Эгоисповедь

По тем временам было: мой отец считал, что ремонт делают раз в жизни, и вложился в него. Плюс он меломан, и у нас имелось классное стерео.

– Ну да, Машка так и брызгала слюной от восторга, даже на меня попало, – заулыбалась Витка, скорее всего, не уловив, к чему я веду.

– А потом еще трое пришли. Сразу пачкой, но в отличие от Машки, они стеснялись и многословием не страдали. Вот пришли и сидят, а я в упор не знаю, что с ними делать. Чаем угощать – лень, на кухню тащить не хотелось – там у нас тоже было красиво, не как на прочих кухнях. Разговоров будет на наделю. Вот сидим – они на диване, я напротив, в кресле, и пялимся друг на друга. Никаких общих тем, кроме учителей, «Черных котят» и сериалов. И те вяло пошли.

Виту мой рассказ позабавил, но она не жалела, что ко мне не ходила, хотя Машка звала.

– Мне, признаться, было очень интересно с тобой познакомиться, особенно когда я узнала, что ты любишь рок. Но ты с Ликой дружишь, а она, наверное, про меня наговорила гадостей.

Я со вздохом ответила, что это не так. Да, Лика считала ее легкомысленной показушницей, но гадостей она никогда не говорила ни про кого. Принципиально, даже близким подругам.

– Ты уж прости, эта наша встреча напоминает мне какие-то смотрины, которые должны были состояться лет десять назад, – наконец я подвела черту, – все как-то лицемерно и не о том. Или ты не то хотела увидеть, или не о том хотела поговорить.

Вита поджала губы и опустила глаза. Так обычно делаю я, потому что они у меня косые, и я не хочу, чтобы другие это замечали.

– Я не калека, я пойму, какая она – обычная жизнь, – добила я.

Вита возвела очи к сводчатому потолку и тяжело вздохнула.

– Меня в последнее время никто не понимает – все еще такие беззаботные – парни, гулянки, путешествия, работа… Мало кто в двадцать два остается один с ребенком на руках. Подруги вроде есть номинально, но разговор не клеится. У каждого своя жизнь.

Вита вышла замуж в восемнадцать. Неясно, считает ли она это ошибкой – когда есть дети, трудно так считать. Детей она всегда любила и мечтала о своем, будучи ребенком сама.

– Я, наверное, жизни боялась, – Вита налила себе еще чая из пузатого чайничка, – восьмичасовой рабочий день не вдохновляет, к тому же, я так и не поняла, чем хочу заниматься. Есть факультеты для людей, которые не определились. Вот и меня родители запихнули на такой. Училась так-сяк, лекции писала левой ногой, а в основном прогуливала. Когда забеременела, ушла в академ, потом восстановилась на заочку, доучилась кое-как. В целом, думала, замуж выйду, буду о детях заботиться, а деньги пусть муж зарабатывает. Не мое это вообще, – она усмехнулась, – видимо, надо повзрослеть и перестать за кого-то прятаться.

Мне было неловко спросить, почему они с мужем расстались, но через несколько минут Вита заговорила об этом сама:

– Пока сидишь с детьми и превращаешься из интересной девушки в клушу-домохозяйку со всеми вытекающими, вокруг твоего мужа вьются акулы. Самые настоящие – засоляренные, с салонным маникюром, на фитнесе, плюс их объективно больше, чем мужчин. На одного впятером накинутся. А ты сидишь, думаешь: зачем мне талия? Я замужем теперь! Его можно понять. Что он дома видит? Разбросанные пеленки и страшную меня, которая вдобавок все для себя решила – ты, дорогой, деньги приноси, а я буду жопу нажирать.

– Но это ж не повод, – промямлила я.

– Это как раз повод. А причина в другом. Точнее в другой. Ему интереснее общаться с маркетологом из соседнего отдела, чем с женой. Со мной-то о чем? «Памперсы купи» да «что на ужин»? А, ладно, ни в чем я его не виню, сама дура. Вот теперь и я за маму, и за папу. И знаешь, жизнь не так страшна, а работа не так скучна. Наоборот даже, дома сидеть рехнешься. Сама себе не рада, будешь и себя грызть, и мужу плешь проедать. Кто ж выдержит!

Мы заказали кофе – судя по звукам из-за периодически открывающейся двери, дождь не переставал. У меня ломило затылок, и перед глазами плыло.

– Гулять сейчас не тянет, – Вита отломила кусочек пирожного трезубой вилкой, – но в музыку я бы зашла. Составишь мне компанию?

– Охотно.

Мне ничего не надо в этом магазине – музыки навалом, покупать ее я отвыкла, предпочитая заказывать магазинным пиратам или друзьям, которые качают из сети. Вита же покупала даже анимешные диски, хотя их можно было нарезать и менять – стоило бы намного дешевле. Для нее важна внешняя привлекательность коробочки, принадлежность этих коробочек к одной выпускающей фирме, в общем, чтоб коллекцию собрать.

– Я могу спустить все деньги на дорогостоящую ерунду, а потом экономить на троллейбусе и наматывать километры пешком, – призналась она, – надо отвыкать, мы в режиме жесткой экономии… Но иногда хочется себя порадовать!

Она выбрала какой-то типа панк-рок, а я тем временем впитывала атмосферу. Мне здесь просто нравится, и в большинстве магазинов с дисками и атрибутикой у меня уже появились знакомые. Меня легко запомнить, оказывается – хоть год не появляйся, все равно узнают.

Пока Вита расплачивалась, я заметила у двери объявление и, достав складную лупу, с которой не расстаюсь, прочитала: «Группе нужен вокалист, играем что-то вроде Rainbow, Black Label Society, Wasp. Вокал мужской, с приличным диапазоном, желательно скриминг…». Дальше телефон и подпись TERROR. Жаль, что мужской! Чем я им не угодила, а? Прикола ради телефон записала. Хотя, к человеку с таким погонялом обращаться страшно.

– Я все! – сияя улыбкой, подлетела ко мне Вита.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

– Ты не представляешь, что я сделала! – взволновано говорила телефонная трубка Виткиным голосом. – Я решила на ударных играть!

О май гад! Ну что тут скажешь? Баба Шура куда-то смоталась, поэтому пришлось мне самой плестись к телефону, не дождавшись, когда у звонившего иссякнет терпение. Десять утра. Ничего нигде не держится у бедной мамочки.

Я пожелала ей удачи, подбодрила, как могла, хотя в успех очередного предприятия с трудом верила. То она актриса, то певица, то модель, то форель, а в итоге – ничего толком, ничего целиком. Я вот хотя бы училка. Могу позволить себе гибкий график и в свободное время заниматься музыкой. Ценность самоопределения на лице.

– Ты не думай, я серьезно! Я уже была на пробном занятии и купила абонемент!

– Умничка! Хороший ударник всегда нужен.

Что я говорю? Кому он на фиг нужен, если есть компьютер и драм-машина? До хорошего еще дорасти надо, чтоб заметили, надо быть заметным, а Витка спечется, едва начав. Но почему-то я славилась умением вдохновлять. Ложь во спасение?

Мне нравилось быть по утрам одной в квартире, хотя в последнее время это случалось редко – я либо спала, либо была не одна. Я даже благодарна Витке за такой ранний звонок, потому что в утренней тишине есть особое спокойствие и умиротворение, которого в последнее время не хватало. Шумов почти не слышно – все разошлись по работам и школам, остались одни пенсионеры и бездельники вроде меня. Иногда мысль о собственном тунеядстве угнетала, но это быстро проходило, отдать должное моему бессовестному пофигизму и небольшим запросам.

Налив себе чая, я вернулась в свою каморку и включила компьютер, толком не зная, зачем. Оказалось, не зря: на электронную почту пришли новые заявки на репетиторство, аж три штуки. Ничего себе! Не предполагала, что это так быстро работает. Точнее, думала, вообще не сработает. Викина мама написала хороший отзыв, вот в чем дело. И кто-то повелся. Жаль, я не такая коммуникабельная, как мой отец – тот бы успел обзавестись тремя учениками на пути от подъезда к остановке.

Я кому-то написала, кому-то позвонила и договорилась о встрече на сегодня же. Чувствую, накроется моя первая свободная осень, не успею я похандрить и насладиться одиночеством, никомуненужностью, тоской и прочими атрибутами этого времени года.

***

Мама звонила по делу, хотя болтали мы долго, как всегда. И вылилось это в приглашение меня на ужин завтра вечером. Еще мама предложила не тратить деньги впустую, снимая задрипанную комнату у незнакомой старушки, а переехать к родной бабушке, раз уж «мы все тебе так надоели». Бабушка старенькая, всем спокойнее будет, если я окажусь рядом. Только за кого спокойней – за меня или за бабушку? Кто за кем присмотрит по маминой задумке?

Я жила у бабушки прошлым летом. Протянула два месяца. С ней трудно общаться не только из-за глухоты, но из-за прогрессирующей деменции тоже. Она забывает, о чем спросила минуту назад и лезет с тем же вопросом ко мне в комнату бесконечно. Я по натуре бирюк, мне нравится быть одной, и редко тянет пообщаться. Бабушка же – человек диаметрально противоположный. Она летит ко мне с каждой статьей из газеты, которым свято верит, с каждой сплетней, с каждой ерундой. Без стука. Отдельная песня, когда она по утрам настраивает слуховой аппарат, включая радио на полную, дабы проверить, как настроила. Кухня рядом с моей комнатой, поэтому я просыпаюсь в восемь утра, выключаю радио, когда бабушка уйдет в свою комнату. Но через минуту она забудет, что аппарат уже настроила, и опять включит радио для проверки. И так много-много раз.

– Мамуль, ты же знаешь, в чем дело. Я всегда приду, помогу, все, что надо, куплю, но жить там больше не могу. Я ее тоже всем раздражаю.

Меня не упрекнуть в эгоизме: у моей горячей мамы порой терпения не хватало на два часа такого общения, которое я выносила два месяца.

– Ну, я с ней поговорила, она сказала, что лезть к тебе не будет.

– Надолго она это запомнит? – я махнула рукой, хоть по телефону и не видно. – Что вам, денег моих жалко? Я у вас не прошу ничего. Ученики посыпались, дела пошли неплохо.

Признаюсь, я боялась загадывать, но маму хотелось успокоить.

– Не жалко никому ничего, – заверила мама, – просто незачем тратить их впустую, когда бабушка одна живет в двухкомнатной квартире, со всеми удобствами. А если уж совсем невмоготу будет – у нас перекантуешься, это же твой дом, в конце концов…

Не было печали, – подумалось мне, – хотя, наверное, я веду себя, как идиотка. Но здесь я живу самостоятельно, никто ко мне не лезет, никакого шума и суеты, никаких воплей и тесноты, и пустых разговоров на общей кухне. Здесь до меня никому дела нет, и мне это нравится.

– Ей же необходимо о ком-то заботиться, – мама опять завела про бабушку, – вот когда ты у нее жила, она приободрилась, а одна расслабляется и чахнуть начинает.

– Мам, мне двадцать два, а ей – восемьдесят четыре, – отчеканила я. – Как я себя, по-твоему, чувствовать должна, если божий одуванчик такую дылду обслуживает?

– Сама же говоришь, она еще в силах и в состоянии все делать, что в этом плохого?

Я тяжело вздохнула и отхлебнула остывший чай. Этот разговор мне жутко надоел.

– Ладно, мамуль, давай до завтра, – буркнула я и, попрощавшись, положила трубу. Дрянь я и эгоистка – только о себе думаю, как бы к моему величеству не лезли, как бы покой не нарушали!

После этого разговора у меня испортилось настроение. Я даже обрадовалась, что нет времени на этом зацикливаться – надо собираться на занятия. Аж два сегодня, плюс еще запас времени на дорогу и поиск нужного адреса. Увы, пока только дети, но меня не покидает надежда на лучшее. Как бы там ни было, деньги на руки действуют ободряюще, и хочется жить и трудиться.

Часов в семь вечера я вернулась домой. Скучно я живу, хотя ума не приложу, как жить веселее. Это не дело – работать пару часов в день и отходить от этого весь вечер. Все-таки сидеть с десятилетками правда кошмар. Да ладно бы просто сидеть – надо им еще что-то в головы впихнуть, чтоб они свои пятерки получили! Скорее они из моей головы все выпихнут.

Полежав на кривой кровати, я решилась на непонятный мне самой шаг. Исключительно от желания развлечься или поржать, я набрала номер, списанный с объявления в магазине. Попросила Террора.

– Это я, – отозвался приятный баритон.

– Я прочла вчера ваше объявление о поиске вокалиста, – представившись, сказала я.

– И что же? – пробормотал Террор, стараясь не терять самообладания.

– Хотела спросить, чем вам женский вокал не угодил?

Помолчав немного и откашлявшись, мой собеседник, наконец, ответил:

– Безусловно, к женскому вокалу мы относимся тепло и с уважением, но все-таки, нам нужен мужской.

– Вы не представляете, как мне жаль, – вздохнула я. – Могу похвастаться наличием всех желаемых вами показателей. Кроме одного. У меня такой скриминг, что ни один мужик в подметки не годится. Хотите, продемонстрирую?

Он суетливо поблагодарил и сказал, что предпочитает не рисковать ценным слухом. Какой вежливый чувак! Другой бы уже послал пятнадцать раз без всяких выканий.

– А у вас есть музыкальное образование?

– Есть, – хмыкнула я.

– По вокалу?

– Нет, по фортепиано.

Послушав молчание в трубке, я поспешила добавить:

– Так, на флейте учусь, но это пока несерьезно, а еще я вышивать могу… и на машинке тоже…

Он засмеялся.

– А знаете… ну, вы представляете, что такое Rainbow, да?

Тут у меня случилась истерика.

– Что вы, первый раз слышу!

– Простите, я вообще не то хотел спросить, – признался Террор. – То, что я хотел спросить, показалось мне глупым, и я передумал. Но, наверное, все-таки спрошу.

– Сделайте одолжение.

– Вы красивая?

Мое красноречие перекрыли обида и возмущение.

– А это имеет значение?

Террор охотно пустился в рассуждения:

– Видите ли, вокалист – это не просто голос, это фронтмен группы, то есть и лицо, визитная карточка, не сочтите за грубость. Желательно, чтобы внешность была такой же красивой, как и голос.

– Знаете что… – теперь уже я произнесла эту дурацкую фразу, – в вашем объявлении было сказано, что нужен мужик-вокалист, с диапазонистым голосом а-ля Ронни Джеймс Дио, желательно скриминг, а по поводу внешности там ни слова не было!

– Там было написано: мужик, а звоните вы, поэтому я и спрашиваю…

– А, значит, мужику позволено быть страшным, толстым и потным?

Трубка шумно вздохнула, а потом тихо, как ребенку или больному, продолжила объяснять:

– Вообще, девушка в группе – отдельная тема…

– Так вас голос интересует или пол?

Мой собеседник помолчал, вздохнул и признался: «теперь и то, и другое». Я хотела было спросить, почему «теперь», но сочла это занудством. Скорее всего, со мной перестанут разговаривать, и мое веселье накроется медным тазом.

– Ладно, минутку, – убрав трубку от уха, я позвала Женьку.

– Чаво? – отозвался тот с кухни.

– Жень, я красивая?

Ответом был гомерический хохот. Вот это я понимаю, честность!

– Слышали? – опять обратилась я к Террору.

– Ну, может, на вкус, на цвет товарища нет… Как вы выглядите?

– Ну, солнышко мое, такой расклад меня не устраивает! – возмутилась я, хотя было жутко интересно, чем этот бессмысленный разговор закончится. От плохого настроения не осталось и следа, я от души наслаждалась. – Это похоже на секс по телефону, я в такое не играю.

Он смеялся так заразительно, хотя никто и не думал шутить.

– Вам все-таки придется описать свою внешность, чтобы мы вас узнали при встрече, – заметил Террор.

Значит, встреча будет? Ах, как на душе потеплело, но и сердце пустилось в галоп.

– А у вас нет репетиционной базы? Или продемонстрировать скриминг в кафе или на площади?

Я слышала, как он улыбнулся, признаваясь, что не подумал об этом.

– А все-таки, почему вы решили нам позвонить, ведь в объяве ясно сказано…

– Вот уперлись вы в эту объяву! – обнаглела я. – Просто когда-то давно я пообещала одному человеку, что больше не буду петь – только играть и все. А теперь подумала… другая жизнь, другие песни, жизнь нелепа и смешна…

– Слушай, она мне нравится, – я расслышала комментарий Террора, хоть он и прикрыл микрофон ладонью.

Е-мое, там целая тусовка сидит и надо мной прикалывается?!

– Мы тут посовещались, – вновь появился в телефоне Террор, – и решили, что встретиться не помешает. Никто из нас толком не слышал женский скриминг, а если можете предложить еще и гроулинг, цены вам не будет.

Я заметила, что про скриминг он загнул – слышали уж наверняка, а на счет гроулинга подумаю.

– Запишите адрес базы, ждем вас завтра в пять. Удобно?

– А можно чуть-чуть пораньше, у меня деловой ужин с родителями?

– Хм, ну мы до пяти работаем… кто-то и до шести.

Ясно, вся группа вкалывает, только я сижу на пяти рублях по собственной глупости.

– Хорошо, на ужин можно и опоздать.

– Все равно скукотища, да? – засмеялся Террор.

Даже не верится в такое понимание! Повесив трубку, я подумала: обалдеть… куда я вляпалась? Хотя, волноваться не о чем, меня все равно не примут – им же мужик нужен, а на меня просто посмотрят, поймут, что фейсом не вышла, и дадут пинка под зад.

Я подошла к зеркалу, посмотрела на свое очкастое лицо, единственная прелесть которого заключалась в молодости, и отвернулась. Даже корчить из себя ничего не буду, какая есть, такая и приду.

ПРОСЛУШИВАНИЕ

Проснулась рано, покрутилась волчком на убийственной кровати, да и встала. Есть не могла, чай вливала в себя так, словно он твердый. Позвонила Мотьке, рассказала ей все. Она оглушительно смеялась.

– Слушай, хватит ржать, я тебя прошу меня проводить в этот притон! – терпение меня окончательно покинуло.

– Ладно, твое счастье, что у меня выходной.

В половине пятого, облачившись в традиционный костюм-тройку (кроссовки-джинсы-толстовка), я выскочила из квартиры бабы Шуры и чуть ли не бегом понеслась на остановку. Полдня распевалась, не знаю, зачем. Ведь если по чесноку, разве хочу я, чтоб меня приняли? Порой сама не понимаю своих маразмов.

Мотька уже ждала меня. Проводив до обшарпанного здания, где располагалась репетиционная база, она напутствовала меня такой фразой:

– Ну, втопи там!

– Постараюсь, – пообещала я.

Долго я блуждала по коридорам здания, пока нашла нужный офис с номером 29, на двери которого, кроме этой цифры, не было ничего – ни одной таблички, ни одной надписи. Ладно, хорошо, что не 666! Я прислушалась. За дверью голоса, но никакой музыки. Постучала. Когда дверь открылась, мой взгляд уперся в темно-синий свитер, за которым угадывалась грудная клетка. Признаться, слабости к высоким парням не питаю – приходится запрокидывать голову, чтобы разглядеть лицо. Мне нравится, когда глаза на уровне моих, так честнее.

– Здравствуйте, вы, наверное, к нам? – лучезарно улыбнулся Террор. Едва услышав голос, я узнала его.

Переступила порог, и дверь за мной закрылась. Сердце подпрыгнуло, когда я увидела еще троих в забитой инструментами комнате. Вопреки ожиданиям, там не было накурено, а на колонке не стояла бутылка с горячительным. Огромных размеров «маршалловские» усилки, сплетенье проводов на полу, и серый замызганный диванчик.

– Щас я вас со всеми познакомлю, – Террор тряхнул темными патлами и приобнял меня за плечи, словно охраняя от возможных нападок.

– Так, мы же вроде парня приглашали… – подал голос кудрявый блондин из-за ударной установки.

«Малыш, а как же я? Я же лучше собаки…»

– Девушка так настаивала, что я не смог ей отказать, – Тэррор почти виновато улыбнулся.

Я вытерла вспотевшие ладони о толстовку. Чувствую, приматываться будут конкретно, пощады не жди.

– Значит так, гитару терзает Цыпа, – Террор указал на светловолосого парня с бордовой гитарой, а тот отвесил поясной поклон. – За клавишами Ник, по барабанам дубасит Сфинкс, – недрогнувшая длань простерлась к красноволосому клавишнику и ударнику в майке с надписью: «Встану рано утром, выпью банку ртути и пойду подохну в этом институте». Они слегка кивнули в знак приветствия.

Мысль о том, что мне перед этой гоп-компанией петь придется, до тошноты доводила. Как назло, в горле пересохло. Страшно представить, как я буду хрипеть и пищать. Отпустите меня домой!

– Как тебе удобнее, под музыку петь или без? – Террор дружелюбно глянул на меня сверху.

– Смотря что петь.

– Ну, если знаешь Catch The Rainbow, будет здорово.

– Хорошо, тогда без музыки, – ответила я.

– Ну, давай, послушаем, – Ник сложил руки на груди и уставился на меня, как на фонарный столб с объявлениями. Хорошо, что Мотька ждать осталась, будет с кем выпить после такого стресса.

Я попросила пару секунд на настройку. Нику надоело на меня пялиться, и он сел за синтезатор, пропав из поля обозрения. Стало легче. Да собственно, что я волнуюсь? Прикола ради пришла ведь! Но сколько ни взывай к разуму, он не откликался.

Я закрыла глаза, отгородившись привычным образом от внешнего мира, облизала пересохшие губы и, откашлявшись, начала петь:

When evening fallsShe’ll run to meLike whispered dreamsYour eyes can’t see…

Так, не охрипла и не закукарекала, это хорошо. Даже слова забыть не успела и, по-моему, не сфальшивила. Хотя, «Арию» или «Мельницу» петь намного привычнее и проще. Почему бы мне самой не поставить условия? Зачем я позволила им диктовать мне, что петь? Это уже провал, ошибка на ошибке.

We believed we’d catch the rainbow

Ride the wind to the sun

Sail away on ships of wonder

But life’s not a wheel

With chains made of steel

So bless me!

– Спасибо, можешь что-нибудь, пошустрее, поэмоциональнее?

Я пожала плечами, раздумывая, что бы им предложить.

– Траурная песня Candlemass подойдет? – не сильно шустрее, но тональность хорошая.

– Пойде-о-от, – махнул рукой Сфинкс.

Интересно, знают они этих ребят или переспросить стесняются?

И я втопила, как выразилась бы Мотька. Даже самой понравилось. Во-первых, песню эту я обожаю, во-вторых, поется легко, а в-третьих, я почему-то совсем успокоилась и стала петь так, как если бы была здесь одна. Наверное, правы корифеи – стоит только начать.

Никто меня не остановил, а по выражению лиц я не стала читать, достаточно им или нет – так глаза и не открывала. По окончании моих завываний кто-то зааплодировал – Цыпа и Террор, как выяснилось.

– Слушай, а здорово! – улыбнулся Сфинкс. – Даже не ожидал. Уж больно ты дохла для такого голоса…

– Ну, это все хорошо, но под музыку надо тоже сбацать, может, у нее слуха нет, – прогундосил Цыпа.

Опустили ниже ватерлинии. Разумеется, он прав, наверное, я бы еще больше придиралась.

– Ну, пусть под гитару споет, ты и играй, – развел руками Ник.

– А может, ты сыграешь? – сощурился гитарист. – Что там на трех аккордах поймешь, задвинь уж по-человечески.

Я похолодела. Признаться, сама я играю довольно примитивно – мелодическая линия отчетливо слышна, по ней и пою. А если товарищ задвинет по-человечески… Я имею представление, как именно, сама ведь клавишник.

Ник вопросительно глянул на меня, я кивнула, сглотнув. Потом тот же взгляд обратил к Террору – тот пожал плечами и посмотрел на меня. Тогда Ник сел за синтез, подобрал тембр и спросил, что будем играть. Я подошла к нему поближе, позволив себе налюбоваться «Ямахай» с кучей прибамбасов. После нескольких секунд совещаний, мы решили остановиться на «Металлической» «Unforgiven-2». Заодно посмотрю, как он ее подобрал. Он начал играть, я начала петь, все отлично, дошли до второго куплета (в принципе, они однотипные), и вдруг Ник из этой же тональности вывернул импровизацию. Я сначала не поняла – просто молча смотрела на его руки, разинув рот, а потом до меня начало доходить, что он вырулил к другой песне, а именно «Renaissance Faire» Blackmore’s Night. Мысленно поблагодарив Бога за знание этой песни, я быстро подхватила ее и пела, пока Ник не закруглился.

– Слушай, а правда, на фиг нам мужик? – засмеялся Цыпа. – С таким еще никто не справлялся.

Если они такие тест-драйвы устраивают, вокалиста будут искать до второго пришествия. Я перевела дух и убедила себя, что надо мной просто поиздевались, будь я мужиком, ничего подобного не случилось бы. Сейчас как разревусь от обиды, но… песню-то я знала, втопила, веселье удалось. Может, даже самооценку подниму.

– Да, ты молодец, – одобрительно покачал головой Сфинкс, глядя на меня почти кокетливо.

– Спасибо, – проблеяла я и потянулась к джинсовке.

– Куда ты так быстро? – как ни в чем не бывало, сказал Ник.

Хотела съязвить: «Вам же мужик нужен!» и гордо удалиться. Мол, хороша Маша, но не ваша.

– Да, оставайся, а? – ласково заулыбался Цыпа. – Попоем…

– Смотри, сколько у нас мужиков, больше не надо, пожалуй, – вклинился Ник.

– Так, все решено, насколько я понял, – ко мне подошел Террор, и уже привычно обнял меня за плечи, – поздравляю и все такое… Пойдем, ознакомлю тебя с материалом.

Он отдал мне тексты и ноты, велел прийти завтра в шесть – всем удобнее в это время. Собираемся три раза в неделю. Надо скорректировать расписание, куда-то раскидать учеников.