La Critica (первая книга казанской трилогии)

05.07…, 13:12:53: G.S.: Я много чего хотел бы…

05.07…, 13:13:13: G.S.: Много…

05.07…, 13:13:31: G.S.: И по-много!

05.07…, 13:21:04: G.S.: Торговал бы только тоннами. Через пару лет стал бы президентом Республики. Переименовал бы его Кокаинлэнд. Ну и так, по-мелочи…

05.07…, 13:24:59: G.S.: …соединил бы сушей все океаны, построил бы канатную дорогу на Луну, победил бы коррупцию путём удаление этого слова из всех словарей в Мире.

05.07…, 13:39:57: G.S.: Там, короче, сюжет такой: канадский юноша-сёрфер приехал в Колумбию с целью sex-and-drug туризма, и, не успел он расчехлить свой приборчик перед первой попавшейся "Марией", как её дядя (Эскобар) поздравил его с помолвкой.

05.07…, 13:42:12: G.S.: Вот это называется "предложение от которого невозможно отказаться".

05.07…, 13:53:29: G.S.: Все члены семьи берегут тонкие нервы юноши от зрелища трудовых будней, но один хрен… Потом, конечно, начнётся: "Эй, Ник, будешь в городе, – купи сметаны, два батона, творог 22% жирности… А да, и выстрели в затылок Диего, он сам тебя найдёт. Вроде всё. Запомни, салага, – 22% жирности!.."

05.07…, 14:09:14: G.S.: Запомните, мои дорогие: кинотеатр «Peace», – тот, где крутят артхаус и всякий ретроспект. La Critica рекомендует. «Peace-Peace///»

Наверное, я уснул.

В какой-то момент я увидел нас троих – сидящий в середине кинозала – со спины. Умереть от ужаса мне не позволила разлившаяся по телу эйфория. Эйфория похожая на ту, что бывает от «мадам Стайн».

Слева от меня сидела девушка в вычурном киберпанковском облачении Мальвины. Её рот открывался, но я не слышал звука. Вообще никакие звуки не проникали в моё сознание. Я боялся каким-то особым страхом. Полнейшая тишина невыносима для человека, потому что у человека никогда не было возможности привыкнуть к полной тишине. В следующее мгновение я почувствовал сильное давление на вестибулярный аппарат, как будто находился на большой глубине. Ещё через секунду кровь отхлынула от моего лица, я стал задыхаться. Незнакомка покачала головой и снисходительно улыбнулась. Она поправила часы на левом запястье, а потом сделала жест рукой, как бы отмахиваясь от меня.

Я открыл глаза, на экране шли титры.

– Всю развязку проспал, – сказал Глеб.

– Что я пропустил? – осматривая своё тело, а затем оборачиваясь назад, спросил я.

Глеб с усмешкой ответил:

– Революцию, убийство Кеннеди, развал СССР…

– Не беда. Мой дедушка Харви лично наблюдал убийство Джона. В прицел. Он мне рассказывал, – пытался отшутиться я.

Если все люди на Земле одновременно моргнут,

мир исчезнет

Мастер

Глава о Мастере

Была середина месяца. Стальский уехал куда-то на несколько дней отдыхать со своей взрослой гёрлфрендой. Марта с Джессикой предположительно были дома. Я ехал из города, где встречался с Владимировной.

Проезжая Чудино в районе памятника Чудину, дома культуры и супермаркета, на остановке автобуса я заметил знакомого человека. Это был тот самый пожилой высокий мужчина, которого я однажды наблюдал в бинокль с крыши нашего дома. Ну, тот самый, который махал мне с балкона причудливой формы особняка что стоит дальше по нашей улице. Мы ещё думали, что там живёт коммуна то ли кришнаитов, то ли буддистов, а может приверженцев Заратустры.

Я ехал с открытой крышей и не смог проигнорировать тот факт, что мой знакомец улыбнулся мне и поприветствовал лёгким взмахом руки. Короче, я остановился, чтобы подвезти соседа.

– Садитесь – подвезу, – сказал я, когда мужчина подошёл к правой двери.

– Спасибо, – ответил он и сел на пассажирское сиденье.

Когда я тронулся в путь, мужчина – видимо вежливости ради – проговорил:

– Автобус от Чудино до Нового Чудино едет целых десять минут и к тому же ходит с интервалом в час. Вот.

– Ммм… – ответил я.

– Вы работаете на телевидении. Я вас видел, – сказал он.

– Я… Мы с партнёром работали на телевидении, но теперь уже не работаем, – ответил я.

– Слышали, что наш посёлок будут застраивать многоэтажными домами?

– Что-то такое слышал, – сказал я.

Мы уже приехали.

Деньги – не проблема, деньги – бумага.

Даже хлопок

Г. Стальский

Глава о шестнадцатом выпуске

La

Critic

’и

– Что этот идиот такой счастливый? – смеясь и тряся меня за плечо, спросил Егор у Стальского. – Улыбается всё время, как даунёнок.

Глеб посмотрел на меня долгим ироничным взглядом и ответил:

– Молодожён. Смотрит на мир через розовые сопли.

– Да уж несколько недель прошло, – заметил Шуба, уже обращаясь непосредственно ко мне. – Пора бы снова начать хмуриться и ворчать.

Я посмотрел на Шубу добрым взглядом и сказал:

– Не могу Шуба-друг, мне так хорошо, что даже ты меня не бесишь.

Егор и Егорыч посмотрели друг на друга и покачали головами в преувеличенном недоумении. Глеб сказал:

– Теперь в присутствии Аронова нахожусь как в фильме Теренса Малика. Я почти слышу романтический комментарий к происходящим событиям. Спрашивается: куда подевался тот Аронов, который поливал всех и вся мощным напором дерьма?

– Где ты как будто находишься? – прищурившись, спросил Шуба.

– Долго объяснять тебе невежде, – отмахнулся Глеб и продолжил прикалываться: – В спортзал записался, плавает там теперь, как какашка в проруби, бежит десять километров по дорожке; на задницы и сиськи других тёлок почти не смотрит. Жрёт грейпфруты, пиз..т про какой-то гликемический индекс. Помолодел, – теперь в свои преклонные года выглядит на двенадцать лет. Скоро отрастит крылья, как малыш Рикки, и улетит в тёплые края. А-ха-ха!

– Я просто регулирую свой вес, – сказал я.

– Какой малыш Рикки? – вставил вопрос Егор, но вместо ответа получил только ироничный взгляд Стальского; тогда Шуба глубокомысленно добавил: – Есть одно хорошее упражнение для регулировки веса, называется «Не жрать дох..я».

Стальский посмеялся.

– Ой, да отвалите, – проговорил я таким блаженным голосом, что это прозвучало как «Давайте обнимемся и зарыдаем от счастья».

Глеб и Егор немедля заржали с новой силой, и я присоединился к ним. Мы посидели ещё немного, допивая свои напитки.

Глеб хохотнул и заговорил, обращаясь к Егору:

– Ты не поверишь, за каким занятием я застал этих двоих позавчера днём.

– Снова делал «джорджаклуни» после бриться? – давясь от смеха, предположил Шуба.

– Ты рассказал?! – воскликнул я, щипая Стальского за плечо.

– Я-то рассказал, но знали-то все, – ответил Глеб.

– Так за чем ты их застал? – настаивал на продолжении Шуба. – Писали друг на друга?

– Гораздо более нездорово: они сидели на диване в гостиной и…

– Голые? – пожелал уточнить Егор.

– Нет. В махровых халатах. Значит сидели на диване, и Аронов красил Марте ногти на ногах! А?! Каково?! – спросил Глеб, сделав ошеломлённое лицо.

– А потом поменялись? – спросил Шуба, приготовляясь умереть со смеху.

– Не исключаю.

– А в какой цвет красил? – с серьёзным видом спросил Егор.

Я сидел и посмеивался. От долгой улыбки у меня болели щёки.

Собрались уже вставать, как Шуба что-то вспомнил, щёлкнул пальцами и сказал Глебу:

– Заранее поздравляю тебя с завтрашним праздником. Что будешь делать?

Глеб пожал плечами.

– Ладно, давай покеда, – Егор встал из-за стола.

*****

02.08

Как и год назад, проснувшись утром, я застал Глеба в гостиной при полном параде. Он смотрел по телевизору новости на Первом Канале, в которых говорилось о площадках, на которых будут проходить праздничные мероприятия. Марта была тут же. Она сидела за обеденной стойкой с ноутбуком.

– Эти чёрные серьги немного диссонируют с формой, – между делом заметила Стальская.

Я покивал в знак согласия, кинув взгляд на затылок Глеба.

– Пойдёшь гулять? – спросил я у Стальского.

– Скорее всего, – ответил он.

– Наверное, в связи с чемпионатом по плаванию, вам не особо дадут разгуляться, – предположил я.

Глеб задумался, а потом с улыбкой сказал:

– А может в честь нас введут новую дисциплину: «Купание в фонтане вольным стилем»?

Марта и я посмеялись. Я сказал:

– Ага. А победителям награда – пятнадцать суток на нарах.

Стальские рассмеялись.

– Если надо будет тебя забрать – звони, – на всякий случай сказал я.

*****

Через несколько дней, за завтраком, Марта читала вслух очередную статью Павлика Баранова о La Critic’и в журнале «First Chair». Хотя, если быть совсем точным, эта статья касалась не столько нашей газеты, сколько меня и Стальского. Вот её неполное содержание.

«Расизм и пошлость как крайняя форма остроумия

Господа Аронов и Стальский в своих околожурналистских поделках многократно давали понять, что считают себя лучше остального человечества, но приведённый ниже текст является личной смс-перепиской господина Аронова и господина Стальского друг с другом, который мы рискуем опубликовать, несмотря на вероятность последующих претензий со стороны юристов, бдящих за тем, чтобы никто не задевал нежные чувства сотрудников газеты La Critica. Пунктуация и орфография сохранены.

Предположительно Г.С.: «Чёртов Иствуд так всё сдабривает патриотизмом, что я будто чувствую во рту вкус гамбургера!!! Мать его, гамбургера! Твою мать, черножопого гамбургера!»

Предположительно В.А.: «А мне даже не надо смотреть новости по Первому, чтобы ощущать ушами вкус настоящей (твёрдых сортов) итальянской лапши».

Предположительно Г.С.: «Ты же понял, брат?! Мы всё тут понимаем, брат! Плесни двойного…»

Предположительно В.А.: «США – единственная страна, которая, не краснея, может источать патриотизм посредством патриотических желез своих лучших граждан. Наши старики на пороги вечности становятся религиозными, а их старики – патриотичными. Патриотизм – религия США. Аллилуйя, бро!..»

Предположительно Г.С.: «Мать его, они гордятся даже запахом своих морских свинок!!! Потому что это, мать его, американские морские свинки!»

Предположительно В.А.: «А о каком творении Иствуда идёт речь?»

Предположительно Г.С.: «Крайнее творение».

Предположительно В.А.: «Как называется? Кажись, мы его уже обсуждали. А у меня на (мено)паузе стоит «50 оттенков Сергея».

Предположительно Г.С.: «Где Бредли (Фенимор) Купер шибко смахивает на небритого хряка».

Предположительно В.А.: «А! Про снайперюгу! Рекордсмена по стрелянию сигарет, дымящихся в позолоченных зубах чурок».

Предположительно Г.С.: «Уж не знаю, что ты там обсуждал в Клубе Явных …голиков, но я только сейчас подзаряжаюсь праведной злобой звёзд в глазах и полосок на всех тестах Американской республики!»

Предположительно В.А.: «Это доктрина Монро, брат. С наскока не вкуришь. Как говорил Джон своему брату про новую подружку-блондинку… А ты чавкал жвачкой и шлюхами, когда писал про морских свинок?»

Предположительно Г.С.: «Я, чёрт их бери, чавкал даже ригли-канадцами, дабл-индейцами и джуси-пуэрториканцами!!! Без сахара…»

Предположительно В.А.: «Блин сгоревший, ты ещё вспомни «Nuahuless 2». Вот где стойкий вкус патриотизма с нотками гармони, лаптей и медвежьих мудей!.. Что только не сделаешь за деньги Госкина».

Предположительно Г.С.: «Нет, брат, не для Nuahulessa я берегу свой цветок! Не для него…»

Предположительно В.А.: «Согласен, что два российских фильма в год – перебор. Ты уже выбрал лимит, когда посмотрел «Левиафана».

Предположительно Г.С.: «Чёрт подери! Как же так приключилось, что американец срёт на соседское крыльцо и гордится своей кучей, а мы приходим на работу, выглядываем в окно, открываем газету и нам стыдно, что в это время мы не срём на соседское крыльцо?!»

Предположительно В.А.: «У нас другой рацион питания. Наше говно всё ещё не тонет, а должно бы…»

Предположительно Г.С.: «И как тебе полфильма об оттенках серого?»

Предположительно В.А.: «После «Бёрдмана» даже преамбула к нашей конституции выглядит халтурой».

Предположительно Г.С.: «?»

Предположительно В.А.: «“50 от. серого” – фильм для девочек от восьми до тринадцати лет. А книгу не читал, но мне не понравилось…»

– Тут ещё на полстраницы, – сообщила Стальская, закрывая журнал. – Надо взять распечатку мобильной активности и подать в суд на журнал за клевету.

– Ха-ха-ха!.. – от души засмеялся Глеб.

Выбирая богов, мы выбираем судьбу

Е. Кейт

Глава о Мастере. Вторая по счёту

Была середина месяца. Марта уехала на работу, а мы с Глебом сидели на озере с удочками. Глеб смолил папироской, а я отпивал из стеклянной бутылки ягодный сок. В зарослях осоки послышалось шуршание, и через мгновение на берег вышел наш сосед – тот, который живёт в причудливой архитектуры доме. Мы кивнули ему в знак приветствие, а он махнул нам рукой.

Мужчина устроился на раскладном стульчике метрах в двадцати от нас и закинул свою удочку. Поклёва не было, и мы завязали разговор с нашим соседом.

*****

Спустя час. В нашей гостиной.

Наш новый знакомый, которого мы пригласили на обед, оказался очень занятным типом. Пока Джессика готовила еду, он нам рассказал, что занимается тем, что создаёт новую религию. Не будь он таким приятным на вид и манерами, мы бы не стали даже слушать подобные бредни. Но этот пожилой джентльмен источал обаяния в самом широком спектре, поэтому мы с удовольствием вникали в его объяснения. Наш гость без всякого стеснения заявил, что предпочитает, чтобы его звали «Мастер», когда как его общегражданское имя «Михаил».

В середине его рассказа вернулась с работы Стальская. Представив ей нашего гостя, мы все вместе приступили к обеду.

После трапезы, когда мы уже пили кофе со сладостями, Стальская спросила у Мастера:

– Позвольте полюбопытствовать: какой вы видите конгрегациональную форму вашей нарождающейся религии?

– Что? – переспросил Мастер, но, быстро уловив смысл вопроса, сказал: – А! Мне нравится, как в этом отношении всё устроено у квакеров. То есть большая степень автономности каждой ячейки. Отсутствие центра и иерархичности. Всё, что необходимо знать, будет подробно изложено в книге. Эта книга будет со временем дополняться, но не будет так, как скажем у Свидетелей Иеговы, – что каждая новая редакция противоречит предыдущей, нет, такого не будет. Самая первая редакция коснётся основополагающих моментов религии, а уж другие редакции… А может вообще не будет необходимости дополнять первый текст. Посмотрим.

Я решил спросить:

– А как вы назовёте эту книгу?

– Открытый вопрос. Открытый вопрос… – задумчиво произнёс Мастер. – И ещё: мне не хочется называть то, что я создаю «религией».

– Почему? – спросил Глеб, чтобы ускорить мысль Мастера.

– Потому что адепт религии является, как правило, или рабом или слугой, – задумчиво, смотря куда-то вдаль, произнёс Мастер.

– Неужели? – на этот раз взял на себя труд поддержания разговора я. – А ну да: «слуга Сатаны», «раб Божий»… Да?

– Да, – подтвердил Мастер. – Вижу: ты улавливаешь мою мысль. Итак, это будет не религия, а учение. И её догматы не придёт никому в голову проверять, потому что всё по-максимуму будет основано на здравом смысле. Вообще моя задумка больше всего похожа на социальный эксперимент, результатов которого не нужно ждать слишком долго.

После кофе и торта Михаил пригласил нас четверых на обед на следующей неделе и распрощался.

– Ты уже выбрал, Стальский, кто ты есмь: слуга Сатаны или раб Господен? – спросил я Глеба, когда Мастер вышел за ворота.

– Я-то? – со смехом переспросил Глеб. – Я – фрилансер агностицизма.

– А ты, Крошка, – обратился я к Стальской.

– Я – ведущая кулинарной странички, – пожав плечами, улыбнулась Марта.

– Слуга Сатаны! – переглянувшись, хором заключили мы с Глебом.

«Интересный мужик», как говорится.

«…Я помню всё, но всё неточно,

Я вытираю слёзы и точу перо.

Льёт чёрный дождь, и из бутылки водосточной

Налейте водки Чёрному Пьеро…»

Underwood

Глава… нет!..

C

казка о потерянной бдительности

20.08

– Какой красивый дяденька ходит по улице! – голос около самого уха.

– Привет, Ксения, – я потрогал локоть своей бывшей подружки.

– Ты когда-нибудь машину моешь, – Ксюша постучала согнутым пальцем по заднему фонарю.

– Всё как-то не могу доехать. Ты… Ты хорошо выглядишь, – я не врал.

– Спасибо-спасибо. Куда направляешься? – со знакомой улыбкой спросила Ксюша.

– Да так, катаюсь, – оглядываясь по сторонам, ответил я.

Вот! Вот тот момент, когда я был должен сказать: «Ну, ладно, пока, Ксюшенька. Рад был повидаться». А вместо этого сказал:

– Садись – подкину. Куда тебе?

*****

Ксения переехала со съёмной однокомнатной квартиры в собственную новую «двушку», которую ей купила мать на свою сургутнефтегазовскую зарплату.

«God morning, папа, в нашей песне только паузы!..» – я убавил радио.

– Так как дела? – смущаясь, спросил я. – Диплом на пятёрку защитила?

– Конечно! – Ксюша закурила, а я вспомнил боль ожога на груди. – Кресло подвину; кто-то большой сидел…

Ксения, заметив мой взгляд, коварно улыбнулась. Потом она сказала:

– Я читаю вашу газету. Мои поздравления. La Critica теперь рекламное издание.

Я кивнул. Не смог скрыть досаду за этот факт.

– Как Стальский совмещает бутылочку с работой? Или он в завязке?

– Нет, Стальский всё тот же Стальский. Совмещает, разрывается. Здесь куда? Направо?

– Кто третий автор?

– В смысле? – не понял я.

– Кто третий?! Твою манеру написания я отличаю. Второй, очевидно, Глеб. А третий? Сестрёнка?

– Ты отличаешь? Мы не подписываем материал.

– Я всё-таки журналист, хоть ты так никогда не считал, – Ксюша яростно затянулась сигаретой. – Твой стиль не спутать: о чём бы ни писал, – всё оскорбление получается! Ты и с людьми так же общаешься. За исключением Стальского. Насчёт его сестрички не знаю. Это не есть хорошо, мальчик.

– Я на пути исправления, – сказал я, не считая нужным спорить с ней.

– Как тебя можно терпеть?! – Ксюша негодующе отвернулась. – Не гони, скоро поворот.

Я мельком взглянул на подаренный мной браслет. Ксю носила его. Я не успел отвести взгляд, и она, пощёлкав языком, сказала:

– Застраховала украшение. На всякий случай. Сюда налево.

– Сюда? – переспросил я, включая поворотник.

– Да. Так кто третий? Блондинка с верхних слоёв атмосферы? Да? – настаивала на ответе Ксения.

Я отрицательно покачал головой. Я предпочитал не пользоваться голосом, чтобы лишний раз не раздражать Ксению, – я чувствовал перед ней вину, что объясняется моей слабохарактерностью. Помню, Стальский мне говорил, что моя проблема в том, что я слишком благодарен приласкавшим меня женщинам. Я тогда спорил с ним, а теперь и сам поймал себя на этой мысли.

Разговор на время прервался. Я прибавил музыку.

Завернула весну ночь в тюль моих окон,

Загорелась звезда – это знак покинуть квартиру.

Ключи, дверь, звук мотора и свист резины,

Проснись, проснись, выходи – я уже еду.

Ксюша выключила звук и сказала:

– Чёрт возьми, Аронов, до встречи с тобой я не была такой!.. Такой злой.

Я решил сменить тему:

– А передачу на «Кефире» смотрела?

– Слишком поздно её показывали. В Интернете смотрела. Полный пэ!.. Вообще! Как вам не стыдно?!

– Вопрос не морали, а рейтинга, – блеснул эрудицией я.

Ксения на меня посмотрела с плохо скрытым презрением. Я устыдился и добавил:

– Так говорил наш редактор. Мне тоже не слишком нравился «Пьяный Диван», – соврал я, потому как, на самом деле, я обожал «ПД» и жалел, что он закончился.

– Нет, я не говорю, что «Диван» мне не нравился. Местами, даже очень неплохо. Ваши крылатые фразы весь город использовал. Ну, по крайней мере, у нас в редакции от сотрудников в курилке я слышала. Это ли не показатель?

– В Сети без цензуры, вроде? – я вспомнил, что, во время записи передачи, внутренний цензор нас ни разу не затормозил.

– Да. По телеку всё «запикивали», но понять было можно, – с усмешкой сказала Ксения.

– Да не так уж много мата. Вообще-то, Ксю, не в мате дело. Как сказал один уебан: «Мат, как вода: слишком много, – утонешь, слишком мало, – засохнешь», – я посчитал свою хохму чрезвычайно удачной и посмеялся.

– М-да… Сюда. Да. Налево. Третий подъезд. Вон парковочное место свободное.

– Зачем парковочное место?! – искренне удивился попытке меня припарковать. – Я поеду.

– Да, брось, Аронов. Не строй из себя цел… целомудренного человека. Ты же у меня в новой квартире ни разу не был. Давай-давай, вытряхивайся из машины. Запирай всё. Здесь небезопасно оставлять вещи без присмотра, не Канада. Я приготовлю что-нибудь поесть.

Я не собирался изображать из себя невинность и согласился зайти.

– Может, я сбегаю в магазин? Торт? Пирожные? А? – предложил я.

– У меня есть кое-что поинтереснее, – интригующе сказала Ксения.

Тем не менее я настоял на покупке сладостей, а через пять минут лифт поднимал нас на верхний этаж.

– Что же это такое, интереснее торта? Прижжёшь меня кочергой? – я невинно улыбнулся, чтобы смягчить грубость.

– Ага, тавро тебе поставлю, чтобы видели, что ты из моего стада, – изображая процесс клеймения, недобро улыбаясь, ответила Ксения.

– Я против, – испуганно сказал я, вжавшись в стенку лифта.

Наш этаж.

– Всё в прошлом, мальчишка, не бойся, – весело проговорила Ксюша, поворачивая ключ в замке.

«Зачем ты пр-р-рёшься к ней домой?» – раздался внутренний картавый голос. «Потому что это мне ничем не грозит», – ответил я ему. «Не понял…» – снова сказал голос. «Ну, понимаешь, я могу ходить по краю пропасти и не бояться упасть, потому что у меня теперь есть внутренний стержень, который меня…» «Ладно-ладно, заткнись…»

Позади был куриный суп, чай, косяк на двоих и кофе. Сейчас мы, молча, ели пирожное. «Какое вкусное пирожное», – думал я.

– Как себя чувствуешь? – с набитым ртом спросила Ксюша.

– Хорошо, – с набитым ртом ответил я. – Голова начинает болеть.

– Таблетку хочешь? – с набитым ртом спросила Ксения.

– Хочу, – с набитым ртом ответил я.

– Я тоже хочу таблетку.

Выпили таблетки; сидели молча. Мне стало жарко.

– Мне жарко. Я сниму футболку? – спросил я.

– Ага.

Я снял футболку и расстегнул пуговицу на джинсах.

– Странный привкус во рту. А что это за таблетки? От чего они? Ха… – я согнулся пополам, зная, что если Ксюша мне сейчас что-то скажет, я лопну от смеха.

Я с трудом разогнулся, Ксюши рядом не было. Я запаниковал. Закрыл лицо руками, чтобы не видеть одиночества.

– Они от всего, – хором ответила мне Ксюша; она снова сидела передо мной. – Они интереснее торта и пирожных, – голос Ксении доносился издалека, хотя она сидела на расстоянии вытянутой руки.

– А где твоя кошка? – громко спросил я, стараясь докричаться до Ксении.

– Она в комнате, – не открывая рта, телепатически ответила Ксения.

«Я так и подумал», – телепатически сказал я.

– Я включила музыку, – на этот раз открывая рот, сказала Ксюша.

– О! – в замедленной съёмке вытянулось почти до собеседницы от удивления моё лицо. – Где? Музыка? Грейпфруты! Ванна! Кролик откусывает себе голову! – заорал я.

«Sun is shining, the weather is sweet, yeah

Make you wanna move your dancing feet now

To the rescue, here I am

Want you to know, y'all, where I stand» – стёкла и мебель сотряслись от звука.

– Не сходи с ума, мальчик, – как магнитофон с садящимися батарейками проговорила Ксюша со своего стула в кухне и посмотрела сразу в три стороны.

Я похолодел от ужаса и побежал. Хорошо, что из прихожей в гостиную вёл эскалатор, как в аэропорту. Я с комфортом прибыл в тронный зал. Шелкография на стенах, кованая решётка на камине, гулкая пустота. Свет из скрытого источника вырвал из пространства обитый чёрной вытершейся кожей диван. Перед диваном стеклянный журнальный столик, как у нас в коттедже. Женщина, сидящая на диване, собирает какие-то железки, разложенные перед ней. «Как это я сразу её не заметил?!»

– Простите, мэм, вы не подскажете, где стоит моя машина? Чёрная, с откидным верхом. Не видели?

– Не видели, – эхом ответила Марта; это была она.

– Ох, Стальская, слава Нептуну, это ты! – опасливо промямлил я, не ощутив ничего похожего на облегчение.

Марта смерила меня презрительным взглядом. Я вспомнил, что я раздет по пояс и с расстегнутыми джинсами.