Вызволение сути

Раньше издатель был нужен для набора и печати, которая была не по карману писателю, и для рекламы, которая стоит дорого только в том случае, если её помещать в периодических изданиях. Так как мы пришли к выводу, что главный потребитель русских книг за рубежом – это библиотеки и другие общественные и государственные организации, то для того чтобы дать им знать о новой книге, нужно лишь знать их адреса, чтобы послать туда рекламный листок.

Повторяю, смысл в том, что для книг, издаваемых тиражом в несколько сотен экземпляров, издатели теперь не нужны, каждый писатель может стать собственным издателем и получать доход со своих книг, продавая их не по дешёвке, а по дорогой цене.

Так что закончу я эту статью не призывом, а лозунгом: «Да здравствует капитализм, давший русским писателям на Западе свободу от издателей!»

Быть может, я чуть перебрал в своём фантастическом юморе, но не оскорбил ведь.

В 1986 году я опубликовал «Тайные записки 1836-1837 годов» А. С. Пушкина, и статья была основана на моём опыте издания и продажи этой книги.

Игорь Ефимов обиделся на статью. Но узнал я об этом только через четыре года.

Вот моё письмо Игорю Ефимову, из которого станет понятно последовавшее.

20 августа 1991

Уважаемый Игорь!

Вы, конечно, меня ошарашили своим ледяно-надменным голосом – я-то и не подозревал, что Вы обижены на меня. Нелепо, когда причиной обид является недопонимание, устранить которое было бы так легко, если бы люди были в состоянии изъяснить обиду, а не таить.

Я хочу восстановить череду фактов, чтобы выяснить – где закралось досадное недопонимание.

Итак, в июне прошлого года я послал Вам письмо с предложением обмена на книги, издаваемые мной. Я указал книги из Вашего каталога, меня заинтересовавшие. Вы прислали мне книги со счётом без всякого сопроводительного письма. «Что ж, молчание – знак согласия», – подумал я и выслал Вам Соитие23, указав его стоимость (заметьте, что разница в 2.20 доллара была в Вашу пользу). Я высылаю копию Вашего счёта с моими цифрами. Никакого «оскорбительного письма» я Вам не посылал, о чём, к моему чрезвычайному изумлению, Вы мне сказали по телефону.

Если получение книги, вместо денег, не оправдало Ваших ожиданий, то нужно было сообщить мне об этом либо по телефону, либо письменно, и я бы тотчас выслал Ваши книги обратно, а Вы бы выслали мне мою книгу. (К сожаленью, Ваши книги я недавно отправил в Россию, и теперь восстановить статус кво невозможно.)

Ну, что могло быть проще? Однако вместо этого, Вы придумали молчаливо оскорбиться.

Я же, вдохновлённый обменом и будучи уверен в Вашем глубоком им удовлетворении, послал Вам в апреле этого года свой роман8 с предложением, включить его в число продаваемых Вами книг, а коли нет, то, пожалуйста, выслать обратно. По телефону Вы бросили мне, что его не получали. Сие – весьма примечательное для меня событие, поскольку это первый случай за 14 лет моего пребывания в Америке, когда моё почтовое отправление пропало, не вернувшись.

Однако моя незыблемая вера в американскую почту заставляет меня усомниться в Вашей памяти, ибо забвение Вами вышеизложенных фактов даёт основания такому сомнению.

Так что я буду Вам весьма благодарен, если Вы проверите Ваши закрома, в которых могло затеряться золотое зерно моего урожая, и вернете его, коль оно не покажется Вам съедобным.

Надеюсь, что у Вас нет больше причин гневаться на меня.

С дружеской улыбкой,

Михаил Армалинский

Игорь Ефимов ответил мне так:

Сентябрь 4, 1991

Досточтимый Михаил!

Еще со времен газетной отповеди на мою статью, опубликованной под псевдонимом, но с хвалебными упоминаниями замечательной фирмы М.I.Р., у меня в памяти осталось: «Ох, держись-ка ты от этой фирмы и от ее владельца подальше». Но потом пришел заказ на наши книги от владельца, и я подумал: «Ну, как же я могу не ответить? Ведь просит-то не что-нибудь, а книги собрата поэта». Послал книги, полагая, что наличие вложенного счета исключает всякие переговоры о книгообмене. Ошибся. Вместо денег получил абсолютно ненужную мне и никогда мною не просимую книгу с мужскими гениталиями на обложке. И приветливую записку из двух слов: SCREW YOU". Видимо, автор, вслед за Обезьянкой из романа Филиппа Рота, полагает, что это самое лучшее из всего, что один человек может сделать другому. Но я, по отсталости и убожеству своему, впал в примитивное озлобление. Не исключаю, что в таком раздрызганном состоянии мог отправить в мусорный бак всё, что имело обратный адрес указанной фирмы. Потому что низкие мстительные инстинкты имеют над мной неодолимую власть. И я не поручусь, что в будущем у меня хватит сил совладать с ними.

Поэтому лучше всего было бы нам на этом прекратить наши контакты. Уж слишком по-разному смотрим мы на то, что можно и что нельзя делать ближнему своему в нашей короткой жизни.

С пожеланиями сексуальных и мистификаторских свершений,

И. Е.

Меня это письмо удивило силой различий восприятия людьми, казалось бы, неопровержимых фактов, и я захотел, разумеется, тщетно эти различия устранить.

10 сентября 1991

Уважаемый Игорь!

Прежде всего, спасибо, что ответили.

А пишу Вам теперь не потому, чтобы во что бы то ни стало продолжить контакты с Вами, которые Вы во что бы то ни стало хотите порвать, а лишь для того, чтобы успокоить Вас – Ваши «мстительные инстинкты» сработали по ложной тревоге.

Не могу смириться с вопиющими неточностями фактов, Вами излагаемыми, из-за чего я предстал в Вашем воображении эдаким сексуальным монстром, которого нужно сторониться, бежать, а ещё лучше – уничтожать.

Да, я написал статейку против Вашей издательской позиции того времени – без оскорблений, но с иронией и с деловыми предложениями. Хотел было написать также против Вашей экономической святой утопии о спасении России, что пару лет назад явилась народу в НРС, но предпочёл не ввязываться в экономику, а писать роман8, который Вы опрометчиво выбросили, а напиши я статью, то прочитали бы с начала до конца.

Но неужели Вы обзаводитесь местью против всякого, кто не согласен с Вашей издательской, экономической или сексуальной позицией? Неужто кто не с нами, тот против нас?

Далее. Записки SCREW YOU я Вам не посылал, а посылал (вкладываю для напоминания) копию обложки журнала SCREW,32 который использовал мою (уж, извините) сексуальную интерпретацию американского флага. Ваша оскорблённая реакция уподобляется реакции русской феминистки на журнал ВПЕРЁД, которая возмущённо приняла это на свой счёт посчитав, что это В ПЕРЕД.

И последняя неточность: «абсолютно не нужная Вам книга с мужскими гениталиями на обложке»23 была бы действительно абсолютно ненужна, если бы там были только мужские гениталии. Дело в том, что на обложке число мужских гениталий точно совпадает с числом женских, ибо они находятся в состоянии соития, которое и дало название книге. Так что просмотрев (я имею в виду, не увидев) женские гениталии, Вы также проморгали весьма «нужное» содержание книги.

Я понимаю, что рассердиться гораздо легче, чем улыбнуться. Но если Вам по плечу такое усилие, то оно, уверен, Вам очень пригодится, если не в похеренных отношениях со мной, то с другими весьма достойными людьми.

С умилительными пожеланиями,

Михаил Армалинский

Виктор Александрович Соснора

28 апреля 1936 – 13 июля 2019

О неисповедимости путей

В 1975 году Виктор Александрович Соснора пришёл на занятия ЛИТО с толстой книгой в руках. Я регулярно посещал его ЛИТО и являлся на занятия с новыми стихами, которые с воодушевлением читал.

Соснора знал, что я штудирую английский язык, и он обратился ко мне, протягивая книгу, открытую где-то посередине и попросил меня перевести несколько абзацев в главе, где шла речь о нём.

Книга называлась Journey и написана она была супругами Robert and Suzanne Massie.

Они давно были знакомы с Соснорой, и он у них даже гостил.

Все участники занятия внимательно слушали, что написано об их мэтре, но что бы ни было написано, это стало большим для нас событием: ведь это – знаменитые американские писатели, историки России, написавшие бестселлер Nicholas and Alexandra.

Тремя годами раньше в 1972-м была издана книга Suzanne Massie. Living Mirror. Five Young Poets from Leningrad, 1972. Русско-английское издание стихов. Пять молодых поэтов из Ленинграда, куда вошли Виктор Соснора, Глеб Горбовский, Александр Кушнер, Иосиф Бродский и Константин Кузьминский.

Роберт Масси однажды оказался в Ленинграде на занятиях Сосноры, и я его провожал до гостиницы – ничего не помню: ни о чём мы разговаривали, ни обстоятельств прогулки. Но было это летом, и мы шли мимо Летнего сада. Всё.

Так вот я к чему. Есть у меня американский друг, на десять лет меня младше. Мы уже многие годы играем с ним в пинг-понг в basement его дома. Есть у него близкая многолетняя подруга. Как-то мы разговорились на вольные темы и оказалось, что подруга эта пять лет работала живущей няней в семье Масси, ухаживая за их сыном. И она вместе с ними разъезжала по Америке и Европе.

И даже есть у неё подписанный Сузанной экземпляр Живого зеркала.

Если сказать, что это – простое совпадение, то это значит не чувствовать всемогущей власти Проведения.

* * *

Cамое сильное моё ленинградское впечатление о Сосноре было связано с его алкоголизмом. Я всегда относился к алкоголю отстранённо. Разумеется, я выпивал в компаниях и за праздничным столом. Но выпивал я максимум две рюмки. Происходило это потому, что я быстро пьянею, и также потому, что я искал наслаждения не в опьянении, а в женщинах. В семье у меня тоже никто никогда не напивался, пили понемножку и редко.

Я напился один раз в жизни – на школьном выпускном вечере в ресторане-поплавке. Блевал в Неву, и этого мне хватило на всю жизнь, чтобы узнать свою меру.

После этого я написал стих со строчками:

Есть способ меру опознать –

решиться меру перейти.1

Я видел пьяных на улице и в прочих местах, гаражники постоянно пили, но всё это были чужие люди, которых я сторонился.

Соснору я никогда не видел пьяным, то есть на занятия, быть может, он и приходил навеселе, но я этого не замечал. Более того, я отказывался верить слухам, что Соснора – алкоголик.

И вот однажды перед очередным занятием, он поманил меня в пустой коридор, и я пошёл за ним в туалет. Там он вытащил из кармана пальто бутылку чего-то оранжево-жёлтого и попросил последить, чтобы никто не входил в туалет. Входная дверь оставалась открыта, и я, посматривая в коридор, увидел, как Соснора открыл одним движением бутылку, запрокинул голову и выпил её содержимое большими глотками за несколько секунд. Я ничего подобного в жизни не видел.

В.А. бросил опустошённую бутылку в мусорное ведро и с загоревшимися глазами пошёл вести занятие. Он шёл, не шатаясь, и вёл занятие на этот раз с повышенным интересом.

У меня осталось ощущение, будто я оказался свидетелем успешного исполнения смертельного трюка в цирке. Но вскоре я понял, что успех этот был сомнительным, а сам трюк действительно был смертельным. Эта метафора пришла мне на ум потому, что отец Сосноры был артистом цирка.

* * *

Последний раз я лично поздравлял Соснору с днём рождения в 1976 году за несколько месяцев до моего отъезда из Сов. Союза. Мы были знакомы четыре года – он вёл ЛИТО, в которое я регулярно ходил. Мы встречались и вне ЛИТО.

Только недавно, читая Википедию, я узнал, что у Сосноры была мать – еврейка: Ева (Хава) Вульфовна Горовацкая (1914—1990); его дед Вульф Горовацкий был раввином в Витебске. То есть Соснора, по еврейскому закону – чистый еврей. Это для меня, еврея, было радостным открытием.

Виктор Александрович в разговорах упоминал, что в нём смешено много кровей, в том числе и еврейская, но никогда не говорил о тогда ещё живой матери, и что она – еврейка.

И вот парень, весьма крепко по-русски пьющий, пишет талантливое переложение исконно русского Слова о полку Игореве, и всё что можно об этом сказать: "Опять еврей".

Я многим обязан Виктору Александровичу. Это он познакомил меня с Михаилом Кулаковым, он также познакомил меня с Алексем Шельвахом, книжку стихов которого я издал уже в Америке. (см. выше)

А вот отрывок из его письма мне, который опубликован в Парапушкинистике20 на с. 747 фолианта Литературного памятника Тайным запискам Пушкина:

Виктор Соснора, С. Петербург – Михаилу Армалинскому

Август 1997

…Твою книжку о Пушкине я читал давно. Она симпатична, актуальна и чуть скучна, я б написал жёстче. Это имя превратили в бесполый государственный чугун и после Вересаева ты один отважился поссать на этот лакированный монумент. Прелестно! Но мало, вот от чего я грустил. Чтоб очистить его стихи от наёмных и платных пушкинистов, нужно взорвать тысячи тонн говна, а ты чрезмерно нежен, эстетичен, чувствителен, слишком любишь Его. И льстишь Ему своей стилистикой. Почему ты не описал Зелёную Лампу, где эти ребята построили специальную дыбу, под неё ложился юноша со стоячим, и на этот стоячий опускали на блоках девушек, спускали, поднимали, – веселились; как естественно! Но и без этого книга очень удачна…

Так что празднуйте день рождения Виктора Сосноры, не дожидаясь его столетия.

Да здравствуйте, Виктор Александрович!

Вслед Сосноре

Умер Виктор Александрович Соснора.

Помню, он говорил: "Смерть. Ну и что?"

Я не раз писал о Викторе Александровиче Сосноре с тех пор, как мы виделись в последний раз в ноябре 1976 года в Ленинграде.

После моего отъезда, мы переписывались, сначала на бумаге, а потом по эл почте.

Соснора оказал на меня огромное влияние, не только поэтическое, но и на мой ум, сердце, судьбу.

Так, он подвигнул меня на самое важное моё решение – уехать из CCCР.

Мысль об отъезде и понимание его необходимости сначала пришла не мне, а моему папе, и мама к нему осознанно присоединилась. Я же находился в поэтическом тумане с наивными мечтами о публикациях в советских издательствах – это были вредные и опасные надежды.

Кроме того, литературные приятели при первом слове об эмиграции, начинали голосить, мол, поэт не может жить без русской языковой среды, мол, на чужбине его ждёт творческая смерть. Я принимал этот благообразный патриотический бред близко к сердцу. Но в то же время, я, конечно, прекрасно понимал, в какой безысходной стране я жил.

Мой папа, видя, что я одержим литературой и не изъявляю готовности уезжать, не хотел толкать меня на путь, который повредит моей литературной судьбе. Поэтому он решил обратиться за советом к специалистам.

Он знал о моём интенсивном знакомстве с Виктором Соснорой, а также с Галиной Гампер, к которой я ездил читать свои стихи и помогать в её трудной жизни инвалида в СССР.

И вот папа, тайком от меня, нашёл их адреса и приехал к ним с вопросом: "Как вы считаете, есть ли у Миши литературное будущее в СССР и стоит ли ему уезжать?"

Оба поэта в один голос заявили, что будущего в СССР у меня никакого нет и, что уезжать не просто нужно, а необходимо.

Вооружённый этими советами, папа заговорил со мной, уже уверенный, что поступает абсолютно правильно, и предъявил мне мнения мэтров в подтверждение своему личному. Вскоре я обстоятельно поговорил с Соснорой на эту тему и выслушал его мудрый совет – сваливать пока можно.

Я задумался, и мой здравый смысл восторжествовал над бесплодными мечтами. Я присоединился к родительскому решению уезжать и уехал.

Когда Соснора попросил меня опубликовать Дневники его жены Нины Алексеевой, я написал ему, что с радостью сделаю это, но предупредил, что он должен учесть порнографическую репутацию моего сайта и меня самого. Вот что он мне ответил:

Дорогой Миша, меня не только не настораживает твоя и твоего сайта репутация, но радует, что ты стал свободен от икс-комплексов, которые намечались здесь…

Когда же я спросил Виктора Александровича, что такое "икс-комплекс", он написал:

Икс-комплекс: икс в математике – неизвестность. Очень похоже на мои лекарства, т.е. неизвестно какой комплекс, но все утверждают, что комплекс есть. Ты же помнишь, какая в наших газетах разразилась буря по поводу твоего Пушкина, что у Армалинского комплекс на комплексе. А что такое комплекс – никто не знает – икс. Еще это похоже, как меня колотили за "формализм", а что такое формализм тоже никто не знает – икс. И т.д. и т.п.

Соснора умер – да здравствует Соснора!

Последнее поздравление

В этот год, оказавшимся последним для Виктора Александровича Сосноры (sosnora.ru), я, как всегда, поздравил его с днём рождения. Я знал, что он плох, но надеялся, что он ещё протянет несколько лет – ведь он из стольких смертей выкарабкивался.

Вот письмо, что я отправил ему по эл. почте:

Дорогой Виктор Александрович!

С днём рождения!

Хорошо помню как отмечали Ваше сорокалетие в 1976 году – году моего отъезда. Исполняли Ваш “Хутор” – Галя Григорьева и её брат. А Лёша Шельвах и я слушали спектакль и радовались Вашей счастливой судьбе.

На всю жизнь я благодарен Вам за многое и главное, когда мой папа нагрянул к Вам, в тайне от меня, чтобы узнать Ваше мнение, стоит ли мне уезжать, и Вы твёрдо сказали, что – да, что в СССР мне ничего не светит.

После этого мой папа с чистой совестью стал меня убеждать в необходимости отъезда. И в том числе, благодаря Вам, я начал новую американскую счастливую жизнь.

Ещё раз, спасибо за всё.

Желаю Вам жить, окружённому любовью и заботой и радоваться делам, которые Вы совершили и, надеюсь, продолжаете совершать.

Ваш

Михаил Армалинский

После смерти Сосноры мне прислала письмо его близкая подруга, а по сути – жена, Таня, с приложением фотографии, где Соснора читает моё распечатанное поздравление.

Она пояснила:

…В День рождения Виктор себя неважно чувствовал, и Ваше письмо прочел только в начале мая: зато прочел! И я сфотографировала.

В ответ я написал Тане:

“…Это небывалая радость для меня – видеть как он читает мои слова. Вспомнил ли он о том важном для меня событии, о котором я упоминал?”

И вот, что ответила Таня:

…Должна немного огорчить Вас: Виктор Александрович говорил крайне редко, и в тот раз, читая письмо, ничего не сказал.

Должна, надеюсь, обрадовать Вас: Виктор Александрович и читал крайне редко, мало того, тексты такого объема он не мог осилить уже год, но Ваше письмо он прочел от начала до конца, я это видела и понимала, а еще я видела, как Виктор Александрович реагирует на письмо: он не бездумно скользил взглядом по строчкам, а был сосредоточен, его лицо менялось, оживало, и брови поднимались вверх, и был он рад.

Ещё раз, спасибо, Виктор Александрович.

Сергей Донатович Довлатов

3 сентября 1941 – 24 августа 1990

Моя довлатовщина

Я продал адресованное мне письмо Сергея Довлатова за 500 долларов!49

Недавно я обнаружил на сайте Сергея Довлатова его переписку с писателем и издателем Игорем Ефимовым. (См. Выше). Там мелькнула моя фамилия. Довлатов меня не жалует и называет “поганым человеком… с ущемлённым самолюбием”. Да вот, читайте сами:

Ефимов – Довлатову

15 ноября 1982 года

Дорогой Сережа!

…Посылаю две наши новые книжки – Елагина и Армалинского5. Рецензент получает их в подарок в личную библиотеку.

Довлатов – Ефимову

24 ноября 1982 года

Дорогой Игорь!

Книжки (Елагина, Армалинского) получил, обе довольно хорошо выглядят, Елагин – лучше, по-моему, о Елагине я обязательно сделаю передачу, об Армалинском же писать – рука не поднимается, и стихи гнусны, и сам – поганый человек, да еще и в суд на меня хотел подать из-за какой-то непостижимой ерунды – кусок обложки его книги был воспроизведен в «НА», подоплека же – ущемленное самолюбие, короче, ну его к черту, а Елагин вполне пристоен и даже, говорят, алкоголик…

Я решил рассказать подробнее о том, что послужило причиной для такого нелюбовного ко мне отношения Довлатова. Историки литературы должны иметь под руками разносторонние факты.

Лично я с Довлатовым никогда знаком не был, но я был подписчиком на Новый Американец – первую газету в США с литературным языком третьей волны эмиграции. Я прочитывал каждый номер с большим энтузиазмом, и папа с мамой, собравшись за столом, каждую неделю слушали меня, читающего вслух довлатовские Колонки редактора, которые сверкали юмором, иронией и подчас некоторой глубиной.

Вот почему у меня не было сомнений, в какое периодическое издание послать рецензию, которую я написал на восхитившую меня книгу стихов Алексея Цветкова Сборник пьес для жизни соло. Эта рецензия была опубликована в Новом Американце N74 от 12-18 июля 1981 года.

После этого я послал в Новый американец свою недавно изданную книгу стихов По направлению к себе4, обложку для которой сделал художник Алик Бужакер.

И вот открываю я очередной номер газеты, которая к тому времени из Нового Американца превратилась в Новый свет, но главным редактором которой продолжал быть Довлатов – и вижу его статью, где фоном для заголовка был взят кусок из обложки моей книги. Купол собора на рисунке был аккуратно изъят, так как не помещался в отведённые для заголовка размеры.

Самое интересное, что нигде не упоминался ни автор иллюстрации, ни из какой книги она взята. А это меня резко возмутило и вот почему. Во многих своих Колонках редактора Довлатов критиковал советские нравы эмигрантов и призывал уважать законы новой родины и, прежде всего, частную собственность и особо – авторское право. Получилась же, что Довлатов призывал к одному, а сам делал, по-советски, другое, то есть присвоил ему не принадлежащее. Можно даже, не церемонясь, сказать как есть – украл.

Если он хотя бы указал, откуда взят рисунок или спросил меня заранее, можно ли – я бы, конечно, разрешил, но всё равно бы потребовал взамен бесплатную рекламу, как я это сделал в нижеследующем письме.

12 января 1982

Г-н Довлатов!

Как Вы знаете (а если не знаете, то должны бы знать), Вы использовали без моего ведома обложку моей книги По направлению к себе, для своей статьи В нашем доме… Статья эта была напечатана в Новом Свете №3.

Иначе говоря, произошло очевидное нарушение авторских прав, а говоря проще – мелкое воровство.

Прежде чем назвать так Ваш поступок, я всячески старался приискать ему другое название, помягче, потому что, во-первых, я – подписчик Вашей газеты, которую читаю с большим интересом, во-вторых, я ценю Вас как остроумного писателя, и в-третьих, я пытался оправдать Вас, говоря себе, что, мол, сделано это по бедности, да и вообще, ну, подумаешь, использовали обложку – и ладно.

Однако я вспомнил, что это не первый подобный случай. Недавно Новая Газета рассказала о том, как Новый Американец крадёт телевизионные программы, напечатанные в НГ, причём никаких опровержений со стороны НА, так яро ратующего за справедливость, не последовало.

Таким образом, просматривается знакомая советская система – взять, что плохо лежит, и сказать, что так и было. И подумал я, что мириться с этой системой – значит поощрять её. Кроме того, Вы ведь и сами боритесь со своей и чужой "советскостью", так что Вы мне только должны быть благодарны, 'что я схватил Вас за руку, подтвердив тем самым, что прекращать борьбу ещё рано. Вот потому-то я и назвал происшедшее своим именем – воровством.

Так как воровство это мелкое, то Вы можете обойтись без наказания, которое я согласен заменить на следующую компенсацию: Вы публикуете в ближайшем номере НА обложку моей книги, на этот раз полностью, сопровождая её следующим текстом: "Книга стихов Михаила Армалинского По направлению к себе продаётся в магазинах Руссика, Нейманис и в издательствах Ардис и Альманах.