Вызволение сути

Победа и торжество "сексуальной революции" происходят как это ни покажется странным, на фоне разочарования и равнодушия к сексуальным отношениям. Схема происходящего такова. Повсеместно и постоянно появляющиеся изображения красивых женских тел (печать, телевидение, кино, реклама) заставляет всех мужчин желать их с той или иной степенью интенсивности. Ситуацию дополняют непрерывающиеся разговоры о сексе. По телевизору домохозяйки и кинозвезды чистосердечно рассказывают, кто как себя чувствует во время менструаций. В разговоре с малознакомым мужчиной женщина может с трогательной наивностью поделиться об особенностях её половой жизни. Однако видя кинозвёзд, большинство мужчин довольствуется мало привлекательными женщинами, а при попытке проверить на деле, так ли легко достигает женщина оргазма, как она только что утверждала в разговоре, мужчина получает резкий отпор.

Искусство старательно и радостно плодит мечты, идеалы красивой плоти, которые легко усваиваются как стереотип и которые никогда не достигаются. Этого обществу и нужно: идеалы потому-то и считаются нравственны, что они недостижимы, ибо всё, чего человек достигает, в том он, разочаровывается, а в идеале разочаровываться нельзя. Чтобы не разочаровываться в целях, нужно делать их недостижимыми. Однако, иметь идеал – значит негативно относиться к реальности, то есть быть неудовлетворённым реальностью. Искусство и выступает в роли создателя заведомо неудовлетворяемых желаний, неудовлетворённости. В неудовлетворённом состоянии люди легче управляемы, и поэтому неудовлетворённость следует постоянно поддерживать, материализуя её в возбуждение. Но возбуждение не может длиться вечно – оно должно либо удовлетворяться, либо, перезрев, поникнуть. В том-то всё и дело, что весь акцент так называемой "сексуальной революции" ставится лишь на возбуждение, а вовсе не на удовлетворение желаний. Суть этого явления сугубо антиличностная, как и все общественные явления. "Сексуальная революция" направлена на дискредитацию сексуальных знаков, на разрыв связи между возбуждением и реакцией, борясь таким способом с возбуждением.

Не допуская реакции, общество плодит насильников – но их меньшинство – чьё возбуждение слишком сильно, и в то же время делает вялым возбуждение у всех остальных мужчин.

Лет двести назад увиденная щиколотка женской ножки возбуждала мужчину больше, чем женщина в бикини возбуждает теперь. Так как возбуждение не подкрепляется совокуплением, возникает торможение возбуждения и требуется прикладывать всё более откровенные усилия, чтобы поддерживать необходимый обществу уровень.

Сплошь и рядом видны примеры выхолащивания сексуальности, роста равнодушия между мужчинами и женщинами. Дошло до того, что мужчина и женщина могут снимать одну квартиру, пользоваться одной ванной и вместе с тем оставаться совершенно равнодушными друг к другу, не пытаясь совокупиться.

Или танцы, по всеобщему тупоумию, именуемые сексуальными, танцы, в которых лезет наружу безразличие партнёров друг к другу – прикосновений практически нет, разговаривать невозможно из-за громкости музыки. Древний вальс в тысячу раз более сексуален. Несмотря на то, что формально движения современных танцев во многом имитируют половой акт, в действительности же танцорам нет дела друг до друга, они могут танцевать поодиночке, они погружены в себя и движения их при более пристальном рассмотрении больше напоминают не совокупление, а мастурбацию.

Одно то, что вокруг столько говорится о сексе, должно насторожить любого внимательного человека. Общество всегда больше всего говорит о том, чего либо вообще не существует^ либо почти не существует. В СССР больше всего говорят о свободе и равенстве, в США – о сексе. Американская демократия позволила женщинам стать жесточайшими эксплуататорами мужской сексуальной активности, и если раньше мужчины отыгрывались своими привилегиями в социальных областях, то теперь они вяло сдают позиции, ударяясь в педерастию.

Общая же ситуация распадается на извечные звенья. Женщина предлагает экономить мужчинам энергию и время, которые они тратят на процесс соблазнения и поддержания женской готовности к совокуплению. Проститутки осуществляют эту экономию за деньги. Прочие успешно обменивают свою готовность на мужскую свободу. Успешность этих происков обусловлена тем, что мужчины в большинстве своём и считают подходящее женское тело лучшей платой за свою свободу.

Поскольку общество построено на подавлении желаний личности, то не приходится ожидать искренности и правдивости в людях. Но когда кричат на всех углах о сексуальной свободе, ничуть не изменяясь в действительности, уж слишком начинает мозолить глаза пропасть между реальностью и претензией на реальность. Сексуальная ситуация вокруг уподобляется коктейлю, где 9/10 льда, а самого-то коктейля – кот наплакал. Фарисейства и лицемерия вокруг столько, что отнимается язык, закладывает уши и слепит глаза. Вот ходят вокруг девицы в майках с надписями типа:"я твоя", "сдаётся в ренту" или ещё почище. А попробуй прицениться, прицепиться или просто представиться – молчаливый страх, а чаще вежливые отвязывающиеся улыбочки – как можно знакомиться на улице? Женщины при помощи натаскивания психологов обучились мягкости и вежливости в разговоре, которыми они обнадеживают мужчину, пытающегося завязать с ними знакомство, боясь его обозлить резким отказом, и тем самым опять бесследно и безвозмездно выскальзывают из его рук. Вся сексуальная индустрия отражает характер большинства вокруг, с готовностью обещающего, но не выполняющего обещаний. Вежливость становится безопасной заменой искренности. Обещание теряет смысл обязательства, а становится способом поддержания разговора. Но и обещать-то, оказывается, тоже не всё можно – как бы не приняли обещания слишком близко к сердцу и потому… вводят цензуру на порнофильмы. Ох, хотел бы я посмотреть на цензора (а может быть, это женщина-цензор, добившаяся равенства в предоставлении работы?) в тот момент, когда он накладывает своё авторитетное вето.

А вот 17-летние девица и парень, которые совокупляются с 14 лет, и им не грозит судебное преследование. Вот и женщина, которой захотелось свежих чувств, и она спит с 16-летним отростком – простите, подростком. Её никто не потащит за это в тюрьму (в последние годы и это изменилось к худшему – М. А.). Но стоит мужчине попасть в объятия 17-летней Мессалины, как его станут судить за совращение малолетней.

Мужчина, живущий на содержании женщины, будет всячески порицаться обществом, тогда как если женщина живёт у него на содержании, это считается чуть ли не нормальным, и уж во всяком случае, является предметом мечтаний многих женщин.

В повседневной жизни, мужчины и женщины заботливо охраняются обществом от случайных знакомств с помощью приличий, манер, этикета. Однако понимая необходимость разрядки, общество устраивает отхожие места, где мужчины демонстрируют свою сексуальную активность, а женщины демонстрируют свою сексуальную пассивность. Это – бары и дансинги, где знакомство не представленных друг другу самца и самки считается приемлемым. Единственной формой поиска женщиной желанного партнёра на дансинге является отказ на приглашение танцевать всем прочим (я не беру в расчёт выразительные взгляды и прочие микрожесты). Так, девица может простоять у стенки весь вечер с гордо-неприступным видом. Ну, не подлость ли придти на танцы, отказываться танцевать с теми, кто приглашает, и в то же время не приглашать самой. Уж как не захотеть изнасиловать эдакую царицу?

Неизменяющееся фарисейство людского муравейника видно и через отношение к проституции. Общество благородно обременило себя борьбой с проституцией, борьбой, которая в различные эпохи то надевала личину трогательной заботы о проститутках (создание организаций, помогающих желающим покончить со своим ремеслом и в то же время судебное преследование тех, кто ещё не пришёл к такому мудрому решению), то борьбой, которая применяла огонь и меч. Теперь во времена разглагольствований о различных свободах, общество не осмеливается уничтожать проституток, а лишь подленько притесняет их, не разрешая им появляться на улицах и загоняя их в сауны и массажные кабинеты. Общество не желает замечать, что многие женщины становятся проститутками по призванию.

Чтобы придать своим действиям облик возвышенный и справедливый, общество с помощью наукоподобных выкладок и подтасованной статистики утверждает, что разврат рождает преступление. В качестве неопровержимых доказательств приводится деятельность сутенёров, которые заставляют женщин заниматься проституцией, а непослушных – убивают. Пользуясь невежеством большинства, демагогия применяет известный ложный логический ход: раз после, значит вследствие. Но на любом явлении возникают паразитирующие события, и чтобы бороться с ними не нужно уничтожать само явление. И если на сахар слетаются мухи, то для того, чтобы прогнать мух, не надо его выбрасывать, а нужно его прикрыть, и мух уничтожить спреем.

Приравнивание разврата и преступления (в его худшем проявлении – убийстве) неверно прежде всего в своей основе, ибо они исходят из диаметрально противоположных тенденций. Разврат вырос из желания размножения, продолжения жизни, тогда как преступление – из желания уничтожить её. Убийство, которое часто следует за изнасилованием, происходит потому, что общество уравняло наказания за изнасилование и убийство и тем самым провоцирует насильника на убийство. Желая избежать наказания за изнасилование, насильник убивает свидетельницу преступления, что даёт ему шанс на безнаказанность, а если преступление раскроется, то разница в наказании за просто изнасилование или изнасилование и убийство будет непринципиальна. Человек, решившийся на изнасилование, перешел закон, а следовательно находится в таком психологическом состоянии, когда сделать ещё один шаг – убийство – не так трудно. Общество умышленно пренебрегает различными истоками этих шагов и, толкая человека в состояние аффекта, лишает его возможности различать свои шаги в побеге от кары, одинаково разящей за каждый шаг.

Следовательно, убийство и изнасилование должны оцениваться по-разному: к убийству должно применяться осуждение на наказание, а к изнасилованию – суждение о качестве его исполнения.

Уродливые формы, которые принимает худосочное желание прослыть сексреволюционером, чётко обозначились в семейных нудистских клубах. Нет ничего нуднее этих нудистов-мудистов. Они мнят из себя героев, когда снимают штаны. Штаны-то снимают, но тут же оговариваются – никакого секса. Их девиз, мол, человеческая нагота не является постыдной, а напротив – естественной. Прекрасно! Но разве влечение к нагому телу не естественно? А совокупление, уж коли обнажён и влеком, не нормально? Борются, пыжась, за естественность, и тут же ставят ей предел. Потому-то эти нудисты чувствуют себя ещё более закрепощённо, так как боятся не только обняться, а и прикоснуться-то друг к другу – как бы не подумали, что нарушается их кодекс. Женщины, пользуясь своим природным строением, штаны-то сняли, а всё равно необозримы, ибо ног во что бы то ни стало стараются не разводить. А мужчины увлечённо играют в волейбол, подпрыгивают и их гениталии бессильно и бесполезно болтаются во все стороны, кроме единственно нужной. Краем глаза голые родители следят за нравственностью резвящихся детей. Ах, как хороша свобода!

Лишая человека возможности быть искренним в своих желаниях, общество окружило каждого таким одиночеством, что он рвётся уйти от него, поверив в любое обещание близости, которая его спасет от невыносимости оставаться наедине с самим собой. Единственной легальной альтернативой всем сексуальным проявлениям, была консервативная семья. Псевдоучёные, пытающиеся найти причины образования семьи в глубокой истории, которой они не знают и знать не могут, ибо никаких свидетельств, кроме наскальных рисунков, не имеется, приходят к угодным обществу выводам, что семья образовалась якобы для удобства выращивания детей. Однако мотивы для женитьбы совершенно иные, так как в большинстве своём у брачующейся пары детей ещё нет и влечёт их лишь удобство и легальность регулярного удовлетворения похоти с человеком, который кажется из-за этой перспективы ещё и приемлемым вне постели. Всё это происходит на фоне симпатии, общих интересов и прочих удобств, необходимых для совместного проживания. Дети – это побочный продукт женитьбы. То, что дети для супругов – это нечто вторичное доказывает огромное количество разводов. Пресыщаясь друг другом, супруги расстаются, не думая о детях, так как главным мотивом для совместного проживания является влечение друг к другу, а вовсе не любовь к детям. Прекрасно понимая это, общество учредило алименты, сделало развод сложной и дорогой процедурой, чтобы привлечь родительское внимание к детям. Но тщетно – семья теряет всякую стабильность. И то, что из последних сил скрепляет отталкивающуюся в пресыщении парочку -это страх одиночества и знание о трудных препятствиях на пути к чужим людям. Но безразличие, отвращение, усталость друг от друга вырастают настолько, что затмевают все остальные чувства.

И вот – разрыв, разлука, одиночество (буквальное ли, в кругу ли безразличных тебе – неважно). Начинаются традиционные муки любви, которые тем больше, чем глубже одиночество. Эта закономерность подталкивает к очевидному решению: страдания любви прекращаются тотчас после того, как вместо исчезнувшего партнёра появляется такой же или лучше. Ведь мы тоскуем не по исчезнувшим возлюбленным, а по чувствам, которые мы испытывали при их помощи. Чувства эти остались в нас, и мы так же или лучше отреагируем на существо, сумеющее их вызвать вновь. Эта идеальная, теоретическая постановка вопроса осложняется практическим его преломлением. Прежде всего, система взаимоотношений между людьми построена так, чтобы максимально ограничить и усложнить контакты между ними. Если обществу не удаётся ограничить контакты по количеству, то оно берёт реванш и ограничивает их по глубине. Люди, имеющие максимальные возможности для достойной замены -это молодые, красивые, здоровые, богатые люди с открытым характером, находящиеся в обществе себе подобных. Потому-то завистливая молва и пытается утверждать, что в таком обществе нет "глубоких чувств." Да, там должно быть меньше любовных страданий, но зато больше любовных восторгов. Неужто глубина восторгов менее притягательна, чем глубина страданий?

Многие разлученные умышленно обрекают себя на одиночество: они знают, что вероятность найти достойную замену мала, и не находят в себе сил на борьбу с теорией вероятности. Не так уж сильно желание одиночества, как оскорбительны неизбежные и долгие подготовительные ходы для завязывания новых отношений. Если бы девушке, страдающей по потерянному возлюбленному, поставили бы перед носом её любимого киноактёра, изъявляющего к ней пылкую любовь, о, как бы легко она бы избавилась от своих страданий. Так что истинный объект тоски не любовь, которую потерял, а любовь, которая не может придти на смену. Увы, но любовные страдания обязаны своим существованием не благородству человеческой натуры, а несовершенству человеческого общества.

Однако все попытки сделать всё общество сексуально свободным – обречены на провал, так как общество не позволит разрушать себя. Единственно, что можно пытаться делать – это отгородить в обществе участки – Загоны Свободы – где бы человек мог быть максимально искренен. Чем непроницаемее будут границы у Загона Свободы, тем выше искренность будет в нём и тем устойчивее будет общество вне его. Тень такой попытки уже существует в США – это Невада, где разрешены проституция и азартные игры.

Загон Свободы

В человеческих обществах существуют две крайние тенденции: аннулировать сексуальную свободу вообще (аскетизм) и попытка распространения сексуальной свободы на всё общество (разные "сексреволюции"). И та, и другая тенденция лишают общество устойчивости, и поэтому жизнь топчется между этими тенденциями, унаваживая почву для процветания борьбы добра и зла. Мнимым добром всегда представлялось ограничение сексуальных отношений, и мнимым злом – их либерализация. Мнимые же они потому, что длительное торжество "добра" обращает его во зло, а длительное торжество "зла" превращается в добро. Так, "добро" аскетизма с пренебрежением к плоти приводит ко злу неврозов и сумасшествий, а "зло" "сексуальной революции"– к контролю над рождаемостью.

Несмотря на то, что слово "свобода" великодушно признавалось любым обществом как добро, смысл свободы всегда старались переиначить, так как истинное её значение – свобода следования своим инстинктам – разрушает общество. Поэтому общество, на словах поощряя свободолюбивые чувства, всячески старалось ограничить их активное выражение. Свобода, именуемая добром, воспринималась как зло, стоило ей принять конкретные формы. Бессмысленно ставить ультиматум: свобода или рабство. Оптимальный выход – это их одновременное существование. И задача общества – сохранить и то, и другое, следя, чтобы в этой борьбе была ничья. Но так как свобода по своей натуре более агрессивна, то и содержать её нужно в более строгих пределах, но не для подавления её, а во имя сохранения ничьи. Однако попытки вносить ограничения свободы в пределах одного и того же общества всегда оборачивались её притеснением. Потакание же свободе резко расшатывало нравственные устои общества и ослабляло узы, его скрепляющие.

Единственный способ сосуществования добра и зла, свободы и рабства во времени – это разнесение их в пространстве, это создание законного места как для добра, так и для зла – создание Загона Свободы и Пространства Рабства. (Именно такие пропорции необходимы для стабильного существования человеческого общества.)

Загон Свободы – это место, где не только разрешается, но и вменяется в обязанность быть свободным. Это место с жёстко соблюдаемыми территориальными границами, что не позволяет свободе распространяться. Цель создания Загона Свободы – локализировать свободу и за счёт этого дать возможность максимального её проявления.

Робкие и плохо осознанные попытки такого рода делались ещё давно, делаются и теперь – это создание так называемых "весёлых кварталов", в американской современной терминологии – это даунтауны, где общество решает быть более снисходительным к проявлениям свободы, то есть следованию своим инстинктам. В этих кварталах разрешались или смотрелось сквозь пальцы на проституцию и порнографию. Максимальная уступка, на которую здесь шло общество – это позволение только меркантильной стороны секса, а огромная область сексуальных контактов, основанных на бескорыстном влечении – то есть самая опасная для общества – никогда не выделялась особо и её границы старательно размывались с помощью консервативного поведения так называемых приличных женщин. Таким образом, "весёлые кварталы" оставались районами обслуживающими мужские сексуальные нужды и женские материальные потребности.

Загон Свободы в принципе исключает меркантильный секс и настаивает на равенстве сексуального поведения мужчины и женщины. Если женщина не считает себя равной мужчине, то она вправе выбрать замужество, которое даст ей возможность консервативной жизни.

Общество делится на Загон Свободы и Обычный город. Если в Загоне Свободы разрешено и поощряется удовлетворение любых сексуальных потребностей, то в Обычном городе любая внебрачная половая связь считается тягчайшим преступлением. Это продолжение современной логики туалетов, специальных мест, где испражнение считается нормальным, тогда как испражнение в общественном месте – это нетерпимое нарушение морали.

Загон Свободы можно представить состоящим из павильонов, соединённых друг с другом, в каждом из которых совершается определённый вид сексуальной активности: пары мужчин и женщин, гомосексуализм, совокупления с животными и т. д. – круги рая. В Загоне Свободы ходят без одежды. Чтобы избежать хаоса, драк за женщину или мужчину, устроено "чистилище", где существуют одиночные кабины, оборудованные телекамерами и телеэкранами. Каждому входящему даётся индивидуальный номер. В кабине можно пользоваться двумя режимами: активным или пассивным – то есть ждать, пока тебе предложат, или предлагать самому. Активный режим происходит так: ты нажимаешь кнопку, соответствующую желаемой форме сексуальной активности и на экране ты видишь всех, находящихся в соответствующем павильоне, а также всех, находящихся в чистилище и нажавших ту же кнопку. Увидев желанного партнёра, ты нажимаешь его (или её) номер и он, видя тебя в своем экране, нажимает твой номер, если ты по нраву, и вы встречаетесь.

Или можно устроить сканирование всех, находящихся в Загоне Свободы женщин или мужчин и делать им предложения. В пассивном режиме ты ждёшь предложений. Но, чтобы никто не злоупотреблял отказами, количество отказов ограничено, и после определённого количества нужно соглашаться на очередное предложение. Все согласия и отказы, а также номера, которым выдано согласие или отказ фиксируются на вычислительной машине. Женщины будут вынужденно активны, чтобы не быть обязанной идти с тем, кто выберет её после разрешённого числа отказов.

Уйдём (как это ни трудно) из Загона Свободы, чтобы посмотреть, что же такое Обычный город. Мораль Обычного города построена на категорическом признании факта, что мужчина и женщина существа неравные, и на полном ограничении её провокационного поведения, а точнее провокационного существования. Каждая девочка должна воспитываться в сознании того, что она – лакомый кусок, и появление её перед мужчиной – это обещание совокупления, данное пусть не всегда ею самой, но природой. Поэтому нужно либо это обещание выполнять, либо его скрывать. Чем красивее женщина, тем более опасна она для Обычного города, ибо, показавшись мужчинам, она вызовет желаний больше, чем она будет в состоянии удовлетворить. Поэтому в Обычном городе женщинам запрещено появляться в общественных местах с открытым лицом и без сопровождения. Одежда должна полностью скрывать все выпуклости и вогнутости женщин. Единственная форма допустимого сексуального общения – это брак. Измена мужа или жены на территории Обычного города карается смертью.

Все неженатые и здоровые мужчины с 20 до 60 лет и незамужние недевственницы до 60 и девственницы с 18 лет должны посещать Загон Свободы определённое количество раз в году. Исключение делается только для девственниц до 18 лет и для замужних женщин, эта мера обеспечит следующие эффективные действия, направленные на укрепление семьи. Родители девочек, в большинстве своём не будут желать попадание своей дочери в Загон Свободы, и следовательно будут особенно тщательно следить за девственностью своей дочери, ограждая её от контактов с мальчиками и подготавливая её к браку, ибо только брак позволит ей, если она этого впоследствии захочет, поддерживать моногамный образ жизни. К 18 годам родители будут стремиться выдать её замуж и таким образом сделают всё от себя зависящее для поддержания чистоты нравов, основанных на уважении девственности и замужества.

Однако девушка может быть выдана замуж в любое время после начала у неё месячных. Это будет давать возможность девушкам выходить замуж по достижении половой зрелости, а не какого-то формального возраста. Родители, видя быстрое созревание дочери и томление её по мужчине, будут следовать природе и предпочитать скорее выдать её замуж, чем рисковать её девственностью, держа её в девицах. Для того, чтобы гарантировать возможность девушкам выйти замуж к 18 годам, общество уже технически подготовлено. Должна существовать информационная система, где бы хранились данные о всех мужчинах и женщинах, желающих жениться. Терминалы устанавливаются в доме любого, пожелавшего жениться или пожелавшей выйти замуж. Каждый вводит в систему информацию о себе, включающую своё киноизображение. Вычислительная машина выдаёт данные обо всех, кто удовлетворяет твоим требованиям. Отобрав тех, кто понравился в действительности, ты вводишь их номера в машину и она демонстрирует этим людям твои данные. Если и ты пришёлся по душе, то назначается свидание в доме родителей девушки. Такая система гарантирует полный охват потенциальных женихов и невест, а нравственность Обычного города гарантирует, что контакты такого рода будут происходить с серьёзными намерениями.

Если девушка так и не вышли замуж до 18 лет, ей следует появиться в Загоне Свободы. Там ей как девственнице будет оказано особое внимание, а именно, предоставлена возможность выбрать самой мужчину из группы самых красивых и умелых. Да и для всех посещающих Загон Свободы впервые, создаются особые условия, чтобы с самого начала не вызвать испуг, отвращение или другую негативную реакцию.

Девочка, умудрившаяся потерять девственность до замужества, явившись в Загон Свободы, или совершив преступление в Обычном городе, становится обязанной посещать регулярно Загон Свободы. В любой момент необходимость посещения Загона Свободы может быть прекращена с помощью замужества. Однако замужество не исключает добровольного посещения Загона Свободы.