подумал пёс. И добавил: – У меня бабушка и кот Калачик есть. Они добрые». Котёнок как-то понял, что беда миновала и всё будет хорошо.

Дядька с другого берега наблюдал за ними, подперев руками бока. Потом повернулся и пошёл восвояси…

А на берегу остался никому не видимый Ангел. Белоснежный… В золотых лучах солнца… Прижавшись к дереву, он горько плакал.

Это был Ангел-Хранитель того человека, который только что выбросил котёнка. Давно – с самого рождения – Ангел был рядом с ним и очень хотел помочь. Но человек свободен. Хочет – позовёт Хранителя. Не хочет – не позовёт. Если человек не призывает Ангела – не вмешивается Небесный Посланник в его жизнь. Не имеет права.

Вот и плакал Ангел на берегу реки. Почему? Ведь человек был сильный. Ему никто не угрожал. Над его жизнью не нависла опасность…

Может, о душе этого человека так горько плакал Ангел?

Родня

На свете у каждого своя судьба. У человека. У зверя. Даже у самой крохотной птахи.

Жил-был в глухом лесу дедушка Матвей Семёнович. На том месте, где он жил, когда-то деревенька стояла. Только давно уже никого из жителей не осталось: старики умерли, молодёжь по городам и сёлам разъехалась. А Матвей Семёнович, хоть он тогда ещё совсем юным был, остался жить в своей избушке. Тайга стала его судьбой. За долгие годы он научился разговаривать со зверями и птицами. Подружился с ними. Они звали его дедушка Мотя. Приходили и прилетали к нему каждый день. То совета попросят, то лесные новости расскажут. А то и песенку споют – порадуют старика. Иногда, зимой, когда в лесу становилось голодно, дедушка подкармливал пташек и малых зверушек. А порой и лечить их приходилось.

Невдалеке от него жила медведица Матрёна Михайловна. Огромная, суровая с виду. Но никто её в лесу по отчеству не величал: ведь она была ещё совсем молодая. Всего только один сынок – первенец – у неё рос. Звери звали её попросту – Мотя. А малыши уважительно – тётя Мотя.

Вот и получалось, что дедушка Мотя и медведица Мотя были тёзками, т.е. у них были одинаковые имена.

Медвежонку Грише – Мотиному сыну – исполнилось два с лишним года. Он вырос большой, ростом стал почти как взрослый медведь. Очень гордился этим. Но от мамы уходить пока не собирался. Мама часто называла его теперь по-взрослому – Григорий. Но, как и раньше, они всё делали вместе: собирали ягоды и орехи, ловили рыбу, охотились на кабанчиков и других зверушек, ели траву, птичьи яйца, муравьёв и их личинки. Медведь должен много жиру накопить к зиме, чтобы не проснуться среди зимы от голода. Мама уже не отдавала сыну самый вкусный кусочек еды, но добычей делилась всегда. И он делился с мамой. А ещё они любили играть в догонялки и бороться… Замечательно они жили вместе.

У них была своя берлога. Мотя строила её сама, когда у неё ещё не было малыша. Она нашла глубокую яму под корнями упавшего дерева. Вырыла эту яму ещё глубже. Наносила туда еловых ветвей так много, что один человек в охапке не унёс бы. На телегу пришлось бы грузить. Сверху ветви покрыла мягким, пушистым, сухим мхом. Вокруг этого поваленного дерева росли всякие кусты и деревья. Зимой вход завалит снегом – попробуй догадайся, что тут берлога. Мотя никогда не подходила к своему жилищу прямой тропой: всегда петляла разными тропинками. А то и задом-наперёд шла: путала следы.

А теперь вот её сыну уже два с лишним года. Быстро время летит.

Наступила осень. Гриша с мамой стали готовить свой дом к холодной зиме. Гришу и так всё устраивало. Но мама заставила натаскать новых веток. Да ещё стог сена они присмотрели. И тайком – перед самым снегопадом, чтобы их следы замело, – принесли по охапке согретой осенним солнышком, ароматной сухой травы. Расстелили её по всей берлоге. Стало тесновато. Но так уютно и тепло. Сразу захотелось спать. Они улеглись на сено. Мотя – на бок. А сынок Гриша – на спину, раскинув лапы. Так и заснули счастливым медвежьим сном. И даже не учуяли, как ночью повалил снег, повис на ветвях деревьев, завалил берлогу… Осталось небольшое оконце между корней деревьев. Через него в их дом поступал свежий воздух.

Крепко и беззаботно спали медведи. Недаром говорят: мой дом – моя крепость. Эту пословицу звери тоже знают.

Так безмятежно они спали, что и не заметили чуда: в их доме появились два маленьких слепых медвежонка. Ладно – Гриша не заметил. Даже мама Мотя не почувствовала, что у неё родились дети. Ещё осенью она знала, что у неё появится потомство, но так крепко уснула, что прозевала такое событие.

Первым поскорее выкарабкался из маминого живота Проша. Потом уже – не спеша – выкатилась Дуня. Медвежатки были совсем не красавцы. Слепые, мокрые и почти лысые. И такие крохотные: с небольшого щенка размером. Но они сами смогли добраться до маминого молока. Сосали его почти без перерыва, отваливаясь, только чтобы поспать. Урчали, чавкали и пихались. А через месяц у них прорезались глазки, они разглядели друг друга, свою красавицу маму и большого, сильного брата. «Вот здорово!» – подумали медвежата. Проша хотел разбудить брата и поиграть с ним. Попробуй разбуди такого громадину! Тот даже не чихнул.

Прошло три месяца. Малыши хорошо подросли. Шебуршились между мамой и Гришей. Рычали. Дрались. Мама сквозь сон успокаивала их, причмокивала, будто целовала. Обнимала. И так радовалась, что они от её радости успокаивались и засыпали.

Но вот однажды почувствовал их возню Гриша. Он сначала не понял, отчего так тесно стало в берлоге? Кто всё время пихается? Он зафыркал, зарычал и даже пихнул задней лапой. Медвежата замерли. Прижались к медведице и испуганно вытаращились на старшего брата. Мотя обняла детёнышей и стала ждать, когда Григорий окончательно проснётся. А он – после зимней спячки – никак не мог очухаться. Наверно, ему казалось, что всё это снится.

– Кто это такие? – сердито спросил он. – Как они сюда залезли? И без них места мало.

И Гриша даже хотел ещё раз пихнуть каждого задней лапой. Но мама прижала малышей к себе и ласково сказала:

– Это Проша. А это – Дуня. Они твои брат и сестра. Знакомься.

– Вот ещё! – надулся Гриша. – Нужны они мне!

Не понравилось старшему брату, что семья их стала большой. А берлога – тесной. «Не выспался из-за них», – рассердился Гриша, раскидал бурелом у входа и выбрался наружу.

А тут… Такая весна! Воздух свежий, нежный. Разве можно таким надышаться? Или забыть когда-нибудь такой воздух? Вот как радостно из берлоги после зимней спячки вылезать. Не успел медведь Григорий на задние лапы подняться, как ком снега с сосны свалился – прямо ему на нос. Весело стало ему. Увидел он, что на земле проталинки появились. На них зелёная трава проросла. Пошёл медведь куролесить! То в снегу валяется. А снег весной лежит жёсткий, колючий. Наст – называется. Да шуба-то у мишки лохматущая, разве через такую шубищу шкуру обдерёшь? Только освежишься чуть-чуть – и от этого радостно. Силушку богатырскую медвежью девать некуда. То маленькое деревцо заломает, а то и большое засохшее дерево повалит. То разбежится – в лужу угодит. Лёд проломит – ледяной водой ему лапы так и обожжёт. А ему и от этого весело! Зафырчит радостно.

Бродил-бродил по тайге молодой медведь. Сел на пень, подумал: «Сам проживу. Без мамы и этих противных медвежат». А на душе вдруг кошки заскребли: тоскливо без мамы будет. Всё вдвоём, всё вместе делали. Как я без неё жить буду? А другие кошки – другое заскребли: а ведь мама теперь всё равно своих медвежаток любить будет, а не меня.

Заплакал медведь. Загоревал. Как быть – не знает. Глядь: перед ним на пенёчке дедушка Мотя сидит!

– Гриша, чего ты слёзы льёшь? Не годится такому большому зверю плакать, как маленькой мышке. Или обидел тебя кто?

Рассказал Гриша дедушке Моте всё, как есть. Улыбнулся только старичок в ответ:

– Послушай-ка меня, старика, – говорит. – Я ведь давно-о в тайге живу. Кое-что и в ваших медвежьих делах понимаю. Помню, как мама твоя тебя маленького растила. Пестовала. Трудно ей было. Ты ведь такой шалун был. Глаз да глаз за тобой – не то пропадёшь. Помнишь или нет?

– А эти! – вместо ответа возмущённо рявкнул Гриша. – Они, знаешь, какие? Ни минуты не посидят спокойно. Надоели!

А дедушка Мотя, будто не слышит Гришу, своё говорит:

– Один раз ты с обрыва в речку свалился. Мама – за тобой прыгнула! А там глубина! Водоворот! Ты лёгонький ещё был – тебя вода подняла, несёт. А мама-то тяжёлая. Шуба у неё намокла, ко дну утянула. Выкарабкалась мама твоя с самого дна. А тебя уже течением во-о-н куда унесло. Опять она прыгнула в воду. Кой-как догнала тебя да за шкирку к берегу… Сидите – мокрые… Дрожите. Вода с вас ручьём. Хорошо, что солнышко светило. Обсушило да согрело вас.

– Я же нечаянно, – виновато опустил голову Гриша.

– Нечаянно… Сколько раз Мотя тебе объясняла, что нельзя на обрыве играть! – даже прикрикнул дедушка. – А ты неслухом рос. Ох, и пережила с тобой матушка-медведица, пока вырастила эдаким красавцем, да ладным таким, – залюбовался дедушка медведем.

– Дедушка, да я и сам маму люблю…

– Ты вот что, Григорий Потапыч. Хватит буянить. И горевать не надо.

«Старый человек меня по имени-отчеству назвал. Вот я какой!» – сам себя зауважал Гриша. И сразу успокоился.

А дедушка и говорит ему:

– Я ведь тебя не просто так Григорием Потапычем назвал. Тебе, может быть, подвиг совершить придётся. Тогда тебя все в тайге так величать станут.

– Подвиг?! А какой? – глаза у медведя засияли (кто в его возрасте не мечтает о подвиге?)

– Всему своё время. Узнаешь, – загадкой, но как-то грустно ответил человек. – Ты только меня, старика, послушай. В тебе ведь кровь молодая медвежья шибко кипит. А я тебе в нужный момент скажу: «Григорий Потапыч, успокойся!» Ты сразу меня послушайся. А-то беды не миновать.

– А когда это случится?

– Да вот этим летом и случится. А точнее сказать не могу – не знаю. Ты только слова мои помни! А теперь иди домой. Помоги маме своей малышей-сеголеток поднять. Их ведь двое. Значит, матери в два раза трудней будет их растить. Они ведь ничего не умеют. Только баловаться да кувыркаться. Да свой нос везде совать. А опасностей-то сколько в тайге. Эх! – и дедушка Мотя снова спросил: – Ты знаешь, отчего у матери шрам через всё левое плечо?

– Не знаю. Не видел даже. Зарос, видно.

– То-то! Не знаю! – укорил старик. – А ведь она тебя от громадного медведя спасала. Раза в полтора больше мамы твоей – вот какой огромный. Схватил тебя и съесть хотел. А она увидела – как бросится! – дедушка руки на груди сложил, будто и сейчас ему страшно. – Как заревёт! Деревья закачались от её рёва – хочешь верь, хочешь не верь. Да тому бандиту прямо в щёку зубами вцепилась. Выдрала, наверно, клок. Мотала-мотала его. Он уж тебя в сторону бросил. А она его всё мотает. Вырвался он – и бежать! Да, видать, тоже продрал ей левое плечо. Отметину оставил… Вот такие они медведицы – матери, – закончил дедушка рассказ. – Ты не бросай её в трудную минуту, Гриша. Помоги ей.

– Дедушка Мотя, откуда ты знаешь, что в будущем может случиться? – с удивлением спросил медведь. – Может, ты колдун?

– Нет, не колдун я, Гриша. В тайге давно живу. Она меня и научила будущее видеть.

Посидели они ещё немного друг против друга: медведь и старый человек. Потом поблагодарил мишка старика, поклонился ему. И пошёл в сторону своего дома – к берлоге. Идёт – и о подвиге мечтает: «Наверно, все тигры соберутся, нападут на медведей, чтобы нас из тайги выгнать. А я как выскочу! К-а-ак зареву! Как начну с ними драться! Всех в клочья раздеру! Вот какой подвиг я совершу!» – решил медведь. И очень жизнерадостный пошёл домой.