Падальщики. Книга 4. Последняя битва

– Почему вообще оранжевый? – спросил Ульрих.

– Потому что модный в этом сезоне!

– Люди вымерли. Некому решать, что модно, а что нет.

– Я единственный кутюрье на всем материке и я решаю, что модно, а что нет!

Хайдрун нависла над Ульрихом, тот сжался в плечи и больше не произнес ни слова в адрес странных поясов, из-за которых мы были похожи на арабских берберов.

– Куки, сильно не нагибайся! А то платье по швам пойдет! А нам в нем еще меня женить. И Тесс! – крикнула Хайдрун на танцующую Куки.

– Эм-м-м… прости, что? – очнулась Тесса.

Она замерла со стульями в руках и смотрела на Хайдрун с опаской.

– У нас одно свадебное платье на всю гостиницу! – объясняла Хайдрун. – Следующая выхожу замуж я! Где-нибудь через недельку. А потом ты!

Свадебное платье ждало своего часа сорок лет, вися в одном из номеров гостиницы, оставленное невестой из прошлого, которая даже и не подозревала, что заказала платье, послужащее людям после конца света.

– Напомни мне, когда мы это решили? – Тесса была озадачена.

– На еженедельном собрании, которое ты не удосужилась посетить! – Хайдрун все больше выходила из себя.

– У нас проводятся еженедельные собрания? И кто в них участвует?

– Я и Куки!

– Послушай…

– Ты выйдешь замуж, и это не обсуждается, потому что мы должны быть как три сестры, связанные неразрывной дружбой, у нас все должно быть одинаково! – запищала Хайдрун.

В зале стихло, все смотрели на взорвавшуюся Хайдрун и боялись шевельнуться.

– Никаких трусов это не стоит! – воскликнула Тесса и продолжала таскать стулья.

Под жестокий гнет Хайдрун попали все, но никто не смел перечить, понимая, насколько важным было для нее организовать первую в мире свадьбу в период конца света. А потому Падальщики превратились в носильщиков столов и стульев, желявцы – в официантов, и даже Кейн был обязан плести матерчатые косички, украшавшие стулья перед импровизированной аркой, больше похожей на парашют для гнома.

Мне кажется, Хайдрун получала удовольствие от царившей суеты вокруг. Лукавить не буду, все получали. В том числе и я. Два месяца назад наша жизнь в Бадгастайне была настолько скучной и предсказуемой, что казалась одним долгим днем, в котором кто-то выключал свет на ночь: одинаковые дни тянулись как овсяная каша Свена, сползающая с ложки на тарелку, словно была каучуковым лизуном. Сейчас же мы практически жили в небольшой общине, где каждый знал соседа, где мы были одной большой семьей. Разумеется, это не могло не радовать.

Всю церемонию, как и праздничный ужин, разместили в ресторане – это единственное просторное место в восточном блоке, а другие крылья мы и не рассматривали, потому что людям туда нельзя. Так что праздник сегодня придет к ним, и они готовились к нему пуще остальных.

Я нашел Аннику возле длинных столов, она расставляла бокалы и фарфоровые тарелки, которые пылились в кухонных шкафах сорок лет.

– Смотри! Настоящий хрусталь! – сказала она довольная, словно нашла сокровище.

Я уже восемь лет жил в «Умбертусе» и забыл, каково это – радоваться вот таким вот мелочам, вроде хрустальных бокалов.

– Я такие только в Хрониках видела, – добавила она.

– А ты знаешь, почему хрусталь считался лучше стекла? В него добавляли оксиды свинца и бария, чтобы улучшить светопреломляющие характеристики, и потому он так ярко переливает цвета.

Анника скромно улыбнулась и продолжила ставить тарелки.

– Ты очень милый, Томас. Но боюсь твои знаки внимания немного ошиблись с целью.

Анника даже отвергала с нарочитой скромностью, словно извинялась за то, в чем виновата не была. Смущение тут же заиграло розовыми красками на ее бледном лице так ярко контрастирующем с длинными черными, как смоль, волосами. Сегодня она одела льняную тунику, видно новую, и перевязала оранжевым поясом. Я посмотрел на свой оранжевый пояс и понял, что да, я сегодня подружка.

– Я тебе не нравлюсь? – спросил я и тут же сам сгорел в красках стыда.

Не умел признаваться в симпатиях, вообще не знаю, как это делается. Почему бы не спросить напрямик?

– Дело не в этом, – уклончиво ответила она.

– А в чем?

– В том, что у нее шестнадцать детей, – ответила Тесса, смачно посасывая сушеный чернослив.

Она подошла к нам незаметно – воспользовалась своими навыками профессионального убийцы. Я гневно на нее зыркнул. Прям зыркнул, как будто глаза могли искры пускать.

– Никуда я не уйду, я твоя сестра, и я обязана о тебе заботиться.

Ее чавканье лишь еще больше раздражало.

– В чем состоит твоя забота сейчас?

– А как ты собрался воспитывать шестнадцать человеческих детенышей?

– Прекрати называть их так!

– А как еще? Они не твоего биологического вида!

– И что с того?

– А то, что упадет, расшибет себе коленку, ты ж даже помочь не сможешь.

В данную секунду я ненавидел Тесс. Во-первых, за то, как беспардонно она встряла в разговор, хотя готов был дать голову на отсечение – она следила и ждала, когда я наконец заговорю с Анникой. Тесса с самого первого дня, как я увидел Аннику, заметила мой живой интерес. А во-вторых, я ненавидел ее за то, что она грубо кидалась логичными аргументами, небось, все две недели их готовила, подсушивая чернослив под подушкой.

Я был опасен для Анники и всех ее приемных детишек, которые достались ей после падения Желявы. Был бы я на ее месте, я бы тоже ни одного зараженного, каким бы он нормальным ни казался, не подпустил бы и на метр к свои детенышам. К детям, то есть. Тьфу ты, Тесс!

– Не можете вы быть парой! Я тебе уже говорила об этом! – произнесла Тесс прямо в присутствии Анники.

Бедная девушка стояла посреди нас и не знала, куда спрятаться.

– Не тебе решать! Сами разберемся! – гаркнул я.

– Нечего тут разбираться, ты заразен для этой самки и всех ее детенышей!

– Хватит их так называть!

– Что происходит?

О боже. Теперь Алания здесь! Я точно как спичка вспыхну из-за стыда!

– Мой придурошный брат запал на человеческую самку.

– О господи, Тесса! – взмолился я.

И стал оглядываться. Да. Остальные тоже стали прислушиваться к интереснейшему диалогу. Вам что заняться нечем? Еще двенадцать стульев не облеплены тканевыми косичками!

– Да, сложная ситуация, – нахмурилась Алания. – Но, может, они сами решат ее?

– Спасибо, Алания!

– А чего здесь решать? Разошлись по разным углам и конец истории!

Тесса уже перестала меня слышать.

– Тесса, мы все уладим сами, – надрывно прошептала Анника, искоса поглядывая по сторонам.

– Как? Что вы будете улаживать? Ты не можешь встречаться с моим братом, он для тебя заразен!

– Дело не в этом!

– Ну конечно же в этом! В чем еще может быть? Погоди! Он что, тебе не нравится? Да ты обалдела? Мой брат самый лучший инженер. Он высокий, мускулистый, заботливый и благородный! Ты не найдешь никого лучше него!

– Тесса, перестань! Погоди… что?

Я совсем запутался.

– О господи, я пошла отсюда.

Анника спешно ретировалась.

– Анника, подожди! – я хотел уже было броситься за ней, но Алания преградила мне путь.

А потом схватила меня за плечи и заставила глубоко подышать пять раз. Мозг обогатился кислородом и нервное напряжение немного спало.

– Тесса, что ты делаешь? – обратилась после этого Алания к моей сестре.

– Всего лишь хочу установить безопасные рамки, – сестра сплела руки на груди.

– Мы не глупые, мы осознаем всю опасность и последствия неосторожного поведения рядом с вами, – Алания говорила медленно и тихо, отчего казалась еще старее, чем была на самом деле. Как будто уже сто лет жила на этой планете.

– А, по-моему, кое-кто не понимает. Чего она глазки строит моему брату? Видишь же, отключился мозг у парня, яйца заиграли от восьмилетнего одиночества!

– Эй! – я ударил сестру в плечо, это было уже вверх предела.

Но она даже не отреагировала.

– Хочешь обвинить Аннику в том, что она красивая молодая девушка?

– Да, хочу! Пусть будет красивой и молодой на своей половине гостиницы!

– Тесса, я не собираюсь играть с тобой в дележ территории.

– А следовало бы, потому что это здравый смысл! Ты не будешь целовать человека, больного холерой!

– И Анника это понимает. Поверь. Это понимают все двести тридцать восемь человек в этой гостинице. Они вас боятся и обходят за метр.

– Вот и пусть боятся!

Алания покачала головой, а потом обратилась ко мне:

– Томас, ты очень милый молодой человек. Но ты должен отдавать себе отчет в том, что вы не сможете быть с Анникой по-настоящему близки, не причинив ей вреда.

Я тяжело вздохнул.

– Я просто хочу ей помочь. Хотя бы приглядывать за детишками. Я ведь могу их многому научить, – пожал я плечами, печально осознавая, что как бы мне Анника ни нравилась, а вместе мы быть не можем.

– А это отличная идея. Я думаю, Анника будет рада твоей помощи. Там есть трое уже достаточно взрослых ребят, которые любят мастерить поделки. Почему бы не использовать их потенциал в вашей инженерии?

Тесса демонстративно закатила глаза. Я же снова зыркнул на нее, мысленно пронзая копьями.

Алания оставила нас двоих, как ссорящихся близнецов. Я понимал правоту Тесс и ненавидел ее за это. Понимаю, что это было неразумно, но так сложно контролировать свою ярость на того, кого считаешь самым близким тебе человеком, а он потом вот так предает тебя. Предает, открывая глаза на правду и давая тебе не то, что ты хочешь, а то, что тебе нужно.

– Прости, я не хотела быть грубой, – вдруг произнесла Тесс.

Я ответил, чуть погодя.

– И ты прости. Я очень разозлился оттого, что не могу быть с тем, кто мне очень нравится.

– Понимаю, – тихо ответила Тесс.

Я взглянул на нее. А ведь она так и не рассказала мне о том, как она пережила свои чувства к Калебу, ведь я помню их отношения. Она рассказала уклончиво, что после прорыва в шестьдесят третьем все сложилось так, что их пути разошлись. Но мне все чаще казалось, что все не так просто. Я знаю, что Калеб собирался сделать ей предложение, он спрашивал моего разрешения накануне. А потом что-то произошло, что разделило их на восемь лет. Тесса тоже не могла быть с тем, кого любила по-настоящему, просто не хотела это признавать.

Я вдруг посмотрел на сестру совсем другими глазами, и от того, что я увидел, мне стало грустно.

– Держи, это тебе, – она вдруг протянула мне бумажный сверток. – Кейн говорит, что мне надо возвращаться в мир обычных людей с банальными радостями, а не гоняться каждый день за спасением мира. Я шлю его к черту, потому что в корне не согласна. Но все же захотелось сделать тебе подарок, ведь я тебя восемь лет не видела, а значит должна тебе восемь подарков на День рождения.

Я смотрел на нее выпученными глазами. Тесса и сентиментальности? Я что перешел в параллельный мир? Я развернул обертку.

– Я заказала это у Хайдрун.

Это были трусы – самый дорогой подарок, который можно было только получить во времена апокалипсиса. Мы годами стояли в очереди у Хайдрун за получением нового нижнего белья, который она шила из хлопковых простыней, наволочек и пододеяльников. Хайдрун была экономна, а потому я удивился, узнав, что Тесса выпросила у нее для меня экстра-семейники.

– Хотелось добавить сестринско-братского символизма подарку, а потому вот тут сзади рисунок самой верной дружбы, – добавила Тесс.

Я развернул шорты, на заднице и впрямь были изображены герои, символизирующие самую крепкую на свете дружбу между родственниками.

– Эльза и Анна6, – произнёс я смущенно.

– Ну и ради шутки спереди снеговик Олаф, – добавила довольная Тесса.

Морковный нос снеговика был в точности там, где прячется мужская морковь.

Я улыбнулся, подарок был и впрямь дорогим и очень значимым.

– Спасибо, – ответил я, растрогавшись.

Мы крепко обнялись. Оказывается, мы так редко это делаем, и ведь зря. На свете нет никого роднее, чем братья и сестры, между ними строятся совсем иные отношения, чем с родителями: более доверительные, надежные и тем неразрывные. Нельзя, чтобы столь уникальная связь рушилась скандалами и игрой в перетягивание каната. Только когда потеряв Тесс, я понял, сколько она значила для меня, и теперь, обретя второй шанс, я не собирался его упускать.

– С тебя тоже восемь подарков, Анна, – сказала Тесса, пихнув меня в плечо.

Верно подобрала героев, у нас ведь даже цвет волос совпадает: Тесса – блондинка, я – шатен.

– Придется мне постараться, чтобы не пасть лицом в грязь на фоне такого-то! – я показал на трусы.

Тесса улыбнулась и ушла.

Пока я прокручивал в голове произошедшее, я не заметил, как ко мне подошла Божена. Она странно улыбалась и приблизилась ко мне больше обычного. Получив отказ Анники, я был не против побыть немного в компании стервозной Божены.

17 февраля 2071 года. 18.00

Тони

Малик и Куки стояли у импровизированного алтаря, украшенного согласно Хайдрун «по последнему писку моды», и держались за руки, пока местный президент Август Кейн связывал их вечными узами брака.

– Жизнь будет нелегкой. Наоборот очень трудной. Придется бороться каждый день, но я буду бороться, потому что ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты был со мной каждый миг, всегда!

Рядом стоящая Хайдрун шепнула мне:

– Это из «Дневника памяти». Это я выбрала!

Мы продолжили смотреть церемонию дачи клятвы. Малик вдруг затряс Куки за плечи и с жаром произнес:

– Опомнись 02! Уж не знаю, почему ты так сильно хочешь стать человеком, но ты такая, какая есть! Неважно, откуда ты взялась. Плевать, что у тебя клыки и рожки! Ты нравишься мне и такой, и неважно, человек ты или нет. Я все время думал, почему я так к тебе отношусь, и наконец-то понял, когда посмотрел… посмотрел на Фотоши и Нагора. Я люблю тебя, 02! Люблю такой, какая ты есть!

В ресторане стихло. Люди непонимающе переглядывались друг с другом. Никто ничего не понял. Кейн нарушил затянувшееся молчание:

– Что за бредовая клятва?

– Это из «Милый во Франксе» – любимое аниме Куки, – довольно произнес Малик.

В глазах Куки стояли слезы счастья.

– Почему вы не написали собственные клятвы? Почему обязательно надо цитировать фильмы? – Кейн устало закатил глаза.

– Мы – поколение, выросшее на жизни людей из Хроник, – незатейливо ответил Малик.

– Нас никогда не окружала та жизнь, которой вы жили до Вспышки. Все те смешные и романтичные радости были только на экранах мониторов, – поддержала Куки.

Кейн нахмурился и осмотрел зал.

Я по глазам видел его замешательство от осознания факта, который жил с ним плечом к плечу уже сорок лет: он чужак среди почти трехсот людей, он никогда не поймет нашего голода по человеческим радостям до апокалипсиса, а мы никогда не поймем его траура, его печали длиною в жизнь целого поколения. Кейн жил задолго до момента Вспышки, пережил конец света и стал свидетелем зарождения новой цивилизации. Настолько, насколько странным кажется он нам, настолько же из ряда вон видим его мы.

Он познал все радости, о которых мы могли лишь грезить: жизнь на берегу океана, колесо обозрения диаметром триста метров, фруктовое мороженое и крем от геморроя. Ничего подобного мы никогда не видели и не имели, в сравнении с доктором Кейном мы – римляне, подтирающие задницу палкой с губкой, пропитанной соленой водой. Вот такой вот поворот в развитии вспять.

Я мало знаю этого парня, а тот факт, что на вид ему около тридцати пяти, а на самом деле уже семьдесят, невольно бросает в дрожь. Он кажется древним вампиром с собственным коварным планом в голове, готовый воспользоваться нами и подставить, когда ему будет удобно. Вдобавок, с ним спелась Тесс, а она, как стало ясно этим днем, в мужчинах вообще не разбирается. Предыдущий ее старик пытался ее убить, и теперь мы с интересом ждем очередной фатальной развязки в ее новых отношениях.

– Будь по-вашему, – тяжело вдохнул Кейн. – Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать друг друга.

Ресторан взорвался оглушительными аплодисментами, под которые Малик уложил Куки в свои объятия на манер голливудского романтического фильма и страстно поцеловал.

– Не расходиться! Никому не расходиться! Надо запечатлеть этот момент! – командовала Хайдрун.

Странная девчонка с длиннющей копной рыжих волос командовала вечером как бессердечный фюрер. Ничто не должно было выйти за пределы ее плана, она предусмотрела каждый шаг, каждый вдох и взмах ресниц участников свадебной церемонии и готова была убивать ради приношения жертвы на алтарь перфекционизма. Она дистанционно управляла фотокамерой, сохраняя в электронной памяти настоящую человеческую жизнь, которой в гостинице становилось все больше.

– Через двадцать лет сфотографируемся здесь же в этих же позах! Люди до Вспышки так делали, чтобы запечатлеть, как меняло их время! – радостно объясняла она.

– Мы через двадцать лет останемся такими же, – напомнил Ульрих.

Вирус наделил их ускоренной регенерацией, а потому они старели гораздо медленнее обычных людей.

– Но мудрость в глазах же никто не отменял! – огрызнулась рыжеволосая фюрерша.

Все тут же закивали. Удивительно, насколько сильно они боялись эту девчонку.

– Хайдрун заведует текстилем. Так что если хочешь получить новую одежду, придется ей поддакивать, – шепотом поделился со мной секретом Фабио.

А потому, когда в голову Хайдрун взбредала какая-нибудь сумасшедшая идея вроде ночных шабашей в полнолуние летом, омовения водами горной реки в день равноденствия или плетения веников удачи из веток, срубленных молниями, никто не возражал. Все были обязаны угождать духам Хайдрун в надежде, что в новом году она одарит их новой футболкой, пижамой или нижним бельем. С последним вообще у всех туго было. Вот так Хайдрун узурпировала властью.

Я уже две недели наблюдаю за этими мутантами, у них тут сформировалась своя иерархия отношений, как и в любых общностях.

Главным, разумеется, был загадочный доктор Август Кейн – человек, заставший Вспышку, но не любящий рассказывать о ней. Его последователи тщательно охраняли секреты своего господина, и ни один так и не поведал о том, о чем Кейн так упорно молчит. Разумеется, к этому скрытому, и я уверен важному, знанию присосалась и Тесс. Она вообще всегда присутствует там, где варится тайный заговор.

Правая рука Кейна – его лабораторный ассистент Малик. Очень доверчивый, добросовестный парень, поддерживающий идеи Кейна упорно и вслепую. Кейн, видимо, специально окружил себя ведомыми. Божена уже восемь лет смотрит ему в рот в надежде, что в нем когда-нибудь окажется ее язык. Но Тесс перерезала все эти надежды на корню, и теперь я с удовольствием ожидаю кульминации в этом треугольнике отношений, потому что Божена – мстительная эгоистичная стерва, и она этого даже ни от кого не скрывает.

Еще один союзник Кейна – хакерша с синими дредами Арси с необъяснимой тягой к дермантиновым курткам и аромамаслам, поставщиком которых для нее стал неумеха-поваришка Свен. Есть такие женщины, которые питают слабости к неудачникам, и Арси – из их числа. Иначе я не могу объяснить эти странные любовные отношения. Арси высокая своенравная и даже боевая бунтарка, а Свен на голову ее ниже и на голову же ее шире с глубоким комплексом неудовлетворенности своей внешностью, который заставляет его отпускать эспаньолку – формальный признак мужественности.

Самыми нормальными и нейтральными во взаимоотношениях, как всегда, являлись инженера. Немой Миша, рыжий Ульрих и итальянец Фабио. С ними я быстро нашел общий язык. К сожалению, их нейтральность делала из них плохих осведомителей, они больше фанатели от системных плат, баллистических экспериментов и механики, нежели от людских взаимоотношений. А потому приходилось рыскать в поиске информации в других местах.

И тем не менее, я не мог не заметить, как разительно отличалась здешняя атмосфера от той, что царила на холодной сырой подземной Желяве.

На Желяве мы мало обращали внимание друг на друга, мы были ослеплены единственным стимулом – выжить любой ценой, и любые романтические мотивы и сентиментальности обходили нас стороной либо мы сами гнали их прочь. Теперь же я не мог не заметить постепенную смену атмосферы, когда с каждым днем свобода на поверхности становилась доступнее.

Люди ограниченным количеством работали на заднем дворе под фильтрующим куполом, который был далек от совершенства, но уже подавал неплохие надежды, ведь его вертикальные теплицы дадут натуральный урожай из овощей и салатов, которые наконец разбавят соевые бобы. Люди стали жить над землей, пусть и в герметичном боксе размером в два этажа, но это тоже был огромный шаг вперед.

Взять хотя бы сегодняшнюю гонку мутантов, которую устроили ради потехи жителей восточного крыла: они с азартом наблюдали за кроссом ребят вокруг гостиницы, перебегая от окна к окну и болея за своего бегуна. Выиграл Зелибоба. Тесса пришла последней. Мутант из нее хреновый.

Куки развлекала людей йогой в спортзале, даже Падальщики присоединились к этому занятию. Правда Фунчоза в основном всем портил воздух, изогнувшись в десять петель в очередном асане, за что его долго проклинали, так что до глубоких медитаций нам пока было далеко. И все же жизнь людей все больше наполнялась дружбой и веселыми событиями.

Более того, сегодня проснулась зараженная, которая стала центром важнейшего эксперимента Кейна, и снова ее пробуждение добавило надежды во все более ярче разгорающийся огонь человеческой жизни. Мы жили триумфом. Мы были опьянены им. Никогда еще моя жизнь не была наполнена столь сильным предвкушением чего-то хорошего, которое заставило меня забыть бездонное отчаянье, пожиравшее мою душу в подземельях Желявы. Я был готов экспериментировать, как Кейн. Он многих заразил своей победой, которая сверкала, как яркий пример того, что самая маловероятная гипотеза может оказаться верной.

– Я хочу взять Лина завтра в миссию, – сообщил я своим сержантам.

Электролюкс уже вовсю загружался рисовым пуддингом и пятидесятилетним шардоне, Вольт пал жертвой томных взглядов группы девушек, под влиянием все того же престарелого шардоне. Вот тебе и другая сторона отсутствия отчаяния. Когда мы вместе были озадачены тревогами по поводу нашего выживания, он мне нравился больше. Никакой радости и развлечений, а лишь работа и решение задач.

– Командиры тебе не позволят. Лин – человек, – наконец произнес Вольт, нехотя оторвав взгляд от румяных девиц.

– Лин шарит в настройке серверов, а нам нужно настроить пакетную коммутацию между маршрутизаторами.

– Раньше нам радиорелейной связи было достаточно. Чего тебя на оптоволокно потянуло? – спросил Электролюкс с набитым ртом.

Брызги рисового пуддинга изо рта Электролюкса осели на моей черной футболке яркими белыми пятнами, но шардоне не позволило ему этого заметить.

– Вся территория Европы уже прорежена волокном, нам всего-то и нужно, что возобновить передачу. Радиорелейка дает скорость потока данных всего десять гигабит в секунду, а оптоволокно – терабайты.

– Нам хватало.

– Мы жили под землей! – произнес я напором.

Наконец шардоне чуть ослабило хватку мозгов моих сержантов, и они обрели долю серьезного настроя, в котором жили последние двадцать лет до приезда сюда.

– А сейчас мы на поверхности ловим сигнал от неизвестной базы, на которой могут обитать другие люди. Нам необходимо восстанавливать оптоволоконную связь, чтобы общаться с остальными базами выживших.

– Ты даже не знаешь, что мы там найдем, – недоверчиво заметил Вольт.

– Может, это просто глюк или старая база данных потекла от глюкнувшего сервера.

– Чую я, не все так однозначно с этой поверхностью. Мы с вами ехали сюда, не зная, что нас ждет. А теперь ты стоишь на втором этаже здания и пьешь кислую гадость из Хроник по пятьдесят баксов за бутылку.

– А ведь я чуял, что они переоценивали эту хрень, – Электролюкс дополнил бокал до краев, демонстрируя абсолютное отсутствие логики между словами и действиями.

– Хочешь Лина – будет тебе Лин. Ты главное у Тесс спроси.

– Она мне не начальник. Мы на одном уровне иерархии, – тут же взъерошился я.

– Это было на Желяве. Тут нет Генералитета. Тут есть одиозный Кейн со сворой заразных для нас чуваков, которые пляшут под ее дудку.

– Я не один из них! И никто из командиров Падальщиков не встанет под ее флаг!

– Можешь хоть обдристаться здесь своей гордыней, но она тут нехилую заварушку устроила, признай. Гонялась за зараженными, тыкала в них шприцами, а потом вообще врукопашную сошлась и в клетку посадила в то время, пока мы сидели в тюрьме и ждали расстрела.

Все Падальщики, а потом и выжившие люди смотрели видеозаписи, сохранившиеся после миссий Тесс в ИКЕЮ, в лес, в оптический завод. Умопомрачительные догонялки с опаснейшими существами на земле превратились в местную пропаганду, быстро перекочевывали из компьютера в компьютер и превращались в динамичные экшн-видеоклипы, даже музыкальными ремиксами обрастали. Армия поклонников Тесс пополнялась.