Полукровка.Тень на свету. Книга первая

– Простите меня за недоверие, миледи, – он неверяще покачал головой. – Эту гордячку ни один из моих ребят усмирить не смог, а вы вона как справились. Ваша она, и цену дорогую не возьму. Одни убытки мне от нее были. Сильная, крепкая, молодая, да с норовом.

– Не нужно, Хоронт, называй справедливую цену, – отказалась Эллия, – не может такая красавица стоить как жалкая кляча.

– Ваша правда, эльфийских она кровей, чудом мне досталась. Я за нее десять золотых отдал, да и то дешево показалось.

– Заплачу вдвое, если подберешь достойную ее упряжь.

– Все есть: и хакамора[4], и седло, и вальтрап[5], – весь комплект упряжи вместе с ней достался. Все отдам.

– Еще нам понадобятся переметные сумки да небольшой запас овса, – вновь обернувшись к лошади, Эля с нежностью погладила шелковистую морду. – Я буду звать тебя Скоэл[6].

Кир, весь разговор нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, не выдержал и тихонько потянул Эллию за рукав:

– Эль, а можно я тоже сам выберу? Меня отец учил.

– По-видимому, присмотрел уже? – усмехнулась Эля, глядя в лукаво прищуренные глаза.

– Присмотрел.

– Ну, показывай свой выбор, – девушка накинула поспешно принесенную мальчиком-конюшим узду на кобылу и закрепила ее на специальном крюке.

Конь, к которому уверенно направился Киран, был худ, чуть ниже эльфийской кобылы, пепельно-черной масти с густой темной гривой и длинным хвостом того же цвета. Он спокойно стоял, пока мальчик со знанием дела осматривал копыта, лишь косился в его сторону непроницаемо-черным глазом. Но стоило Киру повернуться к жеребцу спиной, как тот потянулся к мальчику мордой и тихонько фыркнул, взъерошивая и без того растрепанные волосы.

– Эй, ты чего?! – отпрянув, Кир похлопал коня по шее.

Эля с изумлением увидела, как в темных глазах блеснула веселая насмешка, но в следующую секунду они вновь стали непроницаемыми, и девушка решила, что ей померещилось.

– Вы его выбрали, а он вас, – улыбнулся Хоронт. – Да вы не бойтесь, – заметив мимолетное сомнение девушки и по-своему его истолковав, поспешил успокоить старик, – смирный он, тихий. Мальчику в самый раз будет.

– Эль, он хороший, – Киран с мольбой посмотрел на девушку.

– Ну, раз уж вы друг друга выбрали, кто я, чтобы мешать, – покосилась на неказистого жеребца Эллия. – У него есть имя? – обернулась она к Хоронту.

– Да вот пусть молодой господин и выберет, – сощурился в улыбке тот. – Мы-то что, коняшкой зовем, да и ладно. Никто на него раньше не польстился, милорд первый, – поклонился он Кирану.

– Тогда я назову его Теймлис[7]! – Киран с восторгом обнял доходягу за шею, уткнувшись сияющим лицом в спутанную гриву.

– Теймлис?! Кир, ты уверен?! – Эля с веселым удивлением посмотрела на мальчика. – Да он, скорее, на Серво[8] похож!

– Не смейся, – обиделся паренек, – он вам еще всем покажет! – Он ласково провел по морде жеребца. Потянувшись, тот ткнулся мягким носом в ладонь Кирана и тихонько фыркнул.

– Ладно, извини, – Эллия закусила губу, сдерживая смех, – седлай своего Непокорного да в путь, – девушка протянула руку, чтобы погладить жеребца, но он отступил от ее ладони, гордо отвернув голову. Девушка недоуменно посмотрела на Хоронта.

– Ишь ты, обиделся, – засмеялся старик, – видать, прав молодой господин, не так прост конек. Ну да ладно, прощайте, господа хорошие. Сбрую вам сейчас принесут, а мне и за работу пора. Доброго пути, – он низко поклонился, весело сверкнув глазами, и пошел прочь.

Не прошло и пяти минут, как молчаливый работник помог им оседлать лошадей, и вскоре они уже ехали по дороге, направляясь прочь от города.

Когда за деревьями скрылись последние дома, Эля огляделась вокруг и свернула на обочину. Аккуратно переложив вещи из мешка в седельные сумки, она перекинула Киру меньший из поясов, купленных у кожевника:

– Надень.

Расстегнув жилет, девушка крепко зашнуровала свой пояс на талии. Кинжал плотно лег в левую петлю, удобно расположившись на бедре, а в потайные карманы Эллия пересыпала золото да спрятала письма от графа и его информатора. Небольшую часть серебра девушка оставила на дорожные расходы в маленьком кожаном кошеле, закрепив его на одном из карабинов, а оставшиеся деньги перебросила мальчику вместе с купленным кинжалом. Арбалет, заряженный и готовый в любой момент выпустить смертоносное жало, тоже занял привычное место в наплечных ремнях, запасные же болты Эля расположила под рукой в правой сумке, прикрыв их от посторонних взглядов.

Готовые к любым неожиданностям, поджидающим на пути, они вернулись на дорогу и пустили лошадей легкой рысью. За всеми приготовлениями друзья совсем забыли позавтракать и теперь с удовольствием жевали остывшие пироги, запивая купленным в городе соком из зачарованных на свежесть фляжек.

Сильных магов в королевстве Риондавир было не так уж и много, и все они находились на службе короля, числясь в ДКМ (Департаменте Королевских Магов). Ежегодно элитный отряд ищеек, сопровождаемый тройкой магов, объезжал все королевство, выискивая магически одаренных детей и забирая их в столицу, где опытные наставники воспитывали их так, как это угодно Его Величеству Аргаину V. Любые попытки родителей скрыть дитя, рожденное со способностями, жестоко карались, и вскоре среди населения остались лишь слабенькие целители, способные разве что зубную боль заговорить да синяки свести, и прочие умельцы, освоившие мелкие бытовые заклинания.

Бывали, конечно, случаи, когда ребенка прятали так надежно, всем миром отрицая его существование, что даже опытные Магистры попадали впросак и, хотя чувствовали отголоски силы, уходили ни с чем. Вот только случалось подобное – по пальцам пересчитать, а дети эти, вырастая, либо вели себя тише воды ниже травы да исподволь помогали знакомым, вздрагивая от каждого звука, либо становились темными Магистрами, восставая против короля, что, учитывая возможности и ресурсы ДКМ, было чистым самоубийством.

– Эль, а как ты стала Анде?

От неожиданного вопроса девушка подавилась последним пирогом, закашлявшись так, что на глазах выступили слезы. Кое-как восстановив дыхание, она озадаченно посмотрела на спутника:

– Зачем это тебе?

– Ты такая красивая, могла бы выйти замуж. Так все девушки поступают, – смутившись, сбивчиво пояснил Кир.

– Я не все, – покачала головой Эля, – да и выбора у меня особого не было. – Воспоминания перенесли ее на семь лет назад, в то время, когда и без того нелегкая жизнь сделала крутой поворот…

Глава 5. Наставник

Мир Лидения

Королевство Риондавир

…семь лет назад…

То утро началось как обычно – с первыми лучами солнца, заглянувшего в узкое чердачное окно, где в крохотной, вечно пыльной комнатке ютилась двенадцатилетняя Эля. Не дожидаясь криков отчима, девочка быстро натянула старенькую одежду и, стараясь не шуметь, спустилась во двор. Когда она доставала из колодца, расположившегося в дальнем углу, ведро с водой, рассохшийся ворот громко скрипнул, заставив ее вздрогнуть и втянуть голову в худенькие плечи в ожидании гневных воплей. Но было по-прежнему тихо, и Эллия, торопливо умывшись ледяной водой, отчего ее кожа покрылась мурашками, выплеснула оставшуюся воду в траву и побежала в сарай, кормить кур да забавных пушистых кроликов.

На крыльцо, почесывая волосатую грудь в распахнутом вырезе просторной рубахи, вышел ее отчим Харум – еще не старый, но уже обрюзгший мужчина лет пятидесяти с внушительным животом, туго обтянутым простой холщовой рубахой. Пряча ненависть глубоко на дне глаз, Эля постаралась быстро проскочить мимо него в дом, но грубая рука успела схватить ее за тонкое предплечье, оставляя очередные синяки, во множестве «украшавшие» тело девочки.

– Куда это ты торопишься? – дернув Элю к себе, Харум дыхнул ей в лицо кислым запахом перегара. – Животину накормила?

– Накормила, – старательно отворачиваясь и пытаясь не морщиться, буркнула девочка, борясь с тошнотой.

– Чего морду воротишь, хурсова девка?! – он со всей силы сжал пальцы, заставляя Эллию кривиться от боли, упрямо сдерживая слезы.

– Отпусти, – побелевшими губами едва выговорила она, – мне на кухню надо.

Несколько мгновений отчим наслаждался искаженным личиком, а потом оттолкнул Элю от себя. Больно ударившись о косяк, она едва сдержала невольный крик и быстро, пока Харум не передумал, шмыгнула на кухню, торопливо наливая горячую воду в таз и сгребая со стола грязную посуду, оставленную выпивавшими накануне отчимом и братцем.

Рука, на которой уже отчетливо проступали следы пальцев, нещадно ныла, но к этой боли девочка успела привыкнуть за три года, прошедшие со дня смерти приемной матери – единственного человека, любившего безвестную сироту. Она одна как могла защищала кроху от побоев и жестокости мужа да родного сына, прикрывая своим телом и утешая, когда девочка, после несправедливой трепки, забивалась на чердак и, уткнувшись личиком в колени, горько плакала. За эту любовь она и расплатилась своей жизнью.

Напившись в очередной раз, Харум поймал Элю на лестнице и уже занес руку для удара, когда на ней повисла его жена, умоляя не трогать девочку. Отпихнув хрупкую женщину, отчим не рассчитал силу, и Элайна, не удержавшись на ногах, скатилась по крутым ступенькам, безжизненно распростершись на полу. С криком «Мама, мамочка!» Эллия, забыв про отчима, непонимающе смотрящего на неподвижное тело жены сквозь алкогольную пелену, слетела по лестнице и упала на колени, сжимая уже мертвую руку и отчаянно рыдая.

Впервые в жизни Харум молча развернулся и ушел в спальню, не реагируя на плач малышки привычной злобой, а через какой-то промежуток времени в доме появились чужие люди, оторвавшие Элю от тела матери. Чьи-то руки уложили отупевшую от горя и слез девочку в постель и заботливо укутали одеялом, напоив теплым настоем успокаивающих трав. И эта ласка была последней, которую Эллия запомнила.

Нескончаемая череда побоев стала привычным делом, но теперь ее некому было защитить, и девочка как могла училась выживать. Через месяц из дальней поездки вернулся родной сын Харума, восемнадцатилетний Барлаф, отсутствовавший почти полгода, и, узнав от отца о смерти матери, в которой тот с какой-то мстительной радостью обвинил беззащитную девочку, напился и избил Элю до полусмерти.

Больше двух месяцев она пролежала в постели, борясь за свою жизнь, и все это время за ней ухаживала толстая, ворчливая соседка, которой протрезвевший Харум, испугавшись, что сына казнят за убийство, если девочка не выкарабкается, щедро заплатил. Вот только жалости эта женщина к сироте вовсе не испытывала, обходясь с ней грубо и без малейшего тепла, согласившись присмотреть за больной из ненасытной жадности. Но Эля поправилась, и все вернулось на привычный круг. Все обязанности по дому легли на плечи девятилетней девочки, но как она ни старалась, и отчим, и Барлаф постоянно находили повод ее наказать.

Три года тянулись чередой безрадостных дней, не принося Эллии ни проблеска надежды, лишь разжигая в ее сердце ненависть, которую она тщательно скрывала, мечтая о том дне, когда сможет вырваться из полного жестокости дома и отомстить за смерть матери.

В те минуты… могла ли она знать, что мечты имеют свойство сбываться в своей, извращенной форме?..

Наведя порядок на кухне, Эля приготовила завтрак и успела прибраться почти во всем доме, когда из своей комнаты наконец-то выполз опухший от вчерашней пьянки «братец», щуря покрасневшие, слегка заплывшие глаза. Зная, что в таком состоянии с ним лучше не оставаться наедине, девочка хотела спрятаться на чердаке и уже почти поднялась по чердачной лестнице, когда сильная, несмотря на разгульную жизнь, рука сдернула ее вниз. Больно ударившись спиной, Эля упала на пол. Глумливо захохотав, Барлаф протащил ее по полу, крепко сжимая щиколотку, отчего платье высоко задралось, и с удовольствием глядя в расширенные от страха глаза. Он отпустил лишь тогда, когда девочка пересчитала и без того ноющей от удара спиной верхние ступеньки лестницы. Навалившись на тонкое, как молодая осинка, тело Эли, он жадно зашарил по едва наметившейся груди грубыми пальцами, все больше распаляясь от молчаливого сопротивления «сестрицы», когда снизу раздался окрик отца:

– На кой тебе сдалась эта девка? – в голосе Харума звучало полное равнодушие с еле уловимой ноткой брезгливости. – Смотри, сломаешь ее, кто нам прислуживать будет. Да и не годна она. Баба должна быть такой, чтоб ухватиться было за что, а она… тьфу!.. кожа да кости.

– Кому, может, и не годна, а мне сейчас и такая сойдет! Давненько у меня никого не было, – стиснув хрупкие запястья, он разорвал ветхое платье, обнажая покрытое синяками тело.

– Только не переусердствуй, – поморщился отчим, выходя из дома и бросив напоследок: – Ей еще ужин сгоношить надо. Смотри, чтоб на ноги встала.

Хмыкнув, Барлаф посмотрел в искаженное отчаяньем лицо:

– Слышала? Не сопротивляйся! Обещаю, тебе понравится, «сестрица», – задирая подол и втискиваясь между худенькими бедрами, хихикнул он.

В душе Эли вспыхнула дикая ненависть, придавая нечеловеческие силы изможденному телу. Она отчаянно выгнулась, упираясь пятками в ступеньку, пытаясь сбросить насильника, но Барлаф легко удержал девочку, не позволяя вырваться, и тогда Эля со всей силы вцепилась зубами в щеку, прокусывая кожу и чувствуя, как по подбородку потекла солоноватая кровь. Отпрянув от вспыхнувшей боли, парень взвыл, отталкиваясь от обезумевшей от ярости и страха девочки, и, не удержавшись, слетел с лестницы. Вытирая окровавленные губы, Эля поднялась, глядя на распростертого внизу брата, и, поколебавшись, осторожно спустилась вниз, прислушиваясь к дыханию. Барлаф был жив, но от падения потерял сознание.

Чувствуя странное разочарование, Эля стянула на груди разорванную одежду и выглянула во двор. Не увидев Харума, девочка стремительно взлетела в свою коморку, лихорадочно скинула испорченное платье и натянула рубашку и большеватые брюки, подпоясав их шнурком. Отыскав в комнате отчима мешок, Эллия покидала в него кое-какие продукты, несколько найденных монет и пустую фляжку, прихватила с кухни большой нож, и, выскользнув за дверь и даже не посмотрев на лежащего на полу парня, побежала прочь из дома.

«Убьет, обязательно убьет», – билась в голове паническая мысль, заставляя задыхающуюся от бега девочку собирать последние силы и мчаться дальше, все глубже и глубже в окружающий селение лес.

Остановилась Эля только тогда, когда от усталости подогнулись ноги, а из горящих от недостатка кислорода легких вместо вдохов вырывался болезненный хрип. Упав на колени, девочка жадно хватала воздух, пытаясь выровнять дыхание, со страхом оглядываясь вокруг. Но везде, куда бы она ни посмотрела, возвышались деревья, надежно укрывая девочку от вероятной погони. Отчаянно хотелось пить, и, собрав последние силы, Эллия побрела дальше, пытаясь отыскать родник или заплутавший в лесу ручей. Ей не пришлось идти далеко, и вскоре, напившись и ополоснув разгоряченное лицо, девочка свернулась калачиком и провалилась в темный, мучительный кошмар.

Почти три месяца Эллия пробиралась по лесу, избегая городов и поселков, питаясь только тем, что находила сама. Ночи становились все длиннее, и от холода уже не спасала украденная в деревушке шаль, истрепавшаяся почти до дыр. Девочка задумалась о том, как ей выжить дальше. Приближающаяся зима пугала ее, и Эля решила, что ей все же придется пойти в город, поближе к людям.

Дорога до столицы королевства, куда она решила податься, заняла еще месяц, встретив продрогшую от осенней сырости девочку суетой и полным безразличием к судьбе никому не нужной сироты. Куда бы ни приходила Эля, ее прогоняли, в лучшем случае бросая черствую корку, как бродячей собаке, а в худшем – награждая пинками и оплеухами, заставляя все больше и больше ожесточаться истерзанную душу.

В ту ночь ноги сами принесли девочку в один из бедных кварталов Самарина в поисках пустующего дома для ночлега, не занятого другими бродягами. Жуя отобранную у бездомного пса корку, Эля шла по темному переулку, когда от каменной стены отлепилась темная тень, заступая ей дорогу:

– Ба, кто это тут у нас? – от хриплого голоса по коже девочки побежали мурашки страха. – Маленькая птичка – да в наши сети! Куда спешишь, крошка?

В панике оглянувшись, Эля увидела еще два темных силуэта, отрезавшие ей дорогу к бегству. Сердце отчаянно колотилось, грозя выпрыгнуть наружу, но она изо всех сил боролась с накатывающим ужасом и, вынув из-за пазухи нож, выставила его перед собой, держа обеими ощутимо дрожащими руками:

– Не подходите!

– Ай-ты, да у птички зубки есть! – тень шагнула вперед и, попав под тусклый свет, льющийся из окна, превратилась в коренастого, патлатого мужика с ленивой ухмылкой на рябом лице.

Едва заметно кивнув дружкам, он резко выбросил руку, пытаясь ухватить девочку за запястье и вырвать нож, но, наученная отчимом воспринимать малейшее движение как угрозу, Эля быстро полоснула его по ладони, заставив с проклятиями отшатнуться, зажимая рану. Брызнувшая кровь попала ей на лицо, но она не обратила внимания. В голове билась лишь одна мысль: «Только бы выжить». В следующий миг на нее накинулись дружки первого бандита, и Эллия, всеми силами подавляя страх, отчаянно отбивалась, но где ей было справиться с двумя сильными мужиками, к которым вскоре присоединился разозленный главарь?

Девочке было невдомек, что из темноты за этой неравной схваткой наблюдают внимательные глаза.

Нож отлетел в сторону, зазвенев по булыжной мостовой, когда один из мужланов выкрутил ей руку, заставив вскрикнуть от острой боли. Эля упала на колени, исподлобья глядя на мучителей, обреченно ожидая своей участи, но именно в этот момент на дорогу за главарем, стоявшим прямо перед девочкой, неслышно приземлились ноги, обутые в мягкие, высокие сапоги. Преодолевая боль, Эллия подняла голову выше и скользнула глазами по чуть свободным штанам пепельно-серого цвета, краю выглядывающей из-за бандита куртки и наткнулась взглядом на кинжал, впившийся в горло главаря. По его лицу градом катился пот, а глаза от ужаса расширились так сильно, что отражали бледную луну, висящую почти над головой.

– Отпусти девочку, – взгляд Эли переметнулся на говорившего. Верхнюю половину лица незнакомца скрывала маска, оставляя на виду только губы и волевой подбородок. Из-под глубоко надвинутого капюшона куртки опасно поблескивали глаза.

Удерживающий девочку бандит поспешно отступил, не сводя глаз с затянутой в темное фигуры. Морщась от боли в плече, Эля обернулась и с удивлением увидела зеркальное отражение того ужаса, что сковал главаря, на лицах его подельников.

Одним стремительным движением незнакомец перерезал бандиту горло и, перешагнув через упавшее тело, еще издающее мучительные хрипы, рывком поднял девочку с коленей. Еле слышно застонав, Эля с трудом удержалась на ногах. Голод, усталость и страх сделали свое дело, и девочка была едва жива. Пошатнувшись, она все же справилась со своим телом, во все глаза глядя на возвышающегося над ней незнакомца.

– Убирайтесь! – он коротко кивнул застывшим бандитам, и те, словно только этого и ждали, бросились наутек, даже не взглянув в сторону убитого дружка.

Мужчина повернулся к девочке, нависая над ней массивной тенью:

– Пойдем со мной, – он протянул навстречу испуганно дрожащему ребенку затянутую в тонкую перчатку руку.

– Нет, – отчаянно мотая головой, Эля пятилась до тех пор, пока не уперлась в стену дома.

– Ты хочешь жить? – голос незнакомца звучал без тени насмешки.

Осторожно кивнув, Эля с опаской взвешивала свои шансы убежать, но ноги подгибались от слабости, и девочка поняла, что шансов у нее нет.

– Ты боишься меня, – спокойно произнес мужчина, – и можешь уйти, я не стану тебя держать. Но я предлагаю тебе жизнь. Разве это то, что ты найдешь на темных улицах Самарина?

Страх, вбиваемый в Элю годами, удерживал ее от того, чтобы довериться кому-то, но она понимала, что ей не выжить на улицах без помощи. Борясь с собой, она медленно протянула руку и вложила ее в протянутую ладонь незнакомца.

Они молча брели по извилистым улицам города, направляясь к неведомой девочке цели. Эля с трудом переставляла ноги, преодолевая головокружение и пытаясь избавится от мутной пелены перед глазами, но, не выдержав напряжения, тело подвело ее, и она потеряла сознание, упав на руки едва успевшего подхватить ее спутника.

Пришла в себя Эллия только на следующий день. Кое-как разлепив не желавшие открываться глаза, она с трудом села на постели, оглядывая место, в котором оказалась по воле судьбы. Окно было прикрыто тяжелыми шторами, сквозь которые едва проникал солнечный свет, и комната была погружена в полумрак, но это не помешало девочке, воспользовавшись одиночеством, разглядеть обстановку.

Неширокая кровать, на которой она проснулась, массивный комод, небольшой письменный стол, стул, задвинутый в угол высокий, узкий шкаф да несколько пустых полок – вот и вся мебель. На стенах – светлые обои из недорогой ткани бледно-зеленого оттенка, простая люстра в белом абажуре на потолке и такой же светильник на стене в изголовье кровати, темно-зеленое покрывало, сложенное в ногах на постели и почти черный ковер, закрывающий пол от стены до стены, с едва заметным зеленым отливом. Ничего особенного, но привыкшей ютиться на пыльном чердаке и спать под открытым небом девочке комната показалась чудесной.

Она вновь откинулась на подушку и зарылась в теплое одеяло, гадая, что это за место и кто тот незнакомец, спасший ее накануне? Как ни странно, но беспокойства Эля почти не испытывала, справедливо рассудив, что будь у него дурные намеренья, он не стал бы тащить потерявшую сознание девочку и устраивать ее в такой замечательной комнате.

В этот момент дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился вчерашний спаситель. Оставив небольшой поднос, который держал в руках, на столе, мужчина подошел к окну и отдернул шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет. Зажмурившись, Эля через минуту осторожно приоткрыла глаза, привыкая к изменившемуся освещению, и посмотрела на незнакомца. Сегодня маска не скрывала его лица, и девочка разглядела резкие, словно вырезанные из дерева, черты, тонкие, твердо очерченные губы, прямой нос и проницательные серо-зеленые глаза. Не прикрытые капюшоном волосы оказались странно-белыми, и Эля не сразу поняла, что мужчина абсолютно седой. От уголка губ до правого виска тянулся застарелый тонкий шрам, отчего его черты казались еще суровее.

Наткнувшись на чуть насмешливый взгляд незнакомца, Эллия смутилась и выпалила первое, что пришло в голову:

– Кто вы?

Губы ее посетителя дрогнули в еле уловимой улыбке. Прихватив поднос, он сел на постель рядом с отпрянувшей в сторону девочкой:

– Не могу не ответить на столь откровенный вопрос, – усмехнулся он. – Меня зовут Вертран. И раз уж я назвал свое имя, невежливо с твоей стороны скрывать свое.

– Эллия, – девочка настороженно смотрела на мужчину.

Покачав головой, Вертран тихонько подтолкнул к девочке поднос с чашкой бульона и тонким ломтиком хлеба:

– Ешь, на тебя смотреть страшно, кости того и гляди кожу проткнут.

– Вы не ответили, – не делая попытки прикоснуться к еде, сказала Эля, не обращая внимания на протестующе взвывший от голода желудок.

– Прежде чем ответить на твои вопросы, я должен предупредить, – его взгляд похолодел на несколько градусов, заставив девочку поежиться от неясной тревоги, – если я открою тебе свои тайны, ты больше не сможешь свободно уйти. Я дам тебе время принять решение. Сейчас у тебя еще есть возможность оставить все как есть, прийти в себя и пойти своей дорогой. Я даже дам тебе немного денег и теплую одежду. Но если ты решишь остаться в моем доме, то твоей судьбой станет либо безоговорочная преданность, либо смерть. Решать тебе, – глядя в расширившиеся от испуга глаза, он смягчился: – Но ты можешь не торопиться.

– Зачем я вам? – невольно вырвалось у девочки.

– Я уже стар, – Вертран улыбнулся, – возможно, просто устал от одиночества и стал немного сентиментален, а ты напомнила мне кое-кого из далекого прошлого. Если решишь остаться, я научу тебя всему, что знаю сам. Никто тебя не обидит, пока ты в этом доме.

– Я останусь, – немного помолчав, сказала Эля. Что бы ни скрывал Вертран, вряд ли ей будет хуже, чем у отчима или в одиночестве на улице, где она вновь останется беззащитной.

– Ты не хочешь подумать? – чуть приподнял бровь мужчина.

– Не думаю, что у меня есть выбор, – грустно усмехнулась девочка, не питающая иллюзий на счет своих возможностей. – Мне не выжить одной.

– И все же подумай. Пути назад не будет.

– Нет, – твердо глядя на собеседника, ответила Эллия, – я уже приняла решение.

Вертран внимательно посмотрел ей в глаза, но девочка встретила его взгляд решительно, не позволяя смутным сомнениям сломать себя.