Третий Шанс

Догнал.

– А это… У вас тут как бы коммунизм? Платить не надо?

Девушка как будто даже опешила от вопроса, хотя уже много позднее Коля понял, что это была реакция на слово «коммунизм».

– Как это?! Я заплатила!

– Когда?

Ох, и опять объяснять. Но Милена, как обычно, была чрезвычайно деликатна.

– Прости, думала, ты заметил. Заплатила через меню символов, только ты их не видел. Всё-таки банковские операции в публичный доступ не принято выводить…

Только сейчас Коля припомнил лёгкие пассы руками, которые девушка совершила у лотка. Вроде, два или три…

– А в ваше время тоже лотки были на улицах, да?

И тут на Колю обрушился град вопросов. Как будто Милена терпела-терпела, и вдруг прорвало. Да, наверное, так и было.

Кем работал? Это было диалово? («Диалово» – это типа «круто».) А какие профессии были популярны? Слесарный ремонт? А ещё какой бывает? А чем кузовной от слесарного отличается? Сотовый телефон – это удобно? А что ели на обед в мастерской? И что, Иннокентий Аристархович вот так прямо к вам на старом… автомобиле приехал? А правда, что не у всех… автомобили были? Наличные деньги – а если потеряешь? А что девушки носили? Понятно, а Коле что больше нравилось? (И если бы тут ответить честно, то Коля запросто нарвался бы на «фу, как вульгарно».) Правда, что целоваться на улице на глазах у всех было нормально? В самом деле работали строго по времени? Что, серьезно был «отпуск»? К морю? И что, вы китайский в школе не изучали? Ты ни разу не был в Англии? А зачем на свадьбе свидетели? А ты застал Малевича? И на концерте «Битлз» не был? Ещё раз – жаль, что зарплата не в долларах?! Ты в США, что ли, работал? Что, правда было много толстых людей? Действительно на месте храма Христа Спасителя был бассейн? Как ты сказал… б-о-м-ж… это кто? Крым – Украина? Ах, да, что-то слышала. Не поняла, а что ты о таджиках так пренебрежительно? У тебя в самом деле были механические часы? Не джикуешь? («Джиковать» – значит прикалываться). Не представляю, как это собираться в одном месте, чтобы одновременно сидеть за компьютерами (об офисах). А ты в армии служил? «Армейка»? И в чём ирония? Что, правда сам из порохового оружия стрелял? Офицеры ругались матом?!

И то ли по Коле было заметно, что уже, блин, хватит на сейчас, то ли Милена что-то услышала такое странное, но вдруг опять повисла пауза. И вот стало обидно, что вкус мороженого как-то не распробовался, а оно же такое обалденное было… когда лизнул только! А там за её вопросами как-то незаметно уделал его, даже жалко, что продукт без удовольствия перевёл! Лотки ещё пару раз попадались, но Коля привык сам девушкам мороженое покупать, не просить же у Милены, чай не ребёнок.

Тем временем они обогнули Кремль, прогулялись по набережной, по Большому Каменному мосту (в кои-то веки название узнал) и вышли на Пятницкую.

– А я тут живу недалеко, – вдруг сказала Милена.

– Приглашаешь? – небрежно спросил Коля, но вроде даже как-то понадеялся.

– Прости, не сегодня.

Она что, серьёзно восприняла? Ну-у… раз так… ну, если «не сегодня», то подождём «завтра». И, увидев через переулок на параллельной улице лоток с мороженым, Коля придержал девушку за талию и попытался увлечь туда. Милена вдруг вздрогнула и резко отпрянула, с силой хлопнув по Колиной руке. Коля от неожиданности сделал шаг назад и поднял обе руки, мол, сдаюсь. Несколько прохожих посмотрели на них озадаченно, одна пара даже остановилась.

– Мил, это… ты чё?

– Ой, – Милена от неловкости вспыхнула, – у вас в самом деле незнакомую девушку можно было вот так обнять?

– Да не обнимал я… – Коля растерянно хлопал глазами. – И ты не незнакомая.

– Ну, малознакомая! Небольшая разница!..

– Мил, прости, я не знал, что у вас тут так всё… заморочено. А у вас это как бы не принято? Ну, сорри, не знал. Машинально вышло.

– Правда машинально? – спросила Милена, глядя исподлобья и как будто даже грозно. – И что, ты со всеми малознакомыми так?

– Ну давай, спроси: «А что ты с ними ещё машинально?». Ладно, Мил, давай без этих самых. У нас это, правда, ничего такого… Ты, это… Если я что не по-вашему, ты просто говори, ладно? Ну, и не обижайся, я же не со зла.

– Ладно, – буркнула Милена, но с места не сдвинулась, и ни напряжённая поза, ни строгий взгляд никуда не делись.

– Это… – Коля сделал шажок вперёд и на всякий случай остановился. – Руку-то поцеловать можно?

– Можно.

– А ногу?

Милена хотела то ли фыркнуть, то ли влепить пощёчину, но неожиданно для себя прыснула в кулачок. Видно, у них тут дефицит юмора, раз такое прокатывает, подумал Коля и как мог галантно поднял её руку к своим губам, чмокнул. И, довольный собой, направился туда, где мороженое. Милена уловила суть манёвра, догнала своего спутника и пристроилась рядом.

– Ну что, Капитан Галантность, позволите предложить вам ещё мороженого?

Ну вот как тут отказаться?

– Мил, – Коля широко улыбнулся, – спасибо. Мороженого хочется, правда. Только неудобно… Но я всё отдам!

– Что отдашь?

– Деньги за мороженое. Я вот только разберусь, как тут что, и отдам сразу, как будут. А то пока, сама понимаешь, мне даже кредита не дадут. Но я ничего, заработаю…

Милена заулыбалась.

– Если так комплексуешь, можем на счёт Иннокентия Аристарховича отнести. Но вообще-то, – она подмигнула, – это мороженое недорого стоит.

Они купили ещё по рожку, вернулись к реке и какое-то время шли молча по набережной. Мороженое и вправду было очень вкусным.

– Вы… ты не проголодался ещё? – спросила Милена, когда они вышли к «Балчугу». – Можем перекусить. За счёт Иннокентия Аристарховича, конечно. Здесь рядом хороший ресторан есть.

– А что, – вдруг спросил Коля, – дедушка Кеша такой богатый?

– Да, – Милена ответила неожиданно серьёзно, – он очень богатый.

– Копил сто лет?

– Ой, Коля, и копил и тратил! Дача, на который мы живём – одна из пяти. Если честно, мне она больше всего нра…

– Дача???

– Ну да, – Милена не поняла удивления. – У него двухэтажный особняк на Патриарших и пять домов в разных уголках света. Видите ли, не любит он в отелях останавливаться. Хотя по конференциям мотается по всему свету. Естественно – учёный мировой величины.

– И что, он все свои миллионы…

– Миллиарды, – тихо поправила девушка.

– Он все свои миллиарды наукой заработал? – в голосе Коли явно звучала насмешка.

– Конечно. Зря иронизируешь. Дважды нобелевский лауреат, между прочим. Одни патенты ему немыслимые суммы принесли. Управление мыслеобразами, как оно есть сейчас, он первым внедрил. Фильмы с эмоциональным восприятием – ещё несколько миллиардов. Два года потратил на комбинированное управление для военных – там ай-ай какой заказ был! Как раз тогда я учиться поступила, он у нас в МГУ преподавал, потом в аспирантуру к нему пошла…

– Военный заказ попилили? – усмехнулся Коля.

– Что сделали, прости?

– Ой, да ладно тебе. А то у вас тут, в будущем, государственные деньги не пилят.

Коля растолковал смысл слова, они немного обсудили и выяснили, что и вправду не пилят. Или Милена была такой наивной, хотя на неё не похоже.

Вернулись на Пятницкую, дошли до ресторана, сели за столик, сделали заказ. Вроде, тут всё было обычно, без подвохов. Конечно, если иметь в виду, что Коля в хороших ресторанах не был не разу. Но в недорогих он бывал, и там было то же самое, только попроще, без понтов. Хотя, конечно, официанты оказались такие вежливые, стало даже как-то неловко. Ну, и в обычном меню на бумаге, без всяких там символов, всё было понятно.

Вообще, ресторанов, кафе, клубов, театров, танцевальных залов и прочего развлекалова здесь было пруд пруди. Коля уже начал привыкать к необычным для него вывескам и рекламе и стал вроде как потихоньку понимать, что тут к чему.

Например, в одном из залов стены вдруг стали прозрачными, и он увидел мужчин и женщин в одежде девятнадцатого века, или навроде того, танцующих при свечах. Оказалось – голограмма, но такая реалистичная, что Коля даже почувствовал музыку, под которую двигались пары. Более того, выяснилось, что Милена в этот момент видела там же совершенно другую картинку.

– Поляризация настраивается на направление твоего взгляда. Для меня выбрали одно, для тебя – другое. А вообще, это школа танцев и танцевальный салон. Я в такой четыре раза в год на балы хожу, только в другой, в Камергерском. Если хочешь…

– Танцевать не умею! – отрезал Коля, получилось даже грубовато.

– Ой, смотри – птичий хор! – воскликнула Милена. – Сюда домашних птиц приносят, и их тут петь учат, иногда концерты устраивают. Я как-то была на таком в Ницце, очень красиво!

– По ходу, – резюмировал Коля, – у вас тут одна веселуха.

– Ты хотел сказать: «Как я понимаю из увиденного, в центре Москвы располагаются преимущественно развлекательные заведения»? А чему тут ещё располагаться?

– Ну-у… – Коля задумался, вспоминая что тут было в его время, то есть вчера. – Офисы…

– Места, где люди собираются вместе, чтобы одновременно посидеть за компьютерами? Я же рассказывала – нет ни офисов, ни компьютеров, ни рабочего времени. Если ты не занят непосредственно в сфере услуг, а, например, инженер или юрист, то можешь работать где угодно и когда удобно, главное, чтобы результат был вовремя в нужном месте.

Подали салаты. Милена ела что-то с заячьей печенью, а Коля на всякий случай заказал, что знал: «Цезарь» с курицей.

– А магазины?

– Ну, есть, конечно, мы с тобой прошли мимо нескольких, но их мало… Это для любителей, в основном туда ходят те, кому за пятьдесят, кто помнит, как было раньше…

– Подожди, – пробубнил Коля опять с набитым ртом, но осекся, прожевал и только тогда продолжил: – А где вы еду покупаете, одежду, мебель…

– Из мимипика, – сообщила она как нечто само собой разумеющееся. – А органические продукты доставляют… Ой, прости. В твоё время уже были трёхмерные принтеры?

– Что-то слышал.

– Ну вот, допустим, нужна тебе тарелка. Ты заходишь в каталог тарелок…

– Мыслеобразом?

– Не-ет, как ты мыслеобразом в каталог войдёшь?

Ой, да, действительно, конечно – глупый вопрос! Мыслеобразы же только, чтобы душ регулировать да «Астон Мартины» по лесу пулять!

– Через телек, – продолжала Милена, улыбнувшись. – Выбираешь модель, размер, цвет, материал, а потом отправляешь на мимипик, и он производит.

– И что, эти мимипики в каждом доме стоят?

– В каждом, – подтвердила Милена. – Они входят в социальный минимум. Только размеры и картриджи для социальных очень скромные. А у нас на даче очень мощный стоит, и картриджи – хоть корову производи.

– У нас на даче?

Что ж в голове-то у него, а?

– Ну да, – кивнула Милена, будто не заметив подоплёки, – в доме, где мы живём.

– Меня вы тоже на таком трёхмерном принтере распечатали?

В вопросе был вызов. Девушка это почувствовала. Иннокентий Аристархович предупреждал, что такие ситуации будут возникать. И всё равно вышло неожиданно.

Но ответила Милена, как всегда, честно, и при этом легко, как будто не придавая значения сказанному.

– Да, принцип такой, только устройство сложнее. И материалы не стандартные, не из каталога. Так сказать, индивидуальный заказ.

Коля нахмурился. Но подали тушёную медвежатину, которую порекомендовала ему Милена, а ей самой принесли перепелов, и они отвлеклись. Если честно, обоим хотелось отвлечься.

Вернулись к вечеру. Коля вдруг подумал: как это классно – просто гулять! Что ж раньше-то никто не подсказал? Кино, конечно, хотелось посмотреть, и Милена обещала перед ужином ему ещё что-нибудь включить. Но целый день по преображенной Москве за ненапряжной беседой – это было… «круто» почему-то думать не хотелось… это было… Коля так и не подобрал подходящего слова, но точно понял смысл. Было легко, весело, беззаботно и спокойно. И в первый раз в жизни ему действительно не хватало слов.

Он даже забыл покурить, но вечером вспомнил. И Пекиныч, под обещание «не больше двух-трёх штук в день», устроил целое представление с выбором сигарет из каталога (и Коля выбирал размеры, цвет, материал фильтра, сорта табака и даже вкус через какое-то модное устройство) и последующей распечаткой на трёхмерном принтере сразу пачки целиком.

Потом ужинали у реки впятером – вместе с Пекинычем, лодочником Петром Робертовичем, который, как выяснилось, тут был «вообще по хозяйству», и Ли Сы. В основном расспрашивали Колю о его времени, и он с удовольствием рассказывал, а что не знал – додумывал, но так, без фанатизма. А вино, вкус которого вчера не ощутил… ну… что-то в нём было…

Ник радостно вертелся под ногами, заискивал, и ему перепадало со стола.

Потом он на веранде второго этажа, куда выходила его комната, Коля курил и пил пиво, и с ним немного постояли Милена и Ли Сы.

А ночью ему приснился сон. Этот сон потом повторялся всю жизнь, до конца его дней. Иногда часто, иногда редко. И когда было редко, он молил Бога, чтобы сон приснился ещё. Это была мирно спящая маленькая девочка со смешно разбросанными по подушке волосами.

Милена вошла в комнату, сбросила туфли и повалилась на кресло. Не то чтобы натрудила ноги, да и вина выпила гораздо меньше, чем в прошлый раз, но день оказался насыщенным и ярким. Хотя, казалось бы, просто гуляли. С Колей. Автослесарем из прошлого, который, наверное, первый раз в жизни целовал руку даме. Милена улыбнулась, вспомнив, как церемонно он это делал, даже не замечая собственной неуклюжести.

Она вызвала профессора, тот ещё не спал и откликнулся сразу, хотя уже был в одном из своих тёмных шёлковых халатов поверх пижамы. И в тапках. Именно так – в тапках!

– Доброй ночи, Миленочка, – профессор привычно посмотрел поверх своих очков в толстой оправе. – Как ваши дела?

– Ох, прекрасно, Иннокентий Аристархович, аж ноги не держат! Набегалась со щеночком. Так вроде тихий-тихий, а нагулялась с ним изрядно. Днём ещё в Москву слетала. Простите, к вам не заскочила.

– Да ничего, – махнул рукой профессор, – отдыхай. Ту-то мы и без тебя управляемся. Да и нет пока ничего такого серьёзного, где твой острый ум…

– Ах, оставьте, старый ловелас!

– Хотел сказать, где твоя природная шустрость потребовалась бы. А со щеночком и Ли Сы дай поиграть, не всё одной-то. А то ведь знаю я щеночков, загоняет ведь.

– Точно, – кивнула девушка, – пусть Ли Сы его дрессирует. А то сегодня и впрямь платье чуть не порвал, лапки-то шаловливые.

– Хорошо, – согласился профессор. – Завтра сам прилечу. С наставлениями.

Они попрощались и разъединили связь.

* * *

Иннокентий Аристархович на своём небольшом тёмно-синем пинге прилетел совсем рано, в шесть утра. Коля сидел на крылечке и курил. Он равнодушно посмотрел на пинг, остановившийся почти у его носа (и укативший в ангар, как только профессор вышел), на самого профессора и продолжил курить, глядя в одну точку. За горизонт, откуда недавно взошло солнце.

– Доброе утро, Коля.

Профессор присел рядом, снял очки и принялся протирать их белым платочком. Коля мысленно за ночь наговорил ему столько слов… А сейчас вдруг вспомнил как Милена никогда не обижается… Так ведь тоже можно? Может, так даже проще? А по-честному, и обида как-то сама собой куда-то… Чувствовалась лишь усталость и подавленность. Он проговорил, постарался спокойно, но получилось сквозь зубы:

– Ох и наворочал ты дел, дедушка Кеша… – И неожиданно спокойно добавил: – Я Машку во сне видел.

– Накатило, наконец? Думал, это раньше произойдёт. А ты ещё тогда спрашивал, почему родственников своих «за десятку не натащил».

– Садист! Ваще козёл!

– Всё во имя науки, Коля.

– Ну вот свои бы копии и клепал во имя науки! Или тоже нахерачил уже? Дебил в очках.

Дедушка Кеша отрицательно покачал головой.

– Мы делали тогда снимки мозга у нескольких людей. У себя, разумеется, тоже. Отбирали пробы тканей, ДНК, само собой. Разрабатывали психологические портреты, чтобы создать точную модель. Но получился ты один. И больше никого не будет.

– Что? – Коля злорадно усмехнулся, искренне злорадно. – Случайно разок вышло?

– Нет, конечно. Случайно остальное не получилось. При нынешних технологиях я хоть весь НИИ три раза могу накопировать со стопроцентным совпадением. Только, Коля, это… Ладно, вижу, ты в норме, давай начистоту, – но тут дедушка Кеша вдруг осёкся и замолчал.

Из-за угла появился Пётр Робертович. Он был в одних шортах, и Коля поразился. Даже на секунду забыл про свои переживания. Это была не мускулатура культуриста, а… настоящая сила, как бы… Как если бы под кожей были не мышцы, а стальные канаты. По торсу Петра Робертовича градом катился пот, и блики восходящего солнца играли на рельефе мышц. Рядом, радостно тявкая, вприпрыжку нёсся Ник. Пётр Робертович коротко кивнул Коле с профессором и с разбегу бросился в реку, а Ник едва не влетел за ним в воду, успел остановиться у самой кромки и, недовольно фыркая, принялся отряхиваться от накрывших его брызг.

– Поговорим потом, – сказал профессор серьёзно, поднимаясь и надевая очки. – Держись, мужик. И… – Он хотел что-то сказать, но передумал и просто повторил: – Держись. – Помедлил и всё же добавил: – И… ты здесь, с нами. А там… ты остался там, как будто ничего не произошло. У Маши был папа, у Ани был муж, он от них никуда не делся, так что за женщин своих не переживай. А скучать, конечно, будешь, это уж куда деваться… Ладно, пора завтракать, Пекиныч овсянку с тыквой обещал.

Пока сервировался столик (сам, конечно, не руками же тарелки с кухни таскать), Коля гулял по берегу и тосковал. И вздрогнул, когда кто-то легко тронул его за плечо.

– У вас ведь так можно… было? – тихонько спросила Милена. – Коснуться плеча. Только учти, извиняться и руку целовать не буду.

Коля улыбнулся. Натянуто, конечно, получилось.

– Можно. И, если что, руку целовать тоже можно. Ногу тоже, но только тебе. А этому профессору я…

– Пойдём, – Милена взяла его под руку и потянула к столику. – Кашу сейчас подадут. И, пожалуйста, держись. А мы поможем. Кстати, знаешь, почему люди вздрагивают? Это от древнего инстинкта «бей или беги». Сначала в мозг приходит сигнал об опасности – неожиданный раздражитель, и запускается та самая инстинктивная реакция. А затем этот же сигнал обрабатывается в префронтальной коре, и в результате анализа ситуации мозг приходит к выводу, что опасности нет, и тормозит реакцию. Всё это происходит за доли секунды, но мозг успевает подать сигнал мышцам, а потом остановить движение. Поэтому человек лишь вздрагивает … – Она немного виновато посмотрела на Колю. – Понятно? Не слишком сумбурно объяснила?

Коля пытался слушать и, вообще, как мог старался оставаться адекватным. По-честному. Только кидал на дедушку Кешу уничижительные взгляды.

Тему прошлого за завтраком не то чтобы старательно обходили, просто не касались. Наоборот, говорили о нынешнем времени. Выяснилось, что паластрум от латинского «plaustrum», повозка. Пинг… тут сложнее. Впервые такое средство передвижения в массовое производства запустила фирма Apple. Как раз в то время её купили китайцы, а «пинго» по-китайски – яблоко. Кстати, крылья и всякие там лопасти у него не выдвигаются, а как бы «вырастают», пинг просто меняет форму фюзеляжа. «Диалово» («круто») – тоже из китайского. «Джикуешь» – от английского «joke», шутить.

Но не удержались. Истинный фурор произвели выражения «телек», «как бы» и «типа». Ну и самое-самое, от чего все смеялись до слёз (Коля сам не заметил, когда он такое брякнул, а Пекиныч услышал и не постеснялся повторить в обществе): «На бесптичье и жопа соловей».

Не отпустило, но полегчало.

А сразу после завтрака дедушка Кеша пригласил Колю прогуляться. Так сказать, растрясти кашку с тостами. Они взяли по стаканчику с кофе и пошли вдоль реки.

Дедушка Кеша шёл… Именно так: дедушка Кеша. Коля не мог, да и не хотел воспринимать его по-другому. Это тот самый очкарик (до сих пор очкарик, хотя у них в будущем, наверняка, можно как-то без очков), который заманил его десяткой на тот самый эксперимент «сфотографировать мозги». И было это… позавчера? Или позапозавчера? Всё смешалось. И яркие впечатления от «будущего», Милена ещё тут такая вся растакая, всё это отвлекло на время. А вот приснился сон, и накрыло. Вспомнилось и, наконец, дошло – он не в гостях, и он больше никогда не будет дома. С другой стороны – для них, кто остался там, в две тысячи седьмом, ничего не изменилось. Тот Коля никуда не исчез. Вон, даже сапоги купил. А вот здешний, распечатанный на принтере Коля их больше никогда не увидит, уже больше никогда не войдёт в двушку в Кузьминках, никогда не ущипнёт Аньку за попу и не крикнет дочке с порога: «Эй! А ну марш отца встречать!». Держаться было трудно. И раньше бы Коля и не сдержался, нахамил бы кому-нибудь и напился бы. Но… осознание этого ещё не пришло, но где-то уже пробивалось. Здесь не те люди. Здесь не принято хамить или напиваться. Коля видел, как все вокруг ненавязчиво пытаются ему помочь. Помочь справиться. Даже когда ещё он сам не осознал, с чем ему придётся справляться.

А Милена… С Анькой остался её муж, так что тут никаких таких комплексов не было. Только вот… как же всё, оказывается, сложно!

Дедушка Кеша шёл вдоль самой кромки воды. Он ещё у столика снял ботинки, и Коля вслед за ним тоже снял, и вода иногда накатывала на ступни, было немножко зябко, но приятно, тем более, что кофе всё оставался горячим, и о стаканчик можно было греть руки.

– Коля… Даёшь слово сохранить в тайне то, о чём я тебе сейчас расскажу? – спросил дедушка Кеша, не поднимая глаз на Колю, глядя лишь себе под ноги.

– Даю слово, – серьёзно ответил Коля.

– В твоих же интересах, – веско и очень значительно произнес профессор. – Сейчас поймёшь. Эксперименты по сканированию и воссозданию мозга мы начали ещё в девяностые. В нулевые исследования подпитались серьёзным финансированием, мы много что пытались делать, но дальше сканирования дело не шло. Первые эксперименты по воссозданию мозга мы начали с две тысячи десятого, но результаты были нестабильны. В две тысячи двадцатом мы пришли к выводу, что на сто процентов воссоздать мозг можно только в теле, также воссозданном на сто процентов. Предвидя такое, мы у всех, у кого сканировали мозг, отбирали образцы тканей, создавали физиологический, психологический и чёрт знает ещё какие портреты, чтобы получить полную картину личности. К две тысячи двадцать третьему мы имели технологию, которая позволяла получать такую картину на сто процентов. Но лишь спустя пятьдесят лет, уже после Войны, мы разработали технологию воссоздания личности. Однако к этому моменту был введён строжайший запрет на клонирование, и воссоздание личности по тем «стопроцентным» «сканам» подпадало под этот запрет.

– И я вернулся к своим старым файлам. К твоим… Или нашим с тобой… В общем, – дедушка Кеша вздохнул, – вот всё, что у меня было: результаты сканирования мозга, анализы образцов тканей и видеозаписи. И это стало моим самым выдающимся достижением в жизни. Которое, – профессор усмехнулся и поправил очки, – так и останется непризнанным. Точнее, не известным научной общественности. Мы разработали модель личности по обрывочным данным, но при этом добились стопроцентного «попадания». Величайшее, скажу я вам, молодой человек, научное достижение! Подпадает ли такое воссоздание личности под определение клонирования, я не знаю… Никто не знает. Поэтому эксперимент проводили в тайне у меня на даче. Готовился я к нему лет десять, даже больше. Чтобы точно никаких следов… – профессор опять усмехнулся и добавил то ли с иронией, то ли с гордостью: – Всё-таки за мной следят лучшие разведки мира.

– И чё? – Коля остановился и посмотрел прямо в глаза дедушке Кеше, но тут же отвёл взгляд. А потом взорвался: –Да чё ты ваще за хрень тут устроил?! Мне тут теперь…

– Прости, Коля, – профессор не дал ему договорить, – пока не знаю. А что? Живи тут пока, наслаждайся. А там придумаем что-нибудь. Давай только переждём немного, в себя придём.

– Хренасе, «наслаждайся»! Да… да… – слова правильные Коля подобрать не смог, а от возмущения ещё и дух перехватило. – Да похрен мне на твои секреты и грёбаные эксперименты! Слышал?! ПОХРЕН!!! Я чё тут теперь должен… – и он запнулся, подбирая слова.

– Ты про «золотую клетку» хотел сказать? Не совсем правильная была бы аналогия. Мы придумаем что-нибудь. А пока – будь гостем. Да и пережить всё это вот так, в домике у реки, проще, чем если бы тебя в «большую жизнь» выпустить. Поверь, современный мир ничуть не проще того, из которого я тебя перенес.

Коля молчал. Обдумывать не получалось, он был разъярён! И ещё было себя очень жалко. Сквозь вихрь переживаний мелькнула мысль: а ведь мечтал же о беззаботной жизни, точнее, фантазировал, как о несбыточном, а тут вот на тебе! Сам же хотел! Но Кеша реально козёл! Вытащил, не предупредив, урод, хрен знает куда! А тот, «настоящий» Коля… И вдруг дошло! И на месте ярости вдруг образовалась пустота.