Золото верности

– Благодарю тебя, девочка, – приветливо сказал он, слегка склонив голову.

Кланяться ему явно не стоило, потому что девушку затрясло ещё сильнее, а краска на лице сменилась бледностью. Она попыталась изобразить что–то вроде почтительного реверанса в ответ, но от испуга чуть было не споткнулась, отчего перепугалась ещё сильнее. Линкей сам невольно ощущал её страх.

Он видно успел заработать себе образ грозного и важного великана, которому надо угождать. И такая роль ему никак не нравилась. Нужно было разрушить невидимый барьер, возникший между ним и этими людьми.

– Линкей, – произнёс он, приложив руку к груди, точно как тогда с Халидой.

Та удивлённо подняла на него взгляд, но тут же опустила, словно обжегшись.

За этот краткий миг Линкей успел заметить, что глаза у неё удивительного изумрудного цвета.

Он ещё раз повторил своё имя и тот же жест.

– А ты?.. – добавил он, осторожно указывая на собеседницу.

Так и не издав ни звука, девушка сорвалась с места и выбежала из фургона прочь.

Линкей мысленно отругал себя за неуклюжесть. Похоже, он сделал всё только хуже.

Глава 8

«Мы связаны с Ней вечными узами, и лишь в них источник нашей жизни. Только так мы пройдём сквозь тьму грядущего. Только так мы преодолеем судьбу.»

Служитель Маэл шагал под величественной колоннадой Запретной обители.

Смертные зовут это место Священным городом. Для него же здесь родной дом. Для него и для всех его собратьев. Место, откуда Синод правит всем Междуморьем. Правит вот уже сотню столетий – с тех пор, как Старый мир канул в небытии прошлого.

Здесь вовсю уж царила ночь – как и в кейлейской столице, откуда Маэл только что прибыл. Слегка замутнённые ночной дымкой, две полных луны ярко светили с небес. Колоннада, высаженные аккуратными рядами деревья, сады и пруды с мирно спящими экзотическими птицами – всё утопало в мистическом лунном сиянии.

Несмотря на ночь, воздух оставался ещё жарок и отдавал тропической влагой. Откуда–то раздалась одинокая серия протяжных стонов. Последняя цикада словно бы прощалась со спящими обитателями Запретной обители.

– Днём от них спасу не будет, – прошептал Маэл.

Имея ввиду цикад, конечно.

Посланника Синода беспокоили тревожные мысли. Он раздумывал: а правильно ли он поступил, что вот так запросто оставил назначенное ему место службы и явился в Запретную обитель, даже не испросив официальной аудиенции? Как он теперь выставит себя в глазах главы Синода? С одной стороны понятно, что он пришёл не в райских кущах отдохнуть, отлынивая от священного долга. Есть сведения, которые он считает важными и срочными, но что если Таор их таковыми не посчитает? Что, если Посланник Маэл преувеличивает значимость двух детей кузнеца из захолустной деревни?

Вдруг откуда–то со стороны раздался грубый шорох и треск сучьев.

– Маэл? – зазвучал чей–то голос. – Ты ли это? Мой дар меня не обманывает?

Он остановился. Знакомый голос доносился из кустарника, что рос вокруг пруда неподалёку. Владелец голоса оставался скрыт листвой, но Маэлу и не требовалось видеть его глазами. Для этого хватало дара Чтеца.

– Зоан? Ты тоже здесь? Что ты здесь делаешь посреди ночи?

Кряхтя и ругаясь, служитель Зоан наконец продрался сквозь кусты. Перед Маэлом возникла фигура, очень похожая него самого – в таком же бархатном балахоне с четырехконечными звёздами на рукавах, с капюшоном поверх лысой головы.

– В Запретной обители я уж не первый день, – сказал Зоан, деловито отряхиваясь от мусора и листвы. – У меня тут… определённое дело. И я бы с удовольствием рассказал поподробней, но предчувствую – твоя история окажется куда интересней.

– Вполне возможно, – важно отвечал Маэл. – У меня неотложные сведения для Первенствующего. Сведения и… просьба… о мудром совете.

Служитель Зоан поднял руки и снял капюшон, обнажив лысую голову. Как и у Маэла, узор его синеватых полос тут же замерцал в лунном свете волшебными снежными искорками.

Но вот глаза… Они вовсе не были синими, как у прочих Чтецов. Их полностью закрывала чёрная перевязь.

Служитель Зоан был совершенно слеп.

– Первенствующего нет в Запретной обители, – объявил он. – Таор в отъезде.

– Как же я не догадался… – хлопнул Маэл себя по лбу. – Вот же досада!…

– Ну, раз уж ты здесь, – молвил Зоан, протягивая руку, – изволь тогда меня проводить. Я, знаешь ли, всё–таки слеп. Хоть я прекрасно вижу тебя и прочих живых существ при помощи дара, но в отношении дорог и стен всё гораздо хуже. Каждый раз после вечерней прогулки где–нибудь да теряюсь. Ну а взамен я попробую сам дать тебе тот совет, которого ты ищешь у Первенствующего. Ведь я не менее стар… Льщу себе порой, что и не менее мудр.

– Конечно, брат Зоан, – учтиво кивнул Маэл, беря слепца под руку. – Вообще говоря, я даже рад, что повстречал здесь тебя вместо Таора. Ведь Первенствующий, боюсь, и не поверил бы моим словам. Видишь ли… Как бы это сказать… Мне кажется… Я подозреваю, что Подлинные возвращаются!

Служитель Зоан стал, как вкопанный.

– Ась? – переспросил он, подражая тугоухому старику. – Кто возвращается?

– Подлинные… – неуверенно повторил Маэл.

– Я надеюсь, ты не Подлинных из Старого мира имеешь ввиду?

– Именно их!… А о каких ещё Подлинных…

Слова Маэла перебил безудержный хохот. Служитель Зоан смеялся до икоты.

– Давно вымершие Подлинные из Старого мира? – хохотал он. – Ну ты фантазёр! Как здорово, что Первенствующий этого не слышал!…

– Зря ты смеёшься, – посерьёзнел Маэл. – Ты же меня знаешь. Разве я был когда склонён к «фантазиям»? Разве интуиция меня когда–то подводила? Мои догадки всегда оказывались верными. Со временем. Окажется верной и эта.

– Нет, только не эта, – отрезал Зоан, возобновив шаги вдоль колоннады. – Видишь ли, Подлинные не могут «вернуться», потому что они никуда не уходили. Они просто смешались с людьми и исчезли, вот и все дела. Спустя века кровь их оказалась настолько разбавлена, что считай её больше нет.

– Но это совсем не так, и тебе хорошо известно! В твоей же Никкерии есть люди, унаследовавшие от Подлинных некоторые черты… Разве не может быть такого, что за десять тысячелетий эта кровь вновь возродилась в ком–то из людей? Ведь тут простой вопрос случайности. А если что–то может произойти – оно обязательно произойдёт, рано или поздно.

– В таком разе, может произойти и следующее: весь здешний воздух однажды по чистой случайности вдруг соберётся где–нибудь вон в том углу, – махнул Зоан куда–то под могучую колонну. – И мы тогда оба умрём от удушья. Ведь такая возможность тоже существует… Нужно лишь долго ждать, пока она не реализуется путём случайности.

– Ну, эта вероятность совсем уж маленькая… Боюсь, звёзды на небесах погаснут, прежде чем мы дождёмся подобного…

– Именно так! Хоть формально такая вероятность и существует, но она настолько исчезающа, что даже и учитывать её смысла нет. То же самое и с Подлинными. Нужно настолько удачное сочетание случайностей, чтобы вдруг род их сам по себе возродился из мельчайших кусочков… Нет, такого никогда не будет. Скорее воздух сам собой соберётся в одной точке, чем Подлинные вернутся в этот мир.

– Ну пускай… Давай оставим пока вопрос с вероятностями. Просто примем как факт, что такое в принципе возможно. Разве станешь ты отрицать, что тогда всем нам грозит большая опасность? Всему Новому миру! Ведь Подлинные – единственные, кто может противостоять нам, хоть отчасти. И они поведут за собой людей! И Чёрное чудовище возродится вновь… И Новый мир рухнет, как рухнул Старый мир… На этот раз – навсегда!

– Так… – остановился Зоан. – Хорошо. Давай, выкладывай мне всё, с самого начала. С чего ты вообще вспомнил про этих Шаминой забытых Подлинных?

И Маэл начал рассказывать. Он поведал Зоану о чуме в деревне, о Йеде и Тании, об открытой ими двери в древнее подземелье.

Служитель Зоан внимал не перебивая. Лишь изредка задавал уточняющие вопросы. Когда же Маэл закончил рассказ, воцарилась мёртвая тишина. Только сверчки стрекотали из темноты. Ночью они заступали на дневную вахту цикад.

Зоан раздумывал.

– Не знаю точно, кто такие эти твои дети кузнеца, – молвил он наконец, – но они точно не те, кем ты их посчитал. Они не Подлинные.

– Но почему же?

– Ты не видел ни одного Подлинного, потому что слишком молод. Я же помню ещё Старый мир… Уверяю, ты без всякого труда узнал бы Подлинного, явись он пред тобой. У них слишком броская внешность. Даже если эти Йед и Тания и обладают некими скрытыми способностями, в чем ты их подозреваешь, они никакие не Подлинные. Своей вычурной теорией ты только запутал сам себя. Потому давай с этой секунды спустимся с небес на землю и забудем про Подлинных. Идея красивая, но они тут ни при чём. Это раз.

– Ну хорошо, – промычал Маэл. – У тебя есть идеи получше?

– Поскольку наверняка мы мало что знаем, давай рассуждать снова с точки зрения вероятностей. Твой вывод, что эти двое особенные, основан всего на двух вещах: они пережили некую чуму из подземелья, похожую на чуму Старого мира, и они же, предположительно, сумели открыть запор на двери Старого мира. А теперь главный вопрос! Что более вероятно: что эти двое и правда обладают некой тайной загадочной силой, или что твои предположения изначально были ошибочны?

– Это какие ещё предположения? – нахмурился Маэл.

– А такие. Во–первых, с чего ты взял, что эпидемия в деревне – действительно та самая великая чума Старого мира? Признаю что похожа, да, но этого же нельзя знать наверняка! Кроме того, даже если это именно та чума древности, за десять тысяч лет в подземелье она могла ослабеть, измениться, стать менее смертоносной для людей. Вот тебе и двое выживших. Второе твоё предположение это то, что запор на двери в подземелье до сих пор исправен и работает так, как должен. Но кто знает, на что он реагирует теперь? Единственное, что известно наверняка – что он сработал от твоего дара. Однако отсюда никак не следует, что он не сработает по приказу первого встречного смертного. Или вовсе от дуновения ветра. Дверь–то до землетрясения была завалена долгие годы, никто из людей её не видел и только потому открывать не пытался.

От железной логики Зоана Маэл чувствовал себя едва ли не униженным. Он и сам засомневался в адекватности собственных выводов. Его словно выставили круглым дураком.

– Но всё же, – заговорил Зоан, будто прочтя его мысли, – тревога твоя не беспочвенна. Ведь существует и такая возможность, что эти двое действительно обладают неким… скрытым даром, о котором сами не догадываются. Только это совсем не то, о чем ты подумал. Никакие они не Подлинные.

– Но что тогда, – нахмурился Маэл. – И откуда?

– Правильный вопрос. Думай.

– Если… если это не результат самопроизвольной случайности, как я поначалу решил… тогда… выходит, кто–то намеренно наделил их некой силой?

Зоан молча кивнул.

– И кто же? Она? Зачем ей? Это глупость!

Зоан поморщился.

– Не Она, конечно. Думай.

Маэл наморщил лоб, следуя совету.

И вдруг лицо его побледнело.

– Додумался, наконец? – снисходительно молвил Зоан. – Я слеп, но даром вижу страх в твоей душе. И страх сей вполне уместен.

– Но это же немыслимо! Это значит, что Договор нарушен! Это конец всему! Это… это даже хуже, чем возвращение Подлинных!

– Мы не знаем наверняка. Быть может – и даже скорее всего – те двое ничем и не особенны. Пока это лишь предположение, вопрос вероятности. Однако такая вероятность куда выше, чем твоя выдумка про Подлинных – оттого и тревожней. Ты действительно можешь оказаться прав, Маэл. Интуиция тебя редко обманывает, о чем мне хорошо известно. Потому Синод и назначил тебя кейлейским Посланником в столь молодом возрасте: в тебе разглядели талант. Просто на этот раз ты запутался в выводах.

– Нужно… Нужно всё выяснить наверняка. Нужно вернуть девчонку… Это значит, что я возвратился к тому, с чего и начал, но… но совсем иначе. Совсем с другой стороны. И теперь многое проясняется…

– Что же, дальше дело техники. Справишься без лишних советов?

Губы Маэла тронула нехорошая улыбка.

– О да… Я знаю, что делать. Юноша послужит приманкой. Рано или поздно она вернётся к нему сама. Она никогда не оставит брата. Она сама залезет в ловушку.

– Ну что же… Тогда полагаю, тебе стоит вернуться обратно. Не забывай, что бегать в Запретную обитель по каждому вопросу – недостойно Посланника Синода. Таору это наверняка бы не понравилось… Однако я обязательно передам ему всю информацию, что ты собрал, ибо она действительно серьёзна. Даже без тех детей кузнеца, простой факт эпидемии под самой столицей Кейла – весьма опасный звоночек. Подобного давно уж не случалось.

– Благодарю, брат Зоан, – просветлел Маэл. – Действительно, тебе куда проще говорить с Первенствующим… Вы с ним почти что равны…

Внезапно колоннада окончилась.

Глазам Маэла открылась обширная площадь с гигантской статуей Шамины в полный рост. Божественная фигура высилась к самым ночным небесам. А на каменной ладони, воздетой к ночным небесам, покоилась гигантская хрустальная звезда. Лунный свет преломлялся в её гранях так, что звезда искрилась и сияла, словно указуя путь всем заблудшим душам Нового мира.

– Отчего мы стоим? – поинтересовался Зоан. – Не забывай, что я всё–таки слеп.

– Мы уже пришли, – отвечал Маэл, заворожённо глядя на серебряный свет Богини. – Это площадь Звёзд.

– Ах, вон оно что! Так это ты на статую так уставился! Что ж, тогда благодарствую. Дальше я и сам путь найду. А ты возвращайся обратно.

Нащупав рукой стену, чтобы снова не заблудиться, служитель Зоан двинулся было ко входным воротам, оставляя Маэла со статуей наедине.

– Погоди! – остановил его тот. – Ты же так и не рассказал, что сам здесь делаешь?

– А… Тут всё просто: у меня появился ученик. Он молод, но подаёт надежды. Прямо как ты в своё время… Полагаю, что вскоре его можно будет вывести в мир людей. Как знать, может он заменит в будущем меня? Признаюсь, многовековая служба Посланника Синода при никкерском дворе совсем меня истощила… Давно бы мне уйти на покой, да обстоятельства не позволяют. Знаю, что у тебя тоже забот хватает с атрийским восстанием, но вот в Никкерии никакой войны нет, а дела всё равно идут только хуже и хуже…

– Я догадываюсь, – кивнул Маэл. – Судья Ницерон вежливо отказал королю Рамису в помощи, но в его письме я узнал твой слог.

– По данному вопросу мы с Судьёй едины. Никкерия не должна вступать в атрийский конфликт. У нас своих проблем хватает. Да и не только у нас… У Посланника Шаоха с кахарами тоже всё совсем не гладко.

– Но с ними издавна трудно, они ведь никогда и не подчинялись Синоду по–настоящему…

Служитель Зоан лишь тяжело вздохнул.

– Знаешь что, Маэл?

Он подошёл почти вплотную и заговорил вполголоса, хотя подслушивать тут было некому.

– Я предчувствую, что атрийское восстание – лишь начало. Мы стоим на пороге чего–то грандиозного. Грандиозного в самом плохом смысле этого слова. Не знаю точно, как всё в итоге обернётся, но нити истории Нового мира стягиваются в тугой узел, и нам не удаётся этого остановить. Что бы мы ни делали, как бы ни старались. Нынче нас так мало, а противостоит нам нечто поистине могучее… Слепая и неумолимая воля… Я бы назвал это судьбой. Это слово подходит здесь лучше всего.

Маэл подозрительно нахмурился.

– Ты имеешь… имеешь ввиду что–то подобное тому, что случилось тысячу лет тому назад? Ту историю с Королём–еретиком?

– Возможно… А возможно, что и похуже. Запомни, что я сейчас скажу тебе, Маэл! Что бы ни произошло, в какие бы испытания ты ни попадал, никогда не забывай, кому все мы верно служим.

Он указал рукой на гигантскую статую.

– Мы связаны с Ней вечными узами, и лишь в них источник нашей жизни. Только так мы пройдём сквозь тьму грядущего. Только так мы преодолеем судьбу.

Маэл поднял хмурый взор на статую Шамины с блистающей звездой.

– Я никогда в жизни не думал колебаться в вере. Но знаешь ли, какой вопрос меня частенько беспокоит? Почему она не помогает нам? Почему никогда не вмешается? Ведь это ничего ей не стоит…

– Не помогает? – помрачнел Зоан. – Не вмешается? Ты задаёшь такие вопросы лишь потому, что слишком зелен. Тысячу лет назад она как раз вмешалась. И после такого ты хочешь, чтобы она вмешалась снова?

Маэл отвернулся от статуи и серьёзно посмотрел в обвязанное повязкой лицо Зоана.

– А почему бы и нет? Век людей так краток, что они почти не помнят собственного прошлого. И они позабыли тот урок. Не значит ли это, что пришла пора его повторить?

Служитель Зоан сделал шаг вперёд.

– Эх, Маэл–Маэл… – молвил он, сокрушённо качая головой. – Лицом я молод, как и ты, но сердцем – древний старик… Когда видел столько эпох, сколько их видел я, многое в голове меняется, а многое снаружи неё воспринимается совсем иначе, чем в давние времена. Знаешь, почему я слеп?

– Ещё как! Тебя лишили зрения люди, как раз тогда! Тысячу лет назад! И как ты после такого можешь…

– О нет, мой вопрос был совсем о другом. Не как я ослеп тысячу лет назад, а почему я слеп до сих пор. Ведь я давно бы вернул себе зрение, если б пожелал, но я не хочу. Почему же? Чтобы помнить. Чтобы никогда не забывать, как мне тогда повезло. Да, люди виновны в моей слепоте, но и жизнь мне тогда спасли тоже люди. Я помню это и многое другое, и не хочу забывать ни через сто лет, ни через тысячу. Вот почему моя слепота так дорога мне. Вот почему я не хочу, чтобы события тех лет повторились вновь. И поверь мне, Маэл, ты этого тоже совсем не хочешь.

Глава 9

«Будьте достойны своей победы!»

Йед проснулся по звуку горна. Трубили подъём.

До гвардейских казарм он добрался вчера – уже поздно ночью. Из–за чего ему долго пришлось объясняться с комендантом, чтобы тот записал его в список претендентов на место в королевской гвардии. Йед едва не пропустил дозволенный срок прибытия. Но едва, как известно, не считается, и комендант не решился пренебречь старинным правилом, хоть и основательно отругал Йеда за нарушение своего сна.

Столица стояла на большом холме, вершину которого занимал дворцовый квартал, отгороженный от остального города отдельной стеной, на манеру крепости внутри крепости. Гвардейские казармы как раз и находились в этом районе. Где–то совсем рядом стоял и королевский дворец, и даже храм Шамины. Издали храм казался таким огромным в том числе и потому, что располагался в наивысшей точке столичного холма.

Йед построился на внутренней мостовой в числе прочих. По одеждам узнавались представители самых разных занятий и слоёв общества. Больше всего, конечно, людей в военном облачении – явно не чуждых оружию. Быть может солдаты из местного гарнизона, возможно ветераны былых битв, или просто наёмники, желавшие найти наконец постоянный заработок. Но в нестройной толпе хватало и людей совсем невоенного вида: разнообразных ремесленников, моряков и торговцев, даже жителей из деревенской глубинки – как сам Йед.

Однако сильнее всех в общей массе выделялись персоны знатного происхождения. Кто–то носил дорогие одежды, кто–то доспехи или снаряжение попроще, но у каждого на груди красовался родовой герб. В сей торжественный день каждый из них почитал за семейный долг выставить своё происхождение напоказ, дабы никто не смел в нем усомниться.

Толпа простонародья явно превосходила их числом. Вряд ли им это нравилось, однако они знали заранее, на что шли. Знали и древние традиции королевской гвардии, заложенные ещё тысячу лет назад. Испытания открыты всем – и традиция сия священна.

Посреди площади стояла статуя. Некий рыцарь, весь закованный в латы, с опущенным забралом, он стоял в гордой позе победителя, выставив ногу на осколок скалы, что вылезал из–под мостовой.

Самым чудным в нем было то, что вместо обычного рыцарского оружия – меча – он держал в руке лопату. Закинув её на плечо, он взирал куда–то вдаль – в сторону восточного горизонта.

А над въездными воротами висел герб королевского дома. Тот же самый герб красовался на груди у большинства гвардейцев, которые в дворцовом квартале попадались на каждом шагу. Обнажённый меч пронзал кровоточащее сердце остриём вниз, а на конце рукояти блистала четырехконечная звезда Шамины. Только не серебряная, как обычно, а ярко–алая. Вокруг рукояти красовалась и королевская корона, поддерживаемая по бокам парой гривастых давнов. Алая звезда светила как бы изнутри короны, словно наполняя её силой и подлинной властью.

А на самом верху, над мечом и короной, висела надпись:

R A M O R U L A N A V A

Очевидно, то был девиз королевского дома. Впрочем, Йед не знал грамоты, и всё равно не мог его прочитать, хотя буквы упорно притягивали его внимание. Даже сильнее, чем та статуя рыцаря с лопатой.

Йед долго бы разглядывал этот герб, не отвлеки его чеканный командный голос.

Перед строем явился никто иной, как уже знакомый ему капитан Тарбис собственной персоной.

– Глаза на меня. Я – сэр Тарбис. Рыцарь короны, капитан столичного гарнизона, а с сего дня – стратег его величества короля–регента Рамиса Первого. Увы, с новым званием на меня возложена и весьма неприятная обязанность. Я должен возиться с недотёпами вроде вас, захотевших именоваться королевскими гвардейцами. Не льстите себе – почти все из вас недостойны своих амбиций. И я расскажу почему. В гвардии короля три сотни человек. За прошедший год выбыло двенадцать – а вас здесь стоит не меньше сотни. Где–то среди сотни вислоухих вахлаков затерялись те двенадцать будущих королевских гвардейцев. Только они и достойны камней мостовой, что вы сейчас топчете ногами. Остальных же мне приходится пока терпеть, как неизбежное зло. И моя задача – процедить всю эту кучу зловонной грязи передо мной, чтобы отыскать дюжину золотых песчинок. Теперь вам ясно, насколько омерзительна возложенная на меня работа, и почему я сегодня страшно зол?

Все присутствующие поникли. Уничижительно–солдафонная речь сэра Тарбиса ни в ком не вызвала оптимизма.

– Итак, чурбаны, каким должен быть королевский гвардеец? – спросил сэр Тарбис. – С этого начнём. Говорите, кто что думает.

В построении зашептались.

– Сильным? – высказался один.

– И ловким? – дополнил его товарищ.

Тарбис обратил на них суровый взгляд.

– Вы два дурака, – гаркнул он на опешивших парней. – Разумеется, гвардеец короля должен быть и сильным, и ловким. Но только дурак мог подумать, что я захотел услышать нечто настолько очевидное. С тем же успехом вы могли сказать, что королевский гвардеец должен быть человеком с двумя руками и двумя ногами, а не бараном или ослом. Если же кроме силы и ловкости в вас нет хотя бы мозгов, то ваше место среди разбойников на большой дороге, а после – у палача на виселице. Но никак не в королевской гвардии. Вы двое только что провалили испытания. Стража! Вывести их за ворота!

Строй в изумлении притих. Никто не предупредил, что их испытания уже начались, да ещё в столь неожиданной форме.

– Другие версии? – вопросил Тарбис. – Каким должен быть королевский гвардеец?

Все благоразумно молчали. Никто больше не хотел повторить судьбу тех двоих.

Тогда Тарбис подошёл к строю и сам выбрал одного из кандидатов.

– Отвечаешь ты! Какие ещё качества важны для королевского гвардейца? Что составляет его честь?

– Я… Не могу точно знать… Сэр Тарбис… – промямлил тот.

– Ты жалкий трус! – рявкнул Тарбис. – Хоть бы предположил наугад. Так у тебя оставался шанс случайно сказать что–то дельное. Но ты боишься провалить испытания по примеру тех двоих, и страх сковал твою волю. А когда численно превосходящий противник возьмёт твой отряд в окружение, сможешь ли ты на ходу придумать хитрый манёвр, чтобы уйти у него из–под носа? А когда враг замахнётся мечом на твоего короля, какой частью тела ты примешь удар? Тоже не знаешь? Видать сам за королём спрячешься? Хотя думаю, ты вообще сбежишь с поля боя. Впрочем, можешь больше не тревожиться на сей счёт. В королевской гвардии тебя никогда не будет.

Стража вывела и его.

– Ещё варианты? – не унимался капитан.

На этот раз всем стало понятно, что и отмалчиваться – тоже не лучшая стратегия.

– Верность королю? – вальяжно откликнулся кто–то.

– Ответ не намного умнее, чем у тех двух дураков. Но всё же добродетель достойная. Я не стану никого выгонять за верность королю. Тебе повезло, парень, что ты сумел отделаться столь простым ответом. Дальше?

– Преданность заветам Богини? – зазвучал голос молодого человека в монашеской рясе.

– С этим тоже не поспоришь, пожалуй, – согласился сэр Тарбис. – Но место духовного наставника короля уже занято. Служителем Маэлом.

Один за другим, претенденты принялись называть разные прочие добродетели. Вначале перечислили самые очевидные для любого воина: мужество, бесстрашие, решительность, находчивость. Но со временем находить новые становилось всё труднее. Назвали уже и честность, и сдержанность, и справедливость, и щедрость, и ещё много чего, чем мало кто из них обладал. Но сэр Тарбис всё не останавливался. Стало ясно, что следующим за ворота вылетит тот, кто первым не сможет дать ответ. Поэтому многие старались высказать свою версию как можно быстрее, дабы их не опередил кто другой, а им затем не пришлось мучительно придумывать что–нибудь новое, ещё более изощрённое.