Близкое – далёкое

Сидя на кухне, в один из вечеров, Марина жаловалась отцу на учёбу:

– Все методички с ошибками, заниматься по ним невозможно. Я хочу уже закончить этот долбанный универ, меня всё в нём бесит.

– Тебе надо было на что-то другое поступать, ты же девочка. Я тебе с самого начала говорил, что девочке на твоей специальности не место.

– Да методички везде одинаковые. А там с бабами сидеть. Ты не представляешь, какие они дуры и шлюхи. Они даже не понимают, что остойчивость и устойчивость разные слова. Ты представляешь?

Арлен засмеялся, и Марина засмеялась вместе с ним. Пусть родители сегодня радуются! По приезду домой у неё разыгралось желание создавать повсюду уют.

– Закончила я свой курсач по судовой лебёдке, сошлись у меня расчёты. Препод сказал, что у меня талант.

– Я тебе такую лебёдку могу в гараже сделать на раз-два.

Вернулась из больницы, где работала, мама. Пахло от неё уличной жарой, а рыхлое уставшее лицо зарумянилось, повеселели глаза.

– Сейчас вы посмеётесь, – Наталья достала из холодильника кастрюлю сытного наваристого борща, разлила в три тарелки. – К нам на работе сегодня парня привезли с дезодорантом в одном месте.

– В жопе? – тело Арлена налилось энергией, и Марина поняла, что вот-вот раздастся громоподобный хохот, который сотрясёт их двухкомнатную квартирку.

– Ой, – Наталья укоризненно взглянула на мужа, поставила на стол тарелку с мягким и сладким хлебом. – Такой шариковый дезодорант, мы с девками усыкались, зачем он вообще его туда засунул.

Но хохот не сотряс квартирку. Арлен стал серьёзен и тоном сострадательным, и вместе с тем насыщенным трагической мудростью произнёс:

– Бедный же его отец, каково ему узнать такое о собственном сыне.

– Отец бледный весь стоял, на нём лица не было, нам так жалко его стало.

– Я бы своего сына убила за такое, – проговорила Марина. – Как можно так своего отца подставить?

– Мы ржали с девками, дезодорант себе в задницу засунуть, упаси боже, – Наталья выдохнула, расставила тарелки с подогретым в микроволновке борщом, и все трое принялись ужинать.

Марина наслаждалась семейным единением. Было в том вечере что-то крепкое, цементирующее. И в сердце девушки росло такое же крепкое чувство, она смирилась, и отдых, о котором мечтала перед приездом домой, случился с ней.

Но на следующий день, когда отец уехал на вахту, мама неожиданно обмолвилась о займе. Это был небольшой займ «до зарплаты» в какой-то мелкой кредитной организации. Марина поняла: никто денег ей для съёма комнаты не даст. Придётся возвращаться в общагу, и существование там будет тянуться, и тянуться, будет окутывать вязкой тоской. Марина пришла в бешенство: «Нахрен оно мне надо? Почему я не могу нормально жить? Почему одним всё, а другим ничего? Почему я родилась в каком-то задрипанном посёлке, в семье, где денег вечно не хватает?» Но тут же одёрнула себя, и ужас подкрался к ней: «Да что же я такое говорю?» Она поглядела на мать, такую усталую и несчастную, скорее всего недовольную своей жизнью, и слёзная жалость вскипела в Марине, и она почувствовала настоящее физическое родство с этой женщиной. Но удовлетворение не появилось, а было как на Братском кладбище – ожидание скорого краха.

– У соседей на даче я такой красивый цветок видела, – сказала Наталья. – Постоянно мимо на работу хожу и смотрю на этот цветок. Такой красивый. Выкопать чёль ночью.

– Пошли, выкопаем.

Марине до одури захотелось оказаться на чужой даче и выкопать чужой цветок.

– Не, – сказала мама. – Или пошли?

Дождались ночи, взяли из сарая лопату и потопали к дачам. Цветок рос на участке, обнесённом деревянным кольчатым забором, таким старым и гнилым, что зелёная краска на нём потрескалась, осыпалась, а то, что не осыпалось, можно было отцарапать ногтями. Забор тонул в перекрученных зарослях ежевики.

– У них нет собаки? – спросила Марина.

– Не знаю, – протяжно ответила мама. – Ой, а если у них собака?

Марина нашла место, где ежевика не так пышно росла и оглядела холодный участок. Сквозь темноту вырисовывались деревца, ещё не возмужалые, с тонкими нежными веточками, и серая коробка дома с безжизненными окнами.

– Нет, кажется, у них собаки, – Марину толкало вперёд сквозь заросли, будто стоит ей ступить на чужой огород, и станет она лучше и сильнее.

Начали карабкаться через забор и кусты. Зашуршала ежевика, колючками вонзилась в одежду. На Марину ни с того ни с сего напал смех и она сомкнула рот, надулась, покраснела и от избытка воздуха и смеха звонко крякнула.

– Ты чё? – Наталья вперилась глазами в дочь.

– Какой хернёй мы занимаемся, рассказать об этом кому-то, он бы с ума сошёл.

Мама фыркнула и махнула рукой.

Цветок рос на грядке между ползучей тыквой и мёртвым почерневшим миндалём. Марина не нашла в нём особой красоты, но сердце горело. Необходимо выкопать его и унести домой – вот варварство и хамство, и душа подпитывалась варварством и хамством. А хозяева? Что скажут они завтра утром? Поймут ли, кто их одурачил? «Это я сделала, вот она я, стою перед вами, а вы ничего не знаете, не знаете», – сжимая лопату, фантазировала Марина.

– Я уже решила, в какой горшок его поставлю.

Прежде чем воткнуть лопату под стебель, она огляделась. Огород замер в ночи, всё покоилось, и лишь хрупкие тени яблонек медленно вытягивались на стене дома, залитой молочным светом луны. Почудилось Марине, что далеко в темноту простирается голая, первобытная, ничейная земля, и что из темноты доносится пещерный вой – вой, возвещающий о свободе. Ведь если так легко выкопать чужой цветок, то что будет, если приложить больше усилий?

– Ну, копай, – заволновалась Наталья.

Марина выкопала цветок и спрятала в пакет. Дома она с гордостью установила его в керамический расписной горшок. Вылазка перетряхнула мысли, и в мыслях стало легко. Теперь Марина знала, куда ей двигаться дальше.

Глава седьмая

– Ты будешь продолжать со мной дружить, если узнаешь, что у меня СПИД? – спросил Лёша, переключая передачу Славуты.

– Мне пофиг, – ответил Потапыч.

Ехали на Лёшину дачу курить траву. Валя с ними не поехал.

– Видимо, свидание с Анжелой не прошло бесследно, – Потапыч улыбнулся и начал закручивать очередную самокрутку.

Да, свидание имело последствия – несколько дней назад Лёша обнаружил на головке члена маленькую язвочку.

– Я ещё ничего не знаю.

Он облазил весь интернет, изучая симптомы, и толком так и не понял – то ли ВИЧ у него, то ли сифилис. К врачу бы надо сходить, но страх мешал – страх перед открывшейся безумной болезнью. Страх узнать правду и осознать, что ничего уже нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Лёша смотрел в интернете фотографии гниющих гениталий, и ему становилось жутко, он представлял, как будет гнить его тело.

На шранк, как при сифилисе, язвочка не была похожа – без чётких очертаний, бесформенная, а шранк, он круглый, ярко выраженный. Язвочка не чесалась, она молчаливо угнездилась, и даже не болела. Лёша думал, что вроде бы это и неплохо, и сперва утешал себя – раз не болит и не чешется, наверно, нестрашно. А потом прочитал: сифилисный шранк не должен зудеть. И вновь начали грызть сомнения. Тем более что язвочка время от времени меняла своё местоположение, увеличивалась или уменьшалась в размерах, одним словом вела себя странно и непредсказуемо. Лёша думал не только о сифилисе, он думал к тому же, что подцепил ВИЧ.

Тут с симптомами всё оказалось ещё запутаннее. Для обеих болезней подходили воспалённые лимфоузлы. Лёша часто, когда в туалет ходил или один оставался, ощупывал пах. Нашёл где там лимфоузлы – твёрденькие, и когда трогаешь их, шарики предательски елозят под кожей, словно в густой кашице. Но воспалены ли они? Никакого дискомфорта Лёша не испытывал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.