Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

Я взял его удостоверение и обнаружил такую же маленькую печать в том же месте, только он был Шамилем – капитаном полиции, а я Павлом – секретарём судебного заседания. Так вот зачем Ильдар брал моё удостоверение! После общего отдела оно было отнесено к Команданте, чтобы он поставил на нём свою печать!

– Я тебе в окно показывал свою «ксиву», чтобы ты доверительно ко мне отнёсся. А ты что подумал? Короче, какая у тебя зарплата? Тысяч тридцать?

Мне стало стыдно от того, что у меня зарплата всего двадцать.

– Около того, – ответил я.

– Пока Ринтик не ушёл в судьи, он подрабатывал хранителем. А что: двенадцать тысяч в неделю. Месяц: уже сорок восемь! Уже что-то купить можно. В ипотеку влезть даже можно. К примеру… Неплохая прибавка к зарплате? А? На бензинчик! А?! На еду…

Я уже не впервые слышал о Ринтике, но почему-то казалось, что он ушёл на тот свет или в тюрьму, а выяснилось, что этот самый Ринтик ушёл в судьи.

– А что, Ринат обладал достаточным опытом для судейской работы, если он только и делал, что курьером работал? – я решил сделать вид, что осведомлён не хуже Широколицего капитана.

– А ху..и там, на селе-то! В райцентре! Это тебе не Центральный суд. Там если раз в неделю какое продление или мелкая кража… К тому же там секретарь и помощник – два престарелых спеца, – они тебе всё подскажут-расскажут. А наберёшься опыта – в город переведут. Он тут каждые выходные тусуется. А там у него коттедж… – у Шамиля перед глазами возникали образы.

Я понимал, что наклёвывается интересная тема, но не мог продолжить переговоры, потому что меня ждал Раисыч.

– Слушай, Шамиль, мне сейчас надо до суда доехать, – там на две минуты дел, а потом я вернусь, и мы договорим, о`кей? – я с ужасом взглянул на часы, было без десяти двенадцать.

– Конечно, давай. Я буду внизу, – Шамиль вышел.

Я рванул с места.

*****

Постучался в дверь. Скрипнул засов и дверь распахнулась. Помещение по размерам не сильно превосходило по размерам контору соседей-чекоделов, но обстановка была совсем другая. Плазменная панель на стене, диван с журнальным столиком, холодильник, кофемашина, рукомойник… Вдоль дальней стенки комнаты стоял длинный стеклянный стол, а вокруг него были расставлены стулья, над столом висела люстра, но сейчас она была выключена. Здесь так же как у чекоделов, не было окон, но зато здесь был чистый и приятный воздух, которым хотелось дышать глубже. Кондиционера я не заметил, но, приглядевшись, увидел жабры климат контроля на потолке, а также электронный пульт на стене.

– Кофе будешь, – спросил Шамиль.

Он тут был один, но в раковине я увидел три кофейных пары.

– Да, пожалуйста, – на улице было сильно меньше ноля, а я всегда ходил в весенней куртке, – так удобнее за рулём, но смертельно, если вдруг приходится идти пешком.

После короткого осмотра помещения, для меня стало очевидным то, чем тут занимаются и я спросил только одно:

– Гонорар обсуждается?

– Извини, – ответил Шамиль, замерев с парящей чашкой в руке. – Двенадцать тысяч в неделю за одну поездку в пределах города – это нормальная цена.

Я понимающе кивнул.

– Так ты согласен? – неуверенно спросил капитан Широколицый.

– Да. Согласен, – ответил я.

*****

«Одна поездка в черте города», – это конечно весьма условно. Если немного углубиться в детали, то моя работа состояла из двух с половиной этапов. Первый: в субботу, в обычное для себя время, я спускаюсь в подвал к чекоделам, беру свой обыкновенный конверт и выхожу из их коморки. Делаю два шага во мрак и стучусь в дверь напротив. Некто (кто бы то ни был) открывает мне дверь и впускает меня внутрь. Закрывает за мной дверь на замок, затем смотрит в моё «невиновное» удостоверение и на меня, тем самым убеждаясь в моей полнейшей и кристальной «невиновности». Затем этот человек передаёт мне свёрток и диктует номер сотового телефона, который я записываю в память совершенно отдельного мобильного аппарата с совершенно отдельной сим-картой внутри, которым я должен обзавестись к следующей субботе. Я записываю номер телефона и сохраняю его под именем «мамочка». Второй этап: в течение следующей недели в абсолютно любое время дня или ночи, но не позднее утра следующей субботы, на мой отдельный сотовый телефон звонит «мамочка» и сообщает место встречи. Надо ли говорить, что «мамочек» не одна, а у каждой «мамочки» каждый раз новый номер. Звонящая «мамочка» говорит время и число от одного до тридцати, которое, естественно, обозначает место. Таблицу в распечатанном виде я получил в первый день и обязался выучить назубок; для меня – матёрого таксиста – не составило труда запомнить точки и их числовые коды, поскольку, до появления мобильного приложения, наша таксистская фиксация на точках по городу осуществлялась удивительно схожим образом. Значит, «мамочка» в течение недели звонила и называла числовой код. Но могло быть и такое: звонит «мамочка» и говорит номер телефона другой «мамочки», которая уже в свою очередь звонит и называет время и числовой код от единицы до тридцати. Главная задача института «мамочек» в том, что хранитель, видя на экране своего телефона имя «мамочка», должен доверять абоненту как собственной мамочке и ехать на встречу с «ней» в любое время суток, сквозь зной и мороз. Чтобы успешно преодолеть второй этап, необходимо всегда иметь свёрток при себе, «куда бы ты ни пошёл: на работу, на отдых, в баню, в гости к Будде или Аллаху, свёрток должен быть при тебе…» «Не оставляй свёрток в машине, потому что если твою машину угонят, то вместе с машиной пропадёт вещь, которая стоит много дороже машины!..» Проще некуда. Я всё понял. Это за девять тысяч в месяц я ничего не понимал, а за двенадцать в неделю – я всё понимаю. Ещё половинка этапа: это простая и бесхитростная передача свёртка поджидающей тебя на точке «мамочки» любого пола, которая сама тебя узнает, постучится в окно твоей запертой машины и, на всякий случай спросив: «Халэр ничек?», сядет на заднее сиденье, – в уютный полумрак тонированной под сто процентов полусферы. Все эти ухищрения, конечно не для того, чтобы заморочить голову республиканской полиции, купленной до десятого колена в обоих направлениях, а для того, чтобы усложнить работу вероятным федеральным копам, которые не ощущают никакой экономической выгоды от местного процветающего нарко-трафика. Можно почувствовать себя мистером Бондом, если фантазия есть. Значит, до следующей субботы мне необходимо обзавестись отдельным аппаратом (у меня такой имеется от усопшей тёти Вали) и тонировкой задней полусферы. «Всё понял?» – спросил меня во второй раз Шамиль. «Угу», – кивнул я. «Учти: не доставишь товар – правительство не выйдет на работу», – он засмеялся. У него зазвонил телефон: «Гуси-Лебеди, люди-нелюди, белым полюшком кока…» «Алло! Да, уже выезжаю, с преемником Ринтика разговаривал», – орал в трубку Шамиль (в подвале плохо ловило), жестами показывая мне, чтобы я выметался. Шамиль выключил кофейный аппарат, нажал какие-то кнопки на стенном пульте и мы вышли из помещения. Широколицый закрывал дверь на два ключа. Я тем временем уже проходил кебабную, на ходу прощаясь с буфетчицей. Поднявшись на поверхность, я дождался Шамиля. Он вышел и мы попрощались. Его машина стояла прямо около входа в кебабную-подвал, он катался на БМВ купе-кабриолет чёрного цвета; как раз о такой машине я грезил, – помните: Париж, Эн, гонорар за бестселлер, писательская слава, перевод на основные языки мира… Мне стало немного не по себе. Я почувствовал большую «несвободу».

Мой новый знакомый не рефлексировал по поводу своей деятельности, вообще чувствовал себя и держался уверенно, производил впечатление сильной и гармонично развитой личности. Я всегда завидовал таким людям, – таким, которые ложились на поверхность бытия, словно недостающий пазл в нужное место, создавая вместе с другими такими же людьми правильный социальный узор. Они имели «правильные» жизненные устремления, подгоняемые «правильными» же жизненными мотивациями. Семья, работа, престиж, достаток, положение, имущество, для них были необходимыми и приятными ступенями. Я же всегда и везде чувствую себя не в своей тарелке, и моё стремление поскорее отовсюду убраться – симптом прогрессирующей неведомой болезни. Твёрдый фундамент незамутнённого сознания против магнитной подушки экзистенциальных сомнений. Тот факт, что в Казани всем заправляют татары, – ни в коем случае не претендует на главенствующую причину плохого психического самочувствия таких как я. Держу пари: если дальше продолжать обвинять реальность в этом направлении, то упрёшься в смысловой тупик, когда выяснишь, что правительство Венеции не желает брать тебя на работу гондольером из-за того, что ты не учишь итальянский язык. Хочется надеяться, что я успею найти то место на Земле, которое смогу назвать своим домом, где захочу трудиться и созидать. Но пока что я не даю шанс человечеству в общем и себе в частности на право топтать Землю. Всё, что мне известно о человеческой натуре, меня разочаровывает, и это при условии, что я не выдвигаю завышенных требований. Земная хлябь; небесные рельсы. «Бизнес – это творчество», – говорит папик. А коррупция – это бизнес? А то, чем занимаются на этом стеклянном столе – это бизнес? А чекоделы со своими эскизами – это творчество? Коррупция – это искусство. Перефразирую заключительные слова героя Бреда Пита: «Россия – это не страна – это бизнес», а чиновники не слуги народа, а бизнесмены. «Так что давай, Шамиль (Радик Раисович, Ильдар, Команданте, Лексус…) плати мне мои бабки», ибо бабки – это глина, на которой вы все держитесь!

Что-то я разошёлся. О чём это я, вообще? Я сел в машину и завёл мотор. Включил печку посильнее.

Всё таки эта ситуация для меня означала и то, что (как сказал Довлатов) «я медленно переходил из категории вопиющей нищеты в категорию опрятная бедность», и это одно, за отсутствием всего остального, меня грело.

*****

Я лежал со спущенными штанами и трусами в позе эмбриона на жёстком хирургическом столе и слушал своего доктора. Позади был волнительный и болезненный этап предварительного обследования, кульминацией которому стал ввод в мою прямую кишку пластмассовой прямой трубки диаметром примерно два с половиной сантиметра на глубину двадцать восемь сантиметров. На пике погружения этой штуки, у меня сдавило мочевой пузырь и простату, а также запершило в горле. «Вот такая глубина! – торжественно проговорила докторша, демонстрируя мне колоноскоп (или как там его?) после извлечения. – Вы молодец, – не пикнули», – похвалила она меня. «Да уж, у меня полно скрытых талантов…» – в растерянности и смятении пробормотал я. «Могу вас обрадовать: никаких патологий прямой кишки нет, кроме, конечно, очевидной… А так ни язв, ни полипов, ни новообразований; совершенно чисто». Врачиха на минуту вернулась за свой компьютер, чтобы сохранить фотоматериалы моего обследования. Я остался лежать на столе за ширмой. Доктор вернулась, чтобы продолжить беседу.

– Значит так, Павел, с вашей стадией заболевания существует три типа лечения. Первый: пошаговое лигирование латексными кольцами каждого внутреннего узла с последующей пластикой – если она будет необходима – внешних узлов. Второй способ: одномоментное хирургическое удаление всех узлов. Третий способ – самый на данный момент передовой: дезартеризация посредством специального сшивающего аппарата с эхолокатором, и хирургическое удаление бахромок несколько дней спустя. Все операции проводятся под местной анестезией ледокаином. Я так понимаю, вас интересует самый быстродейственный способ без потери трудоспособности?

Я утвердительно кивнул. Женщина врач задумчиво покачала головой, что-то прикидывая в уме. Потом сказала:

– Всё же, при вашей стадии заболевания, одним посещением не обойтись. Три визита – необходимый минимум.

– Три визита подходит, – согласился я.

– Значит, первый метод лечения отбрасываем сразу. Остаются: хирургическое удаление и дезартеризация. Здесь нужно сказать следующее: при первом варианте необходим некоторый восстановительный период с необходимостью купирования болевого синдрома. Вы понимаете?

– Да-да, тогда третий вариант, – решительным тоном подытожил я.

– Всё верно. Методом исключения мы останавливаемся на третьем способе лечения, а именно: дезартеризации… Операция в среднем длится сорок минут. После процедуры вы должны провести в стационаре шесть часов (плюс-минус), и, если не возникнет осложнений, то приходите снова через неделю, чтобы радикальным образом привести ваш… орган в надлежащий эстетический вид.

– Да-да, мне подходит…

– Затем вы приходите в третий раз – и в последний раз – ещё через недельку, чтобы я взглянула на результат. Швы от обоих операций, кстати, отойдут сами.

– Отлично, так и поступим, – мне не терпелось скорее начать и скорее закончить.

– Теперь о способах оплаты.

Далее врач разъяснила мне о способах оплаты. Я выбрал единовременный стопроцентный платёж наличными в кассу; так-де предоставляется скидка. Сумма: пятьдесят пять тысяч рублей, не считая шестисот рублей, которые я уплатил за первоначальный приём-консультацию. В этот полтинник входит всё: работа, пребывание в стационаре, анестезия, обезболивающие и прочие таблетки, свечи и стерильные марлевые салфетки, запас обеззараживающей жидкости, улыбки и сочувствие персонала. Короче, пакет «очко под ключ».

– Значит, первый этап лечения мы проводим прямо сейчас, – прокомментировала врач, заходя мне за спину. – Павел, должна предупредить, что этап обезболивания довольно болезненный; затем вы уже ничего не будете чувствовать.

Сестра-ассистент направила свет (софитов) на причинное место и подала врачу шприц с первой из шести порций ледокаина. В следующее мгновение я понял, что ничего не знал о боли…

Глава 4

Четвёртое февраля. Суббота. Я совершил утренний объезд и вернулся домой. В моём чёрном саквояже лежал пакет, а в бумажнике четыре бумажки: две номиналом в пять тысяч рублей и две по тысячи. Пять минут назад я включил электронные весы, которые у нас имеются с незапамятных времён, и взвесил пакет, – весы показали тысячу десять грамм. Обычно к субботе я уже прочитываю всю периодику за эту неделю и мучаюсь от безделья. Я включил кино, но почти сразу выключил. Встал с кресла и повис на турнике; подтянулся несколько раз. Помыл руки. Подошёл к холодильнику и открыл дверцу. Закрыл дверцу. На кухне объявилась мама. Я слинял в свою комнату. Вычистил клетку двух дурачков, поменял им воду. Попытался склонить птичек к купанию в специальной миске с тёплой водичкой. Птички не желали купаться. Я оделся и вышел из дома. Доехал до ближайшего супермаркета электроники и пробежался по рядам. То, что я хотел купить, у них имелось, но мне хотелось прошвырнуться. Я поехал в другой супермаркет. Везде было полно народу. Зашёл в отдел бытовой техники и выбрал универсальную соковыжималку за шесть тысяч рублей. Эту штука могла давить и цитрусовые фрукты, и яблоко с морковкой. Около выхода находилась полка с энергосберегающими лампами; я взял несколько лампочек, которые светили мягким жёлтым светом. Заплатил на кассе за всё и пошёл в окно выдачи. Девушка вытащила из коробки прибор, собрала его и включила в розетку. «Вжжжжиииии…» – завизжала соковыжималка. «Работает. Видите?» – сказала девушка в козырьке. «Вижу, спасибо», – ответил я. «Гарантия год», – сказала девушка. «Спасибо», – ответил я. Вернулся к машине. Положил прибор на соседнее сиденье. Откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Открыл глаза, достал из кармана телефон. Пишу Аркадию: «Сегодня мне приснился мистер президент. Он взял меня за яйца своими холодными твёрдыми руками и, глядя в мои испуганные глаза, тихо произнёс: «Да ты ссыкло, парень». Представляешь, «ты» говорит». Аркадий ничего смешного не написал в ответ, он редко мне в последнее время отвечает; не мудрено – у него семья, реальные заботы. Его маленький сын – настоящий человек, только маленький. Удивительная вещь – деторождение. Что же это получается, – у меня тоже может получиться такой новый человек?! Пишу ещё одно сообщение, на этот раз огромное, чтобы Аркадий мне ответил: «Я живу своей жизнью на Земле, и с землёй лишь я знаком. Я простой ковбой. И ничего я не знаю, я ничего не знаю… Иии-ха! Почему Луна светит не днём, а ночью – я не знаю. Почему пташка порхает в небе – я не знаю. Почему так медленно ползёт черепашка – я не знаю. Почему люди не любят друг друга – я не знаю. Почему брат идёт на брата – я не знаю. Почему один цветок красный, а другой – другой – я не знаю. Откуда ж мне знать хоть что-то, откуда-откуда?! И зачем мне это сдалось?! Вива Мехико! Ведь я глупый ковбой и парень я простой. И я не знаю. Жизнь веду простую и в голове сквозняк, ведь лишь ковбой я. Отчего девки такие тёплые, а моя кровать такая холодная. У меня лишь вопросы, но ответов я не знаю, ведь лишь ковбой я и ответов не знаю. Единственное в чём буду всегда уверен – это лишь любооооовь!..» Сообщение отправлено. Я замёрз и завёл машину. Ответа нет. Это довольно странно. В последнее время Аркадий мне не отвечает. Может, пора позвонить. Вышел из машины и снова пошёл в магазин, на этот раз в продуктовый гипермаркет, чтобы купить фрукты и овощи для сока.

– Эй, мужчина, что не отвечаешь на мои смс-ки?! А?! – я чуть не плачу, когда Аркадий берёт трубку.

– Кто это? – спрашивает похожий на Аркадия голос.

– Я. Поля-Полюшко-Полюнчик. Ты что?! – мне не смешно.

– Вы не туда попали, – отвечает похожий на Аркадия голос.

– Извините, – извиняюсь я и кладу трубку.

Я оглушен. Отстаиваю субботнюю очередь, расплачиваюсь за фрукты, овощи, птичий корм, журнал «Вокруг Света», антиперспиранты, набор вешалок, носки… Дотаскиваю два огромных пакета до багажника. Хочу сверить номера телефонов Аркадия на старом аппарате и на новом, потому что очевидно, когда я переписывал контакты на «Яблоко», то ошибся в цифре. С досадой замечаю, что сумку оставил дома. Еду домой. Приезжаю домой. Выкладываю продукты на кухне. Снова иду в машину, чтобы забрать соковыжималку. Забираю её. Переодеваюсь в домашнюю одежду. Лезу в сумку. С ужасом узнаю, что оставил свой телефон для связи с «мамочками» в сумке, там же лежат все документы на машину. К счастью «мамочка» не звонила. Забываю, что хотел сделать. Мою руки и споминаю, что хотел сделать. Залезаю в записную книжку старого сотового телефона, нахожу номер Аркадия. Залезаю в записную книжку I-phone, нахожу номер Аркадия: последняя цифра номера в новом телефоне не сходится. Я переписываю контакт и набираю номер.

– Да, алло! – отвечает похожий на Аркадия голос.

– …

– Кто это? – спрашивает голос.

– Это ты, Аркадий? – спрашиваю я.

– Поль! Какого чёрта твой номер отключен?! Я тебе уже хрен знает сколько времени не могу дозвониться!

– О, Аркадий-Аркадий, ты не поверишь, что произошло, – переигрываю, но совершенно искренне, я.

– Что?

– Я купил новый телефон, а твой номер переписал неправильно и отправил, может быть, сотню сообщений на посторонний номер! А полчаса назад, будучи на пути в продуктовый магазин, решил набрать твой номер, чтобы спросить: почему ты не отвечаешь на мои сообщения, а там мужик какой-то!.. Мне гадко на душе…

– Представляю, что подумал этот мужик!..

– В том-то и дело!.. Увидимся? Сегодня. Прямо сейчас!

– Не могу я сейчас. Заезжай вечером. Заедешь?

– Да, всенепременно, – с радостью согласился я.

– Договорились.

– Знаешь, я собирался писать себе сам от твоего имени, как тётка Афанасия Борщова, – я опять раскис.

– Понятно. Теперь всё вернётся на круги своя.

– Пока.

– Пока.

Когда мы закончили разговор, я решил написать сообщение, чтобы… просто так. Пишу: «Наверно, тот мужик, которому я писал, перепутав с твоим номером, подумал, что его достаёт какой-то больной. В частности я касался таких тем, как: растление малолетних, наркотическое и алкогольное опьянение, инцест на фоне наркотической интоксикации, Родина как предмет бартера, избиение младенцев и его перспектива как олимпийской дисциплины. Этот мужик, наверное, хотел написать или позвонить, но боялся, что у меня такой номер, что когда на него звонишь или пишешь – снимаются все деньги с телефона, и ещё в долг уходишь на сто пятьдесят». «Это уж как пить дать!» – сразу же ответил Аркадий, и мне полегчало. Я постучался в мамину комнату и сказал, что купил соковыжималку, которую мы давно хотели.

Надавив полно сока и упившись им на пару с мамой, я снова почувствовал пустоту внутри и смертный страх. Я сидел напротив компьютера, трясся и раскачивался как сумасшедший. Набрал номер Маши.

– Привет, как дела, увидимся? – спросил я.

– Ой, Поль, сегодня не могу… Давай завтра созвонимся в это же время.

– Давай.

Я продолжил трястись и раскачиваться. Часы показывали семнадцать часов ноль-ноль минут. Стемнело. «Интересно, в тюрьме вкусно кормят?» – спросил я сам у себя. Закачался и затрясся ещё сильнее. Пошёл на кухню, выдавил ещё апельсинового сока. Налил сок в стакан и положил три кубика льда. Вернулся в комнату. Лёг на диван. Уснул.

Проснулся от вечерней песни Кеши-певца. «Кеша – дурачок, а Саша – дурочка, Кеша – петушок, а Саша – курочка» – проговорил я, чтобы отвлечь птиц от воплей. Они с интересом выслушали мою речь и возобновили песни. Я вспомнил о стакане сока со льдом. Теперь у меня был просто тёплый сок. Отпил половину и положил ещё льда. Я слышал, что пробуждение на закате предвещает плохое настроение. К чему это я? К тому, что сон меня не вылечил от тревоги. Часы показывали двадцать два часа двадцать минут. Взглянув на стакан с соком и льдом, я понял, что может отсрочить мой ментальный коллапс. Оделся и побежал в магазин.

«Молодой человек, умолять бесполезно, я не могу продать вам водку! Уже больше десяти вечера». Я не сдавался. Угрожал наложить на себя руки и ноги. Хныкал и канючил. Обвинял правительство России, климат и Вашингтон. Наконец, мне согласились продать водку, лишь бы я исчез из поля зрения. «Я уже не хочу. Я передумал. Я с нового года бросил пить, оказывается…» Я развернулся и убежал без покупки.

Заходя в квартиру, я услышал незнакомый звук. «Какого чёрта!» – прошептал я. Мимо проходящая мама, сказала: «У тебя что-ли телефон звонит?». Не разуваясь, я бросился к сумке и схватил трубку. Входящий вызов от «мамочка».

– Да! – закричал я.

– У тебя проблемы? – спросил меня молодой женский голос.

– Не знаю, – признался я.

– А кто знает?

– Не знаю, – снова не знал я.

– Половина второго ночи. Тринадцать, – чётко проговорила девушка.

– А?

– Повторяю: половина второго ночи, тринадцать, – такой же интонацией повторила девушка.

– Понял… То есть, принял!..

Звонок закончен. Я достал распечатку с числовыми кодами и точками и убедился, что «тринадцать» – это под стенами Кремля, со стороны улицы Проломной. Времени ещё много. К Аркадию заезжать уже поздно, потому что он рано встаёт, а поэтому рано ложится; и ещё у него маленький ребёнок.

*****

– Тук-тук. Кто там? Я – Гузель, ты – Пол? – спросила меня девушка в белом полушубке, стоя за полуоткрытым пассажирским окном моей машины.

Эта девушка десять секунд назад вышла с водительского места Ауди ТТ и прошла восемь шагов до моей машины.

– Может впустишь меня, – спросила девушка.

– Ах, да, конечно, – я нажал кнопку центрального замка.

Она уселась на пассажирское кресло. От неё пахло вкусно. Она была не так молода, как мне показалось по телефону.

– Повезло тебе, Пол, на этой недели: в тот же день передаёшь товар.

– Поль.

– Что?

– Поль, меня зовут Поль, а не Пол, – сказал я как можно мягче. – Но, вы можете звать меня Пол, если вам так удобнее.

– Хорошо, давай мне посылочку, где эта треклятая пыль? Мука, сорт «Депутатская перхоть», – она засмеялась над своей шуткой.

Я тоже засмеялся. «Депутатская перхоть», – это остроумно. Я достал с заднего сиденья свою сумку, положил её на колени, отрыл, вынул пакет, отдал в руке Гузели.

– Отлично, Пол, до связи, – она застегнула свою маленькую сумку на застёжку и спешно вышла.

Я проводил её взглядом до ТТ-шки. Затем проводил ТТ-шку взглядом до поворота на улицу Чернышевского. «Куатро», – про себя отметил я. Площадь перед Кремлём была красиво освещена. Падал крупный снег. Кругом стояли отреставрированные особнячки. В общем тут всегда было красивое место, даже когда Иван Четвёртый проломил в этом самом месте стену казанского Кремля. Я медленно покатил в сторону своего «Бруклина». «Откуда ж мне знать хоть что-то, откуда-откуда?! И зачем мне это сдалось?! Вива Мехико! Ведь я глупый ковбой и парень я простой. И я не знаю. Жизнь веду простую и в голове сквозняк, ведь лишь ковбой я»…

Глава 5

Проснувшись по будильнику, я включил компьютер и залез в Интернет. В поисковой системе набрал: «К чему снится, когда велосипед заправляешь девяносто вторым?» Ничего путного нет. Убрал вопросительный знак в конце. Зазвонил телефон. Я захлопнул крышку компьютера и провёл по экрану телефона.