Человек без маски

─ Товарищ новенький… Просыпайся, останешься голодным… Голодать надо с умом, без ума голодать ─ комедия…

Рокотов и на этот раз не реагировал, продолжал лежать. Он слегка вздохнул, когда неизвестная, притом наглая «муха» зашаркала ногами в сторону коридора. Он слегка скинул одеяло на уровень плеч и приложил руку к своему лбу. Закрыл глаза и тяжело вздохнул. Лоб был страшно горячий, словно раскаленный утюг. В висках стучало и сильно давило. От чего появились боли, лежачий и сам толком не знал. Возможно от душевных переживаний или от сквозняков, которые гуляли в автобусе. Кое-кто из пассажиров не выдерживал спертого воздуха и открывал окна или воздушные задвижки на крыше салона.

Через некоторое время к Рокотову опять кто-то подошел. На этот раз его не толкали в плечо и не пугали голодом. Он услышал:

─ Товарищ капитан, я сержант Георгадзе… Я дежурный по отделению…

Офицер не среагировал. Продолжал лежать с закрытыми глазами. После сиеминутного молчания донесся все тот же голос, но уже более уверенный:

─ Товарищ капитан, подполковник Дрогов ждет Вас у себя в кабинете в десять часов утра…

Новенький с неохотою открыл глаза и очень медленно повернул голову в сторону, откуда только что раздался звук голоса. Неподалеку от его кровати стоял высокий молодой человек, одетый в халат синего цвета. Андрей некоторое время лупал глазами. Он все еще не понимал, почему солдат был такой мордоворот и к тому же в синем халате. За всю жизнь он всего пару раз был в медицинских учреждениях, никто из обслуги не ходил в подобном одеянии. Заметив удивление на лице новенького, Георгадзе встал по стойке «смирно», и словно на военном параде, протараторил:

─ Товарищ капитан, Вам необходимо переодеться… Начальник отделения в военной форме одежды никого не принимает…

Капитан указания дежурного пропустил мимо ушей. Ему и так было давно известно, что больные должны иметь специфическую одежду. Он быстро сбросил с себя одеяло, встал и неспеша оделся. Саквояж, полупальто и фуражку взял в руки. Затем он последовал за «синим халатом». В голове офицера внезапно появилась неординарная мысль, которую он подхватил стремительно, почти слету. Он решил следовать ей до самого окончания пребывания в госпитале. Его кредо заключалось в следующем. Гвардии капитан Рокотов в этом заведении никому не мешает и ему никто не должен мешать. Искать правду, особенно в психушке, равносильно бегать по стенам или по потолку. Делать первое, он считал не только бессмысленным, но и опасным занятием. Делать второе он не мог по причине своей физической немощи…

Мужчины вышли из спального помещения, затем прошли по коридору и вскоре оказались в небольшой каморке. В отличие от вещевого склада, где капитану приходилось частенько бывать, здесь не было ни обмундирования, ни нательного белья, ни кожаных офицерских ремней. На двух полках лежала «психическая» одежда для больных ─ пижамы, все они были коричневого цвета. На третьей полке находилось несколько стопок с полотенцами. В этой же комнате стояло два деревянных шкафа, в них складировалась военная форма больных. Георгадзе внимательно окинул взглядом, стоявшего рядом с ним мужчину, и вытащил из стопки сначала брюки, затем куртку. Рокотов неспеша примерил одежду.

Она, к его удивлению, оказалась ему впору. Заметив улыбку на лице офицера, неофициальный каптенармус весело произнес:

─ Товарищ капитан, я на складе еще до армии работал, работаю и сейчас… Не переживайте, я никогда ошибок не делал…

Затем слегка похлопал себя по груди и с нескрываемой гордостью продолжил:

─ Мои начальники всегда меня в пример ставили…

Рокотов на хвастовство молодого грузина не среагировал. Он быстро снял с себя офицерскую форму и тут же облачился в коричневое одеяние. Затем руками стал его щупать, проверял качество. «Роба» и на самом деле была новой, от нее исходил особый специфический запах. Георгадзе, уловив заметное оживление пациента, подошел к нему и еле слышно прошептал ему на ухо:

─ Товарищ капитан, я выдаю хорошим людям только новое… Этому меня учила моя бабушка Сулико, учил этому и мой отец…

Новенький не удержался. Он положил руку на плечо сержанта, и слегка покачивая головой, с улыбкой произнес:

─ Молодец, Георгадзе, правильно делаешь и правильно говоришь… Гвардии капитан Рокотов неплохой человек. Я думаю, что мы с тобою в этом спецзаведении найдем общий язык…

Внимание начальника к собственной персоне дежурному сильно понравилось. Он широко улыбнулся и разоткровенничался:

─ Товарищ капитан, я думаю, что Вы не бандит и не убийца… Хотя подобные у нас есть…

После этих слов он очень внимательно посмотрел на офицера. Рокотов на его реплику не ответил, промолчал. Ему сейчас не хотелось заводить речь о обитателях психушки. К тому же, он еще не знал, чем «дышит» эта мощного телосложения детина. В том, что он мог быть подставной уткой начальника отделения, он не исключал. Он улыбнулся, и пожав сержанту руку, произнес:

─ Правильно делаешь, товарищ Георгадзе… Капитан Рокотов ─ боевой офицер. Он не должен ходить даже в этом заведении в потертых брюках… Спасибо тебе, каптенармус…

Затем, лихо приложив руку к своей голове, он вышел из комнаты. Направился в столовую. Чувство голода Андрей испытывал давно, еще ночью. Что-либо покушать в столь позднее время, он не надеялся. Однако ему повезло. В столовой, которой служила довольно просторная комната, сидело человек пятнадцать – двадцать, не больше. Вошедший медленно повел глазами по сторонам. Все места были заняты. Лишь за небольшим столиком, стоявшим рядом с раздаточной, имелось свободное место. За ним сидел мужчина и очень лениво пережевывал пищу. Рокотов подошел к столу, кивнул головой и на мгновение замер. В сидевшим он признал коротышку, который совсем недавно приглашал его в столовую. Узнал его и худощавый. Он криво усмехнулся, и резко выбросив указательный палец в сторону офицера, с нескрываемым злорадством произнес:

─ Ну, вот, салага, я же тебе говорил, что голодать надо с умом… Я же говорил, салага…

Панибратство коротышки у Рокотова вызвало негодование. Он все еще стоял и не знал, что ему делать дальше. Желание стукнуть прапорщика по физиономии, он откладывал на задний план. В том, что мужчина, лениво двигающий челюстями, прапорщик, он не сомневался. Не сомневался, несмотря даже на то, что тот был одет в подобную робу, что и он. Не нравились офицеру и его желто-темные зубы, которые он оскаливал во время разговора.

Вскоре произошло нечто непредсказуемое. Коротышка сильно постучал по столу кулаком и зычным голосом прокричал:

─ Я прапорщик Соловьев… Почему на моем столе нет русской водочки? Почему нет моей водочки?…

Ехидно улыбнувшись, он перевел взгляд в сторону раздаточной, где стояла женщина в белом халате. Затем медленно покрутил головой по сторонам и истерически завопил:

─ Где моя водочка? Где моя жена Машка, которая страшно меня любит?…

Рокотов на дурачество коротышки не прореагировал, он лишь слегка стиснул зубы и незаметно присел за стол. Тут же к нему подошла женщина в белом халате и поставила перед ним металлическую тарелку с картофельным пюре и с небольшим куском жареной рыбы. Андрей слегка опустил голову вниз, принюхался. Приятный запах жаренного возбудил в нем сильный аппетит. Он почти автоматически протянул руку к центру стола и тут же несколько опешил. Вместо вилки на столе лежала ложка, и та была почему-то с тупым концом. Он невольно повернул голову в сторону соседа. Соловьев, лениво уплетая за обеи щеки картофель, еле-слышно пробубнил себе под нос:

─ Товарищ начальник, береги свои нервы… Здесь особые условия труда и службы… Как видишь, салага, здесь даже нет моей любимой водочки…

Ответ соседа не удовлетворил новенького. Он приподнял голову и внимательно присмотрелся к тем, кто принимал пищу. В руках у них вместо вилок были ложки. В центре каждого стола стояла металлическая тарелка с нарезанными кусками хлеба. Неподалеку от нее стояли кружки с компотом, они также были из металла. Рокотов вздохнул и принялся кушать. Доверительного разговора во время завтрака у мужчин не получилось.

Прапорщик Соловьев первым забросил удочку для общения. Облизав ложку, и от удовольствия пару раз щелкнув языком, он пригнул голову вниз, словно кого-то боялся, затем прошипел своему соседу:

─ Слушай меня, салага… Я сегодня покидаю этот дурацкий балаган… Жена соскучилась по мне, она меня уже давно в постель зовет… ─ Затем, почти вплотную прильнув к офицеру, он с ехидцей прогнусавил. ─ Ну, а ты, вояка, по какой линии сюда прибыл? По пьяни или по разбою?

Коротышка на этот раз «достал» Рокотова окончательно. Он привстал из-за стола, и схватив рукой мясистый нос прапорщика, со злостью сквозь зубы процедил:

─ Ты, дебил в погонах… Запомни, что я не салага, а капитан Советской Армии. Это, первое… Второе, катись быстрее к жене или в родную часть, пока я тебя не удушил…

Стиснув зубы, он резко отпрянул от худощавого и тут же выпустил из руки его нос. Затем ринулся в туалетную комнату. Несколько капель светло-темной жидкости, оставшиеся на ладони, вызывали у офицера отвращение. Он открыл кран, и закрыв глаза, подставил обеи руки под струю воды. Некоторое время он не мог успокоиться. Сказалась стычка с Соловьевым. Желание найти его и по-настоящему врезать ему по физиономии у Рокотова то появлялось, то исчезало. За время службы он довольно часто попадал в подобные конфузы с «прапорами». Его ротный старшина Корольков имел грех ─ тащил из роты все, что попадалось ему под руки. В батальоне у двух прапорщиков был другой грех ─ пили. Поглощали все, что кружило голову. Иногда останавливали местных немцев и просили у них денег. Никто не отказывал…

В спальное помещение Андрей пришел где-то через полчаса. Все больные находились в горизонтальном положении. Гробовая тишина вызвала у новенького удивление. Он присел на табуретку и окинул взглядом соседнюю кровать, она была незанятой и застелена синим одеялом. Офицер невольно усмехнулся. Синий цвет в постельном деле был самым любимым в Советской Армии. Одеяла синего цвета были в военном училище, были они и в Группе советских войск в Германии. Были они и здесь, в 13 отделении госпиталя № 367 Закавказского военного округа.

Неподалеку от окна, напротив, стояла другая кровать, также незанятая. Скорее всего, обе кровати были приготовлены для очередных больных. Рокотов невольно поерзал на табуретке, затем привстал и попытался придвинуть ее поближе к своей кровати. К его удивлению, сиденье на четырех ножках оставалось неподвижным. Он принапряг силы. Деревянное изделие и на этот раз стояло на месте. Он с недоуменным выражением лица наклонился вниз, присмотрелся. От увиденного невольно засмеялся. Ножки табуретки были прикручены к полу, с помощью специальных едва заметных металлических пластинок. После этого у офицера уже сомнений не было. Министерство обороны СССР, да и не только оно одно, вся страна боялась психов, которые из-за своей головы могли сотворить что-то опасное не только соседу по психушке, но и власти. Стиснув зубы, он подошел к своей кровати и обеими руками схватился за металлическую дужку, затем резко дернул ее в сторону. Длинная рама с ножками и двумя боковыми спинками не шелохнулась. Подобное он сделал и с тумбочкой, она также не двигалась.

От внезапного шока Рокотов прилег на кровать и закрыл глаза. Он все еще не понимал специфические особенности заведения, в которое его насильно упрятали. Вскоре он открыл глаза и приподнял голову, бросил взгляд на окно, которое было напротив его кровати. От увиденного вновь заскрипел зубами. Прозрачный твердый материал, получаемый из кварцевого песка и окислов ряда металлов, снаружи был обрешечен заграждением из металлических прутьев. Бытовой и столовый «сервис» не прибавили настроения армейскому политработнику. Он уставился на потолок и некоторое время смотрел на белое полотно. Оно, к его удивлению, было без решеток…

Рокотова вызвали к начальнику отделения ровно в десять часов утра. За ним пришел все тот же Георгадзе. Эдик, так звали сержанта сопровождал его до самого кабинета Дрогова. На приветствие вошедшего начальник не среагировал. Он что-то еле слышно буркнул себе под нос и показал рукой на майора медицинской службы, который сидел на стуле и внимательно наблюдал за поведением новенького. Офицер слегка приподнялся, и протянув руку пациенту, представился:

─ Майор Колесников Алексей Михайлович… Я буду у Вас лечащим врачом…

Рокотов, соизмерив глазами мужчину, которому было за сорок лет, без всякого желания ответил на его рукопожатие. Затем он слегка насупился и опустил свои глаза. Он все еще не понимал, как его совершенно здорового человека кто-то и от чего-то будет лечить. Мало того. Обстановка, царившая в специальном заведении, необъяснимые меры предосторожности в столовой, и особенно металлические решетки на окнах, очень сильно бередили его душу. Он, молодой человек, которому всего-навсего было двадцать семь лет, все еще был в недоумении, почему он должен проходить обойму каких-то специальных наказаний или лечений лишь за то, что он не всегда мыслил и действовал, что предусматривали циркуляры. В черепной коробке Андрея Петровича Рокотова никогда не было какой-либо крамолы. У него была единая цель и обязанность ─ честно и добросовестно служить Родине…

Колесников кивнул головой своему начальнику, который уже кому-то звонил, и вышел из кабинета. Рокотов последовал за ним. Офицеры сначала прошли по узкому коридору, затем оказались в кабинете. Изысканной обстановки в нем не было. В самом углу комнаты стоял письменный стол с небольшим светильником на высокой подставке. Позади стола, на стене на специальных крючках висела книжная полка с медицинскими справочниками, другой литературой. Возле двери лежал картонный ящик, скорее всего, для мусора. Врач кивком головы пригласил пациента присесть на стул, стоявший неподалеку от окна. Он было единственном в кабинете. Сам же сел в кресло, за письменный стол. Затем из небольшой стопки бумаг, лежавших прямо перед его носом, он вытащил папку синего цвета.

Рокотов не удержался, невольно улыбнулся. Без знакомого ему «досье», медицина не могла его лечить. Прочитав бумаги, майор поднял указательный палец кверху и с улыбкой воскликнул:

─ Постой, постой, Андрей Петрович… Я чуть было не забыл… А где твоя медицинская книжка? При тебе? Или ты ее в своей части оставил?

Рокотов кисло улыбнулся и со вздохом еле слышно пробормотал себе под нос:

─ Я, товарищ майор, всегда ношу ее только с собою. Она для меня как неоспоримое доказательство, что я все-таки здоровый человек…

Врач с удивлением посмотрел на пацинета, немного приподнялся с кресла и с явно недоуменным выражением лица переспросил:

─ Как это следует понимать, товарищ капитан? Ты считаешь, что здорового человека можно сделать больным?

Ярко выраженное притворство медика или просто его игра в выкрутасы в сей миг вывела новенького из себя. Он сильно стиснул зубы, и с явным пренебрежением к сидевшей персоне, выпалил:

─ Я все прекрасно понимаю, товарищ майор медицинской службы… Здоровый человек, то есть я, капитан Рокотов Андрей Петрович не должен сидеть в психиатрической больнице… ─ Переведя дух, он продолжил. ─ Я уже повторял, повторю еще раз, повторю и сотню раз… Я не должен здесь сидеть, не дол-жен…

Затем он быстро встал со стула и направился к выходу. Перед дверью остановился, и сжав кулаки, со злостью прошипел:

─ Я принесу медицинскую книжку, она в моем саквояже… Я всегда ее, особенно сейчас, берегу… ─ Перед тем, как закрыть за собою дверь, он добавил. ─ Я буду очень рад, если сегодня же окажусь в моем мотострелковом полку…

Рокотов вернулся в кабинет лечащего врача очень быстро. Ему повезло, Георгадзе в это время был в каптерке. Колесников с нескрываемым интересом открыл медицинскую книжку своего необычного пациента. Чем больше он углублялся в ее чтение, тем больше его физиономия расцветала в недоумении. Через некоторое время он закрыл книжку, задумался. Затем, слегка покачивая головой, опять ее открыл. Пролистал несколько страниц. Потом поднял голову и очень внимательно посмотрел на довольно симпатичного владельца этого важнейшего документа. Он, как врач, лучше всех знал, что стоила эта небольшая книжечка для офицера, особенно молодого. В ней фиксировались все болячки военнослужащего, от его пеленок до выноса тела.

За шесть с небольшим лет у лейтенанта, потом старшего лейтенанта и молодого капитана со здоровьем все было в полном порядке. Даже все тридцать два зуба были на месте. В разделе «Анамнез» везде стояло одно и то же: не было, не лечился, не отягощена, нет и тому подобное. Отменное здоровье новенького все сильнее подогревало интерес у врача. Он слегка опустил голову вниз, и ткнув пальцем в книжку, громко прочитал:

─ Пункт 9. Вредные привычки: алкоголь, курение и др. Черным по белому написано: не курит, алкоголь употребляет умеренно…

Затем приподнял голову и почти в упор спросил у Рокотова:

─ Ну, капитан, правильно здесь написано?… Согласно этому документу, ты являешься настоящей находкой для наших доблестных Вооруженных Сил…

Почесав рукой левое ухо, майор усмехнулся и с явным недоверием к своему пациенту, произнес:

─ Андрей Петрович, хоть режь меня, но по-моему здесь написана настоящая туфта. Я, честно, этому не верю…

Слегка крякнув, и показав рукой на графин с водой, стоявший на краю стола, он почти на полном серьезе добавил:

─ Ну, ты, как армейский политработник, скажи честно, кто из советских офицеров, я о прапорщиках вообще не говорю, не пьет?

Заметив строгое выражение лица пациента, он еле слышно прошептал:

─ Да, все пьют, как сапожники, особенно в больших дырах, где лишь питейное ремесло спасает нашего брата от сумасшествия… ─ Тяжело вздохнув, он продолжил. ─ Мой друг пару лет назад приехал из Забайкальского военного округа… Там такое творится…

Новенький, к огромному удивлению врача, разговор его не поддерживал. Он стоял мрачный, лишь иногда скрипел зубами. Рокотов не скрывал, что никчемные разговоры медика его сильно раздражали. Ему сейчас казалось, что майор просто-напросто разыгрывал тюльку. Почему медик это делал, он еще до конца не понимал. Ему же лично самому все было понятно. В папке синего цвета все было четко расписано, зачем и почему его направили в окружной военный госпиталь.

Вскоре Колесников в какой-то мере прочитал мысли только что прибывшего на лечение офицера. Он тяжело вздохнул и по-дружески сказал:

─ Ты, уже извини меня, старика, я просто-напросто хотел тебе поднять настроение. Однако, вижу, что тебе сейчас не до цирка… Извини, меня, Андрей…

После этих слов он вновь взял в руки медицинскую книжку. Перевернул пару страниц, и с явным непониманием написанного, произнес:

─ Андрей Петрович… Я вот смотрю в этот архиважный документ и удивляюсь… 17 декабря 1976 года медицина войсковой части полевая почта 83032 определила тебя годным для поступления в Военно-политическую академию имени Ленина. Это же прекрасно…

Хмыкнув себе в кулак, и уставив глаза на пациента, он с улыбкой спросил:

─ И сколько тебе в ту пору годков-то было, сынок…

Панибратство медика, облаченного в белый халат, в конце-концов вывело Рокотова из себя. Он сделал выпад телом вперед, и сжавшись в единый комок, словно ястреб, преследующий свою добычу, со злостью прошипел:

─ Товарищ майор, я прошу, как офицер, придерживаться военной субординации, которая существует в нашей армии, независимо от того, где ты в казарме или лежишь на бабе…

Суровость и в некоторой степени наглость молодого человека в цивильном форме темно-корчиневого цвета не испугали сидевшего в кресле. Наоборот, прибавили ему сил и задора. Колесников привстал, вышел из-за стола и подошел к ершистому. Полуобнял его и с улыбкой произнес:

─ Не обижайся на меня, Андрей, я тебе это почти по-отцовски говорю… Неделю назад мне стукнуло сорок три… Через пару годков уйду на заслуженную пенсию. Я, хотя и врач, но право не знаю, сколько протяну гражданскую лямку…

Сделав кислое выражение лица, он со вздохом продолжил:

─ Родине отслужил честно, отдал двадцать лет… На большее я не способен…

Искренность майора в какой-то мере подкупила Рокотова, его глаза внезапно повлажнели. Он тут же остыл и с большим трудом выдавил из себя улыбку. Он в какой-то мере уже жалел «задвинутого» медика-офицера. Однако от появившегося умозаключения ему лично самому не становилось лучше. Майор через два года получит неплохую пенсию, квартиру и будет у себя на родине ловить рыбу или разводить пчел. У него же, салаги ничего не было и нет. И не будет. Он даже не знал, что произойдет с ним через год, даже через час.

Одновременно он не исключал, что медик ему о своей службе просто-напросто лгал. Прилив грустных мыслей вновь «поставил» его на прежнее место. Он насупился, слегка сжал кулаки. Колесников молниеносную перемену настроения пациента не заметил, а может и не хотел замечать. Он вновь сел за стол, полистал медкнижку и опять с явным недоумением произнес:

─ Андрей Петрович, через два года ты опять прошел медицинскую комиссию, уже в нашем любимом округе и опять положительное заключение комиссии ─ диагноз ─ здоров…

Ткнув пальцем в жирную печать, удостоверявшую написанное, он с некоторым пафосом прочитал:

─ На основании ст. гр. III приказа Министра обороны СССР № 185 – 73 года признан: годен к поступлению в Военно-политическую академию на общевойсковой факультет очного отделения. Председатель ГВВК майор Коновалов.

Дальнейшее поведение врача у «психа» особой радости не вызывало. Наоборот, страшно раздражало. Майор то очень медленно листал книжку, то внимательно смотрел на того, кто стоял перед ним, словно истукан. Показное трюкачество в конце концов медику надоело. Он закрыл книжку и повернул голову в сторону гражданского в коричневом одеянии. Затем, словно мальчишка или первооткрыватель, громко прокричал:

─ Андрей… Я все не понимаю, как наша медицина умудрилась через два месяца признать тебя больным и направить в мое заведение… Скажи-ка мне, на милость…

Рокотов, наблюдая за своим лечащим врачом, молчал. Словно, все то, что происходило и говорилось в этом кабинете, его вообще не касалось. Хотя он не скрывал, что желание открыть свою душу майору у него было. Однако он всеми жабрами сдерживал себя. Не хотел делать очередную ошибку, которая и без этого могла ухудшить его трагическое, даже архитрагическое положение. Чем больше он всматривался в черные глаза военного врача, тем холоднее был его взгляд, тем плотнее закрывалась его душа для тех, кого на этой земле называли людьми, человеками.

Только поэтому он прикусил себе нижнюю губу и очень резко произнес:

─ Товарищ майор, Вы прекрасно знаете, что наша армия по составу ─ рабоче-крестьянская, а ее умное руководство…

Стрельнув холодным взглядом сидевшего в кресле, он ехидно добавил:

─ Не мне учить Вас, товарищ майор… Я думаю, что Вы все это и сами прекрасно понимаете…

Строгий и недоброжелательный взгляд, даже в какой-то мере ненависть пациента обидела врача. Он не сомневался, что задушевного разговора с ним не получилось. И навряд ли уже получится. Оставлять же молодого человека в таком нервном состоянии, он не хотел. Не хотел, как старший по возрасту мужчина и как офицер. Колесников неспеша вышел из-за стола и направился к небольшому металлическому шкафу, стоявшему в самом углу кабинета. Открыл ключом сейф и положил в него медицинскую книжку и папку своего подопечного. Рокотов кисло улыбнулся. Он был не против того, чтобы его «доказательство» было под надежной охраной. В каптерке документы могли выкрасть или даже выбросить. Хранить их в тумбочке, в спальном помещении вообще не было смысла. Медицинская книжка являлась документом строгой отчетности. Они хранились в специальных шкафах в медицинских пунктах частей под замком. При направлении военнослужащего на лечение или консультацию книжка выдавалась ему в запечатанном конверте под росписку или пересылалась служебной почтой. Таким же порядком она возвращалась обратно в часть. Свою книжку Рокотов после прохождения медицинской комиссии для поступления в академию не сдал. Она находилась у него дома, на всякий случай. И этот случай представился. Михайлов, скорее всего, про нее забыл. Лишь после того, как врач щелкнул ключом, пациент с облегчением вздохнул.

Колесников Алексей Михайлович очень медленно закрывал сейф. Его голову все больше и больше будоражили мысли, притом очень интересные. Он уже не сомневался, что новенький был и есть здоровый человек. Свидетельством этому ─ медицинская книжка. Доказательством этого было и его вполне цивилизованное поведение. Рокотов, несмотря на страшнейшую нервную нагрузку, держался относительно спокойно. И это вновь приводило спиециалиста к сомнению в его диагнозе. Только поэтому он хотел стать на сторону парня, который в свои двадцать семь лет сделал очень неплохую карьеру, как военный человек. Закрыв сейф, он подошел к «психу», слегка похлопал его по плечу и по-дружески произнес: