Полная версия
История моей жизни
У дяди имелся трехколесный мотоцикл с люлькой. Дядя носил черное кожаное пальто, большие черные перчатки, хромовые сапоги и летную шапку. В то время ему было 36 лет, но седина пробивалась на его висках, а волосы были гладкие и коротко стриженные. Бабушка говорила, что до войны у него была пышная шевелюра густых волос, но невзгоды военных лет оставили свой отпечаток. В семье дяди велась интересная, по тем временам, светская жизнь. У него было много друзей из среды летчиков и обслуживающего персонала авиации. Все они – жизнерадостные, здоровые и боевые. Часто по выходным с семьями уезжали за город на пикники. Излюбленным местом для отдыха была река Ирпень в Киево-Святошинском районе. Там на песчаном берегу среди плакучих ив располагалась табором веселая компания. На траве образовывались скатерти-самобранки с закусками, фруктами, пивом. Ребятишки резвились в песке и заводи, плавали на спине у взрослых, играли в мяч. Брали с собой патефон, и раздавались по округе веселая «Рио-Рита», «Эх, Андрюша», «Челита» и другие. Вечером все дружно с песнями возвращались домой на служебном автобусе. Иногда дядя брал жену и меня на аэродром показать, как он летает. У него был большой самолет, мотор заводил моторист вручную. Дядя залезал в кабину, задвигал стекло над головой и нажимал на панели управления нужные рычаги и кнопки. Самолет разгонялся по взлетной полосе, затем взлетал, набирая высоту. Мы следили, как он кружит над аэродромом. Я гордилась дядей, он был смелый и красивый в летной форме. Такие самолеты и летчиков сейчас можно увидеть только в старых фильмах периода Великой Отечественной войны. Дядя получал хороший летный паек, в который входили такие ценные по тому времени продукты, как тушенка, сгущенное молоко, какао, шоколад, крупы. В семье это было хорошим подспорьем. Бабушка старалась ему приготовить всегда свежее питание, так как боялась за его здоровье, у него была язва желудка – профессиональное заболевание летчиков. Кроме пикников, излюбленным увлечением дяди были рыбалка и охота на дичь. На рыбалку, как правило, ездили на Днепр или его притоки, охотились в лесах и на водоемах пригорода Киева. Бабушка жарила карасей и судаков, варила уху из щуки. Диких уток или кабанятину дядя готовил сам. Очень нравились мне прогулки по вечернему Киеву. Дядя Толя сажал в коляску мотоцикла тетю Галю, она брала меня к себе на колени, и мы разъезжали по улицам ночного города, любуясь освещением, рекламой, иллюминациями. Город тогда был небольшой. В нем проживало всего полмиллиона жителей. Мы катались по набережной Днепра, по Подолу – древнему району Киева, где проживало в основном еврейское население. Затем дядя вез нас в Киево-Печерский район с множеством исторических зданий и памятников, оттуда на разрушенный войной Крещатик, который начал отстраиваться силами пленных немцев. Улицы Киева выложены камнем-брусчаткой, как мозаикой. И только она незначительно пострадала от разрушения. Интересно прокатиться и по Владимирской улице. Она тянется от Владимирской горки, через площадь Богдана Хмельницкого, мимо Софийского собора, Золотых ворот, Театра оперы и балета им. Тараса Шевченко, государственного университета и далее через весь город до железной дороги. По обе стороны улицы скверы, цветники и парки, скамейки для отдыха, под тентами ларечки с мороженым и прохладительными напитками. Бабушка и дедушка часто водили меня в парк на Владимирскую горку. Там всевозможные детские качели и карусели, площадки для детских игр. С Владимирской горки открывается широкая панорама на Днепр и противоположный берег с окрестностями Киева. Берега Днепра белые песчаные, как будто сахарные. На противоположном берегу городские пляжи и зона отдыха киевлян. Построены красивые мосты, гидропарк. Но это все сделано позже. А в 1946 году на противоположный берег переправа была затруднена, так как мосты взорвали при отступлении немцев. На Владимирской горке стоит памятник Святому Владимиру с крестом в руке, который более тысячи лет назад крестил в Днепре киевлян и по сей день напоминает народу о великой христианской вере. Отсюда и начиналась застройка древнего Киева. Он высится над Днепром на высоте около 120 метров. Чтобы спуститься на набережную реки или подняться в город, необходимо по извилистой дорожке идти, огибая холмы и возвышенности, покрытые деревьями и входящие в зону парка. Это нелегкое занятие, особенно для немолодых людей. Но для этого в Киеве есть прекрасный фуникулер – ценное изобретение конструкторов. Маленькие двухступенчатые вагончики бастро поднимаются и спускаются на рельсах по канатам вверх и вниз, делая конечные остановки в красивых павильонах. Спустившись к Днепру, попадаешь на Подол, старый рабочий район Киева. В то время Подол выглядел бедно и грязно, хотя там много исторических памятников, церквей и монастырей. На Подоле жили и писали свои произведения в свое время А. И. Куприн, М. А. Булгаков и другие знаменитости. Но мы туда раньше не ходили. Мы любили старый Киев, тот, который на горе, где жила большая часть населения города, восстанавливались после войны промышленность, культура, образование, наука, управление и проживал цвет Украины. Любила я ходить с бабушкой или дедушкой в парк «Золотые ворота», где стоит фрагмент каменной крепости, построенной во времена набегов печенегов и кочевников. В парке зеленые подстриженные газоны, пышные буковые и каштановые деревья, фонтанчики и много другой отрады для души. Особенно красив Киев весной. По всем улицам, паркам и скверам цветут каштаны. Бело-розовые свечи их цветов на фоне густой много-стрельчатой зелени листьев вызывают восторг и дарят незабываемое зрелище поистине райской природы тех мест. Особое благоухание источают островки цветущей природы вокруг храмов и монастырей, которых в Киеве множество. Владимирский собор, Софийский собор, Киево-Печерская лавра, Андреевская церковь и другие утопают в зелени и цветах редких ботанических пород, привлекая желающих отдохнуть среди их благоухания. Однако в городе было много руин, оставленных войной. Почти весь Крещатик, многие здания, учреждения, предприятия были взорваны и сожжены фашистами при отступлении. Город восстанавливался силами военнопленных, которые разбирали развалины и заново строили еще более красивые здания и сооружения. Пленные немцы состояли из молодых солдат и офицеров. Они были худые, на ногах деревянные колодки, на головах военные фуражки. Когда их вели строем на работу и с работы, то деревянные колодки громко стучали о каменную мостовую, стук разносился далеко и гулко. Кормили пленных плохо, а работа у них была тяжелая. Многие из них умирали от болезней и непосильного труда, отдельные кончали жизнь самоубийством, не дождавшись возвращения на родину. Я видела, как несколько раз к нам забегали пленные немцы и просили чего-нибудь покушать или меняли хозяйственное мыло на хлеб. Мыло и хлеб у нас тоже выдавали по карточкам. Бабушке жалко было несчастных военнопленных, и она кое-чем их кормила. Говорила, что немецкие солдаты не виноваты в том, что их послали на гибель генералы во главе с Гитлером.
С подругами постарше меня отпускали в кинотеатры. Тогда мы смотрели кинофильмы «Трактористы» с Николаем Крючковым, «Первоклассница» с Наташей Зацепиной и Тамарой Макаровой, «Цирк» с Любовью Орловой и другие. Уже начали созревать каштаны. Их коробочки трескались, и глянцевые плоды со стуком падали на тротуары.
Лето заканчивалось. Меня определили в женскую школу, что на Ирининской улице, во второй класс. Мне казалось, что я уже взрослая. На самом же деле я была худющая, бледная, плохо ела, но энергии – хоть отбавляй. Бабушка решила меня обследовать в поликлинике и заодно собрать медицинские справки в школу. Оформляя меня в школу, бабушка намучилась со мной, особенно когда я отказалась наотрез делать прививочный укол против дифтерита. Без прививки не давали медицинскую карту, а без карты не принимали в школу. Бабушка всячески меня умоляла и уговаривала сделать укол, а я боялась и упиралась. Наконец мне пришлось согласиться, так как дедушка пообещал вздуть меня ремнем. К школе все было приготовлено согласно тебованиям. Дедушка сшил мне портфель из куска дерматина от старого чехла для самолета, который дядя принес специально с работы. Школьно-письменные принадлежности мне купили.
Глава четвертая
Украина. Школьные годы чудесные…
И вот наступил день, когда я торжественно пришла во второй класс Киевской женской средней школы № 38. Школа была недалеко от дома. Вначале нужно пойти по Владимирской, а через квартал повернуть влево на Ирининскую улицу. Справа, через несколько домов, – наша школа в многоэтажном здании с двориком. Классы светлые, большие. Учительница стройная, высокая, одета как классная дама. Я не помню, как ее звали, она казалось недоступной, но вместе с тем уважаемой детьми и родителями. Основным языком был русский. Украинский преподавали как дополнительный. На переменах бегать не разрешалось, говорить только вполголоса. Здороваться принято было со старшими независимо от того, знакомые они или нет. У меня в классе появились подруги, с которыми мы вместе делали уроки, гуляли в свободное время на улице, заходили в магазины посмотреть на всевозможные книги, письменные принадлежности, игрушки. В школе нас ежедневно кормили обедом. Я только начала привыкать к интересной школьной жизни, как мне сказали, что скоро мы переедем на новое место, и у меня будет другая школа. Однажды к нам приехал пожилой мужчина с усами и кожаным портфелем. Фамилию его теперь не помню, только помню, что польская. Он достал из портфеля какие-то бумаги, долго разговаривал с дедушкой, затем они любезно пожали друг другу руки, и пожилой мужчина ушел. Оказалось, что дедушка оформлял куплю части дома в Боярке, дачном месте по Юго-Западной железной дороге, недалеко от Киева, в тридцати минутах езды на поезде. Это историческое место, где самоотверженно работали комсомольцы тридцатых годов, строя узкоколейку под руководством Николая Островского, автора романа «Как закалялась сталь». В Боярке и до Октябрьской революции бывало много знаменитостей. И. Я. Франко, М. В. Лысенко жили и творили здесь свои произведения, их фамилии носят улицы Боярки.
И вот в зимние каникулы меня перевезли в Боярку. Нам принадлежала третья часть шестикомнатного дома, жильцам предоставили три равные доли, каждая состояла из двух одинаковых по площади комнат и большой застекленной веранды, с отдельным входом и небольшим участком земли для палисадника. Дом наш был под номером девять по Октябрьской улице. Хозяйка Анна Фоминична рассказывала, что он некогда принадлежал священнику. Окна нашей части выходили на улицу, на противоположной стороне которой был сельсовет. Это нас устраивало, так как после войны в селе было множество грабежей и разбоев, особенно на окраине. Мне очень понравилась Анна Фоминична. Бабушка говорила, что она похожа на персиянку. У нее был горбатый нос, сама чернявая, и на верхней губе усики. Анна Фоминична была на редкость благородная, интеллигентная, просвещенная старушка. Муж ее вскоре после продажи части дома умер, сыновья редко навещали ее, и она подружилась с моей бабушкой. Анна Фоминична давала мне читать старинные детские книги «История маленького лорда», «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, сказки Ганса Христиана Андерсена. У нее было три черных кота, с белыми грудками и лапками: Пуфик, Руфик и Лютик. Она любила сидеть на ступеньках веранды в окружении своих пушистых домочадцев. У Анны Фоминичны была дальняя родственница по мужу, которая работала медсестрой в поездах дальнего следования. Между поездками по работе эта родственница ее навещала, останавливалась пожить. Один сын Анны Фоминичны жил с семьей в Киеве и приезжал в Боярку только на лето, для него была приготовлена свободная часть дома.
Школа, в которой я стала учиться, была за железнодорожным переездом, она и называлась железнодорожной школой. Здание старинное, до революции в нем размещался детский приют, а потом находился комсомольский штаб Павки Корчагина, который строил железнодорожное полотно через бор, чтобы подвозить зимой дрова в разрушенный революционными действиями и гражданской войной, неотапливаемый Киев. Внутри здания школы было уютно и тепло. Классы в основном расположены на первом этаже, второй этаж представляет собой большую мансарду с физкультурным залом. Вокруг школы большой двор, на территории которого растут реликтовые деревья. Большими окнами здание смотрит на улицу, ведущую к железной дороге. У дверей огромные многовековые дубы и сосны. Они стоят и сейчас, хотя с тех пор прошло более пятидесяти лет. С задней стороны школы – также многовековой лиственный лес. Со временем на территории построили музей Николая Островского, установили памятник, а школу назвали его именем.
Меня посадили за первую парту. Я отличалась от остальных учеников опрятным видом, была причесана и с бантом на голове. На мне были американские вещи, которые дедушка получал для своей семьи в качестве гуманитарной помощи, как персональный пенсионер. Несколько девочек и мальчиков также были аккуратно одеты, чистые и причесанные. Большинство же детей носило старую одежду с чужого плеча, девочки повязывали на головы платки, а на ногах – самодельные чуни, напоминающие калоши, с бурками или валенками. У большинства детей отцы погибли на фронте, матери одни воспитывали по несколько ребятишек. Ученики рассматривали меня с любопытством, но быстро привыкли и стали относиться весьма доброжелательно. Обучение в школе было на украинском языке. Я понимала по-украински, но разговаривать и отвечать уроки, тем более писать изложения, мне было трудно. Дети разговаривали на украинском наречии, русский язык резал им слух. Поэтому меня стали дразнить кацапкой, тем более украинцы, особенно в селах, с детства воспитывались в духе национализма. Приходилось терпеть и преодолевать трудности. Бабушка нашла мне репетитора, пожилую учительницу, которая занималась со мной на дому по программе второго класса на украинском языке. Мою учительницу в школе звали Анастасия Петровна. Ей было лет двадцать пять. Красивая, стройная, с высоко зачесаными волосами. Анастасия Петровна относилась к детям ласково, спокойно, по-доброму, за что мы ее любили. Она старалась понять каждого ученика, войти в его положение. Большинство детей голодало, хлеб продолжали давать по карточкам. У нас в доме было как-то еще терпимо. Бабушка старалась изо всех сил экономно приготовить еду. Дедушка получал персональную пенсию, подрабатывал дома в мастерской, получал кое-какие льготы. Как персональному пенсионеру, ему давали несколько раз американскую гумманитарную помощь, продовольственную и вещевую. Я тогда уже знала, что такое жевательная резинка, которая присутствовала в каждой упаковке с продуктами, куда входили консервированная колбаса, тушенка, сгущенное молоко, галеты, сахар и прочее питание. Кое-чем нам помогал дядя Толя. Все это нас спасло от голода.
Из-за отсутствия мыла, элементарных бытовых условий население страдало от вшей. У всех учеников поголовно были вши в волосах и белье. Даже у Анастасии Петровны волосы белели от множества гнид, которые обильно усеивали ее виски. Это была норма жизни. Бабушка постоянно боролась с моей вшивостью с помощью раскаленного утюга, проглаживая белье после кипячения, намазывала керосином или политанью волосы, отчего на коже головы оставались ожоги. Я плакала, но других средств борьбы с педикулезом не было. Однако все усилия борьбы с насекомыми оказывались тщетными. При контакте с учениками в школе я приносила домой все те же проблемы. У меня была подруга Неля Марьянская – полячка. Когда она приходила ко мне, чтобы делать вместе уроки, то свое пальтишко оставляла на пороге. Мы с бабушкой не могли понять, почему она так делает? Оказалось, что у Нели в этом пальтишке было очень много вшей, которых невозможно вывести, только оставалось его сжечь вместе с насекомыми. Чтобы вши не переползли на наши вещи, Неля не хотела вешать свое пальто на вешалку, а оставляла его на пороге. Однажды Неля попросила мою бабушку, чтобы она разрешила мне переночевать у них дома, так как мать и брат уехали к родственникам в другой город и вернутся только на следующий день. Неля жила недалеко от нас, и я согласилась с разрешения бабушки выполнить просьбу подруги. Неля с мамой и братом жили в небольшой комнатке. Над кроватью висела большая икона Матки Боски в красивой раме. Я долго не могла уснуть, вертелась с боку на бок, а сон не приходил. Меня кусали насекомые, и я, посмотрев на икону, стала еще больше бояться. Когда мне стало совсем жутко в чужом месте, я встала и побежала домой. На улице никого не было, ярко светили луна и звезды. Открыв калитку, я вбежала в дом и только тогда успокоилась и крепко уснула.
Раз в неделю по субботам Анастасия Петровна приносила коробку с пряниками и карамелью без оберток. Она выдавала каждому ученику по два пряника и по две конфеты, это было поддержкой для голодных детей, которые не видели сладостей и едва ли по утрам имели возможность что-то покушать дома. Некоторые дети бережно заворачивали в бумажку гостинцы, чтобы отнести домой для своих младших братишек или сестричек. Иногда дети подолгу не ходили в школу, особенно те, кто жил далеко, на окраине Боярки, которая называлась Будаивкой. Многим детям зимой или в половодье нечего было надеть и обуть, поэтому они не выходили из дома. Нередко иные родители заставляли своих детей зарабатывать на пропитание семьи.
Так Галя Дударь часто пропускала уроки, вместо них она торговала семечками на вокзале. Алена Крамныця просила милостыню с мамой по вагонам. Саша Деркач уезжал с отцом за дровами и помогал ему пилить деревья и грузить их на подводу. Население на Украине очень верующее, и никакие убеждения советских атеистов на них не действовали. Дети постоянно ходили в церковь вместе со взрослыми и почитали все церковные праздники. Я тоже ходила с девочками из нашего класса в церковь по праздникам. Она была в Боярке деревянная, большая, стояла на пригорке у пруда. Вокруг церкви старинное кладбище девятнадцатого века, о чем свидетельствуют гранитные надгробия. Похоронены на этом кладбище известные люди того времени: духовного сана, писатели и государственные чиновники. В то время рядом с церковью стоял полуразрушенный польский костел. Его восстанавливать не стали, а убрали совсем. В этой церкви позже я крестилась сама в возрасте 29 лет и крестила своих сыновей 6-ти и 3-х лет, Дмитрия и Андрея. Когда я училась во втором классе, мы с девочками-одноклассницами пошли в Вербное воскресение в церковь. Отстояли службу. Батюшка освятил вербу, причастил нас, и мы пошли домой. По дороге нас встретили мальчишки, исхлестали до слез по ногам и рукам прутьями вербы, и мы в синяках еле убежали от них. Бабушка сказала, что это нам устроили вербное крещение, чтобы мы надолго запомнили, как ходить одним.
В нашем классе была ученица Валя Ермоленко. Жили они в одном доме с Нелей Марьянской. Валя жила с мамой и младшей сестрой Раей очень бедно. Порой у них не было ни хлеба, ни картошки. С ними по соседству проживала одинокая старушка баба Хрестя, которая любила рассказывать детям всякие страшные истории. Валя, бывало, наслушается бабушкиных сказок о привидениях и мертвецах и рассказывает на уроке у доски, клянясь, что она сама все это видела и слышала. Учительница слушала ее с расширенными глазами, то ли удивлялась артистическим способностям своей ученицы, то ли и впрямь верила. А мы со страху дрожали и не могли оторваться от страшных историй. Иногда мы собирались с подругами и устраивали театр во дворе. В ход шли платья мам, тюлевые занавески, покрывала. Мы наряжались в длинные платья, делали пышные прически, мастерили вееры, использовали что придется для косметики и все хотели быть взрослыми красавицами, барышнями или сказочными феями. Зимой бегали на пруд кататься на коньках, которые привязывали к валенкам. Катаешься по льду, вокруг стоят украинские хатки со светящимися огоньками окон, отражающихся в зеркале льда. У многих хаток соломенные крыши, из трубы дым идет. Кругом белым-бело от пушистого снега, тишина. Иногда слышны скрип двери или лай собак. На горке темнеет высокий силуэт церкви. На звездном небе блестит молодой месяц. Чем не гоголевская «Ночь перед Рождеством»!
Боярка довольно большое село, имеющее две части – центральную, с тем же названием, и окраинную, которая более холмистая, с названием Будаивка. Центр Боярки ближе к железнодорожному вокзалу, построенному в 1903 году. На вокзальной площади магазины, ларьки и палатки. Через железнодорожное полотно перекинут высокий мост. От привокзальной площади улицы расходятся в разные стороны. Главная – Карла Маркса, но ее принято называть Крещатиком. На этой улице много старинных домов с красивой архитектурой. Здесь проживала интеллегенция села, находились поликлиника, аптека, детские оздоровительные лагеря и санатории. Природно-климатические условия местности позволяли создавать лечебную и оздоровительную базу для людей, страдающих заболеваниями легких, сердечно-сосудистой системы, кожи, поэтому вокруг Боярки в сосновых и лиственных лесах много санаториев и домов отдыха. Вдоль железной дороги улица идет на Тарасовку – развивающийся промышленный центр – и далее до Киева. А если поехать в противоположную сторону, то попадешь на переезд, за которым наша улица Октябрьская, слева от нее базар, а если возьмешь правее, то попадешь на центральную улицу Будаивки, носящую имя Тараса Шевченко. На этой улице сельский клуб и памятник великому украинскому поэту и писателю. От главных улиц в разные стороны ответвляется множество более узких улочек, переулков и тупиков. Дома в Боярке белые, стены мазаные. На окнах наличники и ставни покрашены в голубой цвет, двери и веранды – в зеленый, а косяки дверей также обведены голубой краской. После войны крыши на многих домах были соломеные, у некоторых на окнах не было ставней, полы земляные, да и заборами не все дворы были огорожены.
Постепенно село стало преображаться после войны. Почва в Боярке песчаная, поэтому на некоторых улицах приходится просто «плавать» по песку. Он попадает в обувь, тем самым вызывая неприятное ощущение. Зато после дождей грязи не бывает, так как влага моментально уходит в песок, как через сито. С западной стороны Боярки и Будаивки проходит каскад старинных прудов, которые за железной дорогой уходят в низину и прячутся в лесах. На окраине в реликтовом лесу – Государственная станция по выращиванию лесных пород деревьев, единственная во всей Украине, поставляющая саженцы и семена в различные местности нашей страны и за ее пределы. Напротив, через железную дорогу, с довоенных лет расположен детский дом, который после войны был переполнен сиротами. Жители села ходили в национальных костюмах. Женщины в спидницах, кофтах и хустках утром несли сулеи с молоком или корзины с фруктами и овощами на базар продавать. Мужчины в жупанах или кафтанах, шароварах, сапогах и шляпах везли товар на телегах издалека. На Рождественские праздники местные ребятишки колядовали. На Масленицу ходили ряженые, женщины в мужской одежде, а мужчины в женской, с ярко намалеванными щеками. Что меня удивило, в некоторых дворах были захоронения и стояли высокие деревянные кресты. Видимо, эти захоронения были сделаны во время войны. Свадьбы справляли по национальным обычаям, в праздничных украинских костюмах, с венками на голове и яркими лентами. Гуляли несколько дней, очень много народу. Столы накрывали в саду. Сады на Украине изобилуют разными фруктовыми деревьями и ягодными кустарниками. В период созревания клубники аромат распространяется по всем улицам. Там клубнику называют «виктория». Самая крупная ягода бывает с куриное яйцо. В июне ею завален весь базар, в это время она дешевая и свежая, можно покупать на варенье и поесть. В июле рдеет на деревьях вишня. Ценится сорт вишни «шпанка». Она крупная, с маленькой косточкой, темно-бордового цвета, как раз на варенье. В августе сады распространяют аромат слив, груш, яблок. Запах фруктового ассорти в сочетании с теплом и тишиной создает впечатление пребывания на земле обетованной. В садах и полисадниках яркие цветы, здесь особенно любимы астры, георгины, мальвы и особенно бархатцы – по-украински чернобривцы. Во многих садах растут грецкие орехи, которые нередко дают хороший урожай.
Прошли зимние каникулы, новогодний утренник в школе. Дни стали увеличиваться. Дедушка сделал скворечники и прибил на кленах и буках под окном. Посеяли в баночках рассаду. Ранней весной дедушка посадил фруктовые деревья: яблоньки, груши, сливы, вишни. Старую сирень после цветения вырубил. Места было мало, но бабушка посадила и свои любимые цветы: душистый табак, астры, матиолу, петунию, настурцию. Так как приусадебный участок был небольшой, дедушка взял огород под картошку в лесу за школой, где люди еще во время войны выращивали урожай. До огорода идти далеко, но ближе ничего не было. Дедушка и бабушка брали меня с собой. Они копались в земле, а я играла в лесу. Там часто можно было наткнуться на старые фугасные снаряды, каски, котелки, человеческие черепа и кости погибших бойцов. Со времени окончания войны прошло всего лишь два года. Иногда мы ходили в лес за еловыми и сосновыми шишками для разжигания печки и нагревания чугунного утюга. Электрический утюг у бабушки появился позже. Она часто шила для семьи и особенно для меня одежду, поэтому утюг в доме был необходим. Для постельного белья, полотенец и крупных холщовых вещей у бабушки имелись специальные деревянные валики, которыми она разглаживала белье и раскатывала по-деревенски. Весной в лесу стали появляться первые цветы, и мы с девочками ходили за сон-травой, это такие сиреневые цветы с желтыми серединками и пушистыми стебельками и лепестками, с нижней стороны они закрываются на ночь, отсюда и название. Наступили теплые майские дни. В школу мы ходили раздетыми, на переменах во дворе играли в прыгалки и лапту. На краю Боярки был огромный колхозный сад. Он есть и сейчас. В нем росли большие яблони и груши. Весной нас водили в сад убирать мусор, окапывать приствольные круги, собирать гусениц и личинок вредителей садовых насаждений. Учителя готовились к летним каникулам. Мы с классом ходили в лес знакомиться с родной природой. Учебный год закончился школьным концертом, нам выдали табели с оценками и попрощались до осени.