Шум

Ася

Шум

Знакомство

Доброго времени суток, мой дорогой читатель! Каждое слово в этой книге будет чистейшей правдой о моей жизни, потому как я пишу автобиографию. Хотя бы книга должна знать всю правду о том, что я чувствую, какие люди меня окружали и какие события привели меня в тюрьму, которую я построила сама для себя, с любовью.

Родилась я необычным ребёнком, а точнее меня такой сделали врачи. После суток безуспешных самостоятельных родов, моей маме сделали кесарево сечение. В связи с этим, у меня нашли какие-то отклонения. Врачи долго не могли понять, что со мной не так, я родилась слабенькой и меня решили просто положить на подоконник умирать. Мол роды были тяжелые и мамочка в плохом состоянии, зачем искать причину, когда ситуация соответствует высокой вероятности смерти ребёночка. Но на вопрос моей мамы, которая уже тогда чувствовала своим материнским сердцем, что что-то не так, «Где мой ребёнок?» Они замешкались и она тут же позвонила родственникам. Прибежала бабушка с моей будущей крёстной скандал. К тому времени прошло уже 3 суток с моего рождения, и только на четвёртые сутки на меня обратили внимание. Только после жуткого скандала и нескольких жалоб меня решили всё-таки спасать, а не пускать все на самотёк. К тому времени мне уже понадобилось переливание крови, а ближайший подходящий донор, мой папа, наелся сала перед сдачей анализов. Соответственно он уже не подходил. Врачи воспользовались второй положительной из банка крови на базе того злополучного родильного дома. Нас с мамой выписали. Как оказалось позже, та кровь была заражена гепатитом С. Может халатность врачей, или судьба у меня такая, в общем, спустя некоторое время случилось чудо. Я пожелтела. А чудо потому что желтеет 1 ребёнок из четырёх. И это единственный признак, по которому мне удалось поставить диагноз. А если бы я оказалась из тех троих, что не желтеют, то диагноз 100 процентов бы не поставили. Так я и росла с гепатитом С и постоянной диетой. Можно было есть только вареные каши, овощи на пару и нежирные молочные продукты, ибо от любой другой пищи моя печень страдала и мог развиться цирроз, чему всячески препятствовала моя мама. Вот так нестандартно я начала свой разноцветный и концентрированный путь в жизнь.

0-6

Мне хотелось упомянуть самые первые воспоминания, возраст которых я могу назвать лишь примерно. В моей памяти четко отпечаталась одно событие. По словам мамы, мне было на тот момент 4 года, но я помню свои размышления и помню ход мыслей, и даже обстановку, при которой происходила эта, почти забывшаяся, сцена.

В комнате темно. Из коридора, что находится сразу за детской, светит свет лампочки, приглушаемый занавесками. Раньше такие вешали в дверном проёме, когда дома велись ремонтные работы и межкомнатные двери ещё не поставили. И в другой ситуации, когда в семье не было денег установить настоящие двери, и они хоть как-то отделяли комнаты друг от друга. Тогда же эти занавески висели постоянно. Моя кроватка находилась как раз недалеко от таких. Я вижу кошмарный сон: к моей кроватке подходит монстр с веником в руках и хочет меня украсть. Уж не знаю, почему я так подумала, но в конечном итоге я проснулась. И мне вдруг стало так грустно и одиноко, мне так хотелось спать с мамой и папой, чего мне уже не разрешали делать. Но я так хочу, чтобы меня взяли на ручки и отнесли в родительскую большую кровать. Нужно сильно плакать, чтобы мама или папа услышали. Я всеми силами пытаюсь вызвать слёзы, но получалось тихо и слёзы не хотели катиться. Я стараюсь думать о том, как мне грустно и какая я несчастная и слёзы сами польются. Через некоторое время пришла мама, взяла меня на ручки и унесла в их спальную.

Позже, лет так через 10, когда я рассказала маме это воспоминание, она узнала нашу старую квартиру, из которой мы переехали, когда мне было 5. И, хотя я была совсем маленькой, но я четко помню свои рассуждения, и что заплакала я тогда специально. И я помню еще много историй лет в 5-6.

Одно из ярчайших воспоминаний о том, как мы с моей младшей сестрой воровали конфеты из холодильника, дождавшись пока мама и папа уснут. И, пожалуй, это самое тёплое и близкое моему сердцу воспоминание, в котором главным героем была моя сестра. Её зовут Соня (кстати это я дала ей имя в честь любимой куклы). Родилась она, когда мне исполнилось 2 года. И мы всегда все делали вместе, мылись вместе, спали вместе, играли вместе, получали от родителей тоже вместе. И конечно же воровали конфеты тоже вместе. В один из таких «сладких» вечеров наш папа пошел в туалет именно в тот момент, когда мы стояли возле холодильника. И нас было прекрасно видно, а спрятаться некуда. Получив от папы ремня, мы с сестрой уснули довольные. Нам было весело, несмотря на легкое покалывание в области пятой точки, ибо ремень у папы был тяжелый и широкий. Но мы все равно знали, что папа добрый. Он нас отшлёпал потому что мама так сказала. Сам бы он так не поступил. Сказал бы ложиться спать и всё на этом. Таких ситуаций было очень много. Мы с Соней росли любопытными девочками, хотелось узнать, как же работает эта штучка, и эта, и вон та. Поэтому нередко ломали игрушки и даже некоторые родительские вещи. Мы очень любили играть в кукольные домики, у нас даже был целый набор со стульчиками, столиком и ванной комнатой. В далёком 2006 такие наборы продавались почти в каждом детском магазине, и родители их покупали своим детям, потому что сами росли в дефицитном СССР. И, соответственно в своём детстве у них не было такой роскоши в виде пластмассового розового унитаза, словно спичечный коробок, или целого комплекта одежды для кукол на разные случаи. А сейчас это стало доступно и мои родители на последние деньги покупали нам игрушки, за что я им безумно благодарна.

Ещё я помню мою покойную бабушку (папину маму) Она умерла, когда мне было 14, но память о ней и чувство благодарности не умрёт никогда. Её звали Лидия. Бабушкой Лидой называли её мы. Бабушка Лида всю жизнь работала учительницей начальных классов, а её муж – наш дедушка, впрочем, как и сын – наш папа – всю жизнь пил, причём это был хронический алкоголизм, от которого первый и скончался в 43 года. Бабушка Лида учила меня читать и писать и это такие бархатные, воздушные воспоминания, которыми я очень дорожу. Ещё я помню, как оставалась ночевать у неё. Мы раскладывали жесткий диван, на котором было безумно тесно, и я долго не могла уснуть, и просто лежала, вдыхая запах от залежавшейся сорочки моей бабушки. А она уже давно уснула под звуки движения маятника на старых часах. А утром она готовила нам картошку и добавляла в неё сухарики и это сочетание я обожаю до сих пор. Потом мы шли смотреть телевизор. Обычно она любила смотреть русское лото, а я в это время уговаривала её почитать мне. Прошло уже лет 14, наверное, а я помню те дни, и со временем даже вспоминаю новые подробности, детали.

В садик я начала ходить только в 6 лет, то есть я пришла в, уже сформировавшуюся группу, всего лишь на 1 год. У меня была диета, которую нереально было соблюдать в общественном учреждении, а без неё я бы умерла. По крайней мере сколько себя помню, всегда слышала эту фразу от мамы: «Не ешь конфеты, хочешь умереть?» «Не ешь жареную картошку, мы столько сил и денег на тебя потратили, не для того чтобы ты себя гробила!» И все в этом духе. В садике меня не любили, не давали мне игрушки, и чтобы хоть как-то обратить внимание воспитателей и мамы, я жаловалась маме на одну девочку. Она ненавидела меня больше всех. Никогда не забуду её кудрявые волосы и противный голос. Её зовут Соня. Я приходила из садика и говорила маме: «Меня обижает одна девочка». Когда мама никак не реагировала, то я начинала придумывать всякие истории. Я хотела почувствовать защищённость, а для этого мама должна была поговорить с этой девочкой. И для этого нужна только очень критическая ситуация. Это я понимала уже в 6 лет, уже тогда я понимала характер мамы. В общем в один из холодных вечеров я пришла из садика, мама очень любила, когда ей чешут спину (кстати и сейчас тоже), и я чесала спину, разместившись на огромной, как мне тогда казалось, родительской кровати. Я начала жаловаться, и самое страшное, но в то же время правдоподобное, я могла сказать про побои. Разумеется, меня никто не бил туфлей по голове, но мама так не думала. Ей я рассказала именно эту историю. Как одна кудрявая девочка Соня бьёт её дочь туфлей по голове. Это конечно странно, но мама мне поверила и на следующий день мы вместе заходили в группу. А я иду и боюсь, вдруг мама поверит той девочке, а не мне. Согласитесь, историю я придумала бредовую. По крайней мере сейчас мне именно так и кажется. И вы не представляете, какое счастье я испытала, когда мама ругалась с кем-то из-за меня. Мне было так приятно. С того момента девочки и мальчики со мной просто не разговаривали. Я была тихим ребёнком, по крайней мере в садике. Я просто играла с общими игрушками, и воображаемыми друзьями, но не в куклы. Я играла сама с собой в больницу и в повара. И мне это даже нравилось. Так было спокойнее. Меня точно никто не обзовёт и не отберёт свою игрушку, если вдруг я захочу играть по своим правилам. Поэтому в игре сама с собой правила устанавливала я сама. И это было волшебно.

С самого детства мы с Соней были очень дружны. Однажды, когда мамы и папы не было дома, а мы с сестрой были дома одни, нам пришла гениальная идея. Так как нас не пускали гулять, нам очень хотелось на улицу. Это было лето и мы с завистью смотрели на играющих на улице ребят из окон на 5 этаже. Не помню, что именно нас подвигло, но мы открыли окно и принялись махать всем прохожим и детям. И сейчас то я понимаю, на сколько это было опасно. Ведь мы вставали на табуретку, зализали на подоконник и оттуда кричали всем «привет» и махали маленькими ручками. Какое же счастье, что мы не вывалились из окна. Хотя, судя по воспоминаниям, вероятность падения была ну крайне высокой. Нас спасло только везение. Очень скоро прибежала мама и наорала на нас, ведь нам не разрешалось вообще открывать окна. Как выяснилось позже, ей позвонили знакомые, увидевшие знакомых детей. Чтобы было понятнее, мы жили в очень маленьком городке, где половина города – это мамины знакомые. По итогу нас поставили в угол на весь оставшийся день. А через неделю примерно пришёл мастер, который заколотил все окна, кроме форточек. А мама ещё долгое время упрекала нас, говорила «как дорого ей обходятся наши выебоны».

В этот период жизни случилось кое-что непоправимое для моей детской психики. Утро. Мама на кухне греет манку, пока я должна была собираться в садик. Быстро одевшись, я включила телевизор, который был настроен на беззвучную трансляцию, я наткнулась на порно канал. И конечно же стало очень любопытно и интересно от увиденных действий. Инстинктивно мне захотелось повторить те смелые и откровенные движения, совершающие девушкой. Я сама не до конца понимала зачем я это делаю, но методом стимуляции клитора я испытала первое в жизни удовольствие в интимной сфере. Позже я повторяла эти движения и в садике на сонном часу, и даже играя с сестрой, с двоюродным братом в больницу проделывала подобные движения с ними и просила их об этом же. Однажды за такой сценой нас заметила мама, после чего меня водили к гинекологу. Никогда в жизни не забуду эти отвратительно – холодные, грубые женские руки с огромными и острыми накладными ногтями. Маме было очень интересно, не повредилась ли девственная плева после таких игр, но с этим было всё в порядке. Внешне конечно. Моя психика никого не интересовала.

7-10

Следующее яркое воспоминание это 1 сентября. Я точно помню, как мама и папа выбирали школу, в которой мне предстояло учиться. В нашем городе было несколько школ, но только одна располагалась возле нашего дома. И главным фактором, который интересовал родителей – это наличие дорог по пути в школу. Они боялись, что меня собьёт машина. И вообще я и не умела её переходить, я гуляла сама без родителей только 2 раза за всё детство, так как маме было спокойнее держать меня рядом с собой. Дома я точно не заболею, меня никто не украдёт, и я точно не потеряюсь. Только 2 раза меня отпустили одну выйти во двор. Хотя мне не особо понравилось гулять одной без детей, качаться на качелях, под которыми стелились огромные майские лужи.

Мне почти 7, много незнакомых детей, гимназия No 18. По началу я, как и все ребята, радовалась новому. Но как только я столкнулась с первыми трудностями интерес угас. Я училась почти хуже всех в классе, так мне говорила мама. Одна из самых сложных программ по математике по учебникам «Питерсон» день за днём делала меня интеллектуальным аутсайдером в классе. Я очень чётко помню, как учительница чёркала в моих рабочих тетрадках, все было неверно, некрасиво, неаккуратно. Приходя из школы, я ела и сразу садилась за учёбу. Моя, идеальная во всем мать, требовала идеальной чистоты в тетрадках. За каждую ошибку я переписывала тетрадь сначала. Я писала и боялась, как бы не сделать ошибку. За каждую ошибку я получала ремнем по голой спине, и снова новая тетрадь и все сначала. Я плакала, переписывала, снова ошибалась и так по кругу, пока часы не показывали 11 вечера, тогда мама позволяла сделать 1 ошибку во всей тетради, ибо «всем нужно спать никто не будет тебя одну ждать». И так прошел целый год. В гимназии мне было очень трудно, я плакала каждый день. А однажды мама психанула. Когда я в очередной раз допустила ошибку, а время близилось к вечеру, я не хотела переписывать. Мне так надоело, хотелось спать, спина постоянно горела от ремня, иногда мама промахивалась и била по локтям, тогда я неделями ходила в водолазках с длинным рукавом, чтоб никто не увидел следы. Я карябала со всей силой ручкой в черновике и не переписывала. Тогда она сказала обуваться и уходить из дома. Истерика разразилась ещё больше. Я умоляла меня простить, называла её мамочкой, солнышком, говорила прости, пожалуйста, но это не помогало. Она только говорила, не мешай мне собирать пасьянс. (Пока я делала уроки, а она играла в компьютер с противоположной стороны комнаты). После таких истерик у меня начинала болеть голова, а после этого сильно хотелось спать. Спустя примерно пол часа мама разрешила мне ложиться спать, но при условии. Если я «заткнусь» и пойду в свою комнату. На следующее утро меня разбудили раньше на 1 час, и я дописывала всё то, что не успела вечером. Это самое первое, яркое воспоминание, которое вызывает у меня жалость самой к себе. Позже я испытывала это чувство очень часто, и даже сейчас от одной мысли мне становиться жаль себя. И эта жалость вызывает положительные эмоции. Мне нравится жалеть себя. Мне комфортно в этом состоянии, как бы странно это не казалось.

Мозг человека – это удивительная и странная штука. Почему-то мы склонны запоминать только печальные моменты нашей жизни. Хорошие же воспринимаются как должная обыденность. Вот и у меня следующим эпизодом, всплывающем в моей памяти, является мой день рождения. И хотя я так и не поняла за эти годы, нравится мне этот праздник или нет, мой семилетний день рождения я, к сожалению, запомнила. Накануне дня рождения, вечером у нас с сестрой было хорошее настроение, мы дурачились. Родители в это время готовили мне торт на день рождения. И то ли мы слишком громко играли, то ли мама уже была уставшая и злая, в итоге родители нас пытались «заткнуть», что не очень хорошо действовало. Тогда нас поставили по углам, в наказание, и мама сказала очень обидную фразу, которая сейчас не кажется мне таковой: «Если вы не заткнётесь, то ни кусочка торта не получите». Как я отмечала свой семилетний день рождения я не помню в подробностях. Но эта фраза меня очень обидела. «Как тортом можно угрожать? У меня же праздник. Это же для меня!!!» Рассуждала я тогда. И было бы правильнее и логичнее запомнить само торжество, или момент задувания свечей, или ещё что-нибудь в этом роде. А может никакого торжества и не было, может мы просто попили чай, как обычно? Но я запомнила только этот предпраздничный вечер и очередную грубую фразу из уст самого родного мне человека.

Я очень много времени уделяю матери в своём повествовании, но это не значит, что папы в моём детстве не было. И от папы я ни помню ни одного грубого слова. Может причина в его бесхарактерности, мягкости и доброте, а может быть его слова меня просто не так ранили, как мамины. Но факт остаётся фактом. Папа для своих дочек всегда был хорошим на фоне строгой мамы. И я помню насколько историй только с его участием. Мы вместе с ним ездили на мотоцикле на речку. Обожала папин мотоцикл, особенно когда он сажал меня на красный овальный бак, самой первой. Я как будто была главной. Видела дорогу. Делала вид что рулю, хотя на самом деле понимала, что рулит все равно папа. А однажды он сделал мне сюрприз. Прикрепил к рулю на мотоцикле звонок от велосипеда. О, Боже! Сколько у меня было счастья. Мне же папа сказал, что это газ. И во время поездок я сильно-сильно звенела в этот круглый звоночек и мне казалось, будто мы и правда едем быстрее. Волшебные воспоминания! Так вот вода на той речке была прозрачная, спокойная и холодная. И я с детства просто обожаю водичку. Я купалась и купалась, и даже помню, как терпела холод, только чтобы подольше побыть в воде. И я смутно помню ещё одну картинку. С детства меня тянуло к творчеству. Парикмахерское искусство – это тоже творчество. Как-то раз мы с сестрой играли в парикмахерскую, только вот игра незаметно переросла в настоящие манипуляции с волосами. И так как я старшая, я была парикмахером, а сестра клиенткой. В ход пошли ножницы, баночка с водой и круглая расчёска. После этого дня, Соню пришлось вести к настоящему мастеру и стричь под мальчика. Позже эта история очень часто обсуждалась между сестрами, но только с улыбкой. А однажды манекеном был папа, чьи волосы чуть-чуть превышали 4 – 5 см. Я заплетала ему маленькие хвостики по всей голове и называла его ёжиком, и крепила где только можно заколки. А он тем временем смотрел телевизор. После непродолжительного времени он снял все это произведение искусств и пошел в магазин. Как выяснилось позже, не все заколки папа заметил. И несколько штук снял уже в магазине. И как это не грустно, но это и все истории, воспоминания о папе, которые отпечатались в моём сознании.

На летних каникулах мы с мамой и сестрой поехали к родственникам. Барнаул. Небольшое село. По словам мамы, папа ехать не захотел и остался дома. Это и стало переломным моментом для нашей семьи. Прошло лето. Время возвращаться домой, а мама задаёт нам с сестрой странные вопросы: «Хотели бы мы жить на новое месте всю жизнь?». И мы конечно же отвечали согласием. Но вот один нюанс нам был неизвестен. Присутствия папы в нашей дальнейшей жизни не предусматривалось. И я не помню, как грустила по этому поводу, не помню, как плакала по нему. Я даже не могу точно сказать, было ли это. Просто с того лета я его больше не видела. А мне бы хотелось. Ведь мы не выбираем, любить папу и маму или нет. За нас выбрала природа, и эта безусловная любовь к родителям рождается внутри нас с момента первого крика ребёнка. И я не исключение. Я любила папу и маму, а в последствии скучала по первому, ввиду его отсутствия в нашей жизни.

В Барнауле нас встретили очень хорошо. Помню момент, как нас встречают с вокзала, после четырёх дневного пребывания в поезде. Мы сели в микроавтобус, что принадлежал моему дяде и поехали вдоль высоких и удивительно ярких деревьев. Ранее я не видела таких ярких красок. Здесь же вся природа пестрила контрастами красок. Я отчётливо помню просьбу моей крёстной к дяде: «Не гони, у нас в машине дети». В этот момент я почувствовала свою значимость для взрослых. Мне было приятно это слышать, значит на нас обращают внимание даже тогда, когда мы молчим, но присутствуем среди взрослых. Мы приехали в большой дом. Мне, Соне и маме выделили отдельную большую комнату, в которой мы и должны были прожить лето, а по итогу прожили года 3. Я смутно помню, что происходило в это лето. По помню только то, что крёстная безумно вкусно готовила и пыталась накормить меня чем-то из домашнего, но мама всячески запрещала ей. Вместо этого отправляла меня в бабушкин магазин за заварной лапшой быстрого приготовления. Кстати я питалась ей и раньше. У родителей не было денег на нормальную еду. Сами они спасались от голода жареной картошкой, а мне её нельзя было есть. Именно поэтому папа ходил в магазин за этими порционными пакетиками с лапшой. Но это же ужасная еда. Сейчас я это понимаю, но раньше не понимала, так как была маленькой. А, для того чтобы сделать из этого пакетика блюдо, которое не противоречит предписанием моей диеты, из пакетика убирали все специи и заваривали просто слипшейся брикет этих заливных кудряшек. И я не до конца понимаю решение мамы кормить меня именно такой едой. Даже если варить обычные макароны, выходит дешевле. Но сколько себя помню, мама никогда не любила готовить. Именно поэтому первым навыком, который освоила маленькая семилетняя девочка, это готовить кушать. И до сих пор не понятно, почему именно эта лапша? Возможно причина в удобстве для родителей, а может мама в какой-то момент просто устала готовить для меня отдельно. Но факт остаётся фактом. Так вот мама также пыталась накормить меня этой лапшой, но родственники пытались донести до неё то, что даже в супе с пассеровкой на подсолнечном масле меньше вреда, чем в этих гадких пакетиках с кудряшками. И если честно, то в тихую от мамы я всё равно ела запрещённые мне блюда. Моя крёстная божественно готовит, именно она и привила ко мне любовь к кулинарии, и научила элементарным блюдам вроде борща и тушеной картошки. И каждый раз, когда мама отлучалась куда-то, меня кормили нормальной домашней едой. А со временем я научилась готовить супы и вторые блюда без масла и прочих запретных ингредиентов. И это тоже было, довольно-таки вкусно, во всяком случае, вкуснее той лапши. И, хотя я и осуждаю маму за сам факт, того что меня пичкали этой дрянью, но с другой стороны, я её понимаю. Приходя с работы не всегда есть силы и желание готовить сначала для всех, а потом – и отдельно для меня. Проще было купить спасительный пакетик и сэкономить лишних пол часа на отдых. Но если совсем честно, то я и не помню, как она готовила, обычно она звонила папе, говорила пожарить картошку, пока сама едет с работы. Ужасные воспоминания. Ненавижу тему еды, но к моему несчастью, именно о неё я и споткнулась повзрослев. Впрочем, не хочу забегать вперёд.

Лето заканчивалось и меня записали в общеобразовательную школу. Что бы было понятна разница между городской гимназией и сельской школой – всю начальную школу я пользовалась старыми знаниями. Благодаря Питерсону, автору моих первых в жизни учебников, я изучила за первый класс программу за все 4 года в общеобразовательной школе. И соответственно школа не вызывала интереса. А мама тем временем пыталась устроить свою личную жизнь. В моих воспоминаниях возле неё всегда кружилось много мужчин, и сейчас я понимаю, что она с ними флиртовала, смеялась и общалась. У неё никогда не было девушек подруг, только мужчины, а точнее мальчики, которых она старше лет на 10, наверное. Она носила обтягивающие вещи, её попа очень сильно выделялась на фоне невысокого роста и, относительно, стройной фигуры. Её попа всегда была в центре внимания мужчин и когда она поворачивалась к ним спиной, они все смотрели именно на попу. Мне было неприятно наблюдать за этим, но я молчала, ибо не понимала, как устроены отношения между мужчиной и женщиной, а только интуитивно догадывалась об их пошлых желаниях.

Второй класс прошёл относительно спокойно, ярких событий практически не происходило. Я постепенно привыкла к мысли, что папа больше с нами не живёт, что вокруг меня огромное количество родственников. В моей жизни появился новый родной человек, который в последствии заменил мне маму, когда та находилась по полгода без выходных на работе, занималась разделом имущества с нашим папой. Кстати все это время отец всячески пытался избежать ответственности и не хотел платить алименты. По крайней мере так говорила мама, и я склонна ей верить в этом вопросе. Так вот тот близкий человек – это моя крёстная мама. Она очень любит детей и старше меня всего на 12 лет. Это был единственный человек, который пытался защитить нас от мамы. Как-то раз очередным вечером мать пришла с работы и снова орала из-за чего-то. Я помню только, что плакали и стояли в углу мы с Соней каждый вечер и это не преувеличение, всегда был повод нас наказать, практически каждый вечер. И вот однажды крёстная не выдержала и набросилась её душить. Она кричала ей: «Что ты за мать такая, у которой дети каждый день в истерике бьются?». После этого они не разговаривали около года, находясь в соседних комнатах большую часть времени. После этого поступка она стала для меня стеной. Я стала всё ей рассказывать. Абсолютно всё, что у меня на душе и на сердце. Я точно знала, что эти тайны останутся только между нами. А когда она попала в аварию, я написала первый в моей жизни стих, посвящённый именно крёстной. Я назвала это своё первое поэтическое и, немножечко нескладное творение – «Мама». Эмоционально, она являлась для меня первой мамой. Я её не боялась, не ожидала агрессии. Она меня всему учила, причем не принудительно, а в мягкой форме. Она привила любовь к кулинарии, научила плести косички, научила подстригать правильно ногти и носить каблуки. Она научила меня позитивно мыслить и видеть во всём хорошее, в то время как от мамы я слышала только негатив и пессимизм. В разговоре с крёстной мне было невероятно легко. Она не вливала в меня свои проблемы, не обсуждала со мной мужиков, как это делала мама. Да, платила за меня мама. Я не должна сейчас так принижать её, но я говорю только то, что чувствовала в тот момент. На семейных ужинах, а нас было человек 7 за одним столом, в отсутствии мамы, нас спрашивали, хотим ли мы лишения родительских прав. За мамину грубость, побои и моральное уничтожение на глазах у всей родни, её хотели лишить родительских прав и сразу забрать нас из детского дома. И я всем сердцем этого хотела. Я не хотела больше слушать как ей трудно, какие мы с Соней неблагодарные и что мы уже взрослые, чтобы знать о её любовниках (в 10 то лет). Но все это были только разговоры, и никто не захотел с этим связываться. Даже сейчас погружаясь в эти воспоминания мне становится больно за своё детство. Мне снова жаль тех маленьких девочек, которые хотели просто гулять на улице, а не сидеть целыми днями дома. Мы хотели оставаться после школы с одноклассниками у кого-нибудь дома. Но нам не разрешала мама. И если мы опаздывали домой, то нас ждало наказание. Обычно это был домашний арест. Помню, как мы были наказаны на, 3 недели вперёд. Мы были постоянно в состоянии напряжения, мы не знали в какую минуту у мамы испортится настроение, и она наорёт на нас за какую-нибудь не значительную оплошность, или вспомнит старую. Я так плохо помню хорошие воспоминания, связанные с мамой в период с 7 до 10 лет. Мы её ненавидели всеми нашими маленькими сердцами. Но когда это время обговаривалось уже во взрослом возрасте мама пыталась оправдать свои поступки. Она и сейчас считает, что всем детям достаётся. Всех бьют и всех ругают и жизнь у неё была тяжёлая и уставала она и ещё много оправданий в свою пользу, и что мы придумали или преувеличили все события. Но я не сумасшедшая, и родственники подтверждают все эти истории. Я все помню, мне было так больно от её слов, что я никогда их не забуду. Однажды мы с сестрой не убрались вовремя, и она на нас наорала и наказала. Мы с Соней решили попросить у неё прощение и нарисовали ей рисунок. Сели на велосипед и поехали к магазину, где она работала. Она стояла у входа с каким-то мужчиной в своих отвратительных обтягивающих ярко-красных штанах, в которых очень сильно выделялась попа. Они смеялись, а когда она увидела нас с сестрой сказала следующую фразу, я запомнила её на всю жизнь: «Уёбывайте от сюда. Мне не нужны ваши рисунки, засуньте его в жопу себе, быстро домой». На тот момент мне было лет 9-10. И в этот момент во мне начала просыпаться гордость, я снова чувствовала себя униженной, мне было стыдно перед тем мужиком, обидно за сестру. И в этот момент мне хочется вспомнить какую-нибудь хорошую историю из жизни того периода. На ум приходят только путешествия, в которых не было мамы. Она в это время работала в магазине, чтобы нас взяли с собой. Что это значит? Моя бабушка со своей сестрой имели свой магазин, в котором и работали как продавцы. А когда собирались в какое-нибудь путешествие, просили маму поработать вместо них. Тогда нас брали без проблем. И если посмотреть с точки зрения мамы, то она пыталась делать для нас что-то хорошее. Она работала в магазине, а нас за это брали в путешествия. У нас даже много фотографий осталось с того времени. И рассматривая их я понимаю, что в детстве было много хорошего. Но все хорошее было без мамы. Само её отсутствие означало хороший день. И это так ужасно ненавидеть человека, которого природа сделала самым любимым. Безумно сложно сочетать в себе и любовь и ненависть к одному человеку. Это разрушает. Но это моё испытание, которое научило меня очень многому. Главное – молчать и терпеть.