Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

И последние, судя по всему, здесь основательно похозяйничали. На месте большинства домов чернели лишь обугленные остовы, часть из которых ещё дотлевала. Из груд головешек торчали только закопченные тулова печей, похожие на клыки гигантских земляных оленей. Кое-где пламя добралось и до частокола. На некоторые из его заострённых кольев были насажены человеческие головы – вперемешку мужские и женские. Многие ещё свежие, даже не поклёванные воронами. Хотя довольно большая стая чёрных падальщиков вилась неподалёку, удовлетворяясь остовом лошади.

Такое поведение птиц явно указывало на то, что сейчас в веси были люди. Их вороны опасались, поэтому и выжидали чтобы попировать без помех – либо ухода двуногих, либо наступления сумерек.

Маленьких отряд подъехал к единственным в ограде воротам. От которых остались только резные столбы и поперечина, с прибитым к ней большим лосиным черепом. Выломанные створки валялись на земле. Внутри ограды в живописных позах лежало несколько мёртвых тел – должно быть, тех, кто пытался защитить ворота от пришельцев.

Эти покойники явно лежали здесь не один день – вороны основательно поработали над их лицами, а пятна крови на снегу почернели. Кроме того, не смотря на лёгкий морозец, от них заметно попахивало.

Трупы обильно усеивали и все улицы поселения. Почти все мужские были обезглавлены. Большинство же женских тел напоминало странные окровавленные мешки, из которых торчали обнажённые нижние половины туловищ. Видимо те, кто учинил этот разор, для удобства – чтобы те меньше сопротивлялись – задирали юбки на головы и завязывали узлом. А вволю потешившись, убивали.

Некоторые мертвецы были ещё свежими, тёплыми. Другие уже тронул тлен. По мере того, как маленький отряд приближался к капищу, первые стали попадаться всё чаще.

А затем группка всадников наткнулась и на самих погромщиков. Несколько воев в походных доспехах деловито сносили на улицу и складывали в кучи скарб, награбленный в одном из уцелевших домов. Тут же, на ворохе шерстяных одеял один из них, намотав на руку длинную русую косу, пользовал стоявшую на карачках голую девку. Ей юбку на голову он отчего-то накидывать не стал. От резких толчков полные груди немилосердно прыгали, с размаху шлёпая её по животу. На лице насилуемой застыло отрешённое выражение. Она, скорее всего, уже простилась с жизнью и просто ждала, когда окружающий кошмар закончиться.

Святослав подъехал к вою почти вплотную, едва не стоптав того вместе с девкой. Тот, однако, своего занятия не прервал. Только вопросительно воззрился на князя, забыв поднять руку в воинском приветствии.

– Где Вышата? – Спросил его Святослав с плохо скрытой злостью в голосе.

У него чесались руки отрубить этому махателю его не в меру пылкий уд. А заодно хорошенько поучить его товарищей. На кону было серьёзное дело, а они тут занимаются ерундой!

Вой задумался, не подозревая, что с каждым лишним мгновением увеличивается вероятность его расставания с собственным мужским отличием.

– На капище – ответил он наконец, указав рукой направление.

И тут же забыл о существовании князя. Движения воя ускорились, а глаза подернулись паволокой – его начало разбирать перед извержением семени. Он выхватил нож и полоснул им девку по горлу. Та задёргалась в агонии, усиливая ощущения сладострастного воя. Святослав оставил его – пусть разбирается воевода.

Путь до кумирни занял совсем немного времени. Хотя всадникам едва ли не на каждом шагу приходилось его терять, объезжая груды обезображенных трупов разной степени свежести.

Хватало мертвяков и на капище. Даже с преизбытком. Перед входом туда они лежали настоящим валом, высотой по грудь человеку среднего роста. Святослав даже удивился про себя, откуда в небольшой веси взялось столько народу. Только потом он узнал, что сюда сгоняли жителей ещё и из окрестных поселений, в которые наведывались люди набольшего боярина.

Капище представляло собой небольшую бревенчатую постройку без окон с двускатной крышей, увенчанной изображением солнечного креста. Перед входом в неё были вкопаны полукругом полтора десятка идолов. У самого большого из них, стоявшего посредине, на голове тускло отсверкивала серебряная шапка. У Святослава промелькнула мысль, что весь далеко не бедствовала, раз у её жителей хватило средств на эдакое украшение.

Промелькнула и тут же угасла – к «телу» старшего из богов был привязан Дунай.

Даже с первого взгляда было видно, что богатырь заметно ослабел. Его кожа приобрела землисто-серый оттенок, а под глазами залегли густые тени. Насколько знал средний Соколович, тот до сих пор мучился от раны, нанесённой ему Олегом. Кроме того, упорно отказывался от предлагаемой еды. Поэтому крепкие сыромятные верёвки удерживали его скорее не от бегства, а от падения на землю.

Тем не менее, губы печального витязя были сурово сжаты, на лице же отсутствовало всякое выражение. Прозрачные глаза отрешённо смотрели куда-то вдаль, словно не замечая того, что происходило буквально у него под носом.

А там творилось настоящее непотребство. Всего в нескольких аршинах от привязанного пленника вои Вышаты выстроили около полусотни весян – жён, мужей и детей. Кто-то из них тихо выл, кто орал во весь голос, а кто-то уже, видимо, смирился со своей участью и хранил обречённое молчание. Их по одному подводили к Дубыне, восседавшему на здоровенном – ему под стать – коне. Витязь пленников хладнокровно и даже как-то деловито умерщвлял.

Судя по всему, так он пытался заставить Дуная дать ответ на какой-то вопрос. А может просто получал удовольствие от процесса.

– Что, так и будешь молчать? – оглушительно проревел Дубыня хриплым басом, отняв очередную жизнь.

Он был похож на бога смерти – огромный как скала, страшный как навий и при этом с ног до головы забрызган кровью, словно неумелый мясник.

Не дождавшись ответа, витязь снова взмахнул секирой, на которую он видимо специально для этого случая сменил полюбившийся ему боевой молот. Голова очередного несчастливца – это был седобородый старик, слетела с плеч и покатилась по земле, орошая лежалый снег алыми струйками. Рухнувшее тело вои тут же сноровисто подхватили и зашвырнули на трупной вал, преграждавший проход на капище.

– Они умирают из-за твоего упрямства! – продолжал Дубыня. – Я буду убивать их, пока ты будешь молчать.

Ответа снова не последовало.

Следующей жертвой оказался совсем ещё юный отрок. Богатырь даже не стал пачкать о него оружие. Просто взял одной рукой за шею и поднял перед собой, сдавливая могучими пальцами горло.

Вьюнош захрипел и несколько раз дёрнулся. После чего обмяк и затих. Дубыня одним метким броском закинул его уже мёртвое тело на кучу из предыдущих жертв.

– Ты хочешь ещё? Ты получишь!

На этот раз витязю повели молодую беременную бабу. Она была практически на сносях и еле передвигала ноги.

Её по всей правде следовало бы отпустить.

У витязя, возможно, тоже возникла такая мысль. Он сунул древко своего топора в специальную петлю на седле и наклонился вперёд. Однако, как выяснилось, лишь за тем, чтобы вынуть из-за голенища засапожник.

Одной рукой он схватил непраздную молодуху за косу у самой репицы, а другой вогнал ей короткий клинок в низ живота. После чего одним движением вспорол его до груди. Затем резко сунул ладонь в рану.

Небо разорвал истошный вопль. Баба визжала и каталась по земле. Из разорванного брюха расползались лиловые внутренности. Дубыня держал за ножку маленький алый комок, похожий на человека.

Мгновение, и он полетел туда же, что и все прежние жертвы. А следом за ним и несостоявшаяся мать, тянущая за собой длинный шлейф из кишок.

Земляной змей! Это было уже чересчур.

На что всякого в походах навидался, но такого…

Придя в себя от минутного оцепенения, Святослав пришпорил гнедого, перемахнув через преграду из тел, и решительно вклинился между витязем и очередным пленником. Это была совершенно седая старуха – лет сорока от роду.

– Хватит, Дубыня! – резко крикнул князь.

Он со злостью пнул по руке воя, державшего полонянку. Тот выпустил её, но она осталась безучастно стоять на месте, как будто не замечая ничего вокруг.

– Ты же вой, а не кат! Или для тебя это одно и то же?

Витязь насупился и натянул повод, заставив своего аргамака попятиться. Он явно хотел бросить в ответ князю что-нибудь резкое, но вовремя осёкся, вспомнив, кто с ним говорит. В итоге он смог только пробормотать нечто невразумительное.

– Вспомни, зачем мы здесь – гневно продолжил Святослав. – Брось развлекаться и заставь своих людей заняться делом. Рыжий волк вот-вот появиться, а они добро таскают, да девок сильничают.

Тот буркнул в ответ что-то вроде того, что, мол, понял.

– Где Вышата? – спросил князь Дубыню уже более спокойным голосом.

Тот указал рукой на бревенчатое святилище.

Святослав спешился. Бросил повод одному из воев и пошёл к входу.

Пристыженный Дубыня тут же принялся раздавать распоряжения. Его люди суетливо забегали во все стороны. Недобитых пленников погнали подальше с глаз долой. На лицах некоторых из них затеплился огонёк надежды, что сегодня их, может быть, оставят жить. Другие же по-прежнему хранили отстранённый вид.

– Не обессудь Дунай – сказал черноградский князь, остановившись возле привязанного пленника. – Придётся ещё немного потерпеть. Поймаем твоего князя – отпустим. Если слово дашь – против нас не воевать этот год.

Печальный витязь никак не отреагировал на эти слова. Прозрачные глаза по-прежнему смотрели куда-то вдаль. Его мысли, похоже, витали далеко от этого места.

Святослав вздохнул. Пленник с самого первого дня, как пришёл в себя после битвы на Неспанке, ни разу не произнёс ни одного слова.

Ни разу.

Ни одного.

Средний Соколович толкнул дверь в святилище.

Тут же его едва не оглушил раздавшийся оттуда истошный вопль. А ноздри оскорбил мерзкий запах палёного мяса. Представшая же перед глазами картина и вовсе заставила остолбенеть.

Убранство внутри было простым, как и полагается молельне. Из утвари – только три деревянных лавки вдоль стен да маленький столец с жертвенной чашей. Четвёртую часть комнаты занимал деревянный алтарь, украшенный резными изображениями божественных деяний. Прямо к которому был привязан седовласый волхв. На одни верёвки боярин, видимо, не полагался – по бокам от пленника расположились двое его ближников. На теле старика, едва прикрытом остатками длинного жреческого одеяния, присутствовали следы побоев и свежие ожоги. Вышата стоял прямо перед ним, умело сжимая в руках кузнечные щипцы, с зажатым в них раскалённым добела стальным прутом. Его он, судя по всему, только что вынул из небольшого, наполненного тлеющими углями, котла.

– Скажешь где серебро, старик? – грозно вопрошал боярин, не обратив внимания на вошедшего. – Или всё-таки без причиндалов к богам отправишься?

Святослав едва не задохнулся от возмущения. Он-то думал, что Дубыня просто выродок. Оказывается нет – тот был тем яблоком, которое совсем недалеко упало от породившего его дерева.

Кстати, про дерево это была совсем не метафора. Не зря же в Столице ходили упорные слухи, что старший Малевич породил богатыря-сына, сочетавшись со священным дубом.

Глядя на эдакое непотребство в эту байку можно было поверить.

– Это что же такое, земляной змей, твориться?! – возопил князь. – Кончилась правда в правдивых землях?! Одна кривда осталась?! Враг уже на подходе – а они вон что творят! Ладно, сынок твой – он, похоже, с рождения об дерево стукнутый. Но ты! Сам набольший боярин кату уподобился! Куда мир катиться?!

Обычно всегда уверенный в себе Вышата, от такой пламенной речи поначалу опешил и даже отшвырнул в сторону щипцы с зажатым в них прутом. Однако быстро опомнился и сам перешёл в наступление.

– Да как ты смеешь меня срамотить, князь! Или ты забыл, что они с моим отцом сделали?

Святослав даже сплюнул в сердцах. Тоже – сиротинушка выискался!

– Ловок ты боярин себе оправдания находить. Отца убили – так и спрашивал бы с того, кто это сделал! Не можешь?! На беззащитных отыгрываешься?!

Это уже было на грани оскорбления.

Вышата едва не захлебнулся слюной.

– Ах ты…

Его рука легла на оголовье висевшего у пояса меча. Жилы на тыльной стороне ладони вздулись.

Выхватит? Не выхватит?

А что? – с него сталось бы. Набольший всегда, особенно в ранние годы, славился драчливостью и воинской сноровкой. Недаром у него на гербе красовался атакующий зубр. Он ведь даже турниры, было дело, выигрывал. С тех пор, правда, изрядно заплыл жиром и обленился. Но своего знаменитого норова не утратил. А тут с ним ещё и двое его людей…

Так что князь на всякий случай приготовился дать подышать воздухом и собственному клинку. Однако огонь в глазах Вышаты потух так же быстро, как и загорелся, а его рука незаметно соскользнула с рукояти. Боярин сделал вид что просто хотел расправить складки сбившейся набок короткой накидки-плаща. Тут же сразу стала ясна причина – в узкую дверь святилища протиснулся Молчан. Как обычно ни сказав ни слова.

Его вид всегда был красноречивее любых слов. Суровое каменное лицо ясно говорило – убью любого, кто поднимет руку.

Но если в драку лезть набольший и раздумал, то вины за собой признавать явно не собирался.

– Рыжий волк им князь! – ответил он. – И они за его дела отвечать должны!

Святослав хмыкнул.

– А серебро с этого волхва ты вместо виры с Всеслава хотел взять? У тебя самого его полны подвалы, а ты на малое заришься?

Вышата насупился и сложил руки на груди. Видимо, чтобы снова сгоряча не схватиться за меч.

– Серебра много не бывает.

Вот так вот. Пусть у боярина даже самые последние слуги в доме едят не с глиняных плошек, а чуть ли не со стекла, а дети самоцветами играются, он всё равно не против прибрать к рукам и малую кубышку несчастного волхва.

Пенязи, мол, к пенязям.

– А небес не боишься? – полюбопытствовал Святослав, указав рукой на алтарь. – Капище то Велесово. Он же и твой бог!

Но набольшего, похоже, ничем нельзя было прошибить.

– Я деревлянин – гордо ответствовал он. – У меня богов полон лес! Велес обидится – кто другой пособит.

Тоже, лесовик выискался. В лучшем случае на одну восьмую.

– Не пойму я князь, чего ты так разоряешься? – снова перешёл в наступление Вышата. – Мы всё по уговору сделали. Весь разорили. Дуная на виду привязали. Полудюжине местных уйти дали. Сейчас рыжего волка ждём. Пятый день уже. Вои устали – отдыхают как могут. Чего не так то?

Средний Соколович устало вздохнул. Да уж… отдыхают.

– Людей зачем перед Дунаем губить? Он же гордый – его этим не проймёшь.

На такой аргумент Вышата и вовсе махнул рукой.

– Да что тебе эти весяне – сотней меньше, сотней больше. А этому гордецу наука будет. Как за клятвопреступника воевать…

В душе черноградского князя снова всколыхнулась волна ярости.

– А не за такие ли дела ты своего сына Путяту в Тмутаракань из Столицы изгнал? Он то – хоть за пенязи людей продавал, а ты за так губишь!

Тут Вышата словно взорвался изнутри.

– Не смей сравнивать, князь!

Похоже, Святослав задел его за больное.

– Отчего же?

– То свои были, а это полочане – враги.

Аргумент был резонный. Если бы не одно но.

– Они-то враги, но, правда, то – для всех одна! Начнёшь с чужих, потом и за своих возьмёшься! А Дунай – пленник моего сына, а не твоего!

Тут уже набольший не нашёлся что возразить. Просто хмуро промолчал.

Князь этой маленькой победой удовлетворился и коротко порекомендовал Вышате осадить своих людей. И изготовиться к бою. Поскольку задуманный план уже близился к осуществлению. После чего развернулся, чтобы уйти.

– Да… затушите – указал он двум воям, всё это время тихо простоявшим по углам, на огонёк пламени, который начал заниматься на дощатом полу от брошенного боярином раскалённого прута.

Набольший хмыкнул, остановив своих людей мановением руки, распустил мотню на штанах и оросил горящее место тугой пенной струёй. Помещение заполонила резкая вонь, перебившая даже запах палёного мяса.

Князь с облегчением захлопнул за собой дверь, покидая осквернённое святилище. После чего с такой же скоростью поспешил покинуть и саму весь.

Возвращаться по главной улице ему не хотелось, чтобы опять не созерцать груды трупов. Потому, спустившись с бугра, на котором стояло капище, князь направил коня мимо дымившейся кузни – прямиком к частоколу, который был здесь пониже, чем в других местах.

Не доехав до ограды двух саженей, гнедой вдруг заскользил копытами по накатанному склону и едва не провалился вместе с всадником в большую зловонную яму. Это был нужник.

К счастью, Святослав вовремя успел натянуть повод и отвести коня в сторону. В лицо князя пахнуло ядрёными ароматами.

Земляной змей! Отхожее место, видимо, специально вырыли в стороне от домов – чтобы местные не могли напасть на людей Вышаты врасплох, застав их за отправлением естественных надобностей. Если бы тем вдруг вздумалось.

Соколович пришпорил жеребца, заставив его одним могучим прыжком перескочить через невысокий частокол, после чего пустил его в намёт. Примеру князя последовали и его люди.

Оставив весь позади, князь с облегчение вздохнул. Последнее происшествие вдруг показалось ему даже символичным. Вот уж действительно – побывал там – всё равно что в нужнике искупался.

Дальнейший путь лежал к укромной лощине, притулившейся между двумя отрогами холма. Воочию всё это выглядело почти так же, как и на резной столешнице в менском зале совета, поэтому Святослав вряд ли мог перепутать.

Маленькая группа всадников поднялась на высокий взлобок, отделяющий лощину от остальной части долины. Западина оказалась до отказа забита воями. Их там было никак не меньше трёх сотен. Все конные, тяжелооружные – сплошь отборная гридь. Князь разглядел стяги великого князя, его сына Ярополка, Дружины, Полкана и Некрасы. И ещё с полдюжины прапорцев воевод рангом пониже.

Значит все в сборе.

Он спустился с яра и подъехал к брату. Тот приветствовал Святослава сначала поднятием руки, а затем и сердечным объятием.

Сегодня он, похоже, похмельными муками не страдал. Зато, судя по всему, уже успел хватануть чашу-другую одного из своих любимых напитков – стоялого мёда. Отчего пребывал в приподнятом настроении.

– Ну что, брат, сегодня прижмём хвост рыжему волку?!

Средний Соколович поморщился – преждевременной похвальбы он никогда не жаловал.

Но это был другой случай.

Сейчас, пожалуй, он был уверен в успехе. О чём и заявил сначала брату, а потом и подъехавшим Дружине с Полканом. Те с ним согласились – разведка сообщила о приближении к Пустым холмам большого отряда.

По рядам промчались гонцы – они разносили приказ готовиться к сече. В рога не трубили, чтобы не выдать своё присутствие. Гридни поспешили начать облачение в боевые доспехи. Отроков с ними не было – в этом походе те стали бы только лишней обузой, поэтому сейчас им никто не помогал. Впрочем, для опытного воя – невелика трудность. Нелегко, но можно. Не составило это большого труда и для Святослава. Тем более что ему тут же принялся помогать Молчан.

Сам княжий телохранитель боевой доспех, похоже, не снимал никогда – даже когда ложился спать. Хотя черноградский князь не был уверен, что тот вообще когда-нибудь спит. Любой другой вой на его месте свалился бы с ног через полдня. Этого же боги словно выковали из железа.

Продевая руки в кольчужные рукава, средний Соколович вспомнил, как поначалу блестящий план, сейчас почти претворенный в жизнь, показался ему сомнительным. Его – как и идею Шебарши перед битвой на Неспанке, он был вынужден принять только под давлением обстоятельств.

Хотя после той победы Буковые холмы и перешли под полный контроль полуденного войска, война на этом не закончилась. В руках у Всеслава по-прежнему оставалась его главная торговая артерия – Закатная Двина, прикрытая цепочкой хорошо укреплённых городов. Чтобы захватить хотя бы один из них, требовалось потратить немало сил и средств. И времени. Кроме того, до них ещё требовалось добраться. А те дороги, что вели из Буковых холмов к этой могучей реке, преграждали несколько небольших, но отменно защищённых крепостей. А также густые леса и обширные болота, отлично подходившие для того, чтобы вести в них малую войну.

В этом деле большим мастером оказался сын рыжего волка. Тот, который оборотень. Он наносил молниеносные удары небольшими силами по тылам и обозам полуденного войска, и нападал по ночам на спящие лагеря. В общем, силы таяли, а успехов не было. Не считая одной захваченной с огромным трудом лесной крепостицы. Меж тем недолгая зима заканчивалась, и совсем скоро должна была начаться распутица. С приходом которой продолжение войны откладывалось не меньше чем на несколько лун – пока не подсохнут болота.

И тогда появился план. Одновременно простой по замыслу и сложный по исполнению.

Всеслав во всех своих походах любил делать неожиданные ходы и совершать глубокие рейды. И славился тем, что всегда беззаветно поддерживал верных ему людей. Особенно если был им чем-то обязан. А в руках у Соколовичей как раз был такой человек. Дунай. Если прочих пленников давно уже отпустили за выкуп, то он пока оставался в их расположении. Поскольку, в отличие от прочих, не стал давать обязательную в таких случаях клятву, что до конца этой войны не будет выступать на стороне Всеслава. Более того, он вообще не произнёс ни слова. Даже непонятно было – лучше ему становиться или хуже. Ясно было одно – он жив.

Его требовалось отвести в неглубокий тыл – какую-нибудь глухую весь в стороне от боевых действий. Потом постараться показать печального витязя местным жителям и позволить нескольким из них бежать. И незаметно подготовить в том месте засаду. Для этого отряду, который первым придёт в весь, надо было так сильно напугать местных жителей, чтобы они и носу сюда больше сунуть не смели. Что, в принципе, сделать удалось.

Перед тем как начать претворять план в жизнь, полуденное войско обложило сразу две лесных крепости, прикрывавших дорогу к столице Полочанского княжества. Вокруг которых разбили около полудюжины осадных лагерей, чтобы противнику было тяжелее следить за перемещением войск. Оттуда постепенно, малыми отрядами, не вызывая опасения у осаждённых, силы перебрасывались в нужное место.

Последнее, кстати, оказалось выбрано очень грамотно. Пустые холмы служили своеобразным связующим звеном между грядой Буковых холмов и Большим Водоразделом, чьи отроги начинались через несколько дней пути к восходу. Они представляли собой небольшую группу возвышенностей, загнутую в вытянутое кольцо, внутри которого лежало несколько больших, удобных для укрытия лощин. А единственным достаточно широким проходом в долину, образованную холмами, был распадок с полуночной стороны.

Святослав заставил гнедого взбежать вверх по склону, заодно проверяя, как на нём сидит доспех. Поднявшись на яр, бросил взгляд туда – на узкий проход между двух холмов.

Пока он был пуст. Однако, если верить разведке, совсем скоро там должны были появиться вои Всеслава. С ним самим во главе.

Они стремительно ударят на разоренную Дубыней весь, чтобы освободить Дуная. Тут-то им на загривок обрушатся лучшие силы полуденного войска. И в этот раз рыжему волку не помогут никакие чародейские уловки. Только честная сталь на честную сталь.

Сколько же усилий было приложено для того чтобы незаметно протащить сюда столь значительные силы – три сотни гридней и почти столько же кметей! Первые сейчас все стояли здесь, готовясь нанести решающий удар. Последние были разбиты на небольшие отряды – вроде того, которым командовал Шебарша – прикрывая другие выходы из долины.

Жаль только что столь сложный и изящно разыгранный замысел, готовый превратиться в блестящую победу, омрачают своими поступками Вышата с Дубыней. Свою часть задания они, конечно, выполнили хорошо. Но к чему излишняя жестокость?

Надо будет потом обсудить это с великим князем.

Хотя… он ничего не сделает. Род Малевичей слишком влиятелен в правдивых землях, чтобы брат рискнул вступить в конфликт с его главой.

Да ведь он и сам едва не сорвал всё своей выходкой. Изначально планировалось, что старший Соколович останется в лагере – в Пустых холмах вполне можно было бы обойтись без его вечно похмельной рожи. А вот присутствие оной под стенами одной из осаждённых крепостей как раз помогло бы ввести противника в заблуждение. Однако ему неожиданно – не исключено что под воздействием квасных паров – загорелось самому принять участие в деле. Придать, так сказать, своему образу героический ореол. А что? – такое деяние барды несомненно воспоют. И в народе популярности добавиться, и собственное самолюбие потешить можно.

Святослав отговаривал его как мог, но так и не преуспел. Поэтому в лагере вместо него пришлось оставить другого брата – Всеволода. Который был вынужден имитировать образ жизни великого князя. То есть – в основном почти не вылезать из шатра, делая вид, что пьянствует. Впрочем, для Ворона это не составило большого труда – пользуясь случаем, тот, скорее всего, штудировал сейчас обнаруженные в Менске рукописи.