Эра счастья

– Как же, как же! Я тоже искренне рад. Со всей подмеченной тобой дальновидностью я буду использовать нашу дружбу в целях защиты своей Виноградной Зоны от различных непрошеных гостей.

– За знакомство.

– За знакомство.

– Стоп, – остановил его руку с бокалом военный и серьезно, как о деле государственной важности, спросил, глядя в глаза. – Ты с водителем?

– Ну а то как же? – развел руками директор.

Они рассмеялись, понимая друг друга.

– Тогда давай. Сейчас горячее принесут. Разговор долгий будет. Давай.

– Давай.

После плотного ужина и приятной мужской беседы о различных вещах, не имеющих к судьбам государства прямого отношения, они, уже немного выпившие, но, как два истинных политика, находившиеся в здравом уме, расположились возле камина.

– Балуюсь вот иногда, – пояснил Наумов, доставая из шикарной деревянной коробки сигару. – Не желаешь?

В ответ Захвалевский лишь отрицательно мотнул головой.

– Так вот о чем я хотел поговорить с тобой, Слава, – начал военный.

– О сталкерах? – предположил тот.

– О каких, к черту, сталкерах? – с раздражением отмел его идею Михаил Александрович. – Пусть ими ваша поселковая милиция занимается. Есть вещи посерьезнее этих мелких, но храбрых воришек. Кстати, никогда не думал, что могло бы быть, если они поволокли объект не вам, а куда-нибудь заграницу? То-то! Молодцы ребята. Патриоты… Я бы их даже помиловал… Но не буду…

Он затянулся, выпустил струю дыма в потолок и продолжил:

– Так вот. Речь не об этом. Слышал ли ты хоть что-нибудь о каких-нибудь религиозных съездах, конгрессах, слетах на своей территории?

Директор отрицательно покачал головой.

– А о сектантах, наплодившихся вокруг Зоны и благодаря ей? Тоже нет? Ну, ты все-таки извини, но сухарь ты научный после этого, и больше никто!.. Ладно-ладно!.. Беру слова обратно, хотя ты и не заслуживаешь…

Еще одна струя дыма ушла в потолок.

– Так вот. Рассказываю, раз ты такой темный. Как известно, – начал Наумов повествовательным тоном сказочника, но тут же сам себя прервал, – всем известно, заметь, но только не тебе!

И снова продолжил говорить:

– …Что вокруг всех Зон, независимо от места их положения и строгости охраны, начинают паразитировать все известные нам религиозные конфессии, а также секты самого различного толка и характера. Раньше они истолковывали на свой религиозный лад смысл Посещения, открывали обывателям глаза на суть происходящего – а попросту говоря, по прежней схеме тянули из простого народа деньги на свое далеко не нищенское существование. Теперь, с появлением этой находки, доставленной то ли провидением, то ли волей случая именно в нашу Зону, они еще больше раскипятились и берутся объяснить не только сами места Посещений – кстати, порой довольно связно, ты бы только послушал, – но и это «счастье», якобы дарованное всем правоверным. И вот тут начинается самое интересное. Просто детектив и боевик в одном флаконе. Одни в голос орут, что «счастье» даровано как вознаграждение за тысячелетнее служение богу только истинным верующим, а прочие, неверные и служители дьявола, должны гореть в геенне огненной. Конечно, все – от мелкой секты до крупной религиозной организации – считают именно свою веру правильной и именно себя достойными этой щедрой награды своего бога и готовы доказать это в последней смертельной битве за свою веру. Другие, менее воинственно настроенные, утверждают, что пришло на землю царство божие и любой человек, яко дитя господне, должен вкусить дар небесный независимо от его вероисповедания, ибо добр многоликий господь их и человеколюбец. Аминь.

Директору показалось, что последнее слово рассказчик яростно сплюнул, однако тот лишь размял в пепельнице окурок и продолжил:

– Не надейся, судьба не обошла твою родную Виноградную подопечную этими блаженными толкователями. У меня есть очень достоверная и сугубо конфиденциальная информация о присутствии сильных религиозных лидеров и в селе Виноградном, и в близлежащих городах. Одним словом, готовится война фанатиков. Не больше и не меньше. Заметь, не только между собой война, но и с вами, с профессорами твоими, за право обладания этой манной небесной. Я уже подписал приказ о стягивании сюда некоторых элитных подразделений. Пока все будет тихо, братцы мои тоже будут растворяться среди прочих зевак. Как только запахнет жареным, будем решать вопрос круче.

– Да уж. Порадовал. Ничего не скажешь… – директор Виноградной был явно озадачен и представил уже свой кабинет, затянутый маскировочной сеткой, под перекрестным обстрелом враждующих сторон. – Я тебе завтра начальника своей безопасности пришлю побеседовать. Может, глаза и уши у него приоткроются. Не только персонал будет гонять за просроченные пропуска. А туристов с завтрашнего дня вообще ни одного не пущу. И журналистов со всякими там независимыми наблюдателями тоже.

– Ну вот и славно. Я чувствую, ты понимающий. А сам берегись. Возможны различные провокации со стороны этих «правоверных». А еще больше береги информацию. Все, кто будут отвечать у тебя за обобщение и хранение данных, чтоб были своими, на сто раз проверенными людьми. За каждым, если хоть малейшее такое подозрение возникнет, тут же мне говори, присмотрим. Я думаю, ты понимаешь, почему мне нужны самые оперативные сведения о ходе исследования. Мне надо знать, стоит ли той крови ваш объект. А о нашем разговоре старайся ни с кем не болтать. Сам понимаешь, меньше огласки – больше шансов на добрый исход и долгую жизнь.

Радислав Петрович задумчиво покивал в знак согласия.

Военный поднялся с места:

– Вот теперь действительно поздно. Пора прощаться.

Директор института тоже встал.

– Мой офицер тебя проводит, расположи его где-нибудь там на ночь, а завтра своего безопасника ему вручи, пусть заодно побеседуют. Чего уж меня отрывать. У меня других дел… И запомни: никаких пропусков ни мне, ни моим людям никогда не давай и не подписывай, у нас такой острой необходимости не возникнет. Нечего нам там в мирное время делать, а война придет, так и пропусков спрашивать не будем – сровняем с землей к чертям собачьим, и все!.. Ну ладно, Радислав, бывай.

Он пожал директору руку и проводил его до двери, сдав на попечение своему офицеру.

***

Наутро после странного путешествия в Виноградное Кира проснулась с сильной головной болью. Голова была тяжелая и как будто вытащенная из другой реальности, так как в этой она была совсем неуместна: картинка в глазах то подтормаживала, то забегала чуть вперед…

Кира включила душ, попутно разминая шею и плечи, позволяя струям воды омывать не только тело, но и чувства и мысли. Она неспешно наблюдала за тем, как они очищаются, становятся светлее, превращаются в прозрачные потоки воды…

Выходя из душа, она уже чувствовала себя свежей и почти собой. Она раздернула шторы и потянулась вверх, в стороны, очень медленно и сладко растягивая все мышцы одну за другой. Начав с «Приветствия Солнцу», она медленно выполнила еще несколько асан, плавно перетекая из одной в другую, прочувствовала шею, плечи, спину, бока, ноги… Улыбка пролилась ответом-благодарностью тела на заботу о нем. Кира ощутила полную готовность встретить сегодняшний день и постараться разрешить все загадки, которые он ей преподнесет.

Вот и первая мысль: поговорить с Виктором Ивановичем. И мысль эта была настолько законченная, как уже свершившийся факт. Она еще не знала, зачем ей нужно говорить с заведующим лабораторией и о чем пойдет речь. Просто чувствовала, что, кроме него, ей никто не сможет помочь. Автоматически она собиралась на работу и уже у входа, вспомнив, что сегодня воскресенье – выходной, – присела на диван.

«Все равно пойду, – решительно встала Кира, – во-первых, у меня круглосуточный доступ в лабораторию, а во-вторых, ничто не мешает мне посидеть в библиотеке».

Вопреки ожиданиям, в институте было много людей: располагались на новых рабочих местах новые сотрудники, знакомились с индивидуальными планами работы, здесь же, в кабинетах и коридорах, распаковывалось оборудование, монтировались таблички на дверях.

Пройдя мимо своей двери, она направилась сразу к кабинету наставника, надеясь, что хоть Виктор Иванович сегодня отдыхает. Но нет. На ее стук сразу ответило громкое «Войдите!», и Кира распахнула перед собой дверь.

– Доброе утро, Виктор Иванович, вам тоже не отдыхается?

– Не отдыхается. Здравствуй. Проходи, рассказывай, что стряслось.

– От вас ничего не скроешь. Действительно, случилось, – она виновато улыбнулась. – Голова с утра болела…

Заведующий в ответ только хмыкнул: мол, давай говори, что на самом деле произошло, кроме головы.

Кира вздохнула и попыталась придумать, как бы так рассказать о том, что ее беспокоило. Но как выразить словами невыразимое? То, что ей самой еще не было отчетливо понятно? И тут она вспомнила вчерашний автобус из Виноградного и его невидимых пассажиров.

– Виктор Иванович, вы никогда не говорили раньше, а я не спрашивала, а теперь вот хочу спросить… – начала она нерешительно.

– Ну? – выжидательно смотрел на нее поверх очков пожилой академик.

– Расскажите мне о своей семье. Вы же были женаты? У вас есть дети?

Виктор Иванович вздохнул и, сняв очки, подошел к окну и отвернулся.

– Был я женат, дочка, восемнадцать лет. Двое парней у меня растут – двадцати одного и двадцати трех лет, учатся. Приезжают, навещают иногда. А Настя, жена моя, – при этих словах Кира вздрогнула, вспомнив вчерашнего попутчика в автобусе, – покинула меня шесть лет назад. Погибла, – прошептал он.

– А что с ней случилось? – так же тихо, не справляясь с волнением, проговорила Кира.

– Рак. Она никогда ни на что не жаловалась. Всегда была доброй, отзывчивой, приветливой. До самого последнего момента мы не знали, что она больна. И только когда ее увезли на скорой, мы узнали о ее несчастье, которое она так долго носила в себе и ни словом не обмолвилась, – Виктор Иванович смахнул слезу. – Мы были с ней тогда, в ее последний час, рыдали все трое, как дети, а она, превозмогая нечеловеческую боль, улыбнулась и сказала: «Не плачьте, мальчики мои, я всегда буду с вами!» Прошло столько лет, а я не могу забыть этого ангела-хранителя во плоти. Не могу забыть тепло ее рук, цвет ее глаз, доброту ее слов. Я как будто навсегда остался там, у ее последнего вздоха, где время остановилось и для нее, и для меня.

Он замолчал. Кира была потрясена. Она налила в стакан воды и подошла к наставнику:

– Вода, Виктор Иванович… Простите, что заставила вас вспомнить вашу боль.

– Нет. Я ее постоянно помню, – он сделал глоток. – Все в порядке.

Академик отошел от Киры и сел в кресло.

– Просто я никак не могу смириться с этой потерей, – и устало добавил: – Ну а тебе-то что до этого? Зачем завела разговор?

Кира подошла и села напротив него:

– Виктор Иванович, я хочу спросить, а чем же вы живете теперь, если жизнь не несет вам счастья?

– Ну, почему же, – с горечью улыбнулся он, – совсем недавно я был очень рад, что моя ученица стала обладательницей первой премии.

– Рады, Виктор Иванович, но не счастливы.

Он опять опустил голову.

Некоторое время они помолчали.

– Так зачем все-таки ты завела этот разговор?

– Неужели вам не хочется побежать прямо сейчас в камеру хранения и стать счастливым?! – услышала свой голос Кира и подняла взгляд на учителя. – Забыть боль, страдание?

В следующую секунду в глазах заведующего сменили друг друга непонимание, злость, разочарование, насмешка, отеческая забота – и наконец наступил эмоциональный штиль:

– Тебе, возможно, еще рано понимать, за что и для чего дается боль. Постараюсь объяснить просто: это мой крест. В своих воспоминаниях я храню самое бесценное, что только можно придумать на земле. Это определяет мои мысли, мои поступки, всю мою жизнь. Пойми, Анастасия действительно всегда со мной. Она никогда меня не покидает. И только благодаря ее любви и терпению я добился в жизни очень многого. И до сих пор добиваюсь. Таким она меня любила. Таким она и теперь видит меня и улыбается мне, потому что знает, вся моя жизнь посвящена ей, величайшей женщине…

Кира молчала, понимая, что вторглась своим неосторожным любопытством в святая святых человека, которого безмерно уважала и ценила.

Виктор Иванович вздохнул и продолжил:

– В одной мудрой книге я когда-то давно прочитал, что подлинное счастье состоит не в безграничном потреблении и наслаждении, а в самосовершенствовании, в процессе которого человек должен познать три ключевых смысла. Первый: понять и принять, что он – это душа, которая имеет вечную природу. Клайв Стейплз Льюис, тот самый, что придумал Нарнию, красиво и точно описал эту идею. Он говорил: «У тебя нет души. Ты – душа. У тебя есть тело». Второй смысл: познать Бога. Заниматься этим можно всю жизнь и не устать. Спроси о том святых людей и тех, кто Ему по-настоящему служит. И третий смысл: познать свои отношения с Богом. И делать это, несмотря ни на что, даже тогда – и особенно тогда! – когда Он, казалось бы, отнимает у тебя самое ценное… Я познаю, Кира, до сих пор познаю свои отношения с Ним. Тебе покажется это странным, но сердце мое радуется от той глубины, которая открывается мне. И в этом всем совершенно нет места тому, что наши коллеги поспешно назвали «неизвестным счастьем», или «Эс Икс».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.