История моей жизни

Однажды мама, придя с работы, сказала, что завтра воскресный день, и она с коллективом поедет в Фирюзу, помогать колхозу убирать арбузы на бахче. Мы со Светой попросились поехать с нею. Мама пообещала нас взять. Фирюза – это изысканный оазис в пустыне южнее Ашхабада. Люди ездили туда отдыхать и даже лечиться, так как климат и природные условия этого края имели благотворные свойства для здоровья. К моему огромному огорчению, когда я проснулась утром, мамы и Светы уже не было дома, они уехали, решив меня не будить. К огорчению бабушки, я горько плакала и негодовала. Бабушка дала мне холодной воды, валерьяновых капель, я же их вылила и долго не могла успокоиться.

У мамы была подруга тетя Лена, которая жила с мужем Дмитрием в доме по нашей улице. Когда мы бывали у них в гостях, дядя Дима играл с нами и рассказывал о детях из своей школы. Он был учителем. А потом во дворе мы пили чай с розовым вареньем из красивых чашек. А вообще в Средней Азии чай пьют из пиал у самовара. Где бы мы потом ни жили, у нас всегда в доме были пиалы для чаепития.

Мама нас очень любила и баловала. Чаще всего вещи нам заказывали в детском ателье «Люкс», стригли в парикмахерских с одеколоном, водили в фотоателье, чтобы оставить фотографии на память. Мама и сама любила бывать в парикмахерских, где ей делали перманентные завивки, маникюр, разные косметические прцедуры. Мама носила всевозможные шляпы, элегантные туфли, которые у нее имелись специально к каждому туалету. Так было принято среди женщин «из общества». Когда мамы не было дома, мы с сестрой примеряли ее вещи, обувь, красили губы и хотели скорее стать взрослыми.

Бабушка прожила у нас почти год. Наконец она решила вернуться в Кисловодск. Кавказ уже к тому времени был освобожден от фашистов. Там дедушка один находился в оккупации. Он много пережил как персональный пенсионер, большевик, коим его считали за советские взгляды, чудом уцелел от наговора предателей. Местное население, карачаево-черкесы и некоторое казачество, недовольное Советской властью, во время оккупации Кавказа фашистской Германией перешли на сторону врага… Но теперь всё было позади. Бабушка решила взять меня с собой, чтобы облегчить положение мамы. Мама и отчим проводили нас на вокзал. У бабушки собралось много вещей и я, шестилетняя. Был конец 1944 года. Поезд ехал по пустыне Каракумы. Кругом песок, барханы да колючки. После городской зелени пустыня меня удивила своей безжизненностью. Я смотрела на все с большим интересом, и многое из того, что увидела, запомнилось на всю жизнь. Дальше нам предстояло плыть по Каспийскому морю. Поезд привез нас в город Красноводск, где мы стали ожидать свой пароход. В Красноводске не оказалось пресной воды, притом жара там достигала 45–50 градусов. Это было пыткой. Мы кое-как утоляли жажду свежими помидорами. Но таким образом можно поддержать только тургор кожи, а жажду не утолить. Как же мне хотелось напиться простой холодной воды! Бабушка уговаривала меня потерпеть до посадки на пароход, там обязательно будет пресная вода. Но на пароходе было не лучше. Я не помню, как он назывался, только на всю жизнь запомнила качку и тошноту. Пароход недавно вышел из ремонта. В трюме, где мы находились, пахло масляной краской, было накурено и жарко, тускло светили фонари. Люди с восточной внешностью пили, закусывали, курили. Пахло едким потом и немытыми телами. Мне было очень плохо. Я мучалась и плакала. Представляю, каково было бабушке со мной. Она не могла никому пожаловаться в этой ситуации. Да и помочь нам было некому. Нас могли бы просто выкинуть за борт парохода, а там поминай как звали.

Бабушка меня вынесла на палубу. Моросил мелкий дождь, была ночь. На палубе было прохладно, с моря веяло влагой, мне стало легче. Я лежала у бабушки на коленях, так мы проплыли всю ночь. Когда утром спустились в трюм, вещей наших не оказалось, их украли. Бабушке было жаль потерять багаж. Мама положила в чемоданы хорошие вещи, привезенные отцом из Ирана. Там были пуловеры, пуховый шарф, белье, обувь для нас и дедушке в подарок. Но шум поднимать по этому поводу было опасно.

Пароход причалил к пристани города Махачкалы – столицы Дагестана. Мы, замученные дорогой и неприятностями, долго ожидали поезд, на котором должны были ехать до Кисловодска. Ночевали на вокзале. В помещении было грязно и душно. Еще грязнее оказались туалеты. Чаю негде было попить. Мы с бабушкой ходили на базар и там купили какие-то фрукты и лепешки. Тогда я узнала, что такое инжир, до этого я таких фруктов не видела. Теперь нам стало легче, так как тяжелых вещей не было, кроме маленькой тряпичной сумки с какими-то пожитками. В поезд мы едва забрались, так как все хотели ехать, а мест не хватало, а у кого и денег не было, чтобы купить билет. Инвалиды войны на костылях, без ног, на дощечках с колесами, с перевязанными головами устремлялись вперед, расталкивая локтями, костылями и палками всех подряд, лишь бы протиснуться в вагон и занять место. Стоял крик, шум, плач, проклятья. Кто-то уступил нам место в плацкартном вагоне. Бабушка прижала меня к себе крепко и держала всю дорогу, чтобы не потерять в толпе и неразберихе. Она говорила, что это фронтовики, израненные и искалеченные на войне, возвращаются домой, поэтому они нервничают и волнуются.

От Махачкалы ехали через Грозный. После Грозного поезд шел медленно и постоянно останавливался, так как пути были неисправны. Отступая с оккупированного Кавказа, немцы взрывали рельсы. Героическими усилиями Советская Армия не допустила фашистов занять Грозный, куда враг всеми средствами прорывался к нефтяным запасам Северного Кавказа. Наконец, больные и обессиленные, мы добрались до Кисловодска. Была зима 1944 года. Жили бабушка и дедушка в станице Минутка, которая теперь в черте города. Дом их находился на улице с названием Тихая. Со временем ее переименовали, но жители и сейчас помнят это милое название. Дом состоял из двух комнат и веранды. Вокруг – фруктовый сад, окруженный каменным забором, калитка с почтовым ящиком…

Оказалось, что из Ашхабада я уехала навсегда…

Глава вторая

Кисловодск. У бабушки с дедушкой

Я быстро привыкла к новой жизни, было хорошо и уютно жить в доме любящих меня родных людей. От папы я уже отвыкла, мама стала несколько чужой, так как при живом отце появился отчим. Бабушка об этом часто говорила, и я с ней была согласна. Единственно, кого не хватало, так это моей сестры Светланы-Таты, от которой мне часто доставалось, так как она была старше меня. По Ашхабаду я не скучала, только когда стала взрослой, очень хотелось попасть на Родину, посмотреть те далекие места, с которыми связано детство. Бабушку и дедушку я называла на «вы», так было принято обращаться к старшим в нашей семье.

Постоянно общаясь с бабушкой, я многому училась у нее. Жили они очень скромно. Из имущества в доме имелись комод, кровати железные с панцирными сетками, большой обеденный стол, венские стулья, посудный шкаф. Семейной реликвией служил большой сундук из красного дерева. Он занимал много места, примерно как современный диван. Крышка у этого сундука горбатая, поэтому лежать на нем было неудобно. Когда бабушка открывала ее ключом, слышался мелодичный звук. Мне интересно было заглядывать в сундук, смотреть, что там лежит. А лежало в нем всего очень много, главным образом, старинные вещи. Бабушка говорила, что с этим сундуком она выходила замуж, а при переездах на новое место он всегда следовал за нею. Там, по старинному обычаю, лежали и вещи, приготовленные на случай смерти.

На стене в комнате висел шерстяной ковер с выцветшими от времени силуэтами всадников, увозящих похищенную невесту. Посередине стояла железная печка, которую дедушка сделал своими руками. Была зима, поэтому мы жили в одной комнате, чтобы расходовать меньше топлива. Вторая комната называлась холодной, так как ее не отапливали. Там хранили запасы, сделанные на зиму: топленое масло, мед, сало, варенье, свежие и сухие фрукты, фасоль, крупы и многое другое. Под верандой был погреб, куда на зиму складывали картофель, корнеплоды, квашеную капусту, моченые яблоки, соленые помидоры и огурчики, вишню и смородину в сахаре, домашнее вино.

Печку топили кизяком, который делали летом сами. Дрова в той местности – большой дефицит. Для поддержания длительного тепла в печку засыпали каменный уголь, благодаря которому жар долго сохранялся, и в комнате было тепло. Зима на Северном Кавказе, естественно, холодней, чем в Средней Азии. Но в марте уже цветут подснежники, в апреле ярко пригревает солнышко, и кругом начинаются полевые и огородные работы. Я старалась помогать бабушке по дому. Протирала пыль на окнах, подоконниках, мыла полы. Бабушка говорила, что я рано берусь за домашнюю работу, еще успею. Она сшила мне куклу, вышила на ее лице глаза, черные брови, нос и розовые губы. Пришила ей из козьего пуха волосы. Кукла была самодельная, но красивая. Я ей шила одежду и играла в дочки-матери. Дедушка сделал мне из мягкой жести игрушечную посуду для куклы. Когда мы приехали в Минутку из Средней Азии, была эпидемия гриппа. Я и бабушка сразу заболели. Кроме того, мы в дороге заразились чесоткой. Чесались руки, особенно между пальцами, тело, нестерпимый зуд мучил нас день и ночь. Дедушка за нами ухаживал. Ходил в поликлинику, аптеку, на базар что-то купить из еды. Врач сказала, надо заказать в аптеке серную мазь, чтобы вылечить чесотку. Постепенно мы поправились, пришли в себя. Однако дальняя, тяжелая дорога не прошла даром для моей бабушки. Она надорвалась со мною по вагонам и вокзалам и заработала грыжу, с которой мучилась всю оставшуюся жизнь. Ей нельзя было делать операцию по состоянию здоровья, поэтому приходилось постоянно терпеть неудобства и боли в полости живота. Зимой бабушка крутилась у печки, а я ей помогала. Обычно дедушка с вечера заказывал то, что он хотел бы покушать завтра. Бабушка старалась выполнить его пожелание. Она готовила просто и вкусно. Особенно ей удавались борщи, супы фасолевый и гороховый, домашняя лапша. На второе она делала котлеты рубленые, всевозможные запеканки, пирожки, пышки. Обязательно на третье блюдо был компот или кисель. Очень вкусный бисквит у нее получался из кукурузной муки. Кукурузные зерна мололись на домашней ручной мельнице. Муку из кукурузы замешивали на козьем молоке, добавляли сахар, яйца, курагу, ванилин и ставили в духовку на противне. Бисквит получался румяный, душистый и рассыпчатый. Кофе бабушка делала тоже сама. Она молола поджаренные абрикосовые косточки, затем добавляла цикорий, варила и разливала в чашки. В каждую чашку столовой ложкой добавляла кипяченное козье молоко с пенками. Чай пили из пиал по восточному обычаю. За столом у каждого было свое место. Я помогала накрывать на стол, расставляла тарелки, столовые приборы. Обедали всегда вместе. За столом тихо беседовали, обсуждали текущие дела, планы на будущее. К любой трапезе всегда на стол ставили салат, овощи, фрукты. Спиртных напитков никогда не было. Дедушка не выпивал и не курил. Когда к нам приходили знакомые, предлагали чай. Жили и питались на дедушкину пенсию. Она была у него повышенная, как у персонального пенсионера. Бабушка находилась на иждивении, я, разумеется, тоже. Дедушка получал на карточки в сутки 550 граммов хлеба, я – 300, а бабушка – 250.

Дедушка занимался хозяйственными работами по двору. Подметал, поливал огород, подрезал деревья, заготавливал на зиму топливо. У него была мастерская, в которой он трудился у верстака, выполняя заказы станичников, занимался ремонтом жестяной посуды, делал ведра, лейки, печки из металла, чинил примусы, паял, лудил и многое другое. Как персональный пенсионер он имел патент на индивидуальную деятельность и был освобожден финансовыми органами от налогов. Когда мы приехали в Минутку, дедушка купил двух козочек. Козы на Кавказе были почти в каждом хозяйстве, так как там богатые пастбища в горах. Одну козу звали Марта. Она была белая, комолая и с сережками. Марта была очень грациозная, ходила на задних ногах, любила жевать белье, стянутое с веревки. Вторую козу назвали Снегурочка за ее ласковый и покладистый характер. Дедушка купил ее на базаре в Кисловодске. Поскольку Снегурочка была стельная, мы ее едва довели до дома. На следующий день она окотилась двумя козлятами. Я помогала бабушке доить и кормить коз, наблюдала за ними. Козы – замечательные животные, добрые, игривые, чистые. Утром хозяева выгоняли коз и овец в большое стадо. Пастухи пасли их целый день далеко в горах. Вечером возвращались домой. Каждая хозяйка выходила встречать скотину, захватив приманку, как правило, кусочек хлеба. Наши козы были брезгливые и брали хлеб лишь в том случае, если он завернут в бумагу или чистую тряпку. Весной у Марты родился козлик, его назвали Кизя. Козлят приносили в дом, они любят тепло. Было столько радости! Они играли, прыгали везде, а как напьются молока, укладывались сами спать в большую корзину. Все лето Кизя ходил в стадо, к осени он вырос и превратился в большого красивого козла.

Станица Минутка окружена Кавказским хребтом. В ясную погоду виден Великий Эльбрус, причем так близко, что, кажется, протянешь руку – и можно дотронуться до его белоснежной, как сахар, вершины. Когда появляется Эльбрус, то сразу возникает удивительно приподнятое настроение, как будто ты сама паришь высоко в небе. С противоположной стороны гора Трех печи – в ней три огромные пещеры, в которых в доисторические времена, видимо, жили первобытные люди. Внизу под горой – пересохшее русло реки Белой. С подружками я бегала на эту гору за подснежниками и фиалками уже в феврале-марте и приносила домой букетики нежных цветов. В мае-июне дедушка ездил с тележкой в горы косить траву для сена козам. Он брал меня с собой. Какие же душистые цветы, травы в горах Кавказа! А сколько там земляники с особым ароматом, которого я больше нигде не встречала. Возвращались домой до жары, с копной подвяленной травы на тележке. Я восседала на верху, было весело. Дедушка сажал огород в горах. Там выращивали картофель, кукурузу, фасоль, табак. Мне нравилось ходить на огород. Пока дедушка и бабушка работали, я собирала ягоды, цветы, наблюдала за насекомыми, слушала, как стрекочут кузнечики и другие малые обитатели фауны. С тех пор у меня большая любовь к природе, горам, Кавказу.

После того, как меня увезли оттуда, я вернулась в Кисловодск и Минутку через 29 лет. Сердце мое сжалось от чувства, что попала в родные с детства места. Ноги сами привели к тому дому, где проходило мое детство. Это произошло в 1975 году, дедушки и бабушки уже давно не было на этом свете. Я вновь прошлась знакомыми тропами. Зашла в дом, где меня встретили новые хозяева. Многое изменилось в Минутке. Я подошла к горе Трех печи, но подниматься к вершине уже было нелегко. Только запах трав и цветов остался прежним. Я легла лицом в траву, и бальзам ее аромата оживил все картинки и эпизоды детства, проведенного здесь. Подруги тоже выросли и разъехались кто куда. А в детские годы мы так дружили, бегали друг к другу, играли в куклы, скакалки, прятки… У всех сады, там растут яблоки, черешни, вишни, сливы, груши, орехи и прочие плоды. Все это на зиму сушилось, варилось, использовалось на вино. В каждом дворе старались друг перед другом выращивать лучшие цветы. В цветниках обязательно цвели яркие георгины, ирисы, астры, душистый табак, лилии, ноготки, мальвы, вьюны, подвязанные шпагатом или ползущие по забору. Серебряная трава обрамляла клумбы или высаживалась вдоль дорожек. Но природа Северного Кавказа бывает непредсказуема. Где-то в горах может выпасть летом снег, который принесет с собой холодные дожди или град. Тогда эта стихия природы внезапно нанесет урон урожаю, погубит труды земледельца, побив градом всходы и даже большие растения, смыв дождем посевы.

Иногда к нам приходили знакомые люди из станицы. На стол ставили чай, варенье, фрукты. Заводилась интересная беседа о том, как в станице обустроить дороги, где купить дешевле корма для скотины, откуда привезти сообща топливо, решались и другие хозяйственные вопросы. Я помню чету Друговых, которым отдавалось особое предпочтение. Когда мы ходили с дедушкой на прогулку, он мне показывал, где живут особо уважаемые люди станицы – врачи, учителя, писатели. Рассказал, что во время оккупации многих коммунистов и большевиков расстреляли. В Минутке нашлись предатели, которые составили списки из людей интеллигентных, заслуженных перед Отечеством, активистов и передали коменданту немецкой власти. Дедушка тоже был занесен в один из этих списков. Но немцы не успели осуществить свои планы до конца. Местное казачество и карачаево-черкесы поддерживали немцев, многие из них служили полицаями, наводчиками, в охране. Встречали немцев хлебом-солью. Они думали, что это настоящая власть, и надолго. Но предатели Родины горько просчитались. Когда Советская армия освобождала Северный Кавказ от оккупантов, предатели бежали за немцами, кидались в вагоны, чтобы уехать в Германию. Фашисты их пристреливали и удирали, лишь бы самим спастись. У дедушки хранилась вырезка из газеты «Ставропольская правда» о геройских заслугах его сына Анатолия Ольховенко – маминого брата, который воевал на Северокавказском фронте и сбил несколько вражеских самолетов. Он был летчиком-истребителем. Однажды перед окончанием войны к нам в Минутку приехал военный в офицерской форме и привез письмо и большую металлическую коробку с конфетами от дяди Толи. Он немного посидел, рассказал, что Анатолий воюет уже на Западном фронте, и скоро война кончится. Бабушка угощала его зимними яблоками. Он хвалил их, восхищался яблочным ароматом и, очистив яблоко перочинным ножиком, кушал. Бабушка говорила, что в кожуре яблочной много витаминов, которые полезны для организма. Когда гость ушел, мы попробовали конфеты. Они были ароматные и удивительно вкусные. Бабушка положила в комод бумажку от конфет, чтобы подольше сохранить тонкий аромат.

9 мая 1945 года мы с дедушкой пошли в городской парк, к колоннаде. Там проходила демонстрация в честь дня Победы над фашистской Германией. Это был первый праздник Победы после окончания Великой Отечественной войны. Бабушка нарядила меня, дедушка был в белой вышитой косоворотке, подвязанной поясом в украинском стиле. Народ стоял у колоннады и вдоль улицы с цветами, зелеными ветками, флажками. Духовой оркестр играл марши. Нарядные колонны людей шли с флагами, транспарантами, гармошками, были и военные с наградами на груди, некоторые на костылях, с палочками. Люди плакали, обнимались, пели, поздравляли друг друга, радовались встрече, окончанию войны. Мне тогда было 7 лет, а дедушке 70. Когда мы пришли домой, на столе стояли душистые пироги и жареная картошка с кислым козьим молоком – мое любимое блюдо. Бабушка все расспрашивала нас, как прошел праздник, что видели. Впечатлений и разговоров было много. Говорили о том, что хорошо бы скорее пустили электричку, которая соединяет Кисловодск с Минводами. Немцы, отступая, взорвали железнодорожный мост через реку Подкумок, железнодорожное полотно, холодильник и многое другое.

Настало лето. У меня уже было много подруг, мы играли целыми днями. Бегали друг к другу из дома в дом, по улицам, в горы за цветами. Иногда старшие девочки ходили в кинотеатр в Кисловодск. Они заходили за мной и просили бабушку отпустить в кино. Бабушка меня наряжала в красивое платье, завязывала большой бант на голове, и я, довольная, отправлялась с подругами. Обычно мы шли по шпалам железнодорожного пути. Это не было опасно, так как в то время электропоезда еще не ходили. До Кисловодска было километра четыре, и мы за разговорами быстро преодолевали путь. Можно было идти и по трассе, так называлось асфальтированное шоссе, но выходило гораздо длиннее. Дедушка иногда брал меня с собой в Кисловодск, где мы гуляли в парке, там много клумб с розами, душистыми петуниями и всякими прекрасными цветами. Особую нарядность городу придавали красные канны. Мы заходили в коптаж, чтобы попить нарзан из стаканчика, а иногда пили нарзан из источника на улице. На улицах и плошадях в огромных кадках стояли пальмы. Из репродукторов звучала музыка, транслировались всевозможные передачи. Чистые стекла витрин магазинов приветливо сверкали на солнце. Мы гуляли по центральной улице, где прогуливались или сидели на скамейках отдыхающие. Кругом высились старинные, с красивой архитектурой здания санаториев и лечебных учреждений. Кисловодск – курортный город, поэтому там создавались все условия для хорошего настроения отдыхающих. Дедушка рассказывал мне, что до войны мама с папой приезжали в Кисловодск. Папа даже успел поработать на строительстве. Им построено два жилых двухэтажных дома возле кисловодского базара и грязелечебница в нижнем парке.

Однажды к нам приехала мама. Она была молодая, красивая и жизнерадостная. Я соскучилась по ней и радовалась ее приезду. Мне хотелось, чтобы все видели, какая у меня мама. Но в тот день я прибежала с улицы в слезах. Надо мной смеялись девчонки, что я очень кудрявая. Меня дразнили: «Кучерявый баран, не ходи по дворам…» Тогда я решила покончить раз и навсегда со своими кудрями. Закрылась в комнате и беспорядочным образом остригла ножницами самые крупные завитки. После чего стала похожа на гадкого утенка. Мама меня успокаивала долго, подравняла мне прическу, нарядила, и мы с ней поехали в Кисловодск погулять в парке. На Пятачке (так называется привокзальная площадь в Кисловодске) мама мне купила красивую корзинку, в парке я собирала в нее каштаны, которые напа́дали с деревьев. Но не все было так прекрасно и безоблачно. Война кончилась недавно, последствия ее были печальными. Мама приехала в Кисловодск по поводу лечения Ильи Семеновича, который имел ранения и контузию. Во многих санаториях Кисловодска располагались военные госпитали, где проходили лечение и реабилитацию наши бойцы. При посещении одного из таких госпиталей мы с мамой видели тяжелораненых солдат, на костылях, на тележках без обеих ног, на носилках без ног, без рук, а часто и слепых. Эти молодые тела, беспомощные, как обрубки, вызывали отчаяние и безысходную тоску. Какова их дальнейшая судьба, кто знает? Но несомненно одно: не только их тела искалечены, но и жизнь тоже.

Напротив нашего дома в Минутке жила девочка, Ляля Волкова. Она была красивая, кудрявая, кареглазая и добрая, но очень избалованная. У них был хороший дом, красивый большой двор, весь в зелени и цветах. Жили они по тому времени богато. Лялин папа работал где-то в торговле, мама хозяйничала дома, была всегда ласкова, ухожена и красива. Они кичились своим благополучием, и это было видно окружающим жителям станицы. Ляле покупали много игрушек, кукол, цветных карандашей и прочих забав. Мне очень нравилось играть с ней. В то время девочки любили вырезать бумажных пупсиков и всевозможную одежду для них. Я бегала к Ляле поиграть с пупсиками. Мы давали им красивые имена. Тогда модными именами для мальчиков считались Юра, Толя, Валера. Мы друг перед другом их красиво одевали, раскрашивали, и это было очень интересно. Но к Ляле не всегда разрешалось прийти. Мама ее часто находила всевозможные причины, чтобы не пустить меня. Бабушка это заметила и сказала, что у меня нет ни малейшего самолюбия, меня не пускают, а я все равно иду туда. Она строго запретила мне это делать и приготовила хворостину на случай моего ослушания, которую спрятала за притолоку двери.

Рядом, через забор от нашего дома, жили Климовы. С их дочкой Тамарой я дружила, хотя она была старше меня лет на пять. Тамара рассказывала мне сказки, говорила о школе, играла со мной. Она помогала родителям по дому, и мне хотелось так же делать. Однажды Тамара позвала меня пойти с ней на товарную станцию за углем для печки. Мы с ней собирали уголь, который рассыплся по земле из товарных вагонов. Уголь был тяжелый, но я принесла его домой с чувством гордости. Позже, почти тридцать лет спустя, приехав в Кисловодск, я навестила в Минутке семью Климовых.

Тамары не было, так как она, окончив институт, вышла замуж и уехала в другой город. Дома оказалась одна бабушка. Она меня не узнала, но семью нашу хорошо помнила и с уважением отзывалась о моих бабушке и дедушке. Моя бабушка шила детские вещи для их ребятишек. Так вот, Тамарина бабушка рассказала, какое несчастье постигло Лялю Волкову и ее родителей. Отца их посадили за растрату в торговле, а мать тяжело заболела и умерла. Ляля тоже не вынесла горя и погибла. С девочками из казачьих семей мне не разрешали особо дружить, считали их грубыми и недоброжелательными. Когда мне исполнилось семь лет, дедушка купил на день рождения красивую куклу, так как у меня была только самодельная. Я вынесла куклу на улицу похвалиться перед подругами. Девочки с нашей улицы позвали меня в горы за подснежниками, и я взяла с собой новую куклу. Там они попросили поиграть и оторвали ей руки так, что из нее посыпались опилки.

Жили на улице Тихой Карасевы, у них была дочь Дина, старше меня, училась в нашей школе с моей двоюродной сестрой Ирой в одном классе. Дина была очень красивая девочка, приветливая, способная в учебе. Судьба ее сложилась довольно печально. После окончания Краснодарского пединститута она попала в Балашиху и работала техническим переводчиком во ВНИИПО. Вышла замуж, стала Курочкиной, родила сына. Будучи совсем молодой, она скоропостижно умерла. Светлая память ей… Я встречалась в Минутке с ее замечательной мамой, которая безутешно скорбила о дочери и считала, что если бы Дина не уехала из Кисловодска, то жизнь у нее сложилась бы гораздо лучше, и она была бы жива и здорова.