Полная версия
Гармонические рассказы
Елена Каффановская
Гармонические рассказы
© Каффановская Е., 2020
Слово о звуке
Всем детям посвящается.
Мы все живём в мире звуков, и я их ощущала ещё до своего рождения.
Когда мама ждала меня, она наблюдала звёзды. Так полагается астроному. И я ощущала звучание звёзд.
Огромными колоколами вибрировали галактики, скрипками пели молодые звёзды. Сродни шуму прибоя гудела Вселенная, и постоянно были слышны ровные удары в небольшой колокол. Много позже я осознала, что так стучало мамино сердце.
Звучание солнца меня немного огорчало. Оно порой кряхтело, как человек, который уже долго находится в пути и нуждается в еде или хотя бы в словах поддержки. Я посылала ему свою любовь, благодарность и восхищение. Но этого было мало, и мне не удавалось вывести его из усталости. Вот бы все люди по утрам приветствовали его – оно бы быстро поправилось!
Если солнце я любила безоговорочно, то луны я опасалась, она вызывала во мне смутное чувство беспокойства. Я плохо ощущала её вибрации, и это было непонятно, поскольку звучит всё: горы, кристаллы, океаны, растения, все живые существа, только на разных частотах. Например, мои любимые одуванчики звучат, как весёлые валдайские колокольчики, и порой они просто заливаются смехом от радости, что живут и любуются солнцем. Ах, это звуковое родство! Всё в мире едино. Свет – тот же звук, только мы воспринимаем его глазами.
Потом я подросла, пошла в школу, начала учиться игре на пианино, погрузилась в мир музыки и узнала, что цветомузыку создавал композитор Скрябин.
А потом я ещё больше подросла, у меня появились дети, и я поняла, что самый красивый звук во Вселенной – это звучание любящей, радостной детской души.
Автор
Предисловие
В первую очередь хочу поблагодарить гармониста- виртуоза Павла Уханова, чьи познавательные ролики на Ютубе вдохновили меня, несостоявшуюся пианистку, учиться играть на гармошке.
Искренне благодарю Владимира Бутусова, мастера игры на электрогармони, очаровавшего меня, моих детей и внуков не только виртуозной игрой на баяне, но и великолепным, зажигательным исполнением песен под гармонь.
Благодарю виртуоза-гармониста Михаила Коломыйцева, сумевшем передать мне своё искреннее восхищение таким инструментом, как гармонь.
Все они давали мне интервью, что помогло мне определиться с темами и сюжетами некоторых рассказов.
Благодарю всех гармонистов, ролики которых я с удовольствием продолжаю слушать на Ютубе, но перечислить имена всех не имею возможности. Дорогие читатели, заходите в интернет и наслаждайтесь их игрой!
Особую благодарность я выражаю удивительному, необыкновенно талантливому композитору, пропагандисту и преподавателю игры на гармони и баяне Евгению Петровичу Дербенко, воспитавшему целую плеяду великолепных и гармонистов. По его самоучителю я училась играть «Цыганочку» (и не только её).
От всего сердца благодарю Альфреда Мирека, написавшего интереснейшие книги-исследования по истории гармони и аккордеона, создавшего уникальный «Музей истории гармоники», где для детей устраивают чудесные встречи-праздники с чаепитием и танцами, где лучшие специалисты рассказывают о разных гармониках, а на некоторых гармониках дают детям поиграть.
Гармошка
Мы с Серёгой живём в соседних подъездах и дружим с детства, с песочницы. И теперь мы ходим в одни и те же школы: музыкальную и общеобразовательную. Только Серёгу отдали учиться в обе школы на целый год раньше меня, потому что он на полгода старше. Меня направили учиться на гармони, а Серёжа начал учиться играть на баяне[1]. Серёгу не спрашивали, а у нас был целый семейный совет.
И было это так.
Мама и бабушка очень хотели, чтобы я обучался музыке. Мама хотела, чтобы я учился играть на кларнете, а бабушка – на гармони. Победила бабушка. Она сказала, что о гармони у неё самые лучшие воспоминания, а о кларнете – ни одного. Но победила она маму хитрыми вопросами.
– Ты под кларнет какие песни поёшь? Ни-ка-ких! Нет, ты подумай, – наседала бабушка, – кому нужен кларнетист? Только оркестру[2]. А хороший гармонист нужен всем.
– Ну, хотя бы аккордеон, – не сдавалась мама. – Париж, Елисейские поля, Шарль Азнавур…
Мама мечтательно посмотрела в потолок.
– «Смуглянка», «Землянка», «Барыня», – твёрдым голосом сказала бабушка. – Ты мужика хочешь вырастить или кого? В нашей семье все мужчины на гармони играли.
– Ну и что, – возразила мама. – Кларнет, это сама элегантность. Костюм гусара, Париж…
И пока мама мечтала о Париже, бабушка резко повернулась ко мне и спросила:
– Ты будешь хорошим гармонистом?
От неожиданности я ляпнул:
– Да!
– Вот видишь, дитё само хочет, – завершила спор бабушка.
Судьба моя была решена. Зацепило меня, что у нас все играть умели. А я что, хуже?
А на следующий день я увидел на тумбочке пару гантелей, а рядом улыбающуюся бабушку:
– Что, Санёк, гантели приметил? Это тебе мышцы качать. Гармошка-то весит.
И мы поехали покупать гармонь.
При виде бабушки продавец гармошек заулыбался, приветственно закивал головой и радостно спросил:
– Что, Матвевна, нового гармониста ведёшь?
– А то! Александром зовут! – С гордостью произнесла бабушка, кивнув в ответ. – Подбери-ка нам, Петрович, гармошечку полегче.
– Эх, были у меня Шуйские гармошечки, да сразу раскупили. Впрочем, есть ещё одна уменьшенная, двадцать три на двенадцать[3], Вышневолоцкой фабрики, – сказал продавец и достал с полки гармошку цвета смородинового варенья. – У неё бархатистый звук, послушай.
И продавец заиграл «Катюшу».
– Нравится? – спросил он.
Я молчал и смотрел на полки позади продавца, на которых красовались разноцветные гармошки, и кнопочек у них было побольше.
– Гармошка – инструмент глубокий. И грусть навеет, и развеселит, и на думы наведёт, – пояснил продавец.
– Бабушка, а на каких гармошках у нас в семье играли? – спросил я.
– Дед твой играл на тульской хромке, – серьёзно ответила бабушка и почему-то стала смотреть себе под ноги.
– А что, малец дело говорит, учиться – так на новенькой. Посмотри-ка, – продавец достал гармошку вишнёвого цвета, накинул ремень на плечо и запел всем известную частушку:
Вот она и заигралаДвадцать пять на двадцать пять.Вот она и загуляла,Наша молодость опять!– Видишь, тут справа и слева по двадцать пять кнопок, – стал пояснять продавец, а потом спросил: – Ты ведь в музыкальную школу пойдёшь?
Я закивал.
– Эта гармошка тебе в самый раз, она в до мажоре, с любым инструментом дуэтом сыграть сможешь, – гордо сказал продавец и нежно подбросил гармошку на руках. – А то, что она весит, – так ты со временем сильнее станешь, да и здоровее. Гармошка-то – инструмент лечебный.
– Чем гармошка хороша? – продолжал продавец. – Взял её – и сразу заиграл. Она всегда в хорошем настроении, то есть её не надо настраивать, – и он засмеялся своей шутке. – Это струны у скрипки, балалайки, гитары надо постоянно настраивать, а гармошка – настоящий боец, её один раз мастер настроит, и она всю свою жизнь строй держит. Ты только её не мочи и возле печки не ставь.
Я слушал и всё кивал и кивал головой. Гармошка мне очень понравилась – звонкая, а звук нежный. Я с надеждой посмотрел на бабушку и, видимо, в моём взгляде было что-то такое, что она улыбнулась мне ласково и сказала:
– Берём!
Чижик-пыжик
Сегодня в музыкальной школе учитель показал мне три волшебных аккорда, их играют левой рукой. Вальс играют на счёт раз-два-три, а частушку и польку на счёт раз-два. Я стал повторять за учителем, и у меня сразу получилась танцевальная музыка! А ведь я только-только учиться начал!
Я шёл домой довольный и мечтал, что вдруг у нас отключат электричество, а мы не огорчимся и не растеряемся, а зажжём свечи. Я буду играть на гармошке вальс, а мама с папой будут танцевать под мою музыку и у нас получится чудесный вечер.
Дома меня встретила бабушка.
– Бабушка, – сказал я, улыбаясь, – я уже умею играть польку, частушку и вальс. Давай я тебе покажу, как я играть научился.
– Вижу, вон рот-то чуть не до ушей растянулся, – подначила бабушка. – Показывай!
И мы пошли на кухню, где очень вкусно пахло оладушками.
Я старался, тянул мех, жал кнопки, и бабушке понравилось, она заулыбалась и даже стала кивать в такт головой.
– А чему ты ещё научился?
– Пока всё.
– А вчера что играл?
И тут я вспомнил, как вечером нажимал кнопочки и слушал, какой звук какой кнопочке соответствует. Перебирал я кнопки, перебирал, слушал звуки, и вдруг у меня получилась песенка про Чижика-пыжика[4]. Это такой воробышек, только у него грудка и затылочек – жёлтые. Он живёт в Ленинграде и гуляет вдоль речки Фонтанки.
– А ну-ка, сыграй. Слова-то хоть знаешь?
– Да, – кивнул я, сосредоточился и стал вспоминать, с какой кнопочки начать, а как только вспомнил, то и песенка сама зазвучала и я запел:
– Чижик-пыжик, где ты был?– На Фонтанке водку пил.Выпил рюмку, выпил две —Зашумело в голове.– А дальше? – спросила бабушка, хитро поблескивая глазами.
– А всё, – дальше я не знал.
– Играй, допоём, – бабушка загадочно улыбнулась и запела:
Огурчиком закусил,Полны брючки напустил.Я так расхохотался, что чуть гармонь не выронил. Конечно, столько гадости выпить, никакой организм не выдержит.
– Ой, и сколько же мы смешных и задиристых куплетов придумывали, когда под эту песенку кадриль танцевали! Ой, и хохоту было, – радостно стала вспоминать бабушка[5]. – Бывало, наработаешься, уж и сил нет, а попоёшь, попляшешь – и вроде отдохнула. Пение силу даёт. Ладно, Сашенька, мой руки и садись за стол.
И мы ели оладушки, и я обмакивал их в варенье в розеточке и запивал душистым чаем, и всё поглядывал на бабушку, и всё улыбался, потому что понял, что раньше она была молоденькой и тоже любила озорничать и веселиться.
Что круче
Серёга впервые пришёл ко мне со своим баяном. У Серёги был особенный баян, готововыборный. Его папа специально для своего сына его доставал, ко дню рождения, на 5 лет. Мой друг гордился, что выучил сложную пьесу, и хотел мне её сыграть, для репетиции, как будто выступает на концерте перед публикой.
Справа у баяна шли три ряда кнопок для мелодий, а слева – целых пять рядов, мы считали. У моей гармони и рядов, и кнопок поменьше, но она такая весёлая и звонкая, что хочется, чтобы под неё пели и плясали. И она мне нравится ничуть не меньше баяна.
– Ой, Серёжа, какая у тебя толстая гармошка, – сказала мама, когда увидела Серёгин инструмент.
– Это баян, – гордо ответил он и даже голос понизил для солидности, – король гармоник!
Он инструментом очень гордился. Мама внимательно на него посмотрела и произнесла с улыбкой:
– Хорошо. Пойдём чай пить?
– Нет, – солидно ответил Серёга. – Я по делу пришёл.
И мы пошли в комнату. Серёга сел на стул, поставил баян на левую ногу, как нас учили, и начал играть. Хорошо он играл. И тихо играл, и громко, с выражением. Я даже заслушался.
– Вот, – выдохнул Серёга, когда закончил играть.
– Здорово у тебя получилось, выразительно, – порадовался я за него.
Тут к нам заглянула мама и воскликнула:
– Как ты хорошо играешь! – и захлопала в ладоши.
Серёга аж засиял.
– Да, – опять баском ответил мой друг, – баян, это сила, на нём всё можно сыграть!
Ионе сожалением посмотрел на мою гармошку. Наверное, мне сочувствовал, что у неё кнопок поменьше.
– Идите чай пить, с пирожными, – нежным голосом пригласила нас мама.
И я пошёл, а Серёга остался баян убирать.
И что-то он долго не приходил, и я отправился за ним в комнату. Он обнимал свой инструмент, гладил его и приговаривал: «Ну, баянчик, ну миленький, помоги мне выиграть конкурс». Я тихонечко попятился, не хотелось другу мешать, ведь он настраивался быть победителем.
Серёга пришёл пить чай явно довольный. Видимо, договорился со своим баянчиком. Я его понимаю. Гармонь мне тоже друг.
– Санёк, – сказал Серёга, – а ты в конкурсах участвовать будешь?
– Не-а, – ответил я, доедая пирожное, – я ещё не так хорошо играю.
– Серёженька, выбирай пирожное, – хлопотала мама.
Было видно, что Серёжина музыка ей понравилась, и она рада была о нём позаботиться. Он это почувствовал и сказал:
– Я ещё лучше играть буду, и на конкурсах буду побеждать.
– Вот и молодец, – поддержала мама и налила ему ещё одну чашку чая.
А потом Серёга ушел, а я всё думал, а чего же мы с моей гармошкой хотим? Я подошёл к стулу, на котором играл Серёга, и вдруг понял, что мне нравится больше всего. Мне нравится создавать праздник, меня радуют улыбки людей. Конечно, и я хотел быть победителем на конкурсах, но я понял, что самое приятное для меня – когда вокруг радость и веселье.
Время, вперёд!
Вечером по телевизору перед программой новостей звучала яркая торжественная музыка. Её написал Георгий Свиридов, и называлась она «Время, вперёд!».
Когда призывно звучали трубы, а потом к ним присоединялись ударные инструменты, мне хотелось взлететь над землёй и парить над ней и смотреть на неё с высоты.
Я уже начал понимать свою гармошку, и мне захотелось самому сыграть такую музыку. Я примерно помнил, какой звук издаёт каждая клавиша, нажал примерно ту, и… угадал! Тогда я сильнее потянул мех и стал развёртывать эту мелодию дальше. Она так ярко звучала в моей голове, что я сам смог сыграть её начало. Звуки я подобрал правильно. Но там был ещё ритм. Чёткий, с ударением на первый звук. И этот звук как бы передавал энергию другим звукам. Это движение музыки напоминало то взлёт ракеты, то стук колёс мчащегося поезда. Я нажал бас. Аккорд был не тот, и вся торжественность тут же смазалась. Тогда я нажал левой рукой сразу две другие кнопки и сильно потянул мех. Гармошка ревела и звенела. На этот рёв первой прибежала бабушка.
– Что, Санёк, на улице собрался выступать, репетируешь?
Но не успел я ответить, как в дверях появилась мама с вопросом:
– Сашенька, у тебя всё в порядке?
Потом показалась голова сестры. Ей тоже было интересно узнать, что происходит.
Так они и смотрели на меня в шесть глаз, а я смотрел на них и не знал, как им объяснить, что это я просто музыку подбираю.
– Он хочет на улице выступать, – уверенно заявила бабушка.
– Боже упаси, – воскликнула мама. – Он такой маленький!
Я часто на взрослых удивляюсь. Сначала сами всё выдумают, а потом сами же этого пугаются.
– А ты сто хотел? – спросила сестрёнка.
Она ещё маленькая и «ш» не выговаривает. А вопросы задаёт в точку и от себя ничего не выдумывает.
– Не собирался я на улице играть, я музыку подбирал, как перед новостями! – с досадой ответил я, но не сестрёнке, а маме с бабушкой. – Смотри, Анечка, как я могу. Похоже?
И не успел я начать, как Анька запрыгала и закричала:
– Похозе, похозе!
Но я все-таки сыграл мелодию правой рукой.
– Да, – сказала мама, – похоже, но лучше бы ты играл на кларнете, – и ушла.
А бабушка не торопилась. Она с улыбкой на меня посмотрела и поддержала:
– Ты правильно тренируешься. На улице играть – милое дело.
Она подняла правую руку, сжала её в кулак, как будто кому-то грозила, и чётко так произнесла: «Но пасаран!» Она немного так постояла, а потом ушла хлопотать по хозяйству.
А я сидел и представлял, как я пойду в сквер или на площадь и заиграю на гармошке развесёлую музыку, и лица людей расцветут улыбками, а некоторые прохожие даже пританцовывать начнут. Вот подрасту – и пойду играть на улицу.
Интересно, а что это такое – «но пасаран»?
Цыплёнок
Теперь Серёга часто вечером приходит к нам со своим баянчиком. Похоже, он с ним расстаётся, только когда в обычную школу идёт. Наверное, он даже спит с ним вместо плюшевого мишки. Я его очень понимаю, это подарок ему от папы. Серёжка мечтает быть великим баянистом и побеждать на всех конкурсах. А к нам приходит, потому что ему нужен слушатель, особенно Анька.
Он садится на стул, она садится в кресло напротив, расправляет платьице и… замирает. Это Анька-то, которая и ходить-то не может спокойно, а всё пританцовывает и за минуту десять раз в комнату влетит и вылетит.
Серёга такого слушателя ценил и особенно старался. Хорошо он играл. Пальцы прямо летали над кнопками.
Но в этот раз Аньки не было, мама с бабушкой взяли её к своим хорошим знакомым, а я идти не захотел.
Серёга сыграл мне новую пьесу, я его похвалил, и мы просто так сидели и молчали.
Я всегда стараюсь Серёгу развеселить. Его отца сбил в прошлом году пьяный водитель. Одни они с его мамой остались, даже сестрёнки нет. Его мама так переживала, что в больницу слегла, а Серёга у нас жил неделю. Я теперь его наипервейший друг.
– Слушай, – придумал я, – а ты можешь кукушку сыграть?
– Конечно, – фыркнул Серёга, – и сыграл: ми, до.
Я повторил и те же нотки сыграл. Но голос у моей кукушки получился немного другой, потому что гармошки настраивают не в унисон, а в розлив[6]. Серёжа опять прокукукал, я ответил. Как будто разные кукушки перекликаются.
– А мне учитель показал, как сыграть «самолёт», – решил поделиться я знаниями, нажал кнопку баса и медленно потянул меха, а потом стал тянуть их всё сильнее и быстрее и звук становился всё громче и громче.
А когда звук стал совсем громким, я начал меха сжимать, сначала быстро, потом всё медленнее и медленнее, и звук стал утихать, как будто самолёт улетел.
– Я тоже так делал, когда начинал, – подтвердил Серёга. – А ещё я играл «карандаш».
И он начал сначала тихо-тихо, как остриё карандаша. Потом стал меха тянуть посильнее и звук усилил, и затем уже играл ровно-ровно, как будто он двигается вдоль карандаша, а потом звук оборвался – карандаш закончился.
– Слушай, – вспомнил я, – а я могу коровой мычать, – потянул меха и нажал бас.
Мой друг тоже нажал бас – и замычала другая корова.
– А вот так ревёт медведь, – показал я.
– А вот так орёт осёл, – засмеялся Сергей.
– А куры кудахчут так, – задолбил я по клавишам и тоже расхохотался.
– А вот так пищат цыплята, – продолжил Серёга и стал быстро-быстро жать самую нижнюю кнопочку.
И тут меня будто что-то дёрнуло, и я вдруг заорал:
Цыплёнок жареный,Цыплёнок пареныйПошёл по улице гулять![7]Серёга сразу всё понял и стал подыгрывать сначала правой рукой, а потом и басы добавил и тоже заорал:
Его поймали, арестовали,Велели паспорт показать!Всё-таки здорово Серёга играет! И я подхватил ритм басами и нас понесло:
– Паспорта нету!– Гони монету!– Монеты нету!– Гони пиджак!
Мы перекрикивались и быстро с силой гоняли меха для того, чтобы было погромче.
И вдруг, одновременно остановились и уставились друг на друга. Мы не знали слов и не могли петь дальше. Мы молчали, инструменты молчали, и так не хотелось прерывать это веселье, что я сказал:
– А давай сами слова придумаем!
И опять закричал:
Цыплёнок жареный,Цыплёнок пареныйПошёл по улице гулять!Серёжка подхватил:
Его поймали, арестовали,Ведь надо школу посещать!Я тоже подхватил, и мы начала перекликаться:
– Портфеля нету.– Гони монету.– Монеты нету.– Гони штиблеты.– Штиблетов нету.– Гони ремень!– А ремня нету.– Давай конфеты.– Конфеты нету…И так бы мы и дальше голосили про бедного цыплёнка, если бы не вернулись мама, бабушка и Анька.
– Что это у вас за концерт, даже на лестнице слышно? – спросила мама.
Серёга молчал, смотрел в пол и сопел. Он не хотел признаваться, что играл легкомысленную музыку на своём важном инструменте, и я его понял и сказал:
– Это мы выступление в четыре руки разучиваем.
– Какие молодцы, – всплеснула руками мама и пошла на кухню, а бабушка хитро посмотрела на меня, потом на Серёгу и сказала:
– Я, Санёк, тебе потом всю песенку спою, как мы пели.
Кто такой композитор?
Мой папа – геолог и часто уезжает в командировки, иногда надолго, летом на месяц-два или даже три. Но он нам звонит, пишет интересные письма о тех местах, где работает, и всегда возвращается с подарками. А мама к его приезду печёт нежные кексы, и в доме сладко пахнет ванилью и корицей.
Я сам не всегда могу чётко сказать, чего я хочу. А вот папа молча всё внимательно выслушает и меня поймёт даже лучше, чем я себя сам. Когда мне было пять лет, папа подарил мне настоящий столярный набор в деревянном чемоданчике, а я только лобзик в подарок попросил. Я открыл чемоданчик и онемел от счастья, даже спасибо забыл сказать. В нём были маленькая ножовка, лобзик с запасными пилочками, коловорот со сменными свёрлами, молоток, тиски, карандаш столяра и маленький рубаночек. Все инструменты я перетрогал и решил построить домик для скворцов – скворечник. Мама мне про пионеров читала, они такие домики птицам делали.
Я набрал дощечек, их сколотил быстро, а про дырку для входа забыл. Да и дощечки оказались разной величины, домик получился кривенький, и под крышей были щели.
Утром в воскресенье мы с папой этот скворечник переделывали, размеры подгоняли, пилили и дырку высверливали. Ладный получился скворечник, и мы его на дерево прикрепили. Только там не скворцы поселились, а воробьи. Не того размера дырка оказалась.
А в этот раз папа из командировки привёз нам с Анькой большую коробку с конструктором. Это такие пластмассовые кубики, из которых можно сроить дома, корабли, самолёты, ну всё, что захочешь.
Мы обнимали папу от радости, что он вернулся, и всё отлепиться не могли, а он вынул коробку из большой дорожной сумки и сказал:
– Держите. Будете дом строить и машину собирать.
На коробке была фотография домика и машины возле него. Ещё там стояли человечки и маленькая кошечка возле цветочков. У Аньки от восторга глаза в блюдца превратились и рот растянулся до ушей.
– Это же очень дорого! – воскликнула мама.
– Не дороже денег, – засмеялся папа. – А если детали не разбрасывать, то и внуки будут играть.
Он посмотрел на нас значительно, обнял маму, и они ушли в свою комнату беседовать.
А я коробку брать не стал, Аньке уступил, пусть несёт, сама открывает и домик собирает. А я в это время машинку построю.
В коробке была книжечка с пояснениями, как дом и машинку собирать. Я машину собрал, посадил за руль человечка и пошёл папе с мамой показывать. Они сидели за столом на кухне и пили чай с кексами.
– О, да ты настоящий композитор! – воскликнул папа, он улыбался и сверкал глазами.
– Какой же я композитор, если ни одной песни не сочинил? – удивился я.
– Э, не скажи, ты сейчас держишь в руках отличную композицию, – он указал на машину и тихонько засмеялся. Я уставился на неё.
– Ведь она состоит из деталей? – спросил он и опять улыбнулся.
– Да.
– Раз ты её компоновал из кубиков, из деталей, значит, ты создавал композицию, а тот, кто создаёт композицию, – композитор.
Знаю я папу, он любит шутить и играть словами.
– Нет, композитор – это тот, кто музыку пишет, – возразил я, не понимая, куда папа клонит.
– Правильно. А из каких элементов составляют музыку?
И тут я понял. Это же ноты! Я даже замер от такого открытия.
– Папа, композитор компонует ноты!
– Вот именно. Когда все детали соразмерны, то возникает такая симпатичная композиция, как твоя машина. Вот и твоя гармоника сделана так, что все звуки в ней соразмерны, она и название своё получила от слова «гармония».
– А композиторы ещё звуки разных инструментов соединяют, – вспомнил я.
– И меру соблюдают, – добавила мама.
Про меру я ещё на скворечнике понял. Помню, как мы дощечки измеряли и отпиливали, чтобы стенки одинаковые были.
«А ведь корпус гармошки тоже из дощечек», – подумал я.