Человек без маски

Полковник слегка усмехнулся и неспеша пошел к столу. Опустился в кресло и призадумался. Конечно, личное собеседование с женой офицера не помешало. Успех работы разведчика во многом определялся и его второй половиной. Он приподнял голову вверх, затем очень медленно опустил ее вниз и скороговоркой спросил:

─ Андрей Петрович, а какой иностранный язык ты изучал? И твоя жена?

Рокотов улыбнулся и скоропалительно ответил:

─ Я учил немецкий язык, жена также немецкий…

Вербовщик постучал пальцами рук по столу. Некоторое время молчал, словно набрал в рот воды. Несколько хмурое выражение лица чиновника из Москвы обеспокоило капитана. Он и сам, не зная почему, стал нервничать. Его руки повлажнели, на спине появились капелки пота. Он никогда не думал, что жена может играть столь важную роль в его возможной карьере. Для снятия внезапной напряженности требовалась разрядка. Рокотов собрался с мыслями, хотел задать полковнику вопрос, просто так. К его удивлению, вопрос, даже примитивный, в его голову не приходил. Безмолвие напрочь лишило его возможности не только мыслить, но и двигаться. Он стиснул зубы и на какой-то миг закрыл глаза. Трагический финиш довольно продолжительной и очень доверительной беседы его страшно пугал. Неизвестно, что дальше с ним могло произойти, если бы не голос, которого, как ему сейчас казалось, он ждал целую вечность. Полковник видел, что его кандидат очень сожалел, что рядом с ним не было жены. Ему также было жалко молодого парня, который, наверняка, хотел дать деру из армейской дыры. Он одновременно не сомневался, что выходец из семьи простых учителей до последнего издыхания выполнит любой приказ. Такие кадры нужны партии, нужны армии…

─ Андрей Петрович, ─ прошевелил губами Митрофанов, ─ ты сам прекрасно знаешь, что для офицера супруга играет далеко не второстепенную роль…

Рокотов сжался в единый комок. Он был весь во внимании к тому, кто говорил и давал ему наставления. Опытный наставник продолжал:

─ Это я сам на своем горбу испытал… В том, что на моих погонах три большие звезды, есть заслуга моей жены и даже детей…

Капитан с облегчением вздохнул. Страх, некогда господствующий в его душе и теле, незаметно улетучился. Он оживился, и уловив улыбку на лице полковника, уверенно произнес:

─ Товарищ полковник… Моя жена порядочная женщина и хорошая боевая подруга… Она всегда понимала меня… Поймет и там, где партия и командование окажет честь нам служить… ─ Слегка улыбнувшись, он добавил. ─ Она по профессии зубной врач, с высшим образованием…

Ответ офицера, который чем-то напоминал выдержку из военной присяги или партийного устава, рассмешил Митрофанова. Он широко улыбнулся, вышел из-за стола и подошел к сидевшему молодому мужчине. Слегка похлопал его по плечу и с иронией в голосе произнес:

─ Спасибо за откровенность, Андрей Петрович, еще раз спасибо… Быть чиновником в посольстве, конечно, очень хорошо. Еще лучше, когда жена под боком… Но, ведь бывают, Андрей Петрович, ситуации куда посложнее…

Рокотов слегка привстал со стула и с недоумением посмотрел на мужчину в драповом пальто. Он вновь терялся в догадках о предстоявшем ему задании. Митрофанов же, наоборот, вел себя очень спокойно. Словно не замечал вновь прихлынувшего волнения к офицеру. Возможно и замечал, но не придавал этому особого значения. Он сделал пару шагов к столу, затем резко повернулся и очень серьезно подытожил:

─ Андрей Петрович, о руководящей роли партии ты, пожалуйста, не переживай… Она тебя всегда будет опекать, особенно в наших посольствах за рубежом…

Слова опытного коммуниста прибавили оптимизма Андрею Рокотову. Он не хотел упускать возможности козырнуть своей преданностью идеалам партии и славным вооруженным силам. Он улыбнулся, и сделав серьезное выражение лица, с некоторой долей пафоса в голосе, произнес:

─ Товарищ полковник, я сделаю все возможное, чтобы оправдать ваше доверие… Доверие нашей партии…

На этот раз пустозвонство главного идеолога мотострелкового полка, в котором было более двух тысяч человек, в какой-то мере задело Митрофанова за живое. Он на реплику офицера ничего не сказал, лишь утвердительно кивнул головой. Затем направился к столу, опустился в кресло. Призадумался. В голове седовласого мужчины почему-то мельтешили довольно невеселые мысли. Работа разведчика, особенно в экстремальных точках, требовала не только преданности идеям партии, но и настоящей борьбы за свое выживание, в первую очередь, физическое. Полковник не понаслышке знал, что ради выполнения указаний из Москвы многие из советских разведчиков отдали свои жизни. Кое-кто перешел на сторону классового врага… При этой мысли он слегка улыбнулся. Его подопечные никогда не подводили…

Доверительный разговор между полковником и капитаном продолжался еще минут десять, не больше. Вербовщик из Москвы не сомневался, что молодой мужчина с голубыми глазами и со смуглым лицом осенью этого года окажется в Москве. Затем его направят в Афганистан. В дружественной стране было неспокойно…

Прощание было несколько трогательным. Вербовщик по-отцовски обнял своего кандидата и крепко пожал ему руку. Затем очень серьезно произнес:

─ Андрей Петрович, я тебя с ответом не тороплю… Идти в наше заведение ─ значит посвятить себя служению родине, отдавать себя без остатка…

Поистине собачья преданность молодого офицера придавало полковнику больше энергии для откровения. Он продолжил:

─ Андрей Петрович, сейчас иди домой или погуляй по городу… Не мешало бы позвонить и Алле Ивановне… Она должна знать решение своего мужа…

Рокотов почти не слушал наставления гостя из Москвы, который за время беседы стал ему не только знакомым, но и очень близким человеком. «Служака» витал в облаках, находился в плену грез. Быть политработником дивизионного или армейского звена он уже не хотел. Он хотел большего, жаждал государственных масштабов. Перед тем, как он закрыл дверь, до него донесся голос:

─ Андрей Петрович, завтра утром я жду твоего телефонного звонка… Даешь согласие ─ твое личное дело идет дальше…

Рокотов лихо щелкнул каблуками своих полуботинок и очень уверенно сказал:

─ Товарищ полковник, я все понял… До скорой встречи в Москве…

Вскоре капитан Андрей Рокотов оказался на высоком холме, который находился за пределами части, неподалеку от гражданского кладбища. Он снял шинель и шапку, присел на валун, округлый камень. Затем прислушался. Тишина стояла гробовая. Лишь изредка она нарушалась человеческими голосами или лаем собак, исходившим из различных частей небольшого селения. Наслаждаться тишиной или свежим воздухом молодому мужчине не предстояло. Он тотчас же окунулся в мир собственных размышлений, притом очень серьезных.

Ему предстояло определить не только личную жизнь, но и жизнь жены, которую он полюбил с первого взгляда, еще будучи курсантом…

Молодые люди встретились в одной из деревень Новосибирской области. Шестая рота заготавливала картофель для училища. Андрей зашел в сельский магазин. Купил целый ящик ситро для взвода. Едва он вышел, как встретил двух девушек. Они стояли возле входа и лакомились мороженым. Познакомились. В этот же вечер он попросил адрес у симпатичной девушки Аллы, которая запала ему в сердце. Она училась в медицинском институте…

Прогулка офицеру удалась. Он пришел к единому решению. В престижную академию идти надо. Он кое-что уже о ней знал. Многие из ее выпускников работали под эгидой каких-либо советников или атташе за границей, жили неплохо. Желание поступать в политическую академию у Рокотова отпало, отпало навсегда. Он все еще сомневался, что главный политшеф дивизии подпишет ему рекомендацию. В разведчики же ему путь был открыт, благодаря полковнику Митрофанову.

Звонить жене в Россию он посчитал бессмысленным занятием. Алла, наверняка, была у кого-нибудь в гостях. Сделать прямой звонок из Вале было невозможно. Надо было ехать в районный центр Ахалцихе и на телефонной станции заказывать переговоры. На это уходило пару часов, как минимум. Состоится разговор или нет, бабка надвое сказала. И еще. Разница поясного времени с Новосибирском составляла пять часов…

Первые вечерние сумерки уже опустились на землю, когда Андрей Рокотов вышел на главную улицу города. На пути повстречался с капитаном Виктором Еникеевым, начальником солдатского клуба. Мужчина среднего роста, едва поравнявшись со своим шефом, быстро протянул ему руку и скороговоркой произнес:

─ Андрей Петрович, наш мотострелецкий полк весь стоит на ушах… Особенно наше бабье… Все только и говорят о том, что наш замполит вскоре уедет в Москву…

Рокотов замедлил шаг, затем очень внимательно посмотрел в глаза рано поседевшего офицера. Еникееву было далеко за тридцать лет и относился он к «задвинутым». После окончания Омского высшего общевойскового командного училища пять лет сидел на взводе. Затем подался на партполитработу, начальником клуба. И здесь он особого рвения не проявлял. Рокотову частенько приходилось разыскивать капитана, который отмечался на разводе, потом исчезал в неизвестном направлении.

Он тепло поздоровался с офицером, приостановился, и очень спокойно отпарировал:

─ Говорят, что в Москве кур доят… Пошли… и ничего не нашли… Так ли я говорю, Виктор…

Еникеев на народную присказку своего шефа отреагировал не сразу. Призадумался. Он знал, что капитан Рокотов уже прошел медицинскую комиссию для поступления в военно-политическую академию. В том, что этот очень умный и инициативный офицер сдаст экзамены, он не сомневался. О молодом немце, едва он переступил КПП части, заговорили в первый день, еще точнее, в первый же час. Офицеры управления полка сдавали огневую подготовку. Новенький сразу же попал с корабля на бал. Все три мишени поразил с первой очереди. Еникеев боекомплект израсходовал до последнего патрона, получил неуд. Причиной этому была вчерашняя попойка. Его рука тряслась, словно у паралитика, мушка прицела почему-то уходила в сторону. Иногда Еникеев приходил на службу трезвым, и сразу же оказывался в кабинетах воспитателей. Он и сам прекрасно понимал, что алкоголь не только вредил его военной службе, но и начисто разрушил его семью. Жена с дочерью уже год жила в Белгороде, у своих родителей…

Виктор страшно завидовал новенькому, который побывал в ГСВГ. Социалистическая Германия была голубой мечтой для всех офицеров Советской Армии, настоящим земным раем. Ему же, начальнику клуба, ничего не светило, ни раньше, ни сейчас. Оставалось одно утешение и радость ─ проводить свободное время за кружкой пива. И на этот раз он держал путь в забегаловку. Слегка взяв начальника под руку, Еникеев еле слышно прошептал:

─ Петрович, я знаю что тебе дали время для раздумья… Думать никому не запрещено, как и расслабиться после тяжелой службы…

Предложение офицера посетить шашлычную и выпить пива, Рокотов категорически отверг. Он никогда не был в «злачушниках», так жены офицеров называли питейные заведения. Он не был здесь еще и потому, что считал неприличным для себя «глушить» пиво или вести разговор с полупьяными подчиненными, особенно с прапорщиками. Кое-кто со звездами напивался до чертиков и засыпал за столом или под столом.

Еникеев все-таки настаивал на своем. Он хотел сегодня и именно сейчас посидеть за столиком и неспеша потянуть прохладное пиво. И не только поэтому. Он хотел окунуться в поток свежих новостей и сплетен, которыми жил в этот вечер мотострелковый полк. Первая состояла в том, что капитан Рокотов , без всякого сомнения, навострил лыжи в предложенную ему академию. Вторая новость также была немаловажной. Утром неожиданно для всех появился майор Хомуло. Он вернулся из Демократической республики Афганистан, где находился в командировке. Офицеры все без единого понимали, что это означало. Понимал это и Рокотов. О майоре Хомуло он мало знал, однако предложение Еникеева встретиться с офицером за кружкой пива, он категорически отверг. Не сломила его и информация о том, что Хомуло совершил подвиг и во время боевой операции получил ранение. Он лениво козырнул и ускоренным шагом двинулся по улице, в конце которой стоял офицерский дом. Крупнопанельный трехэтажный дом, стоявший на горе, по-настоящему нельзя было назвать жильем. Кое-кто из офицеров свою необустроенность объяснял просчетами строителей. Сначала дом предназначался для жителей города. Внезапно обостирвшаяся международная обстановка вынудила огромную страну укреплять свои границы, в том числе и на юге. Недостройку передали в руки военных…

Многоквартирное строение не могло противостоять капризам природы. Не лучшим было жилье и у капитана Рокотова, особенно зимой. Небольшие металлические батареи едва теплились. Во время дождей то и дело промокали углы. До дома оставалось метров триста, как из магазина, стоявшего у дороги, вышел офицер, он сильно прихрамывал на правую ногу. Рокотов внимательно пригляделся. Это был мужчина лет сорока пяти, даже чуть больше. Его поразили размеры этого человека. Он был почти двухметрового роста, плечи его были широкими и чем-то напоминали плечи фараонов, лежавших в гробницах.

Поравнявшись, офицеры почти одновременно приложили руки к головным уборам и обменялись рукопожатиями. Рокотов сразу же почувствовал огромную физическую силу незнакомого ему майора. Он первым и заговорил:

─ Если я не ошибаюсь, передо мною стоит майор Хомуло… Правильно я сказал, товарищ майор…

Здоровяк тут же обменялся подобной репликой, только с небольшим дополнением:

─ Если я не ошибаюсь, то я вижу капитана Рокотова… Моя жена о нем уже почти все уши прожужжала.. Даже забыла о муже, который скитался по горной стране Афганистан, выполняя интернациональный долг…

Доселе неизвестный человек мгновенно заинтриговал Рокотова. Жажда общения, жажда новой информации взяли свое. Он пригласил «афганца» к себе в гости. Майор тотчас же согласился. Офицеры жили в одном доме, только в разных подъездах. Рокотов жил на втором этаже в первом подъезде, Хомуло ─ в третьем. Гость не стал рассматривать достопримечательности двухкомнатной квартиры. У хозяина, как и у него, шикарной мебели и дорогостоящих ковров не было. Хомуло двадцать лет прослужил в Вале, попал сюда после окончания артиллерийского училища. В центральной части России или за Уралом не служил. Не служил и за пределами большой страны. Отпуск проводил в Сочи или в Адлере. В этих курортных городах жили его близкие родственники. Три года назад ему предложили ответственное задание. Он без всякого колебания согласился. Хотел перед пенсией получить повышение или очередное воинское звание. До этого все звания «задерживались» от шести месяцев до двух лет, хотя документы отсылали в штаб округа вовремя. Партийная характеристика была всегда чистой, но, увы. Кто-то ему мешал…

Во время собеседования в штабе округа полковник обещал бесперспективному офицеру почти все и вся. Хомуло молчал, лишь утвердительно кивал головой. Изредка прикладывал руку к своей груди. Его сердце сильно щемило. Надя, его жена целую ночь плакала. Боялась, что ее любимый Ванечка погибнет на чужой земле…

Рокотов быстро накрыл на стол и предложил тост за знакомство. После первой рюмки русской водки мужчины разговорились. Затем выпили еще и еще… Было уже далеко за полночь, когда гость покидал квартиру гостеприимного хозяина. Перед самым уходом Хомуло обнял Рокотова, и крепко прижав его к своей груди, очень серьезно произнес:

─ Андрюха, прислушайся к моему голосу… Насчет предложенной тебе академии очень серьезно подумай… Мы дети рабочих и крестьян служили и будем служить пушечным мясом на полях битв еще многих стран мира. И притом еще очень долго… Затем, помахав пальцем перед носом хозяина, с некоторым сарказмом подытожил:

─ Это нам, дуракам, бездарные политики рассказывают сказки под различными соусами… Так, что, мой дружище, еще подумай, хорошо подумай…

Рокотов, едва закрыв дверь за интернационалистом, мгновенно плюхнулся в кровать. В его голове страшно шумело. Шумело не столько от спиртного, сколько от нервных переживаний. Неожиданная встреча с майором Хомуло была ему только на пользу. За пару часов откровенного разговора с опытным офицером в его душе произошел надлом. Он был таким сильным, что он все больше и больше приходил к неординарным мыслям, которые никогда доселе не посещали его голову. Вскоре он погрузился в пелену сна…

Капитан Рокотов проснулся и сразу же посмотрел на будильник. Он показывал ровно девять часов утра. Митрофанов просил его позвонить ровно в восемь. От внезапно нахлынувшего страха у мужчины учащенно забилось сердце, повлажнели руки. Он быстро выпрыгнул из постели и рванулся к телефону, стоявшему на тумбочке в коридоре. Затем с отчаянием принялся листать справочник. К его удивлению, номера гостиницы в нем не оказалось. Он чертыхнулся и позвонил дежурному по части. Он также не знал номера. Выручила Рокотова Надя Артян, полковая телефонистка. Она буквально через пару минут позвонила ему на квартиру и связала его с гостиницей. Из трубки раздался женский голос:

─ Товарищ Митрофанов покинул гостиницу полчаса назад… Каких-либо других справок мы не даем…

Рокотов моментально обмяк и медленно опустился на пол. Его мечта стать профессиональным разведчиком, военным дипломатом в сей миг улетучилась, улетучилась навсегда. Митрофанов в своей беседе четко ему сказал. Второй возможности поступить в престижное военное заведение никому не давали…

Молодой мужчина некоторое время сидел, сидел без движений. Из его глаз текли слезы. Почему он плакал, он и сам еще до конца не понимал. Не быть разведчиком, может ему сам Бог не дал. Не исключал он и того, что он лично сам, как человек сделал очередную ошибку в своей жизни…

1979 год. 22 февраля. Четверг. Бессоная ночь дала о себе знать. Рокотов пролежал в постели до тех пор, пока его не пригласили на завтрак. Согласно личному плану, он хотел сегодня более основательно познакомиться не только с особенностями столовой, но и с теми, кто здесь кушал. Само помещение каких-либо недоумений у него не вызвало. Почему столы и стулья не двигались, ему уже было известно. Между двумя рядами небольших столиков, у противоположной стены от входа стоял продолговатый стол, раздаточная. На нем стояли металлические бачки, в них были первое или второе блюда. Утром и вечером стоял один бачок, днем два. Здесь же, на столе стояли чайники, в них был чай или компот. Больные лично сами подходили к раздаточной и получали пищу. Небольшие кусочки масла, а также хлеб на столы приносила раздатчица тетя Маша. Прием пищи контролировался «синявками», так про себя окрестил Рокотов дежурных. Свои обязанности они выполняли слаженно и четко. Один стоял возле раздатки и строго следил за черпаком. Неписаные законы дедовщины или землячества в это время напрочь отметались. Уравниловка существовала как для солдат, так и для офицеров. Другой дежурный прохаживался между столами и бдил за едоками.

Едва Андрей вошел в столовую, у него тотчас возникла мысль поближе познакомиться с тетей Машей. Он подошел с тарелкой к женщине, и слегка улыбнувшись, произнес:

─ Ну, чем сегодня нас накормит закавказская кухня?

Затем несколько с театральной позой добавил:

─ Тетя Ма-ша-а-а, я бы хотел…

Он внимательно посмотрел на физиономию раздатчицы и тут же осекся. Женщине было лет под сорок, может даже и чуть за тридцать. Небольшая разница в возрасте на какое-то мгновение вывела мужчину из равновесия. Он проглотил в себя непонятно почему появившуюся слюну и неестественно улыбнулся. Затем постучал рукой по тарелке, и словно ничего не произошло, продолжил:

─ Маша, а сколько мне как больному полагается гречневой каши по утрам? Я ведь еще и офицер нашей Советской…

Он вновь осекся. На этот раз причиной этому был не возраст женщины, а ее пронзительный взгляд, вобравший в себя столько ненависти и презрения, что у психа невольно отпало желание не только знакомиться, но и кушать. Он слегка покраснел, и хмыкнув себе в кулак, развернулся и неспеша побрел к своему столу. Он сидел за ним один. Соловьева утром выписали. Внезапно его кто-то слегка хлопнул по плечу. Он обернулся и увидел перед собою раздатчицу Машу, физиономия которой была в той же позе, что и пару минут назад. Поставив перед мужчиной тарелку с кашей, женщина недовольным голосом пробубнила:

─ Товарищ Рокотов запомните одно… В этом заведении все равны, в том числе и перед моими бачками…

После этих слов она приняла гордую осанку, и словно петух перед боем со своим соперником, направилась к раздаточной. Она так быстро улетучилась, что Рокотов не успел ее даже поблагодарить за услугу. Он посмотрел ей вслед, слегка поерзал на стуле и принялся кушать. На какие-то мгновения он отрывался от пищи и вглядывался в тех, кто сидел в зале. Едоки, все без исключения, сидели «по-стандарту». Головы были опущены, друг другу в глаза не смотрели. Кушали молча, челюстями двигали очень медленно… Вникать в духовный мир психов Андрею сейчас не хотелось. Это было бессмысленно и бесполезно. В том, что и сидевшие за столами, считали его также психом, он нисколько не сомневался. Он сжался в единый комок и опустил голову вниз, затем помешал гречневую кашу в тарелке. Кушанье из варенной крупы было сухое и неаппетитное.

В том, что здравомыслящий мужчина по фамилии Рокотов относился к психам, он убедился тут же, как только оказался в туалетной комнате. Она состояла из небольшого умывальника и самого туалета. В умывальнике находилось несколько человек, все они брились. Брились электрическими бритвами, и словно истуканы, смотрели на узкое и одновременно довольно продолговатое зеркало, которое было глубоко впрессовано в стену. Андрей кисло улыбнулся. И здесь все предусмотрено, чтобы психи не разбили стекло и не поранили себя или друг друга. Он внимательно всмотрелся в зеркало. Его физиономия была почему-то расплывчатой и угрюмой. Он включил бритву и очень медленно стал водить ею по своему явно исхудавшему лицу. И чуть было не остолбенел. Позади него стоял сержант Георгадзе. Глаза мужчин на какой-то миг встретились и разбежались…

В это же утро капитан Рокотов прошел свое первое медицинское обследование. Началось оно с азов. Сначала Колесников посадил его на стул и попросил раскрыть рот. Просьба врача вызвала у больного усмешку, но он подчинился. Он слегка приоткрыл рот и с безразличным видом уставился на мужчину в белом халате. Медику показалось, что рот пациента, в котором находилось два ряда белых ровных зубов, недостаточно открыт. Он попросил сидевшего еще шире его открыть. На этот раз псих исполнил просьбу майора очень охотно. Он раскрыл рот на сколько это было возможно и почти одновременно вывалил наружу свой язык. Детская шалость офицеру понравилась. Он улыбнулся и с большим вниманием осмотрел язык. Каких-либо особенностей на подвижном мышечном органе в полости рта, воспринимающим вкусовые ощущения и участвующим в артикуляции, у Рокотова не было обнаружено.

И все остальные просьбы врача он с удовольствием выполнял. При этом он то и дело улыбался. Кое-что ему даже нравилось. Он очень прилежно бегал своими глазами за худощавой рукой старшего офицера, в которой был небольшой металлический молоточек с резиновым набалдашником. Этим же молоточком врач постучал по его коленям, ноги неестественно вскакивали. Рокотов получал от этого определенное удовольствие. Эти приемы ему были уже давно известны. И не только ему.

К удивлению Рокотова дальше его ожидала новинка. Колесников поставил его возле стула, сам же отошел на несколько метров в сторону. Затем попросил пациента закрыть глаза. Вскоре до него донесся едва слышный голос:

─ Вы слышите меня… Я сейчас Вам говорю ─ раз, два, три… Что сейчас слышите, товарищ капитан?

Доселе неизвестная методика определения слуха сначала вызвала замешательство у Андрея. Он невольно подумал, что у мужчины с погонами поехала крыша. Однако тут же успокоился. Вступать в какие-либо козни или перипетии в этом заведении было бесполезно. Он улыбнулся и слукавил. Он почти прокричал:

─ Никак нет, товарищ майор медицинской службы… Повторите еще раз, повторите еще раз, товарищ майор…

Вскоре опять донеслось:

─ Вы слышите меня, капитан? Я еще раз повторяю… Вы слышите меня?… Я майор Колесников… Я майор Колесников…

Рокотов не кривил душой, что на этот раз он едва улавливал голос офицера, который то приближался к нему, то удалялся. Он слегка вздохнул и открыл глаза. Затем указательными пальцами обеих рук принялся ковыряться в ушах. И в этот же момент в комнате погас электрический свет. Пациент насторожился и затаил дыхание. Возникшая ситуация была неординарной. Вскоре вновь раздался знакомый голос:

─ Я даю вводную… Вы слышите меня, Рокотов Андрей Петрович? Даю вводную… За вашей спиной раздаются шорохи, шорохи, шо-рроо-о-хи… Вам, кажется, что кто-то с Вами разговаривает, кто-то разговаривает… Вы слышите меня?

Рокотов в прямом смысле навострил уши. Его попытка хоть что-либо понять в этом словесном каламбуре ни к чему не приводила. Он стал нервничать, все еще не понимая, что в конце концов хочет от него военный медик. Да и причем здесь темнота, человек слышит независимо от времени года или света. Он сделал пару шагов вперед и в этот же момент услышал своеобразный щелчок. Он слегка вздрогнул и посмотрел в сторону двери. Колесников стоял возле выключателя и широко улыбался. Недоуменное выражение лица пациента у врача особой тревоги не вызвало. Он, потирая руки, с нескрываемой радостью произнес: