Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 2

Мне остается сказать несколько слов о том, как я читал Библию, о том, как изучал животворящий дух вечной истины правды Божией под покровом буквы мертвящей и как буду излагать вечную истину правды Божией на языке современной интеллигенции, – скажу в последующих главах.

Шопенгауэр в предисловии к первому изданию своего труда «Мир как воля и представление» требует от читателя, чтобы он прочел это сочинение дважды, первый раз с терпением и доверием к автору, который при единстве мысли, составляющей краеугольный камень стройного мировоззрения, не может избежать многообразия целой системы мыслей, составляющих в совокупности одно стройное целое, как архитектурные детали составляют в совокупности одно целое по идее произведение архитектуры.

Это требование гораздо основательнее, чем оно кажется на первый взгляд. Нельзя судить о сравнительном достоинстве и целесообразности деталей какой-либо картины или здания, не имея понятия о целом произведении искусства, не впадая в наивную самоуверенность мухи, которую Макс Нордау заставляет критиковать непонятные для него неровности на поверхности колоссальной статуи Бавария.

В области отвлеченного мышления целое мировоззрение не может быть выражено одним словом, которое соответствовало бы общему впечатлению при взгляде на целое произведение искусства, воплотившее в себе мысль художника во всей ее цельности. Наш дух может содержать целое мировоззрение в единстве основной объединяющей мысли только при помощи напряженного внимания, объединяющего в один животворящий дух все детали по мере их изучения под личиною буквы мертвящей. Для того чтобы это внимание не ослабевало, необходимо читать первый раз с верою и любовью, чего требует даже и Шопенгауэр по отношению к себе совершенно основательно, стараясь уразуметь и не получая понятия о целом до самого конца книги. Когда все произведение прочитано и при помощи внимания все детали слились в одно стройное целое, необходимо прочесть второй раз, чтобы сознательно отнестись к деталям при свете понимания того стройного целого, в которое они входят как составные части.

Если это требование справедливо со стороны Шопенгауэра относительно сочинения, в котором он систематично излагает свое философское мировоззрение, тем более необходимо для нас решиться на не менее серьезное отношение к Божественному Откровению, помня, что Библия не систематическое изложение мировоззрения, идеала и этики, соответствующих вечной истине правды Божией, а слова жизни, исходившие из уст Божиих сообразно потребностям постепенного воспитания падшего человечества для Царства Небесного.

Для меня было ясно, что сознать животворящий дух Откровения во всем его стройном единстве я не могу, не прочтя всю Библию с начала до конца, твердо веруя, что под покровом буквы мертвящей найду животворящий дух. Читать Библию первый раз, еще не имея цельного представления о вечной истине правды Божией во всей ее стройности, читать ее с горячею верою в то, что оно есть, это стройное единство животворящего духа, не смущаясь пестротою и кажущимися противоречиями буквы мертвящей, читать, не скажу, с терпением, а с радостным, трепетным вниманием того, кто в темном, смрадном подземелье почуял струю чистого воздуха, потом увидел слабый луч далекого света и, идя по этим указаниям, набрел, наконец, на несомненный путь к выходу из ненавистного лабиринта, – читать так было для меня не трудно, читать иначе было бы для меня невозможно.

Каждое слово книги жизни было для меня так дорого, как отзвук родины далекой, и, если бы меня не томила духовная жажда, я и тогда не мог бы отказать себе в этом духовном наслаждении.

Пока я читал, любя и веруя, с благословением и благодарностью за свет и теплоту, наполнявшими душу ликованием, я ясно понимал животворящий дух под внешнею оболочкою буквы, и дух дышал во мне дыханием жизни вечной. Когда рутина склада ума, навязанная жизнью и наукою, заставляла меня умствовать по обычаю книжников, я придирался к букве мертвящей, анатомировал ее, и вот передо мною лежал холодный труп отвлеченной мысли, и душу леденил могильный холод; смятение и ужас указывали мне на то, что я оставил добрую дорогу, и я опять искал света и радости и опять попадал на верный путь.

И я решился читать Писания как дитя, которому не надо ученых трактатов и сложных умствований, чтобы понять слова матери, ее мысли и чувства, все равно высказаны ли они в форме аллегории, сказки или на условно-образном языке, понятном только для ребенка и его матери. Спаситель сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное[47]. Если не будем принимать слова вечной жизни, как дети принимают слова матери: смиренно веря и любя, мы не поймем животворящий дух и неизбежно будем бесплодно блуждать в лабиринте буквы мертвящей.

Иногда мертвящая буква поражала меня такой нечеловеческой смелостью, то голой неприкрашенной правдой, то чисто восточной цветистой образностью, что заслоняла собою на мгновенье животворящий дух; но вера приподнимала и эту пелену разукрашенную, и духу вновь сиял животворящий дух.

Иногда меня смущали кажущиеся противоречия, но вера не слабела, и все они постоянно сливались в гармонические сочетания.

По мере того как я читал, росло в моей душе понимание домостроительства Божия, росла в моей душе и радость сознательной веры в Бога живого, и я на опыте познал, что значит пить из источника воды живой, когда душа истомлена далеким странствием по зною и пыли сухой пустыни.

Когда я прочел последнюю страницу книги жизни, храм мира сиял передо мною во всем несказанном величии предвечной мысли верховного разума, во всей ослепительной красоте вдохновения любви животворящей. Я на опыте познал, что от избытка сердца уста глаголют. Я понял, что не могу молчать, что должен высказать, чем сердце полно, а в сердце был необъятный мир, осиянный Светом от Света Небесного.

Мне предстояло то, что я читал как дитя и понял, как понять может только сердце при свете веры и любви, снова облечь в мертвящую букву, наиболее доступную моим современникам, перевести Библию на язык современной интеллигенции.

Современная культура выработала свои привычки мышления, как она выработала и свои привычки жизни; хороши эти привычки или нет, я разбирать не буду и, помня, что, по пословице, в чужой монастырь со своим уставом не входят, говоря моим современникам, буду говорить на языке, для них понятном, и рассуждать по методу, для них привычному. Это комфорт мысли, без которого, я знаю, не согласятся обойтись избалованные комфортом представители культуры XIX века. Им надо непременно говорить по рубрикам; они и Библию не читают потому, что не разделена она на рубрики и не имеет вывесок с обозначением внутреннего содержания каждой отдельной рубрики, а работа в рудниках мысли, по их понятиям, умственная каторга, совсем не комфортабельная.

Теперь, когда со слов Божественного Откровения я имею счастье сознавать вечную истину правды Божией во всей ее стройности, разделить Библию на систематичные отделы и собрать все сказанное на разных страницах книги жизни в соответствующие отделы не представляет никакой трудности. Именно подобное систематическое изложение, при тщательном соединении в одно всего, что сказано по каждому отдельному вопросу, только и может ознакомить с животворящим духом Писания того, чья ленивая мысль, без поддержки веры и света любви, ежеминутно готова перейти от дела к безделью, от глубокой работы сознания к поверхностной игре бесцельных перетасовок буквы мертвящей.

Никакая мысль не может быть выражена удобопонятно одним словом, сделать это может только сочетание нескольких слов в предложении; то же слово на расстоянии двух-трех веков может изменить свое значение, и для восстановления прежнего смысла требовать многословных комментариев. Вырвать из Писания один текст и делать из него произвольные, уродливые по своей узости выводы – наивное недомыслие или злонамеренный лукавый софизм.

Чтобы вполне ясно уяснить себе библейский взгляд на тот или другой вопрос жизни или нравственности, необходимо соединить в одно все, что сказано человечеству по этому вопросу на всем протяжении многовекового воспитания падшего человечества; только тогда мы получим целое предложение, в котором будет выражена и целая божественная мысль.

Так я и поступил; ознакомившись с животворящим духом книги жизни во всей его стройности, я составил себе план систематического изложения его на языке современной интеллигенции и по каждому вопросу различных отделов соединил все то, что сказано о нем избранниками Божиими Ветхого и Нового Завета.

Я ограничился одной Библией, стараясь по возможности ясно формулировать вечную истину правды Божией, насколько она доступна пониманию всякого верующего христианства. Все христианские церкви признают ту же Библию, исповедуют одного Христа, должны почерпнуть из общего источника и общее понимание вечной истины правды Божией. На каждой литургии мы молим Бога о соединении церквей и примирении всех. Как рядовой христианин, изучая общепризнанную всем христианским миром книгу жизни, я старался формулировать вечную истину правды Божией в той сущности, которую не могут не признавать все те, кто признает для себя обязательными слова апостола Павла, говорившего: Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема[48].

Да будет же эта общепризнанная сущность вечной истины правды Божией соединяющей чертою для всех искренних исповедников Христа Спасителя, и да озарит их веру и жизнь яркий Свет от Света Небесного, чтобы не объяла их тьма окружающей жизни, где сознательные антихристы и бессознательные изменники Христу деятельно препятствуют созиданию стен Иерусалима Небесного.

Буква мертвящая

Жив Господь Бог наш. И ныне, и прежде, и во веки веков, Он воистину сущий; и вечна, и неизменна вечная истина правды Его. Все, что не согласно с волею Божией, Царством Небесным и правдою Его, – все это временная, преходящая ложь, относительное, условное, мертвящее.

Когда Адам нарушил волю Божию, он променял абсолютную жизнь, разумную и вечную, на относительное, условное, мертвящее вдали от Бога, вне жизни вечной. Едина вечная истина правды Божией; правда воли Божией – единое абсолютное добро; противление воле Божией есть грех; грех привел Адама к изгнанию из рая, к воплощению и воплощением к смерти. Не имел бы Адам причины стыдиться духовной наготы своей перед Богом, не был бы он облечен в кожаные одежды, не предстояло бы для него необходимости сбрасывать с себя эту кожаную одежду, когда она износится; не ушел бы блудный сын из родного дома, не странствовал бы он на земле скитания, не предстоял бы ему и трудный обратный путь с тяжелым камнем на сердце; не рождался бы человек на земле, не предстояло бы ему и умирать, переходя от временной и условной жизни земного скитания к жизни вечной.

Мы все пока находимся в долине плача и печали, тления и смерти земного скитания, отчуждены от Бога и вечной неизменной правды Его грубою завесой тела смертного, погружены в относительное, преходящее, условное. Нашим чувствам доступны только условные формы: преходящие и временные проявления преходящего и временного состояния греховного человечества и проклятой в делах его земли. Все преходяще и условно в этом бренном мире, только дух человеческий вечен и способен постигать непреходящее, вечное, способен поклоняться Богу в духе и истине, способен уловить животворящий дух под обманчивою личиною преходящей формы и водворить вечную гармонию Царства Небесного внутри человека, еще прикованного телом к преходящему и условному среди обманов земного бытия.

Воплощенный дух находится в одиночном заключении во время земного скитания. Гармония Царства Божия может быть внутри его, но это лишь состояние духа его и не может быть проявлено иначе, как при помощи дела или слова условного характера. И дело и слово заключает дух животворящий в условную мертвящую форму, присущую всем проявлениям жизни земной. Стремление к животворящему духу есть жажда правды Божией, стремление к абсолютной истине – вера живая в Бога живого; симпатия к форме и букве мертвящей – болезненное пристрастие к праху земному сознательных и бессознательных материалистов, предпочитающих условное и преходящее – абсолютному и вечному, временную оболочку – вечному духу, скорби и печали одиночества – райскому блаженству в общении с Богом.

Грешное человечество, по тому самому, что оно грешное, более склонно понимать условное и временное и сочувствовать форме и букве, чем жаждать познания вечной истины правды Божией и под покровом условной формы и буквы мертвящей искать животворящий дух.

Божественное Откровение, как слово жизни вечной, созидающее слово Божие, воспитывающее человечество для Царства Небесного, есть громкий призыв от условного и временного к абсолютной истине и вечной правде. Все факты, приведенные в Библии, заключают в себе животворящий дух, имеющий абсолютное и вечное значение, всякое слово, изошедшее из уст Божиих, – капля воды живой, плод древа жизни вечной, но как проявление условной, временной жизни даже животворящий дух глаголов жизни вечной, для того чтобы стать доступным грешному человечеству, должен был облечься в условную форму факта, в условный знак буквы мертвящей.

Для рабов материи и греха – это опасное искушение, для них так естественно отвернуться от абсолютного и вечного, которое они не любят по своей греховности, чтобы видеть одно условное и временное, которое они любят, предпочитают абсолютной и вечной правде воли Божией, без чего они и не были бы греховны, для них так естественно привязаться к букве мертвящей и совсем проглядеть животворящий дух.

Искушение велико, многочисленны и предостережения против него. Предостерегали человечество от этой опасности пророки ветхозаветные[49], предостерегал его Спаситель мира[50] и Его апостолы[51]. Предостережения были ясные, определенные, но злая воля велика, и подавляющее большинство продолжает не видеть глазами, не слышать ушами и сердцем не разуметь.

Напрасно звучали грозные слова пророка, когда он говорил, что обряд, форма образования ничто для тех, у кого медный лоб и сердце необразованное, люди читали с благоговением слова пророка и продолжали исповедовать самодовлеющее значение условной формы, лишенной животворящего духа. Напрасно факты, изложенные в книге Руфь, громко свидетельствовали о том, что иноплеменница моавитянка была для Ноемини лучше семи сыновей, потомков Авраама, евреи продолжали гордиться буквою происхождения от Авраама, нимало не заботясь о том, чтобы думать и чувствовать по его примеру. Напрасно читали и теперь читают изумительные пророчества ветхозаветного евангелиста, пророка Исаии, евреи благоговейно чтут букву его пророчеств и до сих пор упорно отказываются понять животворящий дух этих пророчеств, и они остались для них мертвящей буквой, когда сами они, распиная Мессию-Христа, бессознательно участвовали в осуществлении того, что составляло животворящий дух благоговейно признаваемой ими буквы.

Господь наш Иисус Христос постоянно боролся против склонности всех Его окружавших, не только фарисеев, саддукеев, книжников, самарянки, Никодима, но даже и учеников Его постоянно суживать слова Его до размеров буквы мертвящей. Он ясно указал на второстепенное значение обряда и формы, говоря, что Богу должно поклоняться в духе и истине; Он ясно указал и на второстепенное значение буквы, говоря, что слова Его – дух и должны быть понимаемы духовно[52].

Апостол Павел прямо говорит, что буква мертвит, но знать слова апостола и волю Спасителя недостаточно для того, чтобы иметь добрую волю думать и чувствовать по примеру апостола и сообразовать свою волю с волею Того, кто един был свят на земле.

И вот до настоящего времени между верующими и неверующими громадное большинство и комментирует, и критикует Библию, упорно придерживаясь буквы мертвящей, что по смыслу слов Спасителя и Его апостола со стороны верующего – постыдное недомыслие, а со стороны неверующего – неосновательная придирка.

Вредные последствия узости мысли этих наивных и злонамеренных буквоедов неисчислимы. Они стройную гармонию животворящего духа Божественного Откровения обращают в пестрый хаос буквы мертвящей; они глаголы жизни вечной превращают в исторические сплетни и схоластические нравоучения; религию – эту животворную основу жизни – они обращают в оторванную от жизни догму и бессодержательную обрядность; таинства они понимают так, как ветхозаветные буквоеды понимали обрезание, церковь понимают так, как ветхозаветные саддукеи понимали синедрион; они и Священное Писание читают и понимают именно так, как понимали и читали его те, кто, благоговея перед буквою Писания, побивали камнями пророков и издевались над словами и страданиями воплощенного, а потом ими же распятого Мессии.

Буквоедов одинаково много между верующими и неверующими; одни поклоняются букве, другие придираются к ней.

Прежде всего я должен сказать, что истинно верующий тот, кто может по примеру апостола Павла сказать: Я знаю, в кого верую[53], буквоедом быть не может; это слишком противно всему духу учения Спасителя. Верующим буквоедом может быть только христианин по названию; тот, кто родился христианином и по рутине считает себя таковым, но не крещен ни духом, ни огнем; он может быть очень ученым теологом, может даже занимать в церкви поместной очень высокое положение и все же не уметь ни чувствовать, ни жить по-христиански и быть убежденным наперекор Спасителю и апостолу, что христианство есть именно жертва и пища, а не милость, мир, любовь и радость о Духе Святе.

Такая вера ни живою, ни разумною быть не может; она непременно мертвая и слепая вера в букву мертвящую, которая и в жизнь вносит ту мертвящую струю, которая составляет для многих роковой соблазн, затемняя понимание жизненного значения религии, Откровения и церкви, полагая непроходимую пропасть между догматом, обрядом и повседневною практикою жизни.

Посмотрим, как относится верующий буквоед к историческим фактам, рассказанным в Библии, и к букве, без которой святое вдохновение избранников Божиих, этот таинственный голос, который был в них, не был бы переведен на лепет человеческий, не стал бы достоянием всех. Верующие буквоеды неизменно придают и фактам и букве самодовлеющее значение, совершенно застилающее собою, часто даже совсем упраздняющее не только понимание заключенного в этих внешних формах факта и буквы животворящего духа, но даже возможность предположить в них необходимость этого внутреннего содержания.

Придавая фактам и букве самодовлеющее значение, они и тем не ограничиваются, а преувеличивают это значение до очевидного абсурда, нимало не сообразуя понимание отдельного факта и буквы с животворящим духом всего откровения, делая из них кумиров, поклоняясь им и делая для себя таким образом невозможным соглашение не только с теми, кто верует в единого Бога Отца, но и со всеми теми, кто обладает простым здравым смыслом; это слепые фанатики, которые из-за факта и буквы готовы во всякое время пожертвовать и животворящим духом Откровения, и возможностью жить по вере на земле.

Библия содержит повествование о фактах непосредственного воздействия промысла Божия, о жизни народа избранного и жизни святых избранников Божиих.

Говоря о первых, буквоеды главное внимание обратят на то, в какое время, где и при каких обстоятельствах совершилось данное событие, и таким образом навяжут убеждение, что главная суть в голом знании факта и его деталей, а не того животворящего духа, который облечен в оболочку данного факта, ради которого этот факт и был занесен на страницы книги жизни. Воздействия промысла Божия неисчислимы; из бесконечного числа их Божественное Откровение повествует нам именно о тех, которые имеют значение для духовного воспитания человечества. Именно на это жизненное значение факта воздействия промысла Божия буквоед не обратит никакого внимания и факт разумной воли верховного разума мира обратит в непонятную прихоть всемогущего кудесника, и радостное создание стройной гармонии воли и мысли Творца подменит тяжелою обязанностью слепой веры в бессмысленные факты. Таким путем они свет обращают во тьму, радость – в страдание, веру в разумного Бога – в суеверный страх перед прихотями грозного абсолюта, и любовь к любвеобильному Отцу – в рабскую угодливость перед всесильным властелином. Они оклеветали религию, эти услужливые буквоеды, которые воистину много опаснее любого явного врага, они дали повод говорить о религии, в которой все разумно и стройная мудрость, что надо прежде отказаться от разума, чтобы потом слепо верить в пеструю груду очевидных нелепостей.

Говоря о фактах, относящихся ко жизни народа избранного, буквоеды неизменно придают и им самодовлеющее значение; для них имя местности или города, размеры ковчега, вообще, обстановка события имеют большее значение, чем тот внутренний смысл, благодаря которому это событие удостоилось быть занесенным на страницы Библии. Они так убежденно узки в своих воззрениях, что неизменно заражают читателя узостью мысли. Для того, кто, читая историю народа избранного, вообразит, что то или другое событие имеет местный или временный характер, что то, что относится к Иерихону или Иерусалиму, не имеет никакого отношения к Петербургу, и то, что относится к евреям – никакого отношения к современным нам русским, французам или немцам, для того глубокий смысл священной истории народа избранного сужен до размера относительного интереса простой летописи, причем так удобно злой воле успокаивать совесть нелепыми софизмами.

Современные Каины, искренно ненавидящие всякого доброго Авеля, глубоко убежденные и во всю жизнь доказывающие, что они не считают себя приставниками братьев своих, люди, которые непременно убили бы доброго Авеля, если бы жили, подобно Каину, в то время, когда не существовало ни стеснительных судов, ни бдительной полиции, эти современные Каины, всегда готовые оскорбить и ограбить всякого Авеля на законном основании, будут читать букву мертвящую о Каине, даже и не подумав о том, что читают страницу из собственной жизни, находятся перед зеркалом, отражающим искаженные злобою черты их собственного духа. Современные Хамы, всегда готовые осмеять и надругаться, глубоко убежденные, что смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно, люди с неизменно юмористическим складом ума и опереточным настроением духа, читают букву мертвящую о Хаме, даже и не подозревая, что заключенный в ней животворящий дух лично до них касается.

И вот, прочтя благоговейно историю о том, как современные Ною практичные дельцы издевались над его идеализмом, многие способны злобно осмеять всякого Ноя XIX века, который, живя по вере, нарушает рутину практики жизни, издеваясь над тупоумным формализмом ветхозаветных евреев, способны понимать христианские таинства и обряды совершенно так, как понимал значение обрезания народ жестоковыйный с медным лбом и необрезанным сердцем, зная, до чего довело евреев слепое пристрастие к букве мертвящей, способны упорно отрицать всякое значение животворящего духа христианства и даже, из политических и экономических расчетов, относятся к нему враждебно, порицая современных Спасителю книжников, фарисеев и саддукеев, способны сделать из книги кумира, думать и чувствовать по-фарисейски и свои обязанности относительно Бога, религии, церкви, ближнего и самого себя понимать именно так, как понимали их священники – саддукеи; умиляясь при чтении рассказа о том, как бедная вдовица отдала Богу все, что имела, способны все сохранить для себя, бросая Богу лишние крупицы; возмущаясь гнусным предательством Иуды, способны продать самого достойного человека, друга и благодетеля, как только эта операция окажется выгодною. Для всех для них буква мертвящая совсем застилает собою животворящий дух, внося мертвенность и в умы, и в сердца, и в жизнь.

Говоря о фактах, относящихся к жизни святых избранников Божиих, буквоеды вносят особенно много тумана в умы и шаткости в сердца. Игнорируя животворящий дух, им непременно надо искусственно примирять часто непримиримые на самом деле противоречия буквы мертвящей; для достижения этой цели они готовы пожертвовать здравым смыслом и черное назвать белым. Они сами признают, что веруют во единого Бога, признают и то, что из всех сынов человеческих един был свят, един Господь Иисус Христос. Они убеждены, что слово святой обязывает их находить безукоризненными все их поступки, они не останавливаются ни перед какими натяжками и софизмами, лишь бы обелить то, что гнусно и по справедливости должно быть заклеймено в жизни Иакова, Моисея, Давида и Соломона, забывая, что это были не боги, а лучшие из очень грубых и дурных сынов своего века; Господь избрал их соработниками своими в деле воспитания человечества; они изрекали слова жизни, когда Дух Божий был на них[54], но оставались в то же время людьми, которые в частной жизни своей могли поддаваться влиянию окружающей среды и собственных похотей. Безусловная искренность Библии постоянно ставит перед нашими глазами яркую картину того, как Господь в слабости творил силу, как не имеет права хвалиться никакая плоть; это заставляет тех, кто из-за буквы мертвящей желает во что бы ни стало заставить хвалится плоть, и черное сделаться белее снега, с головою погрузиться в такой хаос натяжек и передержек, что все их благонамеренные виляния превращаются в совершенно бессодержательную риторику.