Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Путник кивнул и забрал «рыбку».

Он хотел уже было плюхнуться на скамью – ожидать, когда ему принесут обещанное угощение. Но вдруг подумал, что – раз уж начал выдавать себя за травника – надо соответствовать этому образу.

– А скажи мне… м-м-м… уважаемый! – нет ли на вашем погосте такого мужа, которого бы заинтересовали целебные травы? Самые лучшие – с лешачьих полян и кикиморовых болот!

Волченя похлопал ладонью по туго набитому боку своей котомки.

Корчмарь в ответ задумчиво уставил глаза в закопченный потолок и пожевал губами.

– Медовару нашему ты, мил-человек, вряд ли пригодишься – наконец промолвил он. – Он сам для себя всегда травы собирает. Может быть, твоим товаром знахарь заинтересуется? Толочко кличут. Его на капище можно найти – он там волхву помогает.

Путник поблагодарил за сведения кивком головы.

Нет уж – местное капище было последним местом, куда бы он хотел наведаться.

Тут принесли его снедь. На широкой плоской доске, которую притащил какой-то шустрый отрок, высилась горка толстых меленов. Рядом лежал и здоровенный кусок рыбы. Кроме того, там стояла высокая кружка, полная питного мёда.

Последний, видимо, полагался бесплатно, в довесок, просто за то, что сделал заказ.

Волченя принял доску, с наслаждением вдохнув почти уже позабытые ароматы.

– Хотя, знаешь что, уважаемый – ухватил его за плечо корчмарь – Попробуй-ка ты зайди в лавку к Скавроне! Там вроде серой приторговывают. Авось твои травы и сгодятся!

Снова благодарно кивнув, тот взглотнул слюну. Однако причиной её появления во рту был уже не голод, а слово «сера», вылетевшее из уст собеседника. Её он не жевал уже о-очень давно. С тех самых пор как вместе со своими товарищами вступил на великое капище, и принёс ту клятву… После которой потерял право общаться со щурами.

Интересно, а если «серу» приготовили не в его роду, а на таком вот погосте, и не для правых целей, а просто так – пожевать – он имеет право её попробовать?

Вопрос был не из самых лёгких.

Не очень простая предстояла и трапеза. Мелены среди его народа почитались исключительно поминальным блюдом, которое надлежало вкушать только на тризнах.

Но ведь и он теперь – уже не часть своего племени.

Да и брюхо уже так сводило от голода, что терпеть не было никаких сил. Даже у лесного хищника.

А что если он будет снедать, и вспоминать при этом усопших? Это ведь тоже можно посчитать чем-то вроде тризны?

А-а-а – гори оно всё!

Волченя ухватил с горки верхнюю из плоских лепёшек и жадно отправил её в рот.

М-м-м… вкусно!

Зубы волка заработали, словно жернова мельницы, давшей название этому блюду. Только та его производила, а они наоборот – уничтожали. Желудок постепенно начал наполняться, разливая по телу приятную сытость и истому. А в сознании, словно сами по себе начали всплывать до боли знакомые лица.

Глум… Желудяк… Отважные братья Кудряши… Могучий Звенибор… Последние его товарищи.

Да уж – точно тризна получилась.

Хотя, может быть, некоторые из них всё ещё на этом свете? Говорят ведь, поминать живых – большой грех.

А ещё говорят – если кого-то поминали при жизни, значит сроку тому отмерено – в два раза больше положенного!

И мёд тоже оказался на диво вкусен. Тот кто его варил, явно не пожалел приправ. Такому и вправду ни к чему товар захожего травника.

Волченя прикончил мелены и отвалился от стола.

Уф-ф-ф! Просол, пожалуй, уже не влезет.

Ну да ничего – и на потом сгодиться.

Кусок рыбы перекочевал в котомку.

Тут его сознание, пребывавшее всё это время словно под каким-то спудом, вынырнуло, наконец, из глубин, и он обратил внимание на то, что происходит вокруг. Точнее за соседними столами.

А там велись очень даже интересные беседы. Так, например, солидно одетый середович рассказывал своему собеседнику – куда более молодому и скромнее облаченному мужу, о некоем странном проповеднике, который ходит от веси к веси, от городища к городищу, и пугает всех гневом высших сил. Заверяет, что совсем скоро грядёт великая битва, именуемся гневом богов, после которой придёт неизбежный конец света, и требует от людей сделать выбор – за какие силы они будут стоять в свой последний час – старые, которым молились их предков, или новые – пришедшие сюда вместе с завоевателями. От этого, мол, зависит – попадут они после смерти в ирий или будут стынуть на вечном морозе.

– Лютые чудеса творит! – вещал середович, активно – видимо для пущего эффекта, размахивая руками – Какая баба-большуха ему наперекор говорить учнёт – зачем, мол, тут воду мутишь? – так он на неё посохом укажет – Злой дух, говорит, в тебе живёт! Потом сделает у неё малый надрез на плече, или ещё где, а оттуда глядь – ящерка или змея выползет!

Волченя навострил уши, желая услышать новые подробности. Эта история показалась ему очень знакомой. Ведь нечто подобное происходило и на землях его прежнего народа, перед тем как началась та роковая война.

Но буквально тут же потерял всякий интерес к разговору, сообразив, что этот муж говорит о делах, происходящих далеко отсюда – в Залесье. Те места его сейчас совсем не интересовали.

Куда больший интерес у него вызывала его горница в гостином доме.

Ладно, разговоры можно и потом послушать. Без сожаления покинув корчму, путник пошёл вселяться в отведённое ему помещение.

– Кого это ещё лешие принесли?! – долетел из-за массивной двери в ответ на стук в неё же чей-то недовольный голос.

Причём странно знакомый.

– Отворяй, давай! – жилец пришёл!

Из-за двери недоверчиво хмыкнули.

– А откуда мне знать, жилец ты, или не жилец?! Ты знак покажи.

Ах, вот оно что!

Волченя поднёс к прорубленному в досочной крепи треугольному «глазку» выданную корчмарём «рыбку».

– Оно?!

Ответа не последовало.

Вместо этого дверь отворилась.

Так вот почему голос похожий! Буравя гостя недоверчивым взглядом, его впустил внутрь брат-близнец, как ему показалось, того самого мытаря, что встретил его за воротами погоста. Ну, или тот сам успел сюда доковылять.

Комнатка оказалась не очень просторной. Скорее тесной. Узкий топчан в углу. Пустой ларь в другом. Да ещё неширокое окошко, затянутое бычьим пузырём. Вот и всё.

Впрочем, большего и не надо. Он ведь и не собирается задерживаться здесь надолго. Да и ему ли придираться – мужу, проведшему больше полутора лун под кустом жимолости?

Закрыв дверь на засов, Волченя закинув котомку в сундук и, не раздеваясь, даже не сняв поршней, растянулся на ложе, в тот же миг погрузившись в глубокий спокойный сон.

Пусть это было и не самым мудрым поступком, уснуть вот так – посреди – вполне вероятно – вражьего поселения, совсем не зная, что его ждёт впереди. Но ведь и волкам иногда требуется отдых.

Зато через несколько часов он поднялся с топчана свежим, отдохнувшим и полным сил. Словно и не было всех этих седмиц блужданий по лесу.

Теперь горница была освещена куда лучше. Значит, дневное светило уже проделало по небосводу значительную часть своего пути.

Ух-х-х! Ядрёна сиська!

Хорошенько потянувшись, путник почувствовал себя словно только что натянутый боевой лук.

Хотя нет – как набравшийся сил лесной хищник.

Но если тому по его природе надлежало действовать под покровом ночи, то его далёкому потомку это следовало делать прямо сейчас.

Первым местом, которое стоило посетить, был, конечно, местный торг. Ведь туда, как известно, стекались не только товары, но и последние известия с окрестных земель. А именно они были сейчас для Волчени ценнее всего остального.

В отличие от утреннего часа, теперь единственная уличка погоста была довольно многолюдной. На глаз можно было насчитать десятка три человек. Чьи-то челядинцы в двухцветных одеждах. Насквозь пропахшие рыбой промысловики. Подмастерья в кожаных фартуках. Хмурый купчина в плаще с меховым подбоем. Стреляющая глазками по сторонам разбитная молодка в ярком дубасе. Странник в отрепьях. Стайка шустрых отроков, с хохотом гоняющая по улице гогочущих гусей, которые при этом успевали клевать густо усеивавшие землю косточки рябины.

Вряд ли всё это были местные жители. Тем лучше – в такой толпе куда легче затеряться, чем в какой-нибудь веси, где все друг друга знают. Ну или, по крайней мере – новое лицо не вызовет много вопросов.

Народ активно сновал между двумя постоялыми дворами, полудюжиной лавок и кузней, коптившей небо столпом едкого чёрного дыма.

В последнюю путник и направился.

Вот ещё одна вещь, к которой очень трудно привыкнуть.

Среди его бывшего народа работа с металлом давно не почиталась сакральной, и ковалей уж несколько веков как перестали считать ведунами. Тем не менее, непосвящённым видеть её по-прежнему запрещалось. Поэтому и в городах и в весях такие мастерские ставили на отшибе – подальше от сторонних взоров.

Здесь же – у кривичей, их свободно возводили прямо посреди поселений, ничуть не опасаясь ни сглаза, ни других подобных вещей.

Это что – прямо с горна – на продажу? Не дав отлежаться и не наложив никаких заговоров?! Ну и народ!

Впрочем, и пусть им – чужое капище – свой устав! Главное сейчас было – ничему не удивляться и делать вид, что всё происходящее вокруг – обыденность.

Впрочем, до конца правду местные не утратили. Вместо кузни с печью и наковальней за дверью оказалась довольно просторное помещение с прилавком, прямо на котором был выложен предлагаемый товар.

– А ещё бают – какой муж супротив него слово молвит, глянет на него своим престрашным зраком – тот и замрёт столпом, и простоит так хоть день, хоть два, пока чары с него не спадут! – долетел до его ушей обрывок разговора.

А потом голос говорившего заглушил звонкий перестук молотков.

И здесь тоже обсуждают того проповедника?! Неужто нет никаких других вестей?!

Ага! – речь-то вёл всё тот же встреченный им в корчме середович, разряженный в непривычную для здешних мест крытую аксамитом свитку, высокую шапку из паволоки и остроносые сафьяновые сапоги.

Тут новоприбывшего заметил хозяин – высокий кряжистый муж с расчесанной надвое бородой, стоявший за прилавком и ведший беседу с тем самым человеком. Которая, правда, тут же прервалась.

Стих и грохот металла за стеной.

– Я что-то могу предложить… уважаемому?! – спросил у Волчени то ли лавочник, то ли коваль, безуспешно пытаясь придать подобострастия своему громоподобному голосу, явно привыкшему перекрикивать оглушительный гвалт кузни. – Есть отличные оголовья для стрел. Крючки на рыбу. Рожна на остроги. Кольца. Цепи. Ножи. Топоры. Иглы. Сошники. Вилы. Рогатины. Коли нужно – можем коня подковать!

Ага – значит, с первого взгляда он не смог определить род его занятий. Вот и перечисляет ему весь товар. Странно – неужели по его виду можно предположить, что он входит в число тех, кто ради пропитания ковыряется в земле? Этот муж что – ничего в жизни не видел, кроме своей кузни? Ни одна из перечисленных им вещей Волченю не интересовала. Взор лесного хищника сразу ухватился за предмет, которым тот с удовольствием украсил бы свой пояс – широкий аршинный кинжал с вытравленным на лезвии рисунком в виде пикирующего коршуна, «вороньим глазом» на крестовине и ухватистой рукоятью из оленьего рога.

До недавнего времени на боку у Волчени висела ничем не худшая снасть. Правда, с другим хищником – не небесным, а земным. Жаль только она в числе прочих осталась на том самом урочище. Он долгое время вынуждено пользоваться засапожником, предназначенным, как известно, совсем для других целей. Неудивительно, что за несколько седмиц клинок сточился, превратившись в жалкий огрызок, годный разве что для того, чтобы чесать им спину.

Однако пенязей, которые таились сейчас на дне кошеля, хватило бы, в лучшем случае, на оплату одной только рукояти вожделенного кинжала.

Может быть, не стоило так щедро одаривать болотника? Нет – лесной волк никогда не жалеет о содеянном!

Так что его уделом был, судя по всему, куда более скромный клинок, лежавший на прилавке чуть ниже – тоже довольно крепкий, только поуже и покороче, безо всякого рисунка, «вороньего глаза», и даже без крестовины, с простым черешком из падуба, усиленным двумя металлическими кольцами.

В него путник уверенно и ткнул перстом.

– Это беру! Сколько просишь?

Хозяин лавки смерил гостя оценивающим взглядом.

– А чем уважаемый будет расплачиваться? Мехами? Серебром? Солью?

Волченя отрицательно помотал головой и тряхнул калитой на поясе.

– Стекло!

Торговец ненадолго задумался.

– Полтора десятка глазков!

Ляпнув такое, он, видимо, ожидал, что новоявленный покупатель тут же начнёт с ним торговаться, пытаясь сбить заломленную цену, и приготовился перечислять достоинства товара, даже открыв для этого рот.

Вот только гость ему такого удовольствия не доставил.

Волки не торгуются.

Но если их обманывают, потом возвращаются и мстят.

Запустив руку в кошель, Волченя выложил перед собой на стол горсть переливающихся кругляшей.

Даже больше чем нужно.

– То, что сверху – на ножны!

С трудом втянув обратно в глазницы готовые уже вылезти наружу очи, хозяин быстро, пока тот не передумал, выложил перед покупателем обе требуемые им вещи, бормоча при этом что-то вроде, «мол, отличный нож, отличные ножны, и тому и другом – сносу не будет». А если возникнет на то желание, уважаемый сам может в этом убедиться, испробовав клинок на прочность. Ну, или ножны на разрыв.

Ни того, ни другого путник делать не стал. Его намётанному взору и так ведь всё видно – по рисунку и цвету – так зачем ерундой заниматься?

Прицепив новое приобретение к поясу, Волченя покинул лавку.

Её хозяин с предыдущим гостем тут же продолжили прерванный разговор. И словно по сговору, за стеной тут же снова загрохотали молотки.

Ну вот – теперь лесной зверь снова стал опасен. Правда не настолько же, когда был облачён в доспех и сжимал в руке копьё. Но всё равно, тот, кто вздумает к нему сунуться, немало об этом пожалеет.

Вот только мошну свою он изрядно растряс. Оставшихся глазков могло хватить теперь только разве что на небольшой запас провизии. Впрочем, большего ему в подлунном мире уже и не было нужно.

Народа на улице теперь стало куда меньше. Люди почему-то переместились ближе к дому тиуна.

Ага – пошли поглазеть на приезд какого-то видного мужа. У ворот городища стояли «встречальщики» – с полдюжины человек важного вида. Среди них – дородная молодка с большим блюдом в руках, на котором стояли кувшин с чашей и ещё какая-то заедка.

Может и волку стоит посмотреть на это? Только осторожно, из-за какого-нибудь укрытия. Например, из-за во-он той коновязи.

За последнее решение Волченя тут же сам себя восхвалил. Когда в покосившиеся ворота въехал малый конный отряд – десятка в два человек, и стало возможным различить рисунок на прапорце, который развивался над головой передового всадника. Грызущий дерево бобёр на цианово-синем поле.

Да уж – такое невезение можно было заслужить только полным небрежением богам! Ему то за что?

Прибывший витязь, не уступающий габаритами доброй копне сена, принял из рук молодки кубок и опростал его в несколько глотков. В небеса уткнулась его острая козлиная бородка.

Это был Лутоня – один из ближников боярина Глузда – полновластного хозяина здешних мест.

И с первым, и со вторым Волченя успел познакомиться достаточно близко. На ратном поле. Более того, их люди составляли значительную часть тех, кто устроил на его отряд ту самую, последнюю облаву. Так что этот «бобр» повалил немало добрых вятских дубов. Хотя и сам, надо признать, обломал об их кору не один зуб.

А вот настоящего лица волка тот не должен был знать. Когда они сошлись в бою, того мудрено было отличить от истинного лесного зверя. Однако рисковать не стоило. Лутоня сейчас наверняка проследует в дом тиуна. Ну – или на один из постоялых дворов. И лучше было не попадаться ему на глаза. И, по возможности, как можно скорее покинуть это место.

Он ему обязательно отомстит. Но не в этот раз.

Бочком-бочком путник отошёл на несколько саженей назад. Один из его шагов внезапно сопроводил оглушительный визг. Из-под ног, заливаясь жалобным лаем, метнулась та самая псина, которую путник видел на этой самой улице утром.

Да будь ты неладна! Не дайте боги, если его сейчас заметят!

Толкнув первую попавшуюся дверь, Волченя поспешно заскочил внутрь. Это была одна из местных лавчонок.

Он оказался в полутьме. А в нос вдруг шибануло таким знакомым запахом…

Не та ли это самая лавка Скаврони, о которой говорил корчмарь?

Вставшая дыбом на спине хищника шерсть сама собой разгладилась. В голову же хлынули воспоминания. Родом совсем уж из давних времён. Когда он не был не только волком, но даже ещё и волчонком. И мать готовила его любимое лакомство.

– И окружили их посреди дремучих лесов да топких болот. На высоком холме. И бились они двенадцать дней и двенадцать ночей. И побили бессчетно врага. И сами полегли все до одного. И погиб Вук, ушёл в ирий заступник наш. Навеки закрыл свои ясные очи. И остались мы теперь одни – сироты в подлунном мире.

Ого! Знакомый запах тут же был забыт. Это звучало куда интереснее, чем рассказы о безвестном проповеднике, пугающих людей концом света!

Разговор меж собой вели две бабы. Одна – та самая разбитная молодка в ярком дубасе, которую Волченя приметил на улице. Другая, стоявшая за прилавком – чуть постарше, да и одета поскромнее – видимо жена Скаврони. Или перезрелая дочь, по каким-то причинам не отданная замуж. Ну, или, может, вдова сына, поставленная сюда за ненужностью. Происходи дело в вятской деревне, это можно было бы определить по головному убору. Или его отсутствию. Здесь же – поди разбери, что её повойник означает.

Кстати, этим-то откуда про Вука знать? Земля настолько уже слухами полниться?

Хотя, судя по узорам на одёже, украшениям и тонким скуластым лицам, обе жены были вятчанками. По крайне мере на какую-то часть. Стало быть – бывшими соплеменницами путника.

– Правда, говорят, кое-кто из них всё-таки уцелел.

Та-а-ак… Волченя ещё больше навострил уши.

Но тут обе собеседницы заметили, что у них появился незваный слушатель, и тут же торопливо закончили разговор.

– Ой, что-то совсем я заболталась с тобой кума! – зачастила молодка, и ведшая до этого рассказ – Меня ж дома муж совсем заждался! Пойду я, пожалуй! Храни тя боги!

И была такова. Покинула лавку, низко склонив голову, едва не толкнув путника плечом.

– Храни тя боги! – эхом отозвалась ей в спину товарка.

И тут же повернулась к новому посетителю.

– Поздорову тебе, добрый молодец! Чего надобно?!

Ого! Надо же! Здравствовать пожелали! Что-то не похоже на местных!

Точно вятчанка!

Что ж – надо на вежество вежеством отвечать. Волченя склонился в полупоясном поклоне.

– И тебе здравствовать, красавица! Мне сказали, что в лавке Скаврони серой торгуют, а теперь я это ещё и носом услышал!

Та удивилась.

– Ты из наших что ли? Из вятичей? Местные то от неё только нос на сторону воротят.

Потом, видимо сообразив, что негоже лезть к покупателю с такими-то вопросами, тут же сменила тему.

– Да полно у меня этой серы! Есть с купырём, с дягилем, с душицей, с анисом – выбирай любую!

Путник даже сглотнул набежавшую слюну.

– С мятой давай. Три щепоти.

Покопавшись в кошеле, он выложил на прилавок один глазок. Этого должно было хватить с избытком.

– Сдачи не надо! – великодушно махнул он рукой.

Торговка хмыкнула, и достала откуда-то из под прилавка требуемый товар.

Волченя сгрёб в горсть аппетитные кусочки смолы, с трудом удержавшись от того чтобы закинуть один из них в рот. Вместо этого он завернул их в лист лопуха и сунул за пазуху.

В лавке лучше было задержаться подольше – а то мало ли, сколько времени Лутоня решит провести на улице? Да и кое-какие сведения у этой жены можно было повыпытывать.

Но для этого требовался повод.

Выдавать себя за травника в этом месте было чревато – тут бы его наверняка раскусили.

– А скажи мне… красавица – Волченя помедлил, подбирая подходящие слова – А эта твоя… кума… Она не из тех ли жён, что не против провести время с прохожими мужами?

Ну а что – волк ведь тоже самец, и долго рыскать по лесам без волчицы так тоскливо.

Нарваться на гневную отповедь он не опасался. Больно уж кричаще была одета та молодка. Явно на продажу.

Но реакция торговки всё равно оказалась бурной.

– Да что ж вы все на эту Капустку сразу вешаетесь?! – возмутилась та – Других жён на погосте нет что ли?! Вот я, например!

Она отступила от прилавка и провела ладонями по изгибам своего дородного тела. Надо признать – довольно аппетитного.

– Разве я хуже? И возьму меньше – два глазка всего.

Её карие глаза упёрлись прямо в лицо Волчени.

И от этого взгляда остолбеневший от удивления путник ощутил приятное оживление в районе мотни.

– А как же Скавроня? – решил он прояснить ситуацию – Дозволяет тебе такое?

Теперь уже торговка воззрилась на него в немом изумлении.

Какое-то время они оба стояли, переглядываясь, как два столпа.

Но наконец, на её лице мелькнуло понимание.

– Вот глупень! – расхохоталась она – Небось, слышал гром, да не понял, откуда он?! Я и есть Скавроня! Честная вдовица! Меня весь погост знает!

Ах, вот оно что!

Как всё-таки место влияет на человека – повстречай он её в каком-нибудь вятском селении, статус можно было определить с одного полувзгляда. Здесь же все одеваются, как хотят!

Тем не менее – это совсем меняет дело!

На столешнице перед хозяйкой лавки тут же появились ещё два глазка.

– А ну-ка, молодец, прикрой-ка дверь на засов – тут же деловито распорядилась она – Да ступай за мной!

Она провела Волченю в узенький чуланчик, пристроенный где-то сбоку. Из всего убранства там был только широкий топчан, устланный сверху накидкой из заячьих шкурок.

Не говоря ни слова, Скавроня скинула через голову запону, обнажив две большие отвислые груди с широкими бурыми сосками, и дёрнула завязки на юбке. Та упала к её ногам.

Оставшись в одном повойнике и вязаных подследниках, вдовица вольготно разлеглась на постели, широко разведя ноги в стороны. Между которыми курчавился здоровенный тёмный куст.

– Ну что же ты? Давай, молодец! – она похлопала себя по причинному месту.

Ух-х, как от неё пахло!

Как от течной волчицы!

Волченя рванул завязки на мотне, выпуская наружу рвущийся на свободу уд.

В следующее мгновение тот оказался уже внутри Скаврони, яростно охаживая «куст» торговки.

Закончилось всё очень быстро. Буквально после двух дюжин ударов Волченя почувствовал, как из него неудержимо рвётся наружу семя.

О-о-о-о-ох-х-х! Ядрёна сиська-а-а…

Путник в приятном изнеможении распластался на дородных телесах вдовы.

Надо было… немного… передохнуть…

Видимо решив, что её «покупатель» уже закончил дело, Скавроня тут же попыталась из под него выкарабкаться.

Ну, уж нет! Хищник ещё не насытился!

Его ладони сомкнулись на упругих грудях вдовицы.

Уд тут же снова начал наливаться силой.

– Один раз уж был – тут же зачастила та – Второй раз ещё два глазка!

Уж не за это ли мужи прохожие ей Капустку предпочитают?

Не слушая, что он там болтает, Волченя развернул бабу к себе мясистым задом.

В этот раз всё длилось гораздо дольше. И, похоже, теперь приносило усладу не только мужу. Во всяком случае, спустя небольшое время пытавшаяся возмущаться Скавроня перестала это делать, громко заохала и принялась ему «подмахивать». Сиськи ритмично шлёпали её по животу, трясясь в такт с остальными телесами.

Когда же приспело время ещё раз излиться, и путник начал ускорять движения, они и вовсе задрыгались, словно в какой-то безумной пляске.

Уф-ф-ф…

Уф-ф-ф-ф-ф-ф…

А-а-а-а-ах-х-х! Хорошо…

Ещё, пожалуй, помнём тропы, лесной зверёныш! Волченя откинулся назад, растянувшись на топчане в блаженной истоме.

Спустя небольшое время, которое потребовалось ей, чтобы прийти в себя, вдовица сама прильнула ему под бок.

– Соко-о-о-оли-ик сла-адкий! – проворковала она – И откуда ты взялся такой на нашем погосте? Как тебя хоть люди кличут?

Говорить сейчас совсем не хотелось. А хотелось просто лежать пластом, как снулая рыба, и ни о чём не думать.

– Волченя я. Из леса вышел – лениво буркнул он в ответ.

Для того только, чтобы Скавроня не обиделась.

– Волче-еня-я. Из ле-е-еса – протянула та с какой-то еле уловимой иронией в голосе. – Бывали здесь мужи из леса. С луну назад. На тебя похожие. Все побитые да связанные. Не твои друзья часом?

Её рука меж тем скользнула к его мужскому началу. Которое она попыталась снова привести в вертикальное состояние.

Понравилось, стало быть.

Но у лесного хищника вместо этого встопорщилась шерсть на холке.