Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

Позже в этот же самый вечер, я повстречал на кухне маму и сказал ей, что уволюсь из суда после новогодних праздников. «Работать в эту работу, – всё равно что догонять горизонт», – подытожил я свои ощущения. «У тебя нет шансов кем-то стать в жизни. Твоим сумасшедшим планам не суждено сбыться. Отец тебе больше не поможет», – основные мысли матери. Потом мы быстренько обменялись оскорблениями средней тяжести и разошлись по своим комнатам.

Глава 44

Весь следующий день, а это был четверг двадцать девятое декабря, я занимался тем, что отправлял письма; несколько раз порезался о конверты. Красавицу Регину Петровну я видел однажды мельком, она всё время просидела в своём кабинете; процессов на этот день уже не назначалось.

В дверном проёме возникла Наденька Юсуфовна:

– У вас процессы сегодня есть? – спросила она.

– Только пищеварительные, – отреагировал я.

– Очень смешно. Саботируешь работу? – с улыбкой спросила она.

– Я слова-то такого не знаю, – я продолжил заниматься письмами.

– Оставь нам Полюшку, будет конверты обли… запечатывать, – сказала, появившаяся в дверном проёме своего кабинета, Регина Петровна.

– Не знаю, как шеф прикажет, – со смехом ответила Юсуфовна.

*****

Надо ли говорить, что настроение у меня было распрекрасное; может даже я впервые ощутил, что такое «предпраздничное настроение». День пролетел мухой, и я уже ехал домой на своей машине, которая изволила завестись. Меня переполняла энергия и вечером, на сон грядущий, я решил поработать извозчиком.

*****

– Я купил Форд Фокус десятого года, – а у меня просто нет денег, чтобы купить новый! Я уже восемь лет в институте учусь, – PR и связи с общественностью. Сейчас ещё моя девушка беременна!.. Курить можно?

– Да, курите на здоровье, – я со своей кнопки приоткрыл окно пассажира.

– А ты вообще, чем занимаешься? – парень был явно доволен собой.

– Я начинающий писать писатель, – ответил я.

– Иди ты! Оху…ть! И что ты пишешь? Стихи? – пассажир сел поудобней, – не иначе приготовился слушать стихи.

– Стихи пишут поэты, а я – писатель; прозу пишу, – ответил я.

– Прозу? Это как? – парень почувствовал подвох.

– Это когда не в рифму. Ага… – мне пришла на ум песня Дельфина «Я люблю людей».

Через пятнадцать минут к нам подсела его девушка.

– Прикинь, Алёнка, наш водитель – поэт! Прикинь! Поэт! – пассажир уставился на свою девушку с вопросительным взглядом на рыле.

– Я не поэт, я – писатель, – счёл нужным уточнить я.

– Писатель, – удивлённо произнесла девушка. – Ну-ка, расскажи стих.

– Я прозу пишу, – эти двое созданы друг для друга; мне становилось смешно и грустно.

– Это как? – насторожилась девушка.

– Это когда не в рифму, – вспомнил парень, щёлкнув пальцами.

– Точнее не скажешь, – подхватил я.

– Слушай, а про нас с Алёнкой напишешь? – спросил пассажир, когда мы почти подъехали к месту назначения.

– Конечно, напишу, – с серьёзным видом произнёс я. – Я вообще собирался всё своё творчество посвятить вам двоим.

– Круто, спасибо! – ответили они почти хором.

Чёрт возьми, самые трудные триста рублей в моей жизни. Пора убираться с улиц.

Глава 45

Придя в пятницу тридцатого декабря на работу, я первым делом направился в общий отдел к Наденьке Юсуфовне и положил на её стол заранее напечатанное и подписанное мною заявление «по собственному желанию». В мыслях я уже обживал комнату в коммуналке где-нибудь на Васильевском острове или даже на Петроградке. «Решил, значит…» – с облегчением выдохнула Наденька Юсуфовна. «Да, а чё, а чё…» – пробормотал я. «Океюшки, твоё заявление отнесу Команданте завтра, – сегодня он просил его не беспокоить». «Так завтра же всё, – праздники!» «Он всё равно будет здесь. Я передам заявление его помощнику, а он… Так… Ты должен две недели отработать, – с учётом праздником…» – Наденька встала из-за стола и подошла к настенному календарю, – «Тааак, по двадцать четвёртое января включительно. Всё, дядя, можешь идти. Ты у кого уж сейчас трудишься?» «У… У… заместителя по гражданским делам… У Регины…» – я уже было начал помогать своей памяти щёлканьем пальцем, но Наденька Юсуфовна прервала мой сеанс воспоминаний: «Понятно, – у Регины Петровны». Выйдя из кабинета, я побежал вверх по лестнице, мысленно заказывая стеклопакеты в свою комнату в коммуналке на Васильевским острове, а может даже и в Центральном.

Я сидел с высунутым от сосредоточения языком и шил дела, когда заметил, что в дверном проёме своего кабинета стоит Регина Петровна и умилённым взглядом следит за мной. Я как раз думал о том, как пойду в ближайший к моей будущей комнатке супермаркет и куплю стульчак для унитаза, чтобы с гордым видом повесить его на отдельный гвоздь в общем туалете. Я с секунду смотрел ей в глаза, думая, что она сразу же уйдёт, но она не ушла. Тогда я отвернулся, продолжив работу; язык убрал в рот. Боковым зрением я видел, что Регина Петровна беззастенчиво разглядывает меня; она простояла в проёме ещё минуты три, затем ушла в свой кабинет. Она – красивая женщина, она мне нравилась.

Через два часа монотонной работы по сшиванию и описыванию документов, мы узрели вновь вышедшую из кабинета Регину Петровну. Регина положила руки на бёдра и приказным тоном велела прекратить всяческую работу и начать веселиться и пить шампанское. В течение двадцати минут должны доставить суши и пиццу, которую на свои средства заказала Регина Петровна в качестве предновогоднего сюрприза своему составу работников. Я, было, подумал, что мне здесь не место, потому что я всего лишь заменяю заболевшего секретаря, но мне дали понять, чтобы я оставался, поскольку «…мы уже успели привыкнуть к тебе… будет жалко, когда тебя снова переведут…» и пр. Пока все метались в поисках чистых стаканов, Регина Петровна ушла и пришла снова. «Пока не забыла», – сказала она и начала раздавать своему составу сотрудников (а к началу веселья объявилась выздоровевшая секретарь) подарочные сертификаты крупной косметической компании, название которой созвучно с фамилией французского вояки. Я попытался тактично исчезнуть по «неотложным делам», но был схвачен нежной и твёрдой рукой Регины и одарен сертификатом. Рассыпавшись в благодарности, я подумал, что сегодня же обналичу его в пользу своей мамочки.

На рабочий телефон пришёл местный звонок, который отличался от неместного другим порядком длинных и коротких трелей, я так и не научился их различать. Помощница Регины Петровны пошла в свою комнатку (а у заместителей Команданте были ещё отдельные помещения для помощников… и кулер); звонила Юсуфовна, велела мне немедленно зайти к Команданте. Я естественно подумал, что этот вызов касается увольнения. На всякий случай испугался. Около самых дверей приёмной шефа я повстречал его относительно нового помощника, мы с ним, как всегда поздоровались; меня немало удивило, что он, потрясая мою руку, задал риторический вопрос, назвав меня по имени: «Как дела, Поль? Работаешь?» «А? Да», – ответил я и поспешил к Команданте. Секретарша шефа сразу мне сказала, что меня ждут, и показала на дверь. Все эти мелкие события, как то: приветствия личного водителя, знания меня по имени помощником, нетерпеливое ожидание меня в кабинете, – по отдельности ничего не значили, но все вместе создавали впечатление особого отношения к моей персоне. Наверное, мне всё это кажется. Через секунду, как раз додумав предыдущую мысль, я предстал перед Команданте. Я приготовился услышать слова о моей некомпетентности и неработоспособности.

– Здравствуйте, шеф, – сказал я не своим голосом.

– Здравствуй, Павел, – ответил шеф со знакомым акцентом, не поднимая глаз от бумаг.

Я стоял и ждал, потом украдкой глянул на стену из множества небольших мониторов, посредством которых Команданте наблюдал за жизнью всего суда. Наконец шеф оторвался от бумаги, смерил меня долгим взглядом поверх очков, снял очки и положил их в футляр, начал тереть глаза, перестал тереть глаза, снова сфокусировал взгляд на мне и проговорил:

– Ты же вроде, водитель?..

Конец первой части

Часть II

Not

guilty

Всё что возможно – происходит;

возможно только то, что происходит

Ф. Кафка

Глава от рассказчика

Я-то знаю, что самые интересные истории – это истории нерассказанные. Получается, что эта история, состоящая (как и все истории) из нескольких крупных историй и множества совсем мелких историй – не самая интересная. Пусть так. Цепь событий и взгляд на эти события участников и свидетелей этих самых событий, а также взгляд под другим углом на события их участников и свидетелей – вот что такое история в объёмном взгляде на неё. Из этого следует, что во времени и пространстве события присутствуют в очень большой концентрации. Ещё я бы не стала умалять роль рассказчика. Хороший рассказчик должен уметь из тривиального набора событий сотворить Историю, да ещё и навязать читателю определённые мысли, да так, чтобы читатель думал, что это его собственные выводы; то же самое можно сказать о симпатиях и антипатиях к героям Истории.

Я считаю, что слово «писатель» должно быть заменено на слово «рассказчик», когда дело касается пересказа подлинной истории. Некоторые писатели говорили про себя, что они рассказчики, но они имели в виду только то, что пишут в своих книгах о событиях, происходивших непосредственно с ними. Хемингуэй тоже был рассказчиком своих историй.

Я же представляю себе «рассказчика», который пишет обо всем, о чём может написать, который компилирует и интерпретирует события. Я-то знаю, что самые интересные истории – это истории нерассказанные. Теперь знаю.

Глава 1

Двадцать первое января две тысячи двенадцатого, суббота. Московское время – девять часов утра. Город заморожен как десна перед удалением зуба. Из всех тёплых щелей валит пар. Мы с Тони едем по центру города в сторону промзоны и молчим. Я стараюсь приободрить себя мыслью о том, что вот уже целую неделю эксплуатирую новенькую иномарку ценой почти в миллион рублей, а в свидетельстве о регистрации транспортного средства и в паспорте технического средства записаны мои данные, но мысль упорно не фиксируется на приятных моментах бытия, а уводит моё воображение в какие-то устрашающие допущения. Тони в очередной раз вдыхает воздух для того, чтобы что-то сказать, но выдыхает не проронив ни слова. В районе колхозного рынка перед нами возникает огромный чёрный джип Мерседес. Я смотрю на буквы на его номере – «рак». Говорю Антону: «Неплохо зарабатываю онкологи». Антон с секунду фиксирует внимание на объекте, затем реагирует на шутку. «Это не онколог, это хачик с колхозного рынка», – монотонно произносит он. И действительно, – на следующем светофоре джип сворачивает к рынку. Отупение достигает пика. «Покурим?» – предлагаю я. «Ты же не хотел прокуривать новую машину», – вспоминает Тони. «Ладно, уж…» Мы закуриваем. Я пробую сменить настроение и представляю себе, что мы едем не по обледенелой Казани, а по какому-нибудь Северному Штату Америки. Типа, знаете, какой-то городок из которого все стараются выбраться. Я пытаюсь вспомнить один из американских фильмов, в котором действие происходит в маленьком городке в северном штате. Кое-что приходит на ум, названий я вспомнить не могу, но сюжет припоминаю. Настроение всегда улучшается, когда, как в детстве, начинаешь играть с реальностью.

Был не менее действенный способ почувствовать себя лучше, – на очередном светофоре я перевёл взгляд на Антона и подумал: «Как замечательно, что у меня есть друг, – человек с которым просто хорошо находится рядом; и что бы ни делал этот сукин сын, мне всегда будет казаться, что это самое правильное действие на свете. Я готов отдать свою никчёмную жизнь за твою никчёмную жизнь и не чувствовать себя при этом дураком». Антон поймал мой взгляд и понял всё.

– Не буду больше пить это дурацкое молоко, – пердёж уже достал, – начал, было, разговор Тони.

– Мне-то не рассказывай!.. Я на днях кофе с молоком попил. Три раза по сорок минут пожалел!..

Зазвонил телефон. Я не сразу понял, что это мой, так как вместе с машиной, купил Айфон и ещё не привык к новому звонку, а чтобы поставить свою мелодию на этот аппарат нужно такие танцы с бубнами устраивать… Сэкономил на литых дисках – всё равно в одну прекрасную ночь их бы украли – и купил Айфон, – поддался всеобщему помешательству. Нет, мне действительно был нужен телефон, мой старый работал через раз и то, если взобраться на ель… Такие дела в общем.

– Ты ответишь или мне подойти? – Тони взял моё «Яблоко» с полочки около рукоятки АКП.

– Это Марат Раисович. Сейчас опять в душу без мыла начнёт лезть, – я взял телефон из рук Тони.

Провожу пальцем по экрану: «Да, Марат Раисович. Хаерле ирте. (Что означает «доброе утро» на местном наречии)». На том конце: «Привет-привет, улым (что означает «мальчик или сынок»). Ты уже проснулся? Едешь по делам?»

– Конечно, Марат Раисович, как велели – сначала на «чеки», потом снова на «чеки», потом на «массаж». Потом к вам.

– Выспался хоть немного? – продолжил нежный допрос Раисович.

– Ну, разве что немного… – я кинул взгляд на Тони.

– Давай-давай, работай.

Раисович положил трубку.

– Меня пугает эта его псевдоотеческая квазизаинтересованность моим благополучием, по мне так лучше «вежливое хамство», – сказал я Антону.

Тони понимающе кивает головой.

– Зацени музыку. – Говорю я и включаю свой старенький четырёхгигабайтный айпод, который подключен напрямую к аудиосистеме автомобиля.

«You call us hoods and say we've gone mad

'Cause we feel so good when we're big and bad

We're high school hellcats (on our own!)

High school hellcats (almost grown!)

Come on and pick a fight, we wish you would».

– Моя старая, за тысячу рублей купленная, лучше звучала, – ору я. – «Уи лов бин бед коз ит сюр филс гуд!»

– Ты когда старую машину-то продавать поедешь? Может в это воскресенье? – убавил звук Тони.

– Не знаю, обожду пока.

– Для таксистских экзерсисов оставишь?! Ха…

– Не исключено.

Когда мы уже подъехали, Тони вдруг сказал: «Ты перед этим Раисычем особо умом не блещи, – пусть думает, что ты дурачок, который счастлив, что поймал Деда Мороза за яйца». Я кивнул.

Меж тем, мы подъехали к первому пункту нашего субботнего утреннего пути. Этот пункт – работа Тони. Пока Тони ходит чинить то, что сломали поганые ручонки сотрудников «Пятёрочки», я вам расскажу о том, как «всё так произошло».

*****

«Ты же вроде, водитель?» – спросил у меня Команданте, когда, наконец, обратил внимание на моё, появившееся в его дверях, туловище. Задавая этот, риторический по своей сути, вопрос, Команданте смерил меня уже знакомым разочарованным взглядом.

– Да… Да, я водитель. Водитель… Водитель категории «В»! – наконец выговорил я с каким-то нелепым апломбом.

– Что это за категория такая?! – удивлённо спросил шеф.

«Ну и ну», – подумал я. – «Вот до чего довела безнаказанность, – забыл, что права делятся на категории!»

– Это автомобили, масса которых не превышает три с половиной тонны, а пассажировместимость не превышает восьми посадочных мест… Кажется… – я слишком усложнил ответ и поэтому добавил. – Короче, все легковые авто.

– А! – обрадовано сказал Команданте. – Значит наш служебный чёрный джип подойдёт!

Одним полушарием мозга я обрадовался, а другим опечалился. «Служебный чёрный джип», о котором помянул шеф, был вовсе никакой не Jeep, а Мерседес, но в части цвета и «служебности» всё было верно. Причина для радости была, по сути, ничтожна, а опечалился я тому, что мне придётся отказаться от назначения меня водителем, потому как я твёрдо решил в ближайшее время мигрировать в Северную Столицу.

– Будешь числиться секретарём судебного заседания, – юридический стаж будет идти, зарплата будет приходить та же самая на карточку; плюс десять тысяч наличными; плюс премия по итогам… итогам… ну… когда-нибудь. В субботу половину дня будешь в разъездах, может в будни тоже, но в будни в рамках рабочего дня. А? Формально будешь у уголовного судьи, иногда будешь подписывать протоколы судебных заседаний, – для отчётности, – всё-таки ты секретарь! А? А?! – Команданте вновь посмотрел на меня разочарованным взглядом, правда, немного уменьшив его интенсивность. – Подумай сегодня-завтра. Сообщишь Раисычу.

Не помню как, но сбросил с себя оцепенение уже стоя в коридоре. «Чёрт, что же делать?!» – то ли вслух, то ли про себя проговорил я. Помощник Команданте сидел на том же месте, – на лавке справа от двери приёмной председателя.

– Запиши номер Раисыча, – сказал он мне, а я его не понял.

Я почему-то подумал, что Раисыч – это водитель Команданте, а дать его номер мне предлагает помощник Команданте. Почему-то в эту секунду данный факт привёл меня в замешательство.

– А… Так вы же… А? – я сказал даже больше, чем ожидал от себя.

– Запиши номер, Поль. Давай, я диктую, – помощник шефа показал жестами, что надо достать мобильник и нажать «создать новый контакт» и так далее.

Наконец до меня дошёл смысл происходящего и я, удивляясь своей тупости, поторопился исполнить сказанное.

Стоит сказать чуть больше, чем пару слов о новом (последнем на сегодняшний день) помощнике Команданте. Говорят, что бывших судей не бывает; он же с легкостью (и даже каким-то изяществом), в общем довольно непринужденно опровергал эту максиму. На вид ему было где-то сорок пять тире сорок семь. В любое время, следуя по коридору, можно было встретить его. Было ли у него рабочее место – не мог сказать даже он сам. Он слушал свой айпод не только в обеденный перерыв. Как сказал бы Генри Чинаски, – в нём определённо был класс. Да… Его красный или синий, или фиолетовый свитер вступали в диссонанс с принятым серо-чёрным фоном. Если он надевал пиджак, то даже пиджак смотрелся как-то «неофициально». Вся его одежда была старая, но носил он её так, что она казалась винтажной и смотрелась круто. Итак, он когда-то был судьёй, причём не в городе, а где-то на селе. Ростом сто семьдесят восемь, худой, короткие с проседью волосы, орлиный нос и соколиный взгляд чёрных глаз; в его облике было что-то от хищной птицы. Стервятники – хищные птицы? Брился он один раз в три-пять дней. Если он не прохаживался по коридорам в одиночестве, то сидел на скамеечке с какой-нибудь личностью, разговоры велись на приглушённых тонах, со слегка склонёнными головами. Настаивал, чтобы его называли по имени: Ильдаром. Может Эльдаром, не важно. Он время от времени наносил визиты вежливости в каждый состав, любезничал с девушками, здоровался за руку с парнями. Когда он подкатывал к девкам, они, почему-то, всегда между собой недоуменно переглядывались, как будто к ним приставал не прикольный дядечка – бывший судья, а какой-то алкаш подзаборный, в общем, по моему мнению, не выказывали его персоне должного внимания, и, как следствие, не обнаруживали достаточного вкуса. Когда его в очередной раз отбривали в моём присутствии, мне хотелось воскликнуть: «Стоп! Переснимем этот дубль!»

Итак, вернёмся в настоящее. Я, наконец, записал номер телефона Раисыча под диктовку Ильдара.

– Ага, спасибо, – сказал я, но не спешил уходить.

У меня внутри шевелилась какая-то мысль, когда я смотрел на Ильдара. Я знал, что ещё мгновение и я пойму, что мне нужно, – такое предчувствие бывает у эпилептиков, когда они знают о надвигающемся приступе (если верить Смердякову из «Братьев Карамазовых»). Я ещё с секунду смотрел на уже опустившегося на скамейку и лазающего в своём I-podе Ильдара, и тут снизошла ментальная благодать.

– Ильдар, – сказал я.

Ильдар меня не слышал, потому что слушал музыку. Я махнул перед его глазами рукой. Он вынул наушники из ушей.

– Да, Поль? – поднял на меня глаза Ильдар.

– Ильдар, мне надо с вами поговорить… Наедине…

*****

Читатели ведь не забыли про историю с партнёром Машеньки. А я, признаться, забыл. Папик мне обмолвился, что «подобные вопросы» решаются через помощника Команданте, поэтому вид Ильдара рождал во мне какие-то ассоциации, природу которых я не мог понять сразу, поскольку моя голова была занята другими вещами. Через полчаса я созванивался с Машей.

– Привет Мусь. Это вам обойдётся в три миллиона рублей; «дешевленикак», «торгнеуместен».

– По-христиански, – произнесла Муся задумчиво; она как будто ждала этого звонка.

– Что?.. Располагаете средствами? – секунда ожидания ответа показалась мне вечностью.

– Заезжай сегодня после восьми, – торопливо и буднично заговорила Муся.

– Деньги у тебя дома?! – я чуть не въехал в бампер впереди идущего авто.

– Да-да, заезжай. Я сейчас пока на работе.

– Опупеть! А вы молодцы!.. Значит, у тебя в начале девятого… – я был рад, что с деньгами был порядок; у меня отлегло. «А ведь люди играют «по-нормальному», – подумал я, сам до конца не осознавая, что хотел этим сказать.

В этот вечер тридцатого декабря одиннадцатого года я сидел на полу своей комнаты за запертой дверью, а на ковре передо мной лежало шесть миллионов российских рублей, – три от истории с папиком, три полученных мной от Муси. Если бы я был мерзавцем и дураком одновременно, то взял бы эти деньги и скрылся, но, к счастью, я являлся дураком и мерзавцем попеременно.

На следующий день, в канун Нового Года, я увиделся с Ильдаром и его шефом в кабинете Команданте, – эти разбойники никогда не отдыхали. Всё прошло, как сказал бы Арчи, словно лом через говно. Письменных гарантий мне не дали, но заверили, что все неприятности для нашего подопечного с этой минуты закончатся, и в первых числах Нового Года он будет свободен. Забегая вперёд, скажу, что Денис – так зовут мальчика – вышел на свободу третьего января двенадцатого года и растворился на бескрайних просторах Интергерманландии, как любят называть Петербург и Ленинградскую область немногочисленные оригиналы. Во время сделки произошёл неожиданный для меня момент: Ильдар в присутствии шефа пересчитал деньги, затем отсчитал из них триста тысяч и кинул через стол мне со словами: «Твои десять процентов». Я просёк тему и, не издавая никаких лишних звуков, положил купюры в сумку. Единственным неудобным моментом для меня явился тот факт, что с меня взяли согласие взяться за предложенную мне накануне работу. Очевидно, что этими десятью процентами они купили моё согласие и, видит Бог, я не знал, зачем им это нужно, ведь мои услуги никому не нужны за во сто раз меньшую сумму.

Первым делом после аудиенции я направился к Маше и вывалил перед ней «десять процентов». Я не собирался возвращать ей «сдачу», но и скрывать от неё факт моего резкого обогащения за её счёт тоже не хотел. Она с равнодушием посмотрела на деньги, лежащие на её кухонном столе. Помимо прочих мыслей, я подумал о том, что для Маши триста кусков – не такие уж большие деньги, не то, что для меня.

– Вот и замечательно, я рада, что так всё получилось. Ты, несомненно, заработал эти деньги.

Я с облегчением выдохнул и убрал деньки в сумку. В дверях Маша мне сказала:

– Когда дело будет законченно и Дие… Денис выйдет на свободу, мы с тобой, как следует, отметим это событие, – она взялась за пуговицу на моей куртке и начала её крутить.

Я понял, что её беспокоит и поспешил сказать:

– Не сомневайся, Машенька, они не станут обманывать. Денис выйдет сразу после Нового Гэ.

*****

Вот так. А на следующий день была Новогодняя Ночь. Да уж. «На следующий день была ночь», – забавно звучит. Мама и Ратмир уехали в Уфу (как будто мы и так не в заднице живём), – к родственникам Ратмира. Я остался предоставленным самому себе. Может, чтобы уйти от мыслей, может из жадности, но после того как часы пробили полночь и один из президентов с экрана телевизора поздравил граждан и обещал в новом году уже точно победить коррупцию, я отправился на таксистский промысел. Однако надолго меня не хватило, и уже через час, сделав два заказа, один из которых принёс мне не только деньги, но и четверть грамма гашиша из личных запасов полубезумного работника театра юного зрителя, в половине второго ночи, я вернулся домой; начал есть холодные закуски и смотреть телевизор. Через пятнадцать минут со своего седьмого этажа спустился Тони, и мы просидели почти до шести утра, плюща и поджигая «коричневого мерзавца». Алкоголя не употребляли, так как оба решили, что с нового года в завязке. Между поеданием салатов я рассказал Тони о событиях прошедших дней.

*****

Шестого января, я отправился в автосалон Volvo и оставил предоплату в размере ста процентов за модель c30, – восемьсот восемьдесят тысяч. «Только не синего цвета», – наказал я менеджеру. «А у нас как раз отказались от такой же, как вы заказали, только она синяя. Вон она стоит. Возьмёте?» «Возьму. А зимнюю резину подарите?» Я стал обладателем двух синих машин. На следующий день, прямо в автосалоне, получил документы, полис ОСАГО и номера. Делать полную страховку не стал, отсутствие этой необходимости – одна из прелестей покупки машины за наличку без кредита. Мало того: я продал через объявление, идущие в комплекте, легкосплавные диски, – превентивная мера против их ночной кражи; поставил штамповки.