Маша и Шерхан

Через друзей я переправил золото Башлыка в Европу. Не спрашивай, как это у меня получилось. Такую большую проблему можно решить только большими деньгами. Оставшийся после всех моих ухищрений желтый металл, в части своей был размещен в одном из швейцарских банков, а в части своей обращен в доллары. Я начал через директора одного из зарубежных трастовых фондов инвестировать в экономику моей родной республики. Полученные от выгодных, заранее просчитанных мной проектов, дивиденды начали аккумулироваться на счету одного из надежных зарубежных банков. Через упоминавшийся выше трастовый фонд я инициировал награждение себя солидной премией за достижения в сфере экономической науки. Полученное мной вознаграждение было вложено в перспективные проекты в моей родной республике. Уже от моего имени. Мне пришлось повторить фокус с награждением меня премиями в качестве выдающегося отечественного экономиста-ученого. Через некоторое время капитал, вложенный лично мной в экономику страны, заработал. Дивиденды дали мне возможность выступить в качестве покровителя большого клана Башлыка, и самому тоже решить некоторые вопросы материального характера. Я смог помочь сестрам. Процесс продолжается. Масштабы его растут. Мои успехи никого не настораживают. Доктору экономических наук, лауреату престижных премий и почетному члену ряда зарубежных академий грех не воспользоваться новыми временами и новыми возможностями…

У меня получилось ответить на вызовы времени. Мне кстати пришли на память несколько эпизодов из детства. Тогда у меня тоже получилось. Я постараюсь быть не скучным.

«Так уже сложилось в детстве, что я представлял собой домашнего мальчика, главным увлечениями которого были книги, заучивание Корана, рисование, велосипед, выжигание по дереву, родной, английский и русский языки. Учеба в школе, помощь матери и бабушка по дому занимали не так уже много времени. Появился спорт, сыгравший, пожалуй, определяющую роль в моих путешествиях во внешний мир. Мальчики нашей махалли (жилого квартала) в основном свободное время проводили за игрой в орехи, лянгу, футбол; исключением в этом плане были мальчики по соседству, представлявшие отпрысков одного из первых лиц столичной области.

С одним из них – моим ровесником, я дружил; мы обменивались книгами, играли в городки, так и не получившие распространение в махалле. Боксерский и борцовский залы послужили одним из моих плацдармов для выезда за пределы родного города. На соревнованиях я особо не блистал; видимо, сказывалось отсутствие агрессии по отношению к сопернику. А как без него в спорте?!

Неудивительно, что я занимал в мальчишеской иерархии нашей махалли одно из последних мест. Тогда еще не было столь заметной дифференциации в уровне жизни махаллинцев. Поэтому купить симпатии окружающих, как это принято сейчас в большинстве случаев, было практически невозможно.

Однако я не стану и далее размышлять на эту тему, опасаясь справедливого упрека в возрастном консерватизме. Остановлюсь на одной примечательной детали из моей далекой на сегодня жизни. В нашей махалле велосипеды были в большом почете. Ездить без рук; на багажнике; подняв переднее колесо… Наверное, нас ограничивали технические возможности тяжеленных «Уралов». Неплохим шиком было также скатиться на велосипеде с большого кургана на маленький курган.

Они – курганы, находились в черте города. Скорее всего, это был когда один большой курган, затем из него стали брать глину на кирпичи, и он превратился в два. Далее курганы шли цепочкой, в пределах видимости каждого, далеко на юг и север. Говорили, что они служили для передачи сигнальных сообщений ещё с незапамятных времен. Дым от костра днем, огонь костра – ночью, очевидно, доносили вести быстрее, чем конный гонец. Сейчас эти курганы практически исчезли, за некоторым исключением. Я скатился пару раз по накатанной колее – с большого кургана на его фрагмент – маленький курган. И захотелось мне еще с большим ветерком скатиться по склону маленького кургана новым маршрутом. Меня внизу ждали кочки, которые с высоты не были видны. Меня резко подбросило в воздух: приземлились я и мой велосипед в разных местах. Кое-как восполнив урон моему «железному коню» и по мере имеющихся возможностей почистив одежду, остановив кровь из ссадин и царапин и прихлопнув попавшегося под ноги противного паука-фалангу, я отправился домой в самом подавленном состоянии духа.

И надо же было рядом с домом столкнуться с одним из мальчишек махалли; вернее, меня остановил его рефрен, упоминаемый рядом с моим именем: «Пакана (Карлик)!». Будь это в другой день, я бы показал бы ему собственный эрегированный фаллос и проехал бы мимо. В сочетании с моим маленьким, пусть и тренированным телом он, всегда послушный и несоразмерно внушительный, выглядел потешно и вызывал гомерический смех. Я уже начал привыкать именно таким образом решать свои далеко не лучшие взаимоотношения с большинством своих ровесников. Это грозило, как я сейчас понимаю, превратить меня в шута. Быть может, в этом не было ничего страшного: такого рода людям многое прощают. Сейчас я понимаю, что в свое шутовство – пить и не хмелеть в кругу сильных мира сего – Башлык втянулся не сразу. Еще можно было повернуть назад, но в его окружении, как я понимаю, не нашлось личности, сказавшей ему: «Стой! Ты позоришь себя и свой род!». Это мои предположения. Если бы все было так просто. Авторитарный строй регламентировал все стороны жизни, вмешивался во все, что можно и нельзя. Это в свою очередь вело к чрезвычайной роли исполнительной власти, непомерной ответственности ее за все происходящее. Такую власть невозможно любить. «Шаг влево, шаг вправо – расстрел…». Окружение Башлыка из числа его ближайших и дальних начальников находилось под чудовищным прессом центра и острым ощущением нелюбви народа. Периодические пьянки помогали им не сойти с ума, а Башлык был единственным трезвым персонажем, который делил с ними хлеб и соль, и поэтому тоже не мог предать, как и пьяные соратники. Во всяком случае, так считалось испокон веков. Другое дело, что такого рода аргументы в большинстве случаев не проходили испытания жесткой действительностью. Но Башлык оправдал их ожидания. Он, как и большинство его соратников по партийной, советской и хозяйственной работе, считал, что обезопасить себя от ударов судьбы можно при помощи золота. Но он никогда не унижался до доносов…

Но вернемся в мое детство. О моих, так скажем, художествах, узнал отец. Мне была прочитана лекция о моей ответственности перед родными и близкими людьми, в целом перед нашим славным ишанским родом. На первый раз отец ограничился словесным внушением. Но он пообещал выпороть меня поясным ремнем. Отец всегда выполнял свои обещания. На фоне раздраженного состояния от недавнего разговора с отцом и неудачи с маленьким курганом мой ровесник, звали его Искандер, показался мне настолько ненавистным, что я, оставив кое-как отремонтированный велосипед на земле, бросился на него. Один мой удар левым кулаком поверг Искандера на землю. Махом правой руки перед этим я обманул его. Наконец, мне пригодились занятия боксом в детско-юношеской спортивной школе. Противник, пожалуй, обескураженный моим решительным превращением в карательный механизм и не собирался оказывать дальнейшего сопротивления. Да и я не собирался добивать его. На земле, значит, драка прекращается.

С этого дня во мне произошел долгожданный перелом. Я уже не боялся, если нужно, настоять на своём и защитить себя при помощи кулаков. И, конечно, перестал показывать обидчикам собственный эрегированный фаллос. В подтверждение серьезности тогдашних намерений приведу еще один эпизод из моего детства. «Раньше через наш город протекало множество каналов и арыков. Так называемая «мелочь пузатая» предпочитала плескаться в жаркие азиатские летние дни в арыке, что образовывал относительно глубокий и широкий водоём на своём повороте к педагогическому институту. Далее, через каких 100-200 метров, он впадал в многочисленные боковые ответвления. Его вода доходила и до нашего дома. Она была предпочтительнее хлорированной водопроводной. Поэтому мы её ждали с особым нетерпением для очередного полива нашего огорода.

В тот день ничего не предвещало конфликта: множество мальчишек плескалось в благословенной воде арыка. Неважно, что вода была илистой и теплой: на воздухе было ещё жарче. В очередной раз выбравшись из арыка, я невольно заметил двух мальчишек, устроившихся на бережку. До меня донесся визгливый голос одного из них: «Пакана, пакана!». Не знаю: то ли он хотел оскорбить меня, то ли хотел проверить слух о появившемся в городе маленьком мальчике с большим фаллосом. Это было не столь важно. Я выбрал новый путь: жестко отвечать на оскорбительные выпады…

Надо отдельно отметить, что за два дня до этого я имел еще одну боевую стычку с одним из ровесников в махалле. Перед началом драки – причина опять та же – словесное оскорбление меня, мы условились: «Биться по правилам!» Это означало, что нельзя таскать за волосы, царапаться, бить противника, упавшего на землю, а также применять приемы борьбы… Мой же первый удар достиг цели; мы обменялись ударами, а затем мой соперник изловчился и сблизил дистанцию. В ход пошла борьба, что было, собственно, против правил. Мой соперник, легко согнув меня в поясе, уронил на землю. В этот момент я и заметил у него во рту кровоточащую ямочку вместо зуба… Это и вдохновило меня. И дало силы подняться на ноги. Мы продолжим драку на исходных позициях. Мои маленькие кулаки, помноженные на инерцию маленького, но ловкого тренированного тела, завершили исход столкновения в мою пользу. Противник признался, что нарушил первоначальное условие: «Драться по правилам!» И стоически вытерпел серию щелчков в свой лоб.

Надо было отвечать на оскорбление. И на этот раз. Без лишних слов я принялся за мальчишку. Он оказался крайне увертливым, и мне оставалось только использовать приём моего предыдущего соперника. И когда я, удачно согнув в спине худенького смуглого мальчика, готовился нанести ему удар лбом в его лицо, он каким-то непонятным образом вытащил одну руку из моего захвата и нанес её ногтями глубокие царапины мне на груди. Однако это не помешало мне нанести удар лбом по его лицу. Кровь из разбитого носа залила нижнюю половину лица моего противника, но и я не был в лучшем положении. Моя кровь полилась из глубоких царапин по груди и далее, по животу. Мальчишки, наблюдавшие со стороны за нашей дракой, вмешались и развели нас. Я засыпал горячей пылью царапины и вернулся домой, крикнув напоследок своему противнику: «Мы еще встретимся!»

На память об этой драке у меня на груди осталась белая метка, особенно заметная в летние дни, когда моя кожа загорает, принимая бронзовый оттенок. Ноготь мальчишки вырвал буквально кусочек мяса из меня, ну а царапины зажили бесследно. Пожалуй, не будь тогда у меня выбора: учеба, спорт, книги, английский и русский языки, Коран, коллекционирование и другие увлечения, я бы втянулся в драки без правил со своими ровесниками. Конечно, гармоничного синтеза уличного и домашнего мальчиков не получилось. Все-таки преобладало домашнее, что, скорее всего, и обусловило мое дальнейшее увлечение философией. Это стало еще одной головной болью моего отца. Впрочем, он избавился от нее со всей свойственной ему решительностью…».

А теперь я хочу объяснить причину выбора такой цитаты из поэмы «Тути-наме», как «Некто молвил: «Если бы Аллах обещал исполнить одну из моих просьб, я помолился бы за царей». – «Почему же ты не помолился бы за себя?» – спросили его. «Если бы я молился за себя, пользу от этого получил бы только я сам, если же я помолился бы за царей, выгоды эти распространились бы по всему миру», – ответил он». Она будет передана из уст твоего сына Ивана. Без комментария не обойтись. Я вспоминаю период перестройки в общей когда-то для нас стране. Трудились честно во всех советских республиках. Воровали безбожно во всех советских республиках. Но «козлом отпущения» выбрали мою родную республику. Некому было заступиться. В центре за нас. «Узбекское дело» раздули на всю большую страну…Как сказал по этому поводу наш общий знакомый Нахшаби:

«Впрок одежда чужая не может пойти,

Недостойный почета вовек не найдет.

Если львиную шкуру оденет осел,

За свирепого льва все же он не сойдет».

Но мир не рухнул. Жизнь продолжилась. У моей страны появился новый лидер. У него получилось призвать центр к справедливости. И заложить прочные основы для новой жизни моей родной республики. Не могу не привести цитату Нахшаби:

«Нахшаби, правосудье царя где найти?

Милосердье его все стада бережет.

В мире ценностей много, но все же ни одна

По сравнению с этим и в счет не пойдет».

Мир разделен. Как и раньше. На богатых и бедных. На сильных и слабых. На ведомых и ведущих. На верных и неверных. Помолимся за наших лидеров. «Прошедшее и будущее озаряет только одних великих людей, точно так же как восхождение и захождение солнца освещает одни только вершины гор». Так сказал Жан Пети-Сан, швейцарский моралист. Я сознательно привел выражение европейца. Хочу избежать обвинения в традиционном восточном низкопоклонстве перед сильными мира сего…

Вроде бы все понятно. С возрастом становишься консерватором. Приходит также понимание ограниченности собственных возможностей.

Как говорил великий Саади:

«Хорошо одна старушка сыну молвила, когда

Стал он вровень леопарду, стал он сильным, словно слон:

«Если бы ты, сынок мой, помнил, как в младенческие дни

На руках моих ютился ты в плену своих пелен –

Никакой бы ты обиды мне теперь не причинил,

Потому что я – бессильна, потому, что ты силен».

Я помогу с Иваном. Выражение Саади пока что не относится ко мне. Я стар, но пока что не дряхлый старец. Я не отказался от своих старых взглядов. Спасение человечества в неисчерпаемых дешевых источниках энергии, а также в управлении миром из единого центра. Но не буду распространяться далее. Это спорно. Это будущее. Что можно сказать о нем? Его формируют интересы гигантских экономических фигур. Как стран, так и отдельных людей. Помнится, в свое время я задумывался: как получается у Вашего покойного батюшки находить компромиссный вариант гармонизации интересов центра и региональной элиты? Это невозможно без солидной финансовой основы. Начну издалека. Во времена моего пребывания на должности главного экономиста колхоза руководство районной торговли менялось несколько раз. На своем месте оставался только первый заместитель руководителя. Исраил Исхакович. Скромный, приветливый человек. После развала Советского Союза с семьей эмигрировал за рубеж. Именно он обеспечивал экономическую базу для действий Вашего батюшки. При всем личном бескорыстии Ивана Ивановича, вошедшем как пример в легенды, через него проходили большие денежные потоки, заканчивающиеся в центре. Неприметные люди в основе своей управляют политиками, заказывают предпочтения потребителей, в целом формируют общественное мнение и развязывают все еще нередкие региональные войны. Примеров тому масса…

Буду ближе к нашим общим интересам. Познакомим Ивана с местной девушкой. Из хорошей семьи. А в следующий его приезд, с тобой, посватаем и поженим его. Самолеты летают, поезда ходят, границы не закрытые…Что у меня с философией? Я люблю жизнь. Во всех ее проявлениях. Это лучший вид философии. На мой взгляд. Рад, что избежал такой распространенной страсти старых людей, как скупость. Она многим заменяет все мыслимые и немыслимые предпочтения. Я спокойно отношусь к своим немалым по региональным масштабам средствам. Я помогаю, если это нахожу нужным. Мне очень повезло. Это наблюдение вряд ли можно распространить на всех. Я смог применить свои знания на практике, используя золото Башлыка.

Я не говорю тебе: «Прощай!». Приезжай! Сколько в нашем крае чудесного! Впрочем, что я говорю! У нас есть Иван, которого надо возвращать к радостям жизни».

***

Шерхан складывает страницы, вкладывает в конверт и заклеивает его. Он задумывается. Текут последние минуты ночи. Незаметно наступает рассвет. Шерхан подходит к окну и открывает его.

– Как прекрасен восход солнца! Спасибо тебе, жизнь! Спасибо вам, отец и мать, что дали мне такой чудесный дар, как жизнь! И не были равнодушны ко мне…Спасибо, друзья! Спасибо, Башлык! Спасибо, Барнохан! Спасибо, Маша! И вы тоже не были равнодушны ко мне. И простите меня! Я не сумел дать все, что вы ждали от меня. Но у меня впереди годы жизни. И что-то еще можно исправить к лучшему…

Шерхан тихонько напевает строчки из старой доброй песни:

«Я люблю тебя, Жизнь,

И хочу, чтобы лучше ты стала…

Так ликуй и вершись

В трубных звуках весеннего гимна!

Я люблю тебя, Жизнь,

И надеюсь, что это взаимно».

Конец.