bannerbanner
Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 2
Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 2

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 14

Н. Неплюев

Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 2

Христианская гармония духа[1]

Глава III. Что есть истина?

§ 3. Хаос жизни

Зрелища

Под общим названием зрелищ я разумею все то, что составляет любимые утехи современного общества, те цветы, которые оно срывает на жизненном пути, покупая их дорогою ценою зверской борьбы, называемой мирным трудом при капиталистическом строе. Мы увидим, что именно слово зрелища самое подходящее для всех этих утех, несмотря на их кажущееся разнообразие.

В древнем Риме, когда буйная толпа требовала хлеба и зрелищ, она знала, что в человеке голодает не одно тело, и требовала пестрых игрушек, чтобы если не утолить, то, по крайней мере, заглушить тот другой голод, который еще сильнее чувствовался, когда тело было сыто. Что это за второй голод – римская чернь не сознавала, а потому и задаваться вопросом о том, как лучше, наиболее разумно удовлетворить эту потребность, не могла. Она чувствовала, что, напитав тело, нуждается в зрелищах и требовала зрелищ, всяких зрелищ, лишь бы перед глазами было пестро, в ушах шумно, в мозгу играл калейдоскоп и в сердце быстро сменяли друг друга грубые страсти, чтобы не сознавать страшного голода пытливым умом, не ныло неугомонное сердце, не томила непонятная, невыносимая тоска.

С тех пор прошли века. Спаситель мира научил понимать, что не хлебом единым жив будет человек[2] и что есть источник воды живой, который может навеки утолить духовную жажду[3].

Мы, христиане, не можем не понимать, что тело как материя никаких потребностей иметь не может; мы не можем не знать, что все потребности лишь разнообразные проявления воли воплощенного духа, что физические потребности человека суть не что иное, как проявления воли духа жить в теле и не получать от того болезненных, тяжелых ощущений, умственные потребности – воля духа разумного познавать абсолютную истину бытия, вечную истину правды Божией; нравственные потребности – воля духа свободного жить по вере, разумно сообразовать свою жизнь с вечною истиной правды Божией, в двух словах – разумно любить Бога и ближних.

Понимая все это и искренно стремясь к добру и правде, человек не только не будет искать пестрых игрушек, развлечений, но далеко не успеет в течение жизни познать умом всю глубину премудрости вечной истины правды Божией и удовлетворить, хотя в малой степени, насущную нравственную потребность жить по вере и в жизнь сынов человеческих внести хоть малую частицу вечной правды Божией.

Когда огрубелое сердце перестало разуметь, ему опять нужны все те же пестрые игрушки, эти зрелища, которые развлекают дух, заглушая в нем жажду познания и жажду любви, одним словом, тоску по Богу.

Живя среди хаоса зверской борьбы за существование, когда и мысли, и чувства, и жизнь прямо противоположны поведанной нам Светом от Света Небесного вечной истине правды Божией, и не желая жить иначе; любя мир и то, что в мире, а не Бога, не Христа Его и не ближнего, теперь более чем когда-либо толпа нуждается в зрелищах, в этих пестрых игрушках, развлекаясь которыми можно не задумываться, не сосредоточиваться, не видеть глазами и не слышать ушами того, что огрубелое сердце ни видеть, ни слышать не желает, чтобы не быть в необходимости уразуметь.

Конечно, всего более боясь уразуметь и не желая творить волю Отца Небесного, человечество не может искать истинных, разумных утех для ума и сердца; все его утехи сводятся исключительно на бесцельные развлечения пестрыми калейдоскопами физическими, умственными и нравственными.

Физическими калейдоскопами я называю все те утехи, при которых сознание и скорбь духа заглушаются пестротою физических ощущений, умственными – те, при которых это достигается пестрыми комбинациями на клавишах машины мозга, нравственными – те, при которых это достигается щекотанием сердечных струн, что для греховного человечества всего чаще означает грубые похоти огрубелого сердца.

Само собою, так как дух человеческий один и все потребности лишь разнообразные проявления воли того же единого духа, то и утехи не могут быть однородны; в каждую утеху дух может внести активную волю жить всеми тремя основными свойствами своими: при доброй воле ощущать, сознавать и любить, при злой воле – играть ощущениями, сознанием и любовью. Сообразно с тем та же утеха может быть для людей с разным настроением духа страданием или наслаждением.

Перечислять все утехи я не могу и не буду и приглашаю только сделать беглый обзор самых выдающихся, модных утех; постараюсь приподнять тот покров условной лжи, под которым привычка так удачно прячет голую правду, постараюсь высказать эту правду в таких словах, которых привычка не сделала условною маскою, и продумать, при каком настроении духа данная утеха может быть наслаждением, а не страданием.

Начнем с действительных, основных потребностей воплощенного духа, не привитых, а тех, которые неизбежны для всякого, соответствуя трем основным свойствам духа живого: ощущать, сознавать и любить. Это и есть основные, общие для всех потребности: физические, умственные и нравственные, удовлетворение которых составляет не роскошь, а хлеб насущный, но переходит в роскошь каждый раз, как человечество начинает по-детски играть ими, не удовлетворяя разумно основную потребность духа, а делая из этой самой потребности игрушку, которою и увлекается ребячески до тупоумно-равнодушного отношения ко всему окружающему и даже до полного самозабвения.

Основные физические потребности соответствуют основному свойству духа ощущать. Воплощенный дух испытывает болезненные ощущения каждый раз, как нарушается правильность отправлений дивной машины тела. Все то, что необходимо для того, чтобы не нарушалась правильность отправлений тела и дух не подвергался болезненным ощущениям, и есть насущная физическая потребность. Как удовлетворять эти потребности, в связи со столь же реальными потребностями духа сознавать и любить, и есть жизненный вопрос, от которого зависит и направление, и весь строй жизни воплощенного духа на земле. Когда человек удовлетворяет свои физические потребности в ущерб основным свойствам духа сознавать и любить, другими словами, в ущерб своим умственным и нравственным потребностям, он превращается в неразумное, безнравственное двуногое животное. Когда воля духа направлена на согласование потребностей физических и умственных, не согласуя их в то же время с потребностями нравственными, воплощенный дух живет ощущениями и сознанием в ущерб любви; такой человек будет разумно удовлетворять свои физические потребности, он может быть высокоинтеллигентным человеком, даже ученым и в то же время очень вредным, гнусно безнравственным человеком, и жизнь его все же не будет разумна, потому что, не любя, он многого не уразумеет огрубелым сердцем и, даже разумно удовлетворяя свои физические потребности, будет жить одною животною жизнью, которая и поглотит всю деятельность его ума, хотя он этого сознавать не будет, обманывая себя ребяческою игрою в разнообразные, пестрые умственные и нравственные калейдоскопы.

Полной жизнью духа живет тот человек, который все три основные свойства духа удовлетворяет в наиболее гармонических сочетаниях.

Излагая христианское мировоззрение, я буду говорить об этом вопросе подробно, теперь скажу только, что Божественное Откровение поведало нам, что, согласно вечной истине правды Божией, основные свойства духа неравноправны и истинная гармония состоит не в том, чтобы все три категории основных потребностей были удовлетворяемы в равной степени. Из трех основных свойств духа первенство принадлежит любви[4], за нею следует сознание и только на третьем, последнем месте стоит ощущение. Стройная гармония духа заключается в том, чтобы ощущение было подчинено сознанию и вместе с сознанием подчинялось любви. В этом вечная истина, святая воля и правда Божия, добровольное согласование воли человека с этой вечной правдой воли Божией и есть добрая воля свободного духа, дивная гармония христианского настроения, одним словом, святость, без которой нет ни мира, ни радости, нет Царствия Божия внутри человека, нет возможности творить волю Отца Небесного.

Когда гордый дух восстанет против Бога и, гордый своею самостоятельностью, ребячески нарушает гармонию духа, вечная истина правды Божией остается неизменною, злая воля человека не в силах создать новую гармонию, но истинная правда нарушена, и проклят грешный дух, пока свободно не захочет восстановить нарушенную правду и с вечною гармонией небес согласовать духовную гармонию свою.

Вечная гармония одна, но дисгармоний множество, что и порождает хаос жизни невообразимого разлада разнообразных индивидуальностей дисгармонических грешных душ, которые наивно стараются слить все свои разнообразные индивидуальные дисгармонии в одну невозможную фантастическую какофонию, не желая, по причине своей гордости, злой воли и ожесточения сердца, слиться в единую вечную гармонию по указаниям Божественного Откровения, этого якоря спасения, при помощи которого грешный дух мог бы восстановить нарушенную гармонию, сотворить волю Отца Небесного на земле и слиться по смерти в общую гармонию неба.

Самые святые люди были все же грешные духи, не сразу и не вполне восстановившие небесную гармонию в течение земного бытия. Един был свят на земле, он был Свет от Света Небесного, путь, и истина, и жизнь, Агнец Божий[5], жертва великая, воплощенное слово[6] – Человек-Христос-Иисус.

Все остальные дети земли – грешные духи, у которых все дисгармония: и мысли, и чувства, и жизнь. Они не могут лишить свой дух ни одного из трех основных свойств его, но могут, нарушая святую гармонию духа, жить одним из низших свойств, притупляя, даже вполне усыпляя высшие свойства; делают они это путем развлечений, тех шумных и пестрых утех тех бессмысленных калейдоскопов, при помощи которых они убивают время и капризно избегают неприятной для них возможности сосредоточиться, уйти в себя, сознать весь ужасающий хаос дисгармонии грешного духа, что, при нежелании смириться и покаяться, неизбежно приведет грешный дух к адской муке злобного отчаяния.


К категории физических потребностей воплощенного духа относятся его насущные потребности есть, пить, одеваться и укрываться в жилищах от непогоды.

Пища и питье необходимы для того, чтобы постоянно возобновлять те атомы мертвой материи, которые только на короткое время входят в состав живого организма, как будто затем, постоянно уносясь таинственным вихрем, чтобы оградить человека от опасной ошибки забыть свой вечный дух под покровом праха земного, этой земли, которая вместе – земное проявление духа и цепи, которыми дух прикован к земле, и в землю отойдет[7], когда свободный дух пойдет туда, где нет болезней и печалей, нет голода и смерти, а есть только жизнь бесконечная.

Неудовлетворение этих насущных потребностей ведет к болезненным ощущениям воплощенного духа, известным нам под условною кличкою голода и жажды, благодаря этим ощущениям воплощенный дух знает, когда наступило время принять новый запас атомов мертвой материи, которая сама по себе не может нуждаться быть замененною, чего, при злой воле и желании забыть о вечности духа, умеют не разуметь представители материализма.

Для того чтобы удовлетворить эти насущные потребности, надо так немного, что нужна вся злоба и холодная жестокость, какие действительно присущи одним, и все преступное недомыслие, каким отличаются другие представители грешного человечества, чтобы возможно было голодать и даже умирать от голода в то время, как земля производит гораздо больше, чем потребляет человечество, и есть возможность накоплять богатые запасы. Но грешный дух желает развлекаться и в погоне за игрушками сделал себе, между прочим, забавный калейдоскоп и из вкусовых ощущений, сделал себе потеху и из временного усыпления сознания, заливая алкоголем машину мозга. Вот для того, чтобы иметь удовольствие развлекаться этими дорогими игрушками, убивать при помощи их сознание земного бытия и высших потребностей духа, трезвые практики жизни равнодушно проходят мимо тех, которые голодают и философски причисляют к роковым законам экономической борьбы за существование позорные муки голодной смерти среди изобилия капиталистической цивилизации.

Представлять все гнусное безобразие этих позорных утех, знакомых всем классам общества с единственною разницею бесконечных вариаций в степени дороговизны и изящества, я не буду; кому они не известны, если не в натуре, то в любовных изображениях, названных мною юмористическими идиллиями бытовых сцен в живописи. Кто раз присутствовал при одной из этих гастрономических или вакхических оргий, тот не забудет, если он понимает, что значит любить и уважать, как больно ему было видеть этих разумных людей, унизивших себя до неразумной игры в насущные потребности.

Настоящих обжор и пьяниц, до того оскотинившихся, что действительно перестали понимать все прочие потребности воплощенного духа и, живя одними низшими потребностями ощущений, совсем усыпили в себе все потребности двух высших категорий, основанных на свойствах духа сознавать и любить, очень мало; для большинства это один из способов убивать время, развлекаться, одно из многих привитых потребностей капиталистического строя жизни, в котором горькое сознание богатства и чванливая выставка его заменяют собою трофеи блестящих побед, одержанных над экономическими противниками в борьбе за существование.

Конечно, так как ленивых духом, равнодушных апатичных грешников гораздо больше на земле, чем энергичных демонов, то и пороки детей земли носят большею частью печать рутины и пошлости; так и ребяческая игра в калейдоскопы ощущений, соединенных с едою и питьем, для большинства – простая привычка, навязанная им пассивным подчинением рутине жизни, а не активное стремление духа наслаждаться, играя этими низшими потребностями.

Нужно ли говорить о том, какая степень огрубелости духа нужна для того, чтобы, считая за высшую радость жизни хорошо поесть или напиться, не видеть глазами, не слышать ушами и не разуметь сердцем, какою ценою эта радость покупается.

Эта гнусная победа ощущений над сознанием и любовью есть одна из высших форм извращения духовной гармонии, при которой грешное человечество напрасно будет мечтать о возможности перемирия. Когда бог – чрево, перемирие невозможно: у всякого свое чрево, у всякого свой бог; при таких обстоятельствах борьба за существование – нормальное явление для фанатических поклонников чрева, что они и констатируют, гордясь и радуясь своему великому научному открытию.

Нужно ли говорить о том, какая степень тупоумия или жестокости нужна для того, чтобы неглупые люди с нормальною машиною мозга, не находя в том даже и наслаждения, а только пассивно следуя рутине или руководимые холодными расчетами жизни, по обычаю мира сего, тратили большие деньги на еду и питье, не сознавая среди окружающей нужды и страданий, какое лучшее употребление могла бы найти для этих денег разумная любовь или, не желая употребить их иначе, утишить скорбящих, поддержать правду, водворить добро?!

Очень часто они извиняют себя тем, что не могут всех осчастливить. Странная отговорка. Что бы вы сказали о враче, который отказался бы лечить под тем предлогом, что не может вылечить все человечество?! Вот до чего может не разуметь огрубелое сердце!

Теперь начинают придавать деньгам какое-то мистическое значение, признавая их за какое-то трансцедентальное зло, это прискорбная ошибка ультраматериалистического склада ума, не разумеющего, что деньги, как мертвая материя, сами по себе злом быть не могут. Люди, очень довольные найти новую отговорку, охотно делают из этого положения логический вывод, что злом делиться нехорошо и что лучше оставлять все деньги для себя. Что деньги не суть сами по себе добро, что ими нельзя уврачевать всякое зло, что бессистемная раздача их, как и всякое неразумное действие, ни к каким удовлетворительным результатам привести не может, что деньги, попадая в руки дурных людей, часто служат им орудием зла – все это очевидно и все это доказывает только одно, что неразумное – неразумно и что злая воля все обратит в орудие зла.

Деньги – и щит, и меч в зверской бойне капиталистического строя; неразумно бросать и то и другое, оставаясь среди сражающихся вместо того, чтобы воспользоваться и тем и другим, чтобы выбраться из свалки и защищать себя и себе подобных, лишь бы, защищаясь, действительно выбраться из свалки в безопасное место, а не наслаждаться борьбою под предлогом самозащиты.

Все это уловки ума, когда воля духа не подчиняет его любви. Когда любовью ум направлен на добро, человек легко поймет, на что и как употребить те деньги, которые раньше он тратил на пьянство и еду.

Одежда и жилище необходимы для воплощенного духа и как удовлетворение его физической потребности защищать свое тело от холода, жара и других атмосферических явлений, которые способны иногда быть вредны для организма или доставлять неприятные ощущения, и как удовлетворение нравственной потребности защищать свое тело исключительно от взоров тех, с кем не желаешь вступать в близкие отношения.

Злая воля обращает и одежду, и жилище, и всю домашнюю обстановку в настоящую выставку трофеев экономической борьбы, и так как зло всегда неизменно родит зло, то и чванство родит зависть, притворство, злословие, интриги и прочие неизменные спутники жизни по обычаю мира сего, проявляющиеся более грубо и откровенно в низших классах, более тонко и предательски – в высших.

Люди это сознают; иногда тяготятся этим и, не изменяя привычек жизни, бесплодно философствуют; чаще и из жилища, и из одежды, и из всей домашней обстановки устраивают себе увеселительные соревнования, на которые тратится масса времени и денег и в результате которых получается для одних озлобленное унижение, а для других – злобное торжество над униженным соперником.

Умение ослепить, затмить и достать нужные для того деньги, какими путями, все равно, лишь бы условные приличия не были нарушены, – называется уменьем жить. Какое настроение духа необходимо, чтобы уметь и желать так жить, нимало не интересует сознательных и бессознательных материалистов, для которых жизнь духа ничто, а материальные декорации жизни все.

Нет возможности перечислить бесконечное разнообразие игрушек в форме физических, умственных и нравственных калейдоскопов, какими люди забавляются под предлогом жилища и одежды. Женщины, одетые в наряды, на которых горит клеймо легкомыслия и наглости, и эти наряды до того причудливо нелепые, что надо изрядное усилие воображения, чтобы вспомнить, что в этот странный футляр запрятано нормальное человеческое существо, а не уродливая кукла, сшитая из тряпок по прихоти модистки, эти добровольные олицетворения юмористических идиллий озабоченно снуют по магазинам, выбирают и советуются, пресерьезно воображая, что делают очень важное и серьезное дело, играя в эту детскую игру гостиной с переодеваниями.

Это достойные подруги жизни для тех мужей, которые, развлекаясь, со своей стороны, физическими и умственными калейдоскопами другого рода, озабоченно снуют по ярмарке жизни, спекулируя, интригуя, злобствуя и тоже воображая, что делают очень важное и серьезное дело, соединяя балаган с биржею. Эти мужья очень довольны этими женами, и эти жены очень довольны этими мужьями, находя, что биржа дает деньги для гостиной, а гостиная часто помогает сделкам на бирже; таким образом, обе игры удачно пополняют одна другую, сливаясь в один пестрый калейдоскоп жизни по обычаю мира сего.

И обстановку, и размеры игры варьируют до бесконечности, но суть жизни – все та же бездельная игра в пестрые калейдоскопы ощущений и добывание средств для этой игры; иногда самое добывание средств поглощает всю жизнь и само по себе обращается в деловую игру, еще более нелепую, чем все пестрые калейдоскопы ощущений, которые все же имеют приманку изящества.

Очень часто именно любовь к изящному и выставляют как оправдание громадных затрат на роскошь обстановки. Что любовь к изящному часто не играет при этом ровно никакой роли, видно из того, как редко среди аляповатой роскоши встречаются проявления истинно изящного вкуса и как редко изящное бывает оригинальным порождением личного вкуса хозяина, а не шаблонным произведением оплаченного ремесленника.

Допустим, что любовь к изящному не пустая придирка и что именно она заставляет богатого человека тратить все свои средства на роскошь, он не может не сознавать, что роскошь его обстановки – ничтожный оазис в безбрежной пустыне безобразной, уродливой нужды. Как бы он ни замыкался в своем изящном оазисе, обособляясь от окружающей нужды, безобразная жизнедействительность будет назойливо глядеть во все окна и щели его эдема, и он не может не понимать, что его изящная роскошь лишь лживая декорация, способная только рельефнее выявить всю безобразную уродливость нормальной нужды.

Чем более человек любит изящество, тем более, если огрубелое сердце не совсем разучилось любить и сострадать, он будет болеть сердцем за те миллионы людей, для которых не только все изящное – недоступная роскошь, но и самих обезобразила безобразная нужда. Для тех, кто утопает в роскоши, истинное понимание смысла и значения изящного не оправдание, а отягчающее вину обстоятельство, если он равнодушно проходит среди повсеместного безобразия жизни человечества, чтобы эгоистично, под замком, наслаждаться мишурным изяществом лживых декораций своего балаганного эдема.

Какая степень огрубелости сердца нужна для того, чтобы, выше всего боясь нужды и безобразия, выше всего любя роскошь и изящество, не разуметь страдания тех, которых вся жизнь нужда и безобразие!

Но есть еще высшая степень мрачной жестокости: я встречал таких людей, которые не только без стыда, но даже с оттенком хвастливого молодечества сознавались, что для них наслаждение увеличивается сознанием страданий других, что им особенно приятно, сидя у пылающего камина, сознавать, что есть несчастные – страдающие в эту минуту от стужи, что им особенно приятно сознавать, что в то время, как у них платье на шелковой подкладке и под ногами бархатный ковер, миллионы людей одеты в рваные дерюги и под ногами всего чаще имеют одну сырую землю. И эти люди, готовые променять любовь Бога и всего человечества на фантастическое ощущение шелковой подкладки, высокомерно обзывают наивными мечтателями тех, кто думает и чувствует иначе!!!

Говоря о позорных калейдоскопах, основанных на насущных, физических потребностях воплощенного духа, я не могу не упомянуть о самом позорном из всех этих позорных калейдоскопов, который с физическими потребностями не имеет в действительности ничего общего, говорить о котором в отделе насущных, физических потребностей позорно, не говорить о котором именно в этом отделе, говоря о позорной жизни по обычаю мира сего, невозможно; по пословице: в чужой монастырь со своим уставом не входят, а христианский устав, основанный на Божественном Откровении для грешного человечества, живущего по обычаю мира сего, несомненно устав чужой.

Я говорю о том, что принято называть половыми потребностями и, наравне с потребностями пить, есть, спать и одеваться, считается насущною физическою потребностью человека. Мы подошли к вопросу, которого я уже не раз касался, говоря о страшной нравственной чуме – половой психопатии и ее многоразличных проявлениях в литературе, искусстве и государственной жизни; к вопросу, на разъяснение которого, с точки зрения христианства, при свете, поведанной нам Божественным Откровением вечной истины правды Божией, я не могу достаточно настаивать.

Это вопрос жизненный, одно из самых резких проявлений хаоса мысли и чувства, это безусловно самое вредное из всех вредных последствий материалистического склада ума, для которого не может существовать никаких других потребностей, кроме физических, понимая их к тому же как роковые свойства материи; это главная причина современной приниженности духа, грубого разврата, невыносимой пошлости, жажды наживы во что бы то ни стало, озлобленного эгоизма, мрачного уныния и сознательного скотоподобия цивилизованного, интеллигентного человечества на всех ступенях цивилизации и интеллигентности, от наивных детей природы до наивных философов, которые все с трогательным единодушием считают свои похоти за естественные, насущные потребности и хаос жизни, эту хаотическую сумму проявлений индивидуальных похотей, за естественный порядок вещей с единственною разницею, что одни творят хаос жизни, успокаиваясь на том, что это судьба и воля Божия, а другие еще глубокомысленно изучают роковые законы этого хаоса, успокаиваясь на том, что это роковые законы физических и химических свойств материи.

Допустим на минуту, что действительно существует насущная физическая потребность, называемая физиологами и врачами половою потребностью, и посмотрим на то, что происходит кругом нас; постараемся открыть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать; для этого постараемся отрешиться от условной лжи общепринятых рутинных выражений, которые так искусно скрывают голую правду под обманчивой драпировкой приличия. Может быть, разумный дух сознает, что разврат не роковая потребность, а роковая ошибка, ужаснется своего унижения и уразумеет сердцем весь позор своего тупоумия, когда он в гордости своей считает себя умнее воплощенного Слова[8] и свет своей науки ярче Света от Света Небесного.

На страницу:
1 из 14