Аида

Нелли, студентка – третьекурсница, тайком завидовала младшей сестре, ведь она была старше на целых четыре года, а парня у неё до сих пор не было, так, одни знакомые. А у этой «милюзги» (так она называла Милочку только про себя, никогда не смея произнести такое вслух ни при маме, ни при Маше, не говоря уже о Милане) сразу двое ухажеров! Именно появление этих двух друзей лишило сестру покоя. Она никак не выдавала своих переживаний, но в глубине души завидовала младшей.

И вот накануне вечером, когда всё было обговорено, спланировано, квартира была прибрана и украшена, в ней витал аромат праздника и пирогов, мама, вернувшись домой с работы в плохом настроении, во время ужина понурым голосом сообщила всем, что она завтра уезжает в командировку в Москву. Воцарилась тишина. Мария Захаровна застыла, поднеся ложку ко рту, а девочки выпучив глаза, недоуменно смотрели на маму. Никто не мог произнести ни слова; такое было в их жизни впервые – мама еще никогда не уезжала на чей-нибудь день рождения. Она всегда была дома в такие дни! Порядок проведения этих дней не менялся на протяжении многих лет. Милана не могла представить этот день без мамы. Не мог-ла!

Она не сдержалась, её губы затряслись, она расплакалась и выбежала из-за стола в свою комнату. Софья Яковлевна прокричала ей вдогонку, объясняя, что она сама очень расстроилась, когда узнала о командировке, но отказаться не могла, её не поняли бы на работе, и она сама знает, насколько важна эта командировка, и машина уже заказана, чтобы отвести её в аэропорт и билеты на руках.

Милана была просто вне себя от гнева. Как же такое может быть! Она нервно вышагивала из одного угла комнаты в другой, теребя пуговицы на манжетах платья, пару раз подходила к двери, с намерением вернуться ко всем в столовую и продолжить разговор с мамой, но каждый раз что-то мешало ей это сделать. Смахнув, в порыве гнева, всё, что было на столе, она, немного успокоившись, чтобы отвлечься, подняла первую попавшую ей под руку книгу. Буквы коварно уплывали, смысл слов стирался, хотя взгляд бегал от одной строчки к другой. Пару раз Нелли, извиняясь, заходила к ней в комнату, интересуясь, чем она занимается, и каждый раз спрашивала, неужели мама уедет и оставит их одних в такой день? Милане было не понятно: старшую сестру отъезд мамы радует или огорчает? Или сестре просто нравится наблюдать за её переживаниями? Но нет. Уж очень у неё как-то по-новому засияли глаза. Она была возбуждена всем происходящим и не скрывала этого. Интересно почему? Что она задумала?

Наконец-то выйдя из своего убежища, Миля, извинившись перед всеми за несдержанность, обнимая маму, немного поплакала у неё на плече и весь вечер провела, не отходя от неё ни на шаг.

На следующее утро она проснулась и сразу почувствовала переполнявшие её тоску и раздражение.

«Точно такое же состояние, как вчера вечером, – подумала она. – Ну, какой же это день рождения, когда мамы дома нет», – сложив руки перед собой, как в молитве, произнесла она.

Ведь именно в свой день рождения она хотела познакомить маму с ребятами. Это было бы для мамы сюрпризом, пусть увидит, какая у неё взрослая дочь и какие хорошие парни рядом с ней.

«Неужели она не могла отложить эту чертову командировку?» – подумала Миля и тут же шлепнула себя по губам.

Недовольство росло, набирая обороты. Она чувствовала, как её распирает, захлёстывает, чуть ли не ненависть к матери за то, что та испортила ей день рождения, на который она возлагала так много надежд. Ей хотелось триумфа, праздника, а получится как всегда, если не хуже. Ей бы вовремя переключиться на другие дела или остановиться, прервать поток своих негативных мыслей. Уж нет! Ей понравилось это новое, ранее не испытанное ощущение, она словно купалась в нём, продлевая, лелея и нежа чувство обиженного человека. Она вела себя как эгоистичный ребёнок. Она никак не могла справиться с потоком своих мыслей, ощущений. И хотя считала себя разумной девушкой, она, видимо, не хотела понимать, что мама иначе не могла поступить.

«Раз она так со мной, я ей тоже приготовлю сюрприз. Вообще не буду праздновать день рождения!» – одеваясь, бормотала она себе под нос.

«Ну, и кому от этого будет хорошо? Или тебе станет легче?» – задал вопрос как будто другой человек, споря с ней.

«Нет, не буду праздновать дома, а всех приглашу в кафе, пусть понервничает, деньги её потрачу! Я взрослая, обойдусь без неё. Ничего, когда-то надо же начинать праздновать без мамы, с друзьями, например», – говорила какая-то другая избалованная, капризная, дерзкая девчонка. Она верховодила в данный момент, говорила за послушную, скромную и воспитанную Милану.

«Надо только Машу уговорить, чтобы деньги выдала», – говорила другая.

«А Маша – мамина союзница! Может и отказать, конечно», – продолжала прежняя Милана.

«Даже если и не даст, у меня есть свои сбережения, должно хватить. У Нелли перезайму, если что. Та недавно хвасталась, что смогла сэкономить кругленькую сумму. И всё, всё, хватит, надоело спорить!!!» – дерзила новая.

Устав от разговоров с самой собой, она присела на пуфик перед зеркалом, расчесала волосы, закрыла глаза, глубоко дыша, стараясь успокоиться. Но неясные образы-видения нахлынули на неё, обволакивая и заполняя её сознание. Она вспомнила о нежных маминых прикосновениях, обрывки фраз пронеслись у неё в голове. Смутно припомнила прикосновение ласковые маминых губ, целовавших её и шептавших поздравления, слова о том, что еще очень рано и она может поспать и что подарок оставлен на столе в своём кабинете.

«Стоп! Это сон или всё же реальность?» – эта мысль, не переставая, стучала в её голове.

«Что гадать, надо идти и проверить!» – сказала она себе, выбегая из своей спальни, буквально врываясь в кабинет матери. Там, на большом столе, в самом центре действительно лежал небольшой свёрток. Лихорадочно разорвав обёрточную бумагу, она увидела коробочку в виде сердечка. Она держала её перед собой на расстоянии вытянутой ладони, любуясь цветом, формой самой коробочки, старалась рассмотреть её со всех сторон. Дрожащими пальцами она с усилием приоткрыла футляр и ахнула, приседая на кресло. Там, среди бледно-розового цвета внутренней подкладки футляра, уютно примостилось, красовалось очень оригинальное колечко с жемчугом.

«Ух ты! – вырвалось у Мили, – какое красивое! Именно такое, о котором я мечтала! Почти, как у Нелли! Ну, спасибо, мамуля, угодила!» – проговорила она, надевая кольцо на палец.

***

– Как здорово, что решилась не праздновать дома! – шептала Нелли сестре на ухо из-за очень громкой музыки, ожидая официанта с меню. – Не знаю, как тебе, а мне просто опротивели наши «утренники». Что мы маленькие, что ли?

– Не говори! Хочется чего-то нового! – по-взрослому вторила ей Милана. Сделав, по их мнению, намеренно отчаянный шаг, поправ семейные устои, они даже сейчас не могли ни о чём говорить, кроме как о Маше, о маме, обсуждали предполагаемую реакцию обеих на случившееся, и о последствиях, ожидающих их. Они обе, словно сговорившись, выпустили джина из бутылки: казалось, только и ждали такого момента, чтобы нарушить все каноны поведения.

Маша, конечно, денег не выдала, но девочки собрали вскладчину рублей сто пятьдесят, решили праздновать день рождения, где они хотят, наконец-то, без Машиных наблюдений и замечаний. Такого азарта, такого напора Миля от Нелли не ожидала, так же, как и от самой себя. Она вообще не была уверена, что старшая сестра её поддержит. Как, оказывается, она умело маскировалась все эти годы: ни словом, ни делом – ничем не выдавая себя. А тут – полное единодушие, на все сто процентов. Теперь было понятно, почему она вчера так много раз заходила к ней в комнату. Было очевидным, что Нелли уже порядком надоело это «детство» с конкурсами и со всеми прочими атрибутами домашнего добропорядочного праздника.

– Мне давно хотелось всё поменять в своей жизни, но я как-то не осмеливалась, даже боялась заикнуться об этом. Да, да, чего-то боялась, наверное. А тут ты, «младшая», меня опять опередила, поставив своим решением всё с ног на голову. Молодец! Мне нравится твоя решительность, – откровенничала Нелли.

– Что значит – опять? Что-то не пойму тебя, – Миля застыла, судорожно пытаясь сообразить, о чем только что её сестра проговорила, – Ну-ну, опять…это что? Объяснись, я тебя не понимаю, – настойчиво пыталась выяснить Милана. Первое «опять» она очень хорошо понимала, а вот что такое второе «опять»…

Нелли замялась, немного сконфузившись, оттого, что ей придётся сейчас открыть сестре одну из своих тайн.

– Даже и не знаю, как начать. …Короче, ты намного моложе меня, а у тебя уже два таких кавалера. А у меня…, – она развела руками, – ни-ко-го!

Девочки очень расстроили Машу: та расплакалась, искренне недоумевая, как можно куда-то пойти, если в доме всё готово для празднования, столько еды приготовлено, всего накуплено. Но обе «деточки» и слушать не хотели, они были в таком воодушевлении и азарте от того, что ведут себя не так, как всегда, не так, как положено вести себя девушкам из высшего общества, не так, как их воспитывали мама и Маша все эти годы. Это было похоже на бунт. Была бы мама дома, они бы, конечно, не позволили себе и заикнуться о том, чтобы провести этот вечер вне дома.

Маше они дали неблаговидное поручение – всех приходящих гостей отправлять на улицу Ленина, в кафе «Чебурашка».

– Деточки, как же так можно! Гостей выпроваживать в кафе, когда дома есть всё! И что на это мама скажет, она меня убьет, честное слово, скажет – «не предостерегла», – стенала Маша, заламывая руки.

Мальчики не сильно были удивлены изменениям, напротив, честно говоря, им не хотелось провести вечер под присмотром няни. Идея с кафе им очень понравилась. Всего одна девочка Катя, из класса Мили, пришла к назначенному времени к кафе. Остальные гости не пришли, видимо, посчитали оскорбительным, что их не известили заранее об изменении планов.

Стол был накрыт. Мальчишки заказали в подарок шампанское и конфеты. Всем было весело, как никогда. Они все вместе неоднократно выходили из-за стола танцевать, резвились, чувствовали себя свободно и раскованно. Все девушки от выпитого бокала шампанского захмелели, впервые, наверное, а вот парням, как видно, это чувство было знакомо, они не пьянели, просто, в глазах появился блеск. И вот в разгар веселья кавалеры исчезли из зала. Девушки понимающе переглянулись и присели за стол, чтобы продолжить трапезу. Разговор продолжила Нелька. Так теперь, несколько фамильярно, Миля, немного опьяневшая, называла сестру, обнимая за плечи и целуя её в щёку.

– Удар примем обе, так легче обороняться. Я даже боюсь себе представить лицо мамы, когда Маша будет ей всё объяснять, – тут она замерла, уставившись взглядом в одну точку, как будто представила картинку, но, тут же очнувшись, продолжила. – Но это будет потом, а сейчас – наслаждайся моментом.

– Я, честно говоря, не думала, не была уверена, что ты меня поддержишь! Спасибо! – Милана ещё раз поцеловала сестру. – Машу немного жаль, она так старалась, готовила. Сейчас, наверно, сидит и плачет. Интересно, здесь есть телефон? А то можно было бы позвонить, сказать, что у нас всё нормально.

– Зачем? – проговорила одноклассница Мили – это лишнее, прислуге ничего не надо объяснять, пусть знает своё место.

– Она не прислуга, – почти в один голос прокричали сестры, перекрикивая музыку, – она наша няня.

– Что прислуга, что няня – одно и то же, – парировала гостья.

Подошли парни, что-то в их поведении было не так. Это заметили все девушки, переглянувшись и пожав плечами, но понять, что конкретно произошло с ребятами, не могли. Их движения стали резче, в глазах – искры, походка нетвёрдая. И под начавшуюся новую мелодию, несущуюся из огромных колонок, оба подошли к Миле, приглашая её на танец.

– Нет, нет, не со мной. Приглашайте Неллечку и Катюшу, – она, взяв девушек за руки, подвела каждую из них к парням, – а я должна кое-куда сходить, извините!

Возвращаясь, она заметила, что вся компания сидит за столом, мирно ведя беседу. Валера сидел спиной к ней, а вот Павел, видя её, срывается со своего места и бегом, задевая ногой за стул и чуть не падая, приглашает на танец и уводит, несмотря на её сопротивление. Миля очень красиво танцевала, недаром Маша водила её в танцевальный кружок в течение многих лет. А Павел танцевать не умел, просто, что называется, «дрыгался». И, осознав невыгодность своего положения, он начал дурачиться. Это было ещё хуже. Он закружил девушку, и если бы не её тренированность, то она бы упала от головокружения: взяв за талию, раскачивал её из стороны в сторону, как маятник; подняв её руку, заставил кружиться «волчком». Наконец-то мелодия закончилась, и Милана с облегчением прошла несколько шагов к столу, но Павел не хотел отпускать её и повел в середину зала на очередной танец. На этот раз это был медленный танец. Особого умения танцевать его не требовалось, так, стой на месте, покачиваясь слегка. И вот в середине танца кавалер до неприличия прижал её к себе, Миля сделала попытку немного освободиться и постараться уйти из его объятий. Она отчаянно отпихивала его, пытаясь удержать дистанцию. Это распалило парня еще больше. Он её не отпускал. Затем ещё хуже: он непозволительно низко опустил свою руку ниже талии. Терпеть этого она больше не могла. Ей пришлось прервать танец, но крепкие руки Павла снова сомкнулись вокруг неё. Многие посетители кафе, наблюдали за происходящим, за их, если можно сказать, противостоянием. Этого просто нельзя было не заметить, все, кто был в это время в зале, внимательно следили за единственной танцующей парой. Видя всё это, Валерий решительно подошел к ним и освободил Милану из объятий друга, уводя её за стол. Все посетители кафе, были в недоумении, провожая их взором. Павел стоял, как вкопанный, опустив голову, не двигаясь посередине зала до окончания мелодии.

– Как он мог себе такое позволить? Совсем с ума сошел? – негодуя, шептали девушки, наклоняясь друг к другу, – какая муха его укусила?

– Боже, как неприятно! Что ж сегодня за день такой невезучий! Ну вот, обязательно нужно было этому случиться, вечер испорчен! – подытожила Милана, едва сдерживая слёзы. – Девочки, мне кажется, он пьян, от него так пахло алкоголем! Когда он успел? И главное где? Ну, это ж надо!

– Мы все выпили по бокалу шампанского, – игриво покачивая головой, и крутя в руке пустой бокал, проговорила Катя. – И что ж, так себя вести?

– Куда ходила? Где ты была? – скороговоркой выпалила сестра.

– Искала телефон: Маше позвонила. Оказывается, мама звонила из Москвы, узнать, как дела, а нас нет. Что буде-е-т?! Маша плачет, мама недовольна, сказала, что будет перезванивать в девять.

– Так что, вечер окончен? Собираетесь домой? – поглядывая на часы, поинтересовалась Катя. – Давайте еще немного посидим, – протяжно попросила она, – ещё чуть-чуть. Не хочется уходить в разгар веселья.

Разговаривая между собой, никто из девушек не заметил, что Валерий пошел к Павлу; там, в середине зала о чём-то с ним разговаривал, отчаянно жестикулируя.

– Боже, смотрите! – почти прокричала Нелли.

Все посмотрели в направлении её руки. Там посередине зала дрались мальчишки. Бились они крепко, не жалея друг друга, наносили удары один за другим, пока официанты не разняли их. Девушки тоже подбежали к ним, пытаясь успокоить драчунов. Павел, вытирая ладонью с лица кровь, убегая, извинился, что испортил вечер, но уверял, что не хотел этого.

Расплатившись, в душе жалея о прерванном и немного неудавшемся празднике, они решили прогуляться по городу.

Город был украшен к Новому Году, везде иллюминация, ёлки, сверкающие витрины магазинов…

За это время никто из них даже словом не обмолвился о поступке Павла, как будто разговор о его поведении, о том, что произошло в кафе, было для всех табу. Милана была им очень благодарна за это. Лицо Валеры распухло, и под глазом красовался кровоподтёк. Девушки сочувствовали Валерию, иногда искоса поглядывали на него. Побродив полчаса по городу, продрогнув, они решили разойтись. И в самый последний момент Валера вызвался проводить Милану. Нелли и Катя многозначно улыбнулись, желая им хорошо провести остаток вечера. Помахав рукой, девушки удалились.

Валерий и Милана шли, держась за руки, он не мог говорить, губа была разбита и припухла. В её голове роились мысли о его благородстве, смелости, о том, что не каждый заступится за девушку, тем более испортит отношения с лучшим другом. Она испытывала щемящее чувство благодарности к своему защитнику. Ей так было приятно, что у неё есть порядочный и преданный друг. Настоящий рыцарь и джентльмен!

Крепчал мороз, задул ветер, но Милана была в заячьей шубке и шапке, ей перемена погоды не была страшна. Это Валере надо было подумать о том, чтобы не замёрзнуть: он был одет в демисезонное пальто.

– Боже, мама будет звонить из Москвы в девять, – вспоминает вдруг Милана и, посмотрев на часы, понимает, что давно уже должна быть дома.

Уже стемнело, пошел мелкий снежок. Валера предложил провести девушку дворами, более короткой дорогой, он уверял, что есть такая. Он взял её за руку и повел. Она покорно шла за ним, абсолютно не зная дороги, слепо доверяя ему. Они шли не разговаривая. Сколько шли, она не знала. Миновав несколько сквозных дворов, поворачивали направо, несколько раз налево, и вошли в очередной двор. Дом был похож на букву «П», они прошли метров пять вглубь двора и остановились. Валера отпустил её руку и отошел на пару шагов в сторону. Со стороны создавалось впечатление, что он заблудился.

– Сусанин, куда завел? – игриво поинтересовалась она. – Говорил, что знаешь все выходы?

Но он не проронил ни слова, смотрел исподлобья. Его молчание заставило её осмотреться; сквозь надвигающую тьму и снег, она замечает, что из этого двора не было выхода, только вход, который они только что прошли.

– Конечно, знаю, – с трудом, наконец, сказал Валерий, подходя к ней, и очень грубо притянул её к себе, пытаясь поцеловать.

Когда его губы все-таки коснулись её губ, она почувствовала жутчайший запах алкоголя и отвращение. Но девушку смутила не его разбитая губа, хотя это было неприятно, а запах. Её чуть не стошнило.

– Неужели из-за одного бокала шампанского – такой запах? – мелькнула мысль. А вслух, отталкивая его двумя руками, грубо сказала.: – Ты что делаешь? Что себе позволяешь?

Будучи отвергнутым, он стоял не двигаясь, смотрел ей в глаза. И, как будто, собравшись с силой, решительно пошел на неё.

– Валерочка, ну, не надо, – умоляла она, отбиваясь от многочисленных попыток поцеловать её, – мне пора домой. Мама будет звонить, я и так задержалась. Пока дойдем, совсем стемнеет. Ты же джентльмен, ты завтра будешь жалеть об этом. Отведи меня домой, я замёрзла.

– Иди, если знаешь дорогу, я тебя не поведу, – демонстративно отходя от неё назад на пару шагов, прокричал Валерий.

Некоторое время они стояли друг против друга, в этом плохо освещенном дворе. Милана решительно пошла к выходу или к входу, теперь она уже не знала, как правильно назвать этот проём, но на пути, ухмыляясь, стоял её провожатый, широко раскинув руки, явно с намерением не пропустить её. «Давай, давай, топай ко мне!» – слова, произносимые его разбитыми и опухшими губами, звучали ещё более омерзительно.

Она могла бы попробовать пройти, но оказаться снова в его объятиях – не хотела. Ей пришлось отступить и оглянуться. Никого! Ни единой души во дворе. Но, обрадовало то, что во многих окнах горел свет. Это её немного приободрило, хотя она не знала, что делать. В очередной раз их взгляды встретились. Противостояние длилось несколько секунд. Он и она, стояли, не говоря ни слова, только взгляды, словно бур, сверлили друг друга. Милана, гоня прочь нехорошие предчувствия, нарушив молчание первой, уже более настойчиво просила: Ты же обещал, что проводишь меня. Я бы тогда ушла с девчатами. Что ж ты делаешь? Завёл, не знаю куда, а теперь в кусты? Нехорошо!

– Ты мне будешь говорить, что хорошо, а что плохо? – наступая на девушку, очень злобно проговорил Валерий.

Миля, не ожидая от него такого напора и негодования, испугавшись, попятилась назад, споткнулась о бордюр и провалилась в невесть откуда взявшийся сугроб. Приземлилась она мягко, не ударившись, но шапка слетела с её головы, платье и шуба оголили колени, тем самым, показывая то, что он вовсе не должен был видеть. Она лежала в сугробе некоторое время, такая беспомощная, одной рукой ища упавшую шапку, другой, нетерпеливо одергивая задравшиеся, так некстати, платье и шубу. Валерий сделал шаг вперед. И Миля предположила, что он одумался и поможет ей подняться. Её протянутая к нему рука просила, взывала о помощи. Она была абсолютно уверена, что он поможет ей. Но, вместо помощи, нагнувшись над ней и облокотившись на колено, он с усилием, еле-еле проговорил: – «Смотрите, какая недотрога. Фидали мы таких!» И снова она почувствовала этот тошнотворный запах!

– Валерочка, миленький, да что же такое с тобой случилось? Где тот добрый и приятный парень? Ты ведь не такой, я знаю, – чуть не плача, проговорила она вслух, самостоятельно пытаясь подняться из сугроба. Не без усилий ей удалось этот сделать. Отряхнувшись, она подняла глаза, и их взгляды опять встретились. Она всё еще думала, точно была уверена, что это его нелепая, дурацкая, неудачная шутка, что он сейчас, как прежде, улыбнётся, извинится и отведёт её домой. И еще, она надеялась на случайного прохожего, который бы сумел объяснить, где они находятся. Но, как назло, никого не было.

«Действительно, куда девался тот немного стеснительный, милый парень, которого я знала? – пронеслось в голове. – Вымер город, что ли?» – в сердцах, про себя подумала Милана.

Валера стоял, легонько притоптывая ногами, тёр руки. По всему было видно, что он продрог. Через некоторое время поднял воротник пальто и засунул руки в карманы. Затем, нащупав что-то в одном из карманов, медленно, немного демонстративно, вынул бутылку водки, открыл её и, запрокинув голову, жадно сделал несколько глотков. Потом ещё. И тут, не говоря ни слова, протянул бутылку Милане, предлагая ей тоже выпить. Девушка отшатнулась от него и поняла, откуда этот жутчайший запах и, наконец, осознала, что ей придётся самой выбираться из этой ситуации, из этого двора тоже.

– Не говори, не надо! Думаешь, не найду? Найду! Я сама найду дорогу. Сейчас пойду и спрошу! – уже разозлившись, крикнула она. Она решила, что бесполезно выходить из этого двора: она ведь всё равно не знает, куда идти, а здесь есть хоть минимальный, но шанс узнать у жильцов дорогу домой.

Милана решительно пошла по направлению к ближайшему подъезду. Боковым зрением видя, что Валерий пошел за ней, она прибавила скорости. Но он, догнав её, грубо взял за руку, останавливая, и слегка заплетающимся языком сказал: «Ты еще не поняла? Ты отсюда одна не выберешься! Хотя от твоего дома мы недалеко. Тебе никто не откроет дверь и не объяснит, как идти. Спорим? На бутылку водки! – После небольшой паузы, добавил: Надо было три брать. Одну мы распили в кафешке. Ха-ха!» – и тут он достаёт недопитую бутылку из кармана пальто и делает еще несколько глотков.

– Дура! Возомнила о себе, чёрт знает, чего! Да поспорили мы, кто будет первым, кто тебя поцелует. Вот и всё. Этот придурок всё испортил: полез обниматься-зажиматься. Но я ему всё объяснил, правда, он мне, – Валера тронул губу и провёл рукой возле глаза, – ответил хорошо. Ну, что не примешь за такую кралю, как ты? – подытожил он, протягивая ей бутылку, – Хлебни! Замёрзнешь! Не хочешь? А я допью…

Милана стояла, в течение нескольких секунд, как вкопанная, осмысливая сказанное.

– Как поспорили? Зачем вам это надо было? Почему я? – едва сдерживая слёзы, кричала оскорблённая девушка. Проговаривая всё это, она ошеломленная его признанием, приблизилась к нему. Он, воспользовавшись ситуацией, притянул к себе и более ласково сказал, обнимая: – Не бойся. Нравишься мне ты очень! Но, уж больно несговорчивая. Не такая, как все! Не-до-тро-га, одним словом. Тем ценнее будет поцелуй!

Очередная, неудавшаяся попытка поцеловать девушку разозлила его настолько, что он в сердцах было замахнулся рукой на неё, но, не удержавшись на скользком тротуаре, припорошенным снегом, потеряв равновесие, упал. И лёжа на спине, хохоча, проговорил: – Седьмая.

– Что такое-седьмая? Я – седьмая?

– Глупая. Попытка поцеловать тебя. Даю тебе слово – только один поцелуй, и ты через двадцать минут будешь дома. У тебя есть выбор! Я подожду, время терпит.

– Никаких поцелуев. А дорогу я сейчас же спрошу, – категорично заявила Милана.

– Давай, давай, – всё еще лёжа на снегу, говорил Валерий, – спорим!? Никто не откроет тебе двери. Ни-кто! И спрашивать бесполезно, – утверждал он. – Сразу видно, что ты ничего не понимаешь. Не твоя стихия – двор! А я – знаю. Все боятся! Все до одного! Воров, грабителей, кого угодно! Еще раз повторяю: всего один поцелуй! И домой, баиньки! Ну, решайся! – уже приподнявшись, уговаривал Валерий.