bannerbanner
Три века спора о варягах. Летопись и варяги
Три века спора о варягах. Летопись и варяги

Полная версия

Три века спора о варягах. Летопись и варяги

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

Через год, 22 июля 1758 года, Ломоносов сдал в печать первую часть своей работы – «Древней Российской истории». Чуть меньше года она пролежала в типографии, откуда 8 марта 1759 года Ломоносов ее забрал для доработки. Но второй части так и не появилось. Уже после смерти Ломоносова из его архива взяли рукопись, содержавшую только первую часть работы, и, не найдя продолжения, издали ее[172].

Несмотря на то что этот вывод с очевидностью следует из документов, описывающих эту сторону деятельности Ломоносова, такого вывода нельзя найти ни в одной биографии и ни в одном исследовании творчества Ломоносова. Признать факт, что в 1757 году Ломоносов бросил занятия русской историей из-за того, что понял, с каким огромным материалом ему предстоит работать, означает признать несостоятельность оценки Ломоносова как выдающегося историка.

Впрочем, бросив разработку по русской истории, Ломоносов не перестал считаться выдающимся специалистом по ней, а его достижения признавались значительными. На это у него были определенные основания, ибо вышедший в 1760 году «Краткий Российский летописец» заметил авторитетнейшей в те времена журнал «Gӧttingische Anzeigen von gelehrter Sachen», давший в 108-м выпуске от 8 сентября 1760 года рецензию на этот труд. Правда, рецензия не была особо благосклонной к Ломоносову. Автор весьма скупо похвалил его за работы в русской истории и отметил: «Из-за недостатка в надлежащих исторических источниках он пользуется здесь именами и историей слов, и мы должны заметить, что г-н Ломоносов еще больше, чем другие писатели, позволяет себе произвольные предположения и недоказанные домыслы»[173].

При этом нужно отметить, что в исторических работах Ломоносова без труда видно влияние Миллера, если даже не прямое заимствование из его запрещенной и уничтоженной речи, экземпляр которой у Ломоносова, конечно же, имелся. Это влияние видно в том, что и Ломоносов теперь уже представлял славян в России пришлым народом, хоть и очень великим и славным, а прежде них жила чудь, то есть финно-угорские народы. Его прежняя концепция, высказанная в ходе первого спора о варягах, была другой: народы, в древности населявшие Россию, были славянскими.

В отношении варягов Ломоносов в целом также пошел вслед за Миллером, отмечая, что это слово было северного происхождения и обозначало выходцев из разных народов: «И Перинскольд, переводя на русский язык Стурлезонову историю о королях северных, называет варягов по большей части так же, как по-истландски, варингами, или по-латине северными солдатами; из чего уже следует, что они не были только одни шведы, как некоторые думают, ибо в сем случае употребил бы историк конче собственное их имя, а особливо, описывая их дела под предводительством королей шведских, именовал бы их хотя бы в одном месте шведами, чего однако нигде не видно»[174].

Но при этом его очень смущало отнесение к скандинавам «россов», и вот тут Ломоносов, опираясь на летопись, выдвинул тезис, который и до сих пор разделяется многими антинорманистами: были варяги-россы, которые жили не в Скандинавии, а на южном берегу Балтийского моря, на территории современной Пруссии и Литвы. Так, в предисловии к «Краткому Российскому летописцу» Ломоносов пишет: «Потом варяги, жившие по берегам Балтийского моря, которые именовались россы, готы, норманы, свия, ингряне, имея со славянами частые войны, купечества и путешествуя в Грецию через здешние земли, во многих местах поселились. Наконец, пришед с избранными на княжение Руриком варяги россы в знатном множестве, не токмо пребывание, но и самодержавную власть утвердили: и посему с варягами сии соединенные славяне обще проименовались россами»[175]. Но далее он пишет: «Варяги россы в древние времена именовались роксоланами и россоланами, для того, что россы были соединены с аланами. Преселились из Азии северною стороною с сарматами, и от старинных писателей с ними однородцами почитаются»[176]. Название «россы» Ломоносов выводил от реки Русы, где «варяги россы» поселились вместе с другими славянами. В «Древней Российской истории» этому происхождению названия дается разъяснение: рекой Русой называется «восточное плечо реки Немени, впадающее в Курской залив…»[177]. То есть река Руса – это не река Рось, впадающая в Ильмень, и не Старая Русса.

Ломоносов считал также, что варяги-россы и пруссы были из одного племени, и ссылался на общность нравов, на то, что Литва, Жмудь и Подляхия исстари звались Русью, и со ссылкой на Гельмольда полагал, что прусский, литовский и летский (латышский) язык – это отрасль славянского языка[178]. Это весьма немаловажные утверждения. Ломоносов согласился с мнением Миллера о том, что имя «росс» появилось на Руси только вместе с варягами. Но, не соглашаясь с выведением его из финского названия шведов, он считал, что название «росс» давно бытовало на южнобалтийском побережье, откуда эти варяги и вышли вместе со своим именем, и шведы тут ни при чем.

Этим Ломоносов дал аргументы для второго спора о варягах, в котором Костомаров защищал концепцию, что русь происходит как раз из Литвы. С точки зрения современных представлений, да и вообще на фоне усиленных поисков аргументации в пользу славянства призванных князей, которые велись противниками «скандинавомании» в первой половине XIX века, эта позиция выглядит достаточно странно и неясно, если не принимать во внимание, что ее Костомаров почерпнул у Ломоносова.

Однако откуда сам Ломоносов взял эту точку зрения? Из летописи ее нельзя было вывести, поскольку она не дает повода так считать. На первый взгляд выведение князей из Пруссии или Литвы можно было бы считать произвольным положением Ломоносова, если бы у этого представления не было предшественников. Во-первых, об этом говорит известная легенда о происхождении московских царей от брата римского императора Августа – Пруса. Во-вторых, о происхождении русских князей именно из Пруссии как об определенном факте говорится в книге шведского посла в России Петра Петрея де Эрлезунда[179]. Ссылка на это есть у Шлецера в «Несторе»[180]. Петрей с этого начинает свою книгу. Скорее всего, именно оттуда Ломоносов и взял эту точку зрения.

В общем, получилась у Ломоносова причудливая комбинация из «Синопсиса», с выведением славян от сарматов и роксолан, их огромным могуществом и славой, со славянским происхождением конкретно призванных князей и «варягов-россов» и с заимствованием у Миллера некоторых тезисов вроде утверждения о пришлости славян, чуди и признания, что варяги были по большей части скандинавами. Надо сказать, что критика Миллера в определенной степени достигла цели и Ломоносов явно старался примирить собственные взгляды, восходящие к киевскому «Синопсису», с теми утверждениями Миллера, которые ему оспорить не получилось. Также, судя по тому, насколько кратко Ломоносов излагал древнюю историю Руси в своих работах, можно заметить, что, видимо, ему даже эти компромиссные построения казались весьма шаткими. Пуститься в более подробные объяснения означало бы навлечь на себя критику, которой трудно было бы возразить.

Но на первый взгляд казалось, что задача защиты русского исторического нарратива от всякого «чего России предосудительного» Ломоносовым была выполнена: на Русь действительно призвали варягов княжить, только это были не шведы и не скандинавы, а особенные «варяги россы», славянского происхождения из Южной Балтики.

Самая большая неудача Ломоносова в области истории состояла в том, что ему не удалось создать крупную историческую работу, в которой была бы создана концепция истории Руси, укладывающаяся в рамки русского исторического нарратива, и при этом она выдерживала бы научную критику. Для этого требовалась большая и тщательная работа с письменными источниками, которая ему оказалась не по силам. Кратчайшее же изложение было явно недостаточным и существенно подкрепить русский исторический нарратив не могло.

Конспиративный реванш за поражение в споре

Миллер после кратковременной опалы в 1750 году тем не менее довольно быстро вернул утраченные позиции и снова стал заниматься историей. В 1750 году он опубликовал первый том «Описания Сибирского царства». В 1754 году ему присвоили звание конференц-секретаря Академии наук и поручили ответственное дело – переписку с иностранными учеными, подбор профессоров для Московского университета, а также сотрудничество с Вольтером, который пожелал написать труд о царствовании Петра I. В 1755 году Миллеру также поручили редактировать «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», который стал издаваться по предложению президента Академии наук Разумовского. Журнал издавался до 1764 года, до отъезда Миллера в Москву.

Миллер в это время составил несколько сочинений по русской истории, в том числе в 1761 году написал «О начале Новгорода и происхождении российского народа», в котором вынужден был присоединиться к мнению Ломоносова, что варяги, призванные на Русь княжить, были роксоланами из Южной Балтики. Ломоносов, пока был жив, тщательно следил за работами Миллера и препятствовал ему во всем, что казалось ему политически подозрительным. В частности, он добился, чтобы Миллер прекратил работу над исследованием истории Смутного времени, так что ему пришлось публиковать свои взгляды на русскую историю различными окольными путями.

После дворцового переворота 28 июня 1762 года, когда к власти пришла императрица Екатерина II, карьера Миллера пошла в гору. В 1764 году личный секретарь императрицы генерал-поручик (3-й ранг, соответствующий тайному советнику) И.И. Бецкой затеял учреждение и строительство в Москве Московского воспитательного дома, главным надзирателем которого именным указом императрицы был назначен Миллер. Он уехал в Москву, где строилось самое крупное в Москве каменное здание для этого учреждения. В марте 1766 года Миллер получил еще одно повышение и был назначен указом императрицы начальником Московского архива Коллегии иностранных дел.

Это было высокое и почетное назначение, в котором ясно видно, что императрица очень высоко ценила Миллера как историка. Московский архив был крупнейшим в России собранием древних документов. Вскоре после этого назначения умер Ломоносов.

Миллер постарался взять реванш за поражение в споре с Ломоносовым и выпустил работы, в которых отказался от вынужденного согласия с его концепцией варягов-роксалан из Южной Балтики. В 1768 году он издал латинский перевод своей речи 1749 года под названием «Origines Rossicae» в пятом томе «Allgemeine historische Bibliothek», издававшемся в Геттингене[181]. Вполне возможно, что в этом издании определенное участие принял Шлецер, который вернулся из Петербурга в Геттинген в 1767 году. Однако Миллер отказался от навязанного ему мнения очень осторожно. Публикация была анонимной и предварялась анонимным письмом из Санкт-Петербурга, в котором утверждалось: «Еще должен я Вам сказать, что в 5-м томе «Sammlung russischer Geschichte» (S. 385 и далее) г. Миллер отказался от своего, вызывающего споры утверждения о норманнском происхождении Рюрика и высказал предположение, что он пришел из Пруссии. Его основания меня не убедили. Рюрик все же был норманном!.. и в этой речи г. Миллер именно так и думал. Может быть, я сам напишу об этом когда-нибудь, но только не речь»[182]. Скорее всего, настоящим автором письма был сам Миллер.

Далее, в 1773 году в Академической типографии была издана работа «О народах, издревле в России обитавших», в которой повторялись основные тезисы речи 1749 года. Это издание было также анонимным и подавалось как перевод с немецкого, автор которого переводчику был неизвестен. Второе издание в 1788 году, после смерти Миллера, было уже под его именем.

Проявленная конспирация, очевидно, была связана с тем, что Миллер очень дорожил своим постом начальника Московского архива, позволявшим ему работать с подлинными русскими документами. Он явно не желал, чтобы из-за несогласия с ломоносовской концепцией происхождения варягов его лишили этой возможности, тем более что его исторические работы всегда находили оппонентов, старавшихся ему помешать.

Таким конспиративным образом Миллер вооружил немецких историков набором аргументов в пользу скандинавского происхождения летописных варягов, в первую очередь, конечно, переводами русских летописей. Поэтому в европейской исторической науке исследователи всегда придерживались мнения, что варяги – это скандинавы, тогда как точка зрения Ломоносова, равно как и весь последующий антинорманизм, у них не находили отклика.

Миллер также очень помогал другим исследователям, занимавшимся русской историей, как зарубежным, так и российским. Так, он сыграл большую роль в издании труда В.Н. Татищева в 1768 году. В должности начальника Московского архива он много помогал, к примеру, князю М.М. Щербатову в его работах по истории и изданиях русских летописей и документов. И тут тоже не обошлось без некоторой конспирации.

Труд Щербатова «История Российская с древнейших времен» с точки зрения спора о варягах представляет собой весьма любопытное смешение концепций Миллера и Ломоносова в сочетании с собственными оригинальными суждениями. Во-первых, Щербатов во многих местах часто цитирует киевский «Синопсис», доверяя ему в весьма многих вопросах. Так, он считал, что россы происходят от роксолан и имя «русь» существовало задолго до прихода варягов[183]. Нужно отметить, что Щербатов коснулся и названий порогов на Днепре и полагал, что «русские» названия порогов являются хазарскими: «… однако видно по всему, что те наименования, которые он русскими называет, были действительно козарскими, сиречь народа, тогда живущего во круге сих порогов…»[184]

Во-вторых, он много и пространно пишет о войнах скандинавских королей с российскими царями, и в этих местах его работа демонстрирует явное сходство с речью Миллера 1749 года, правда, без прямых ссылок на нее. Вполне вероятно, что Щербатов мог с ней ознакомиться у Миллера или же Миллер убедил князя в том, что использованные им ранее источники в этом вопросе достоверны и убедительным.

Однако, в-третьих, в главном вопросе о происхождении князей Щербатов, похоже, также поддался влиянию Миллера. Несмотря на всю свою приверженность древности и славности славян, роксолан и россов, он все же признавал Рюрика скандинавом, во всяком случае, точно не славянином, ссылаясь при этом на Степенную книгу, в которой Рюрик назывался немцем[185]. Щербатов отверг мнение Ломоносова о выходе Рюрика из Пруссии тем, что Пруссия тогда была совершенно неизвестна, а короли датские, финляндские и лифляндские были куда могущественнее: «Я же признаюсь в неведении своем, что доныне не помню, где бы нашел упоминовение о прусских герцогах около сего течения времени, хотя шведские и датские историки и весьма часто о финляндских и лифляндских царях упоминают»[186]. Щербатов высказал предложение, что Рюрик мог быть сыном лифляндского короля Диона, побежденного датским королем Рагнаром, или сыном одного из сыновей лифляндского короля Диана или Даксона[187]. Причем он полагал, что приглашенные князья были или внуки, или зятья новгородского посадника Гостомысла[188]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Занд Ш. Кто и как изобрел еврейский народ. М.: Эксмо, 2010.

2

Занд Ш. Кто и как изобрел страну Израиля. М.: Эксмо, 2012.

3

Занд Ш. Как и почему я перестал быть евреем. М.: Эксмо, 2013.

4

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс; Кучково поле, 2001.

5

Геллнер Э.А. Нации и национализм. М., 1991.

6

Geary P.J. The Myth of Nations. The Medieval Origins of Europe. Princeton-Oxford, Princeton University Press, 2002.

7

Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 30.

8

Ломоносов М.В. Древняя российская история. СПб., 1766. С. 8–9.

9

Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 108.

10

Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 48.

11

Послание Филофея, игумена Елизаровской пустыни, к Государю великому Василию Ивановичу всея Руси // БАН, собр. Ф. Плигина, № 57, 21.5.15, рук. XVII в. А. 121 об.

12

Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 67.

13

Лингвистические исследования показали, что существовали многочисленные диалекты и говоры, имевшие между собой различия, которые не препятствовали пониманию.

14

Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М. –Л.: АН СССР, 1947. С. 375.

15

Лихачев Д.С. Русские летописи… С. 376.

16

Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 1. М.: АН СССР, 1955. С. 94.

17

Цитируется по: Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Часть 1. Л.: ЛГУ, 1961. С. 39.

18

Лихачев Д.С. Русские летописи. С. 336.

19

Мачинский Д.А. Вновь открытие источники по истории Руси IX–XII вв. // Ладога. Первая столица Руси. 1250 лет непрерывной жизни. Седьмые чтения Анны Мачинской. Старая Ладога, 21–23 декабря 2002 г. Сборник статей. СПб.: Нестор-История; СПб. ИИ РАН, 2003. С. 157.

20

Лихачев Д.С. Русские летописи. С. 377.

21

Насонов А.Н. История русского летописания XI – начала XVIII века. Очерки и исследования. М.: Наука, 1969. С. 478.

22

Насонов А.Н. История русского летописания С. 490.

23

Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Часть 1. Л.: ЛГУ, 1961. С. 44.

24

Мирзоев В.Г. Историография Сибири (домарксистский период). М.: Мысль, 1970. С. 35.

25

Черепнин Л.В. Русская историография до XIX века. Курс лекций. М.: МГУ, 1957. С. 124.

26

Насонов А.Н. История русского летописания. С. 483–486.

27

Черепнин Л.В. Русская историография. С. 128–129.

28

Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Минск: Лучи Софии, 1997. С. 126–127.

29

Коялович М.О. История русского самосознания. С. 130; Черепнин Л.В. Русская историография… С. 132.

30

Черепнин Л.В. Русская историография. С. 131.

31

Шапиро А.А. Русская историография с древнейших времен до 1917 года. М.: Россия – Культура, 1993. С. 162.

32

Насонов А.Н. История русского летописания. С. 492.

33

Насонов А.Н. История русского летописания. С. 495.

34

Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам… С. 134.

35

Коялович М.О. История русского самосознания. С. 155.

36

Этот указ сыграл потом свою роль в перипетиях вокруг источников по русской истории во времена пребывания Августа Людвига Шлецера в России.

37

Лазарева А.В. Национальная мысль в Германии в эпоху Тридцатилетней войны. Автореф. … дис. канд. ист. н… М., 2008.

38

Переиздания: 1674, 1678, 1680, 1714, 1718, 1736, далее 18 переизданий в Академии наук, 1823, 1836, 1861 годы – Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. М.: Наука, 2002, с. 30; А.А. Формозов высказывает предположения об издании «Синопсиса» в 1670 и 1672 годах, а также указывает, что в 1690 году был сделан перевод на греческий, а в начале XVIII века был сделан перевод на латынь (Формозов А.А. Человек и наука. Из записок археолога. М.: Знак, 2005. С. 127).

39

Чистякова Е.В. «Синопсис» // Вопросы истории. 1974. № 1. С. 216–219; Маслов С.И. К истории изданий киевского «Синопсиса» // Сборник Отделения русского языка и словесности Российской академии наук. 1928. Т. CI. № 3. С. 341–348.

40

Взятие слова «происхождение» в кавычки означает донаучное представление о генезисе славян, изложенное в «Синопсисе».

41

«Позднейшая историография XVIII и XIX веков сильно от нее зависела, да и до сих пор зависит» (Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. Т. 1. Киевская Русь. М.: Соцэкгиз, 1938. С. 2).

42

Формозов А.А. Человек и наука… С. 128.

43

Формозов А.А. Человек и наука… С. 133.

44

Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. М.: Наука, 2002. С. 30.

45

Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. С. 2.

46

Формозов А.А. Человек и наука. С. 128.

47

«Тем же славы ради да и трудов воинских дал Александр Царю Славенскому привилеи или грамоту, на паргаменте златом написану, во пред Рождества Христова триста десятого лета» («Синопсис, или Краткое описание…». СПб., 1762. С. 3).

48

Милюков П.Н. Очерки истории. С. 33.

49

Милюков П.Н. Очерки истории. С. 30.

50

Синопсис. С. 2.

51

Синопсис. С. 10–11.

52

Синопсис… С. 3.

53

Синопсис… С. 8.

54

Милюков П.Н. Очерки истории… С. 36.

55

Белковец Л.П. Россия в немецкой исторической журналистике XVIII века. Г.Ф. Миллер и А.Ф. Бюшинг. Томск: Издательство Томского госуниверситета, 1988. С. 31.

56

Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской академии наук. Л.: Наука, 1977. С. 71.

57

Winter E. Halle als Ausgangpunkte der deutsche Russlandkunde im 18. Jahrhundert. Berlin: Akademie-Verlag, 1953. S. 1.

58

Winter E. Halle als Ausgangpunkte der deutsche… S. 8, 32.

59

Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской академии наук. Л.: Наука, 1977. С. 68.

60

Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской академии наук. Л.: Наука, 1977. С. 52, 65, 73.

61

Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской академии наук. Л.: Наука, 1977. С. 92.

62

Цит. по: Курмачева М.Д. Петербургская академия наук и М.В. Ломоносов. М.: Наука, 1975. С. 20.

63

Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 84.

64

Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 86.

65

Пекарский П.П. История Императорской академии наук в Петербурге. Т. 1. СПб., 1870. С. 309.

66

Лебедев В. Михаил Васильевич Ломоносов. Р.-н/Дону: Феникс, 1997. С. 55.

67

Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России. Избранное. М.: Наука, 1996. С. 376.

68

Белковец Л.П. Россия в немецкой исторической журналистике XVIII века. Г.Ф. Миллер и А.Ф. Бюшинг. Томск: Изд-во Томского госуниверситета, 1988. С. 58.

69

Цит. по: Лебедев В. Михаил Васильевич Ломоносов. С. 56.

70

Пекарский П.П. История Императорской академии наук. С. 313.

71

Пекарский П.П. История Императорской академии наук. С. 317–318.

72

Nachricht von einem alten Maniskript der Rußischer Geschichte des Abres Theodofil von Kiow. – Sammlung Rußische Geschichte. Erstes Stück. St.Peterburg. 1732 и другие выпуски.

73

Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России. С. 378.

74

Leben des Heil. Alexander Newskei, aus gedruckten Nachrichten zusammengetragen und mit zeugnьßen aus wärtigen Geschichtschreiben bestätiget – Sammlung Rußische Geschichte. Viertes Stück. St.Peterburg, 1734.

На страницу:
8 из 9