Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

Начались рабочие будни.

Первую неделю я просидел на процессах уголовного судьи – мамы Марата, и, клянусь вам, палец о палец не ударил, может два раза сбегал к ксероксу. Четырнадцатого января была моя первая суббота. Раисыч усадил меня за руль чёрного джипа, и мы отправились по адресам. Первым адресом были, так называемые мною для удобства, «дальние» чеки: помещение десять на восемь в каком-то бывшем заводском цехе; три компьютера и множество видом принтеров, две кровати с грязным бельём и два обогревателя рядом с ними. В этом невзрачном помещении зарабатывались большие деньги. Два ботанической наружности юнца изготовляли на заказ разного рода платёжные документы, – чеки, квитанции и прочее. В их арсенале, помимо принтеров, имелись самонаборные печати всех цветов и размеров. Клиентами этого присутствия являлись в основном дальнобойщики и командировочные, которые хотели «отмыть» свои расходы. Что вам объяснять, – сами знаете, что по всей России данный вид бизнеса цветёт и пахнет, и нет ничего удивительного в том, что его держит крупный региональный чиновник. Итак, на «дальние» чеки я должен был приезжать ровно к десяти часам утра каждую субботу. Ответственный за выручку передаёт мне запечатанный конверт, в который уложены деньги и сопроводительная бумажка. Какая в конверте сумма мне неведомо, – знать об этом в мои обязанности не входит. Может миллион? Ну, не важно. Далее мы отправились на «массаж». Массаж в заведениях данного типа играет второстепенную роль. Этот объект оздоровительного наслаждения находился в непосредственной близи от того места, которое у меня записано в трудовой книжке в графе «место работы». А именно – в Кирстане. В том самом торгово-развлекательном комплексе, в котором лихо выплясывал папик на дискотеке «кому за щёку», в смысле на ретро-дискотеке. На подходах к райским вратам релакса, мы с Раисычем прошли несколько постов из «Терминаторов» с наушниками и стволами, с одним из них Раисыч поздоровался за руку и всем им Раисыч представлял меня со словами: «Это Поль, он теперь вместо Ринтика». Наконец мы оказались в рецепции «массажа». Красивая дама средних лет поздоровалась с нами прежде, чем мы успели открыть рот. «Это Поль, он теперь вместо…» «Рината», – посмешила закончить его мысль красивая дама. Она передала такой же в точности конверт, как и на «дальних» чеках Раисычу. «Вы как, Радик Раисович, временем располагаете?» – томно произнесла она, кивая куда-то в сторону занавесок. «Нет, дорогая, сейчас некогда, может, вечером заскочу», – ответил Раисыч. Мы церемонно распрощались с дамой и укатили в сторону последней точки, которая была ещё ближе к нашему храму правосудия, чем массаж. В трёх минутах ходьбы от крыльца суда в подвальном помещении жилого дома имелась кебабная, которая торговала разогретыми шавермами и чаем; за буфетной стойкой была дверь, а за ней ещё две двери, за одной из которых находилось помещение без окон размерами пять на пять. В этом «пять на пять без окон» сидели два других ботаника, там была два ноутбука и такое же большое количество принтеров и печатей. Первое что я почувствовал, войдя в этот карцер, была духота и запах табачного дыма, – вытяжка не справлялась с нагрузкой. Получив конверт и представив меня как нового водителя-курьера, мы поднялись на свежий воздух.

«Что, улым, понял, где что? На массаж к десяти тридцати, сюда к одиннадцати, ко мне – не позднее двенадцати, понял?» «Да-да…» – я всё ещё не мог отдышаться после подвала. «Понравился наш боров?» – спросил Раисыч, закуривая. «Что? Кто?» – не понял я. «Наш чёрный джип? Мы с шефом его зовём боровом». «Да, понравился. Мерседес ML. В нём чувствуешь себя в безопасности», – ответил я; на самом деле мне милее моя Фея, как называл свою с30 я и… только я. Я не сомневался, что на извилистых улочках центра Казани моя Фея со мной-соколом за штурвалом обставит любого козла на борове. «Докинь меня до крыльца, а сам езжай. А со следующей недели будешь один кататься. У тебя новая машина, улым?» «Да, мечта отрочества сбылась», – ответил я. «Тогда, на своей что-ли будешь кататься, боров не нужен?» «Не нужен», – я, признаться, ожидал большей прыти от борова. Мой первый необлагаемый налогами рабочий день был завершён. Дополнительная нагрузка по субботам, – оплата: десять тысяч в месяц, – ни много, ни мало. Многие наши сотрудники трудятся гораздо больше за меньшие деньги. Я прыгнул в объятья салона Феи и, не превышая скорость, укатил в сторону дивана и недосмотренных субботних снов.

*****

Вернёмся в так называемое настоящее: Тони вернулся из магазина, и мы теперь ехали по моим субботним делам.

– Что там было, Антонио?

– Вот, – Тони показал мне какую-то оплавленную внутренность компьютера.

– Понятно.

Через семь минут мы подъехали к «дальним» чекам. О том, что там находится контора извещал ламинированный листок бумаги формата А4 с надписью «чеки», который я в первый раз и не заметил. Въехав на территорию производства, мы обратили внимание на новенький Фольксваген Поло, припаркованный у самого входа в контору.

– Я знаю, чья эта машина, – сказал Тони.

– Да! – Тони отлично запоминал цифры, а я удивился совпадению. – И чья же?

– Зайдём вместе, – предложил Тони.

Мы зашли вместе и, когда глаза после солнечного морозного утра привыкли к темноте, различили силуэты сегодняшней смены работников. Одного из ботаников звали Енисей, он был нашим с Тони соседом; Фольксваген на входе принадлежал ему.

– Привет, бандитские прихвостни, – обрадовано проговорил Енисей. – Когда я узнал, что нашего нового курьера зовут Поль, сразу понял, что это ты.

– О, привет, Енис, – тоже обрадовался я. – Значит, ты здесь трудишься, в теневом секторе…

Мы забрали конверт и устремились к следующей точке. На «массаже» мне отдали конверт и дали рекламный буклет с услугами.

– Смотри, – я передал в руки Тони рекламный буклет. – Надоест дрочить самому – можешь воспользоваться услугами профессионалов; мой троюродный брат из Челнов пристрастился к этому делу, тратит в месяц столько, сколько стоит ипотека на элитную «недвигу».

Тони углубился в изучение.

– Ого, в четыре руки: десять тысяч! – подивился Тони.

– Сюда хотят и такие, которые за складками жира не могут отыскать своего разбойника, – вот и приходиться снаряжать дорогостоящие экспедиции в четыре руки!

На «ближних» чеках всё прошло тоже гладко, правда там была небольшая очередь из посетителей-яппи, но мне не пришлось их ждать, – конверт был уже запечатан.

Около входа во «Дворец Правосудия» стоял Санта-Фе – «младший брат» борова. Я нажал на звонок видеофона на крыльце суда. Голос консьержки (приставов в выходные дни не было) спросил кто я таков. Я представился. «А, Павлик!» – добродушно ответила она и открыла. Раисыч поджидал меня в коридоре. При мне проверил целостность конвертов, похвалил за хорошую работу и исчез за дверями кабинета Команданте.

Я вернулся в машину, где меня поджидал Тони, и мы уехали домой. Душа просила праздника, но пить мы бросили, поэтому звонок Маши, на подъезде к нашему двору, и её приглашение на празднование в честь удачного завершения дела, оказались кстати.

*****

За пятнадцать минут до назначенного времени – без пятнадцати девять вечера – я подъехал к дому Муси. У её дома всегда большая проблема с парковкой. Кое-как взгромоздившись на бордюр, я проследовал к подъезду, попутно ковыряясь в своём старом телефоне в поисках кода домофона. На глаза попалась машина – Шкода Октавия Универсал – с петербургскими номерами, – какое совпадение: неужели это тот, о ком я думаю.

На всякий случай я набрал номер Маши. «Поднимайся», – ответила она. Общая дверь двух квартир была открыта, я вошёл в «предбанник». Постучался. «Заходи», – раздалось изнутри. Вот я уже в прихожей. Снимаю ботинки и куртку.

– Проходи сюда, мы на кухне, – голос Маши был какой-то гневный. – Познакомьтесь: Поль – Диего, Диего – Поль. Так я первый и последний раз в жизни увидел Диего.

Со стула поднялся парень и протянул мне руку. Тёмные коротко стриженые волосы, среднего роста, худой, карие глаза, длинный тонкий нос. Он был одет в костюм-тройку синеватого оттенка. Я вспомнил его. Я его видел за решёткой два месяца назад, когда работал в составе уголовного судьи. Тогда он выглядел плохо, а сейчас ещё хуже: цвет лица был крайне нездоровым, под глазами тени.

Атмосфера была наэлектризованная. Я почувствовал себя лишним и сказал: «Может я не вовремя, ребята. Вам, наверное, надо поговорить…» – я замахал руками в сторону выхода, включив немного Вуди Аллена.

– Нет-нет, – поспешил меня успокоить Денис, поспешно поднимаясь со стула. – Мне уже пора. На самом деле, я уже давно должен был уйти, у меня дела…

Говоря эти слова, Денис в точности скопировал мои жесты и манеру; я почувствовал себя глупо.

– Оставайся, сейчас провожу Дениса, – Маша не могла скрыть свою нервозность.

Они вышли в прихожую, а потом в «предбанник». Старались говорить тише, но до меня всё равно доносилось злобное шипение Маши и оправдывающаяся интонация Диего.

– Тебе мало показалось?!.. У тебя здоровья доху… – доносились до меня обрывки фраз Маши.

– Не могу же я бросить всё на полпути!.. Это ещё не конец, – встревожено отвечал Денис.

– Тогда на этом всё! Убирайся, идиот! – Маша почти плакала.

– Прощай, Мариа, – удаляющиеся шаги.

Я сидел как на иголках. Сейчас она зайдёт на кухню, а мне надо что-то говорить. Спустя секунду Маша прошествовала в ванную и включила воду. Я встал и подошёл к окну, – меня всегда завораживал вид с высоты.

В отражении стекла появилась фигура моей бывшей одногруппницы, а ныне подруги Маши. «Ну, всё, – давай расслабимся».

– Да, давай, конечно, давай, – я хотел, чтобы она забыла свои тревоги, иначе я сам не смогу отвлечься. – Я ведь тебя не катал на своей новой машине, а зову её Феей, – я хихикнул, следя за выражением лица Машеньки.

– Прокатишь ещё. Я ведь говорила тебе «спасибо» за то, что Денис свободен? Голова кругом идёт, мысли одна за другой…

– Ваши «спасибо» лежат у меня в надёжном месте, перехваченные канцелярской резинкой. Вам спасибо, – я учтиво полупоклонился.

– Всё, садись, у меня тут есть эксклюзивный товар, сейчас ты умрёшь и родишься заново, – Маша достала из ящика кухонного стола упаковку из-под аскорбинок.

Отвинтила крышку и понюхала содержимое. «А! Ромашкой пахнет. Готов?»

– Сейчас, – засуетился я. – Только руки помою.

Я снял джемпер, помыл руки и, всё ещё тряся ими в воздухе, уселся в кресло.

– Давай, Поль, не бойся, – Маша насыпала на специальную трубочку в виде миниатюрной гитары сухую ромашку и подала мне.

Поджёг и, осторожно, но глубоко вдохнул. Совершенно незнакомый вкус. «Ничего не происходит», – выдал я старинную шутку. «Сейчас-сейчас», – колдовским голосом прошептала Муся. Я поднялся с кресла и подошел к окну. В тот момент, когда я взглянул на огни внизу, словно две огромные руки сдавили мою голову за уши. Я резко обернулся, но Муси и след простыл. «Ладно-ладно, посмотрим, что будет дальше», – то ли вслух, то ли про себя произнёс я и снова начал разглядывать, лежащий под ногами, район. «А интересно, сколько сейчас времени», – спросил меня чей-то голос.

– А сейчас гляну, – ответил я и уставился на левое запястье.

– С кем ты там разговариваешь, – прокричала Муся из другой комнаты. – Я сейчас приду, только музыку поставлю.

– Извините, – со смехом в голосе сказал я. – Признаться, мистер Брандо, у меня никогда не было наручных часов; вот мой телефон на столе рядом с вами лежит, – посмотрите сами.

«А ты знаешь, Поль, что у бесконечно большого и бесконечно малого гораздо больше общего, чем мы могли предполагать», – спросил меня мистер Брандо.

– Я не думал об этом, – ответил я.

«Ты прямо сейчас об этом думаешь».

– М-да?.. – чтобы дышать приходилось делать усилие.

Решил не обращать внимания на мистера Брандо, чтобы Маша не подумала, что я сумасшедший, и не перестала дружить со мной. Снова сосредоточился на виде из окна. Подумал, что было бы неплохо, если бы дом как в прошлый раз двинулся сквозь ночь, словно космический корабль. «Да, пожалуйста, держись крепче», – ответил Брандо. Дом вздрогнул и медленно поплыл. Божественная музыка дополнила гамму чувств.

– Курить будешь, – Маша сидела в своём кресле и курила длинные чёрные сигареты.

– А я курю? – резко обернувшись, спросил я.

– Да.

– Тогда буду, – я уселся на своё место и взял длинную чёрную сигарету. – Знаешь, что я вспомнил? Слова Томпсона: «ЛСД, как и мотоцикл, – всего лишь средство достижение цели, способ добраться до того места, где расставлены все точки над «i».

– Круто, держи зажигалку.

Я прикурил и, ничего не опасаясь, сделал уверенную затяжку; через мгновение об этом пожалел. Вдохнув дым, я почувствовал что-то вроде удара по кадыку ребром ладони, а потом сразу ощущение удара по шее сзади. Эти стремительные переживания вызвали не очень интеллигентный кашель и боль в затылке.

– Ой!.. – я пожалел себя и прослезился.

– Только не бойся, – нежно произнесла Маша. – Закрой глаза.

Но я боялся. Закрыл глаза. «Удивительный у тебя дом: двигается», – похвалил я Машин дом, не открывая глаз. Спустя какое-то время началось то, что я не забуду никогда.

– Что с тобой, – спросила Маша. – Ты флаг? Ты развеваешься?

– Нет, я – Вселенная! Я расширяюсь! – торжественно и обречённо провозгласил я.

Единственный объект во времени и пространстве, когда ещё нет ни времени, ни пространства. Мои руки и ноги стали щупальцами, которые удлиняются в каждую из четырёх сторон до бесконечности. Я разрастаюсь с невероятной скоростью, и вот уже, по прошествии бесконечно большого времени, моему расширению положен предел (Вселенная заключена в сферу!), дальше которого не существует разрастания, – мои щупальца, достигнув предела, начинают изгибаться и заполнять собой всё отведённое пространство, – с этого мгновения возможно только уплотнение. Музыка сотрясает каждую частичку моей сущности. Щупальца возвращаются ко мне и снова устремляются в темноту, пустого пространства всё меньше, когда будет достигнут предел – Вселенная взорвётся и сожмётся до точки, чтобы через мгновение начать всё сначала. Самое страшное, что я (Поль Гончаров), познав механизм становления и смерти Вселенной, погибну в тот же миг, как моя Вселенная коллапсирует. Я открываю глаза и начинаю ходить по кухне. Музыка, которая отсчитывает ритм, продолжает стучать во мне. Моя Вселенная продолжает уплотняться. Моё сердце стучит тысячу ударов в секунду. Я в смертельной опасности. Подхожу к окну, – смерть от падения с высоты десятого этажа кажется отличным выходом из сложившейся ситуации. Я не знаю, сколько времени осталось до взрыва моей Вселенной. Я начинаю дёргать ручки окна. Маша подскакивает со своего стула и тащит меня в спальню.

– Нет-нет, Маша, ты не понимаешь, Вселенная сейчас взорвётся! Это единственный выход! – я шепчу эти слова ей на ухо.

– Сейчас тебе полегчает, сейчас всё пройдёт, – Маша начинает гладить меня по спине.

Я сползаю на пол и прячу голову между своих коленей. Я знаю, что мне пришёл конец. Маша тоже сползает на пол, продолжая гладить меня по спине. У меня возникает мысль положить свою руку на красивую грудь Маши, но… у нас прекрасные отношения и я не собираюсь ими рисковать даче под угрозой взрыва Вселенной. Я приготовляюсь к смерти, которая внешне будет выглядеть как разрыв сердца. Покачиваюсь в приступе лютого страха. Музыка из колонок компьютера созвучна музыке Вселенной. Я пытаюсь использовать последний шанс и кидаюсь к телефонной трубке. Лежа на полу, набираю номер службы спасения, – они должны знать, как предотвратить коллапс Вселенной. Маша вырывает у меня трубку, я обижаюсь на неё. «Куда ты звонишь? Девять один-один?! Ха-ха, насмотрелся американских фильмов! У нас: сто двенадцать». Я заплакал от отчаяния. Мне конец.

*****

– Как тебе торт? Правда вкусный? – Маша сидит напротив меня в своём кухонном кресле, курит, пьёт чай и ест шоколадный торт.

– Слууууушай, я не совру, если скажу, что это самый вкусный торт, который мне когда-либо доводилось есть! Пища Богов, как сказала бы моя бывшая жена, она так могла сказать о чём угодно, – я сидел на кресле спиной к плите и жрал второй кусок шоколадного торта подряд; мне было хорошо, в самом широком смысле этого слова.

– А что там произошло? Ну, в твоём видении? Кем в итоге ты был, – Маша затушила сигарету.

– А, ничего особенного, – ответил я с набитым ртом. – Всего лишь Вселенной.

– Ты прошёл путь от становления Вселенной? – Маша заинтересовалась.

– Ага, от Большого Взрыва до Коллапса, – я отпил чаю.

– А что произошло после коллапса?

– Вселенная поделилась на две, как клетка, которой пора было делиться. Коллапс – не что иное, как деление на два. Я так понял, что Вселенная тождественна клетке. А потом, если тебе интересно, появилась женская Вселенная и у наших двух Вселенных – мужской и женской – получилось преодолеть смерть, ну ты понимаешь… А потом сменилась перспектива и я увидел, что Мироздание покоится на четырёх черепахах, а они, в свою очередь, стоят на ките. А когда камера поднялась выше, то всё заключилось в белке, бегущей в колесе… на поле для гольфа. Слушай, я говорил, что торт просто офифигительный?!..

– Слушай, интересно. Я как раз надеялась послушать твой рассказ под впечатлением от этой штуки, – Маша закурила новую.

– Вот такие дела, теперь нам известна правда, – я не мог не жрать. – А что это за зараза такая? Я же чуть не сдох…

– Знаешь ли, есть такая наука – генетика… – Маша засмеялась. – Не забивай голову, лучше попробуй вот этой штуки, – это маточное молочко специальных пчёл, привезено из Индии.

– А из чего сделано это молочко? Пчёл доили? Или скажешь, что есть такая наука – генетика, ахахаха!.. – я зацепил на кончик чайной ложки белую субстанцию и отведал. – Слишком сладкая для меня… – я взял сигарету и, на этот раз без неприятных последствий, закурил.

По телу разлилась благодать.

– Чувствуешь, – спросила Муся. – Вторая волна…

– Ага… – я закрыл глаза, наслаждаясь каждым мгновением.

Позади меня разверзлись врата ада, но мне было всё равно.

– Знаешь, о чём я сейчас подумал? – привлёк я внимание снова улетевшей Маши.

– О чём? – её глаза навели фокус на моём лице, а затем снова рассеялись.

– О том, что мы с тобой два последних человека во Вселенной, мы летим по пустому и холодному космосу, и всё, что нам осталось на память от земной жизни – это вот этот фикус, который стоит на нашем столе. Ты закутана в шаль. За иллюминатором звёзды, смотри.

Маша посмотрела в «иллюминатор», там действительно были звёзды, а наш корабль действительно плыл по космосу.

– А сейчас мы в воровском притоне тридцатых годов двадцатого века в Одессе. За окном знойная августовская ночь. Ты куришь импортные сигареты, а я чищу Маузер.

– Точно! Здорово-то как! – Маша захлопала в ладоши.

– А теперь мы с тобой в Чикаго в пятидесятых годах. Мы – известные американские гангстеры, мы бежим с Восточного побережья на Запад, а там в Мексику.

– Здорово…

– Теперь мы в Мексике, но уже другие люди. Ты – Фрида Кало а я – твоя мать!.. А сейчас в Гонконге в одной из трущоб в начале двадцатого века; опьяняемся опиумом. Побежали скорее в другую комнату!

Мы переместились в спальню.

– Выключи свет, оставь напольный светильник, да-да вот этот, в виде минерала.

Маша выключила свет и включила светильник.

– Смотри на костёр, Маша. Мы – бедуины в бескрайней пустыне; ночь, силуэты верблюдов, сладости на серебряных подносах. Мы завёрнуты во множество покрывал. Ты знала, что ночью температура в пустыне падает ниже ноля? Над нами бескрайнее небо, полное звёзд и сосредоточенной, преисполненной смысла жизни. Я взял горсть песка и развеял его на фоне догорающего костра.

Глава 2

Среди следующей рабочей недели было одно интересное дело. Среда. Двадцать пятое января две тысячи двенадцатого года.

Процесс ещё не начался, а я уже чувствовал, что намечается нечто из ряда вон. Все вокруг суетились. Судья несколько раз бегала в свою комнату и разговаривала по телефону. Потом в дверях возник помощник шефа Ильдар и громко, а также прямым текстом сказал: «Вы это… Его не сильно допрашивайте». Как только Ильдар ушёл, в зал зашли три адвоката. Через минуту судья велела вводить злодея. Я отправил Аркадию зачин: «Дяденька воровал, мать его, миллионами. Только при задержании у него на кармане было обнаружено двадцать шесть миллионов наличными. И пистолет. Это связано с синтезом. Органическим синтезом. Ага, тем самым». Аркадий не ответил.

Кстати говоря, данное заседание было очередным продлением меры пресечения содержания под стражей. Но посвящённые знали, что должно произойти. Адвокаты как под копирку проговорили свои доводы в защиту. Обвиняемый пробормотал два слова про то, что ему надо кормить двух жён, восемь детей, любовницу и любовницу любовницы. «У вас две «действующие» семьи?!» – не поверила своим ушам судья. «Да», – ответил дяденька. Мусульманин! Судья изменила меру пресечения на домашний арест. Всё. Деньги не бумага, деньги – хлопок. 100 % cotton – отмывать аккуратно.

А нет, не всё. В курилке на следующий день, Марат – сын этой самой судьи, всерьёз размышлял над продажей своего джипа от Тойота и покупки седана от Лексус, а также о дизайнерском ремонте в своей строящейся квартире. Думаете, я завидую Марату? Да.

В пятницу меня вызвали в общий отдел, где Наденька Юсуфовна выдала мне (наконец-то, после более полугода работы!) удостоверение секретаря судебного заседания. Выходя из кабинета и смотря на свою новую «штучку», я врезался лбом в грудь Ильдара. «Удостоверение получил? Дай-ка гляну», – сказал Ильдар. Я дал ему в руки свой документ. Ильдар открыл книжечку и посмотрел. «Сейчас я тебе его верну, не уходи никуда», – сказал Ильдар и скрылся за дверью Команданте. Через минуту он вышел и отдал мне «штучку». Я снова открыл книжечку и, не заметив никакой разницы, обрадовано поскакал по коридору в свой зал.

Эпитафией к этой рабочей неделе могли бы стать слова маркиза де Сада, прочитанные мной у доктора Гонзо: «В эпоху крайней коррупции, лучшая политика – делать так, как делают все». Парам-пам-пам…

Глава 3

Суббота. Двадцать восьмое января. Казанское время: одиннадцать часов одна минута ровно. Я выхожу из прокуренного помещения «ближних» чеков с конвертом за пазухой и замечаю ещё одну дверь, которая немного глубже во мраке. Я не замечал её раньше, наверное, потому, что она не была открыта, и за ней не горел свет. И главное: потому, что когда я выходил от чекоделов, на пороге этой двери никогда не стоял мужчина и не смотрел на меня. «Здрасьте», – сказал я автоматически. «Привет», – сказал мужчина с усмешкой в голосе. Я устремился на поверхность улицы, но голос сзади заставил меня вновь обернуться. Этот голос сказал: «Торопишься? Может, поговорим?»

– Нет, не может, я тороплюсь на работу, – я снова отвернулся от мужика.

– Тебя ведь Павел зовут? Партийная кличка Поль, – вроде как равнодушным голосом проговорил мужик.

Признаться, мне был по хрену тот факт, что какой-то мужик знает моё имя. Я поднялся на поверхность, сел в машину, нажал центральный замок и завёл мотор. Только я собрался тронуться, как с пассажирской стороны в стекло постучали. Естественно, это был тот же мужик. В полумраке подвала я не мог толком рассмотреть его. Он согнулся пополам, чтобы видеть меня, и я смог рассмотреть его: тридцать лет, но выглядит моложе, круглое татаро-монгольское лицо, хитрые блестящие глаза, лёгкая небритость, невысокий, но мощный. Рядом с его лицом в окне появилось удостоверение сотрудника полиции в чине капитана. Это становилось интересным. Я открыл дверь. Мужчина сел. От него пахло дорогим парфюмом. На воротнике был мех.

– Что? – спросил я; мне казалось, что он нарывается на конфликт.

– В суд едешь? – то ли спросил, то ли утвердил незваный гость.

– Что надо, мужчина? – расширил я свой первоначальный вопрос.

– Покажи удостоверение, – примирительным тоном попросил широколицый капитан.

– В бардачке, – ответил я; мне не помешают его отпечатки на всякий случай.

Широколицый открыл бардачок и, так как кроме удостоверения там не лежало больше ни черта, он сразу нашёл то, зачем полез.

– Понятно, «невиновный», – с облегчением выдохнул он.

– Что? Невиновный? – я почему-то обрадовался.

– Да, «невиновный», видишь эту маленькую красную печать с символом Казани, – с Зилантом, – она значит, что тебя, при случайном задержании полицией или ГИБДД, немедленно отпускают, не досматривают, не забирают машину на штрафстоянку, словом ничего, – при этом он тыкал моим же удостоверением мне же в лицо.

– Ну-ка дай, – я взял свой документ и удостоверился в наличии, помимо основных нашлёпок, маленькой красной печати в верхнем левом углу фотографии. – А теперь твоё можно…