Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

Задняя часть, от мачты до кормы, за исключением места для рулевого, имеет навес из пальмовых листьев, закрепленных на стволах бамбука. Под этим навесом расположено то, что можно назвать каютой. Тут есть койки – обычные циновки, положенные на травяную подстилку, – необходимая посуда, печка для приготовления пищи – дичи или рыбы. При помощи вертикально установленных циновок это помещение длиной пять-шесть метров (при общей длине лодки десять-одиннадцать метров) делится на несколько отдельных купе.

На Ориноко такие пироги называют фальками. При попутном ветре они идут под парусом. Передвигаются они, правда, не слишком быстро – мешает довольно сильное встречное течение между многочисленными островами, которыми усеяна река. Если ветра нет, то приходится идти по середине реки, отталкиваясь багром, либо тащить пирогу бечевой вдоль берега.

Багор – это раздвоенный шест, которым, стоя на носу лодки, отталкиваются матросы, и крепкая бамбуковая палка с крючком, которым капитан орудует, стоя на корме. Бечева – это стометровый канат, сплетенный из очень эластичных волокон пальмы чикичики и такой легкий, что не тонет. Его вытаскивают на берег, закрепляют за ствол дерева, а затем, выбирая канат, подтягивают лодку. Обычно для передвижения с помощью бечевы используется маленькая лодка, по-индейски куриара.

С владельцем подобной пироги и должны были договориться наши путешественники, причем цена зависит не от расстояния, а от того, сколько времени лодка будет находиться в их распоряжении. Из-за паводков, ураганов, порогов и мелей плавание нередко оказывается гораздо более продолжительным, чем ожидалось первоначально. Внезапное изменение погодных условий может вдвое уменьшить скорость передвижения. А потому ни один владелец пироги не возьмется доставить пассажиров из Кайкары к устью Меты или в Сан-Фернандо за какой-то заранее намеченный срок. Обо всем этом следовало договориться с индейцами банива, предоставившими в распоряжение наших путешественников две пироги.

Господину Мигелю повезло на очень опытного судовладельца. Это был индеец лет сорока по имени Мартос, крепкий, сильный, умный, под командой которого находилось девять человек экипажа, ловко управлявшихся с багром, шестом и бечевой. Плата, которую они запросили за каждый день плавания, оказалась довольно высокой. Но разве это могло остановить наших географов? Ведь речь шла о разрешении важнейшего вопроса: Гуавьяре – Ориноко – Атабапо!

Выбор, сделанный сержантом Марсьялем и Жаном де Кермором, был не менее удачен: девять индейцев банива под началом метиса, наполовину индейца, наполовину испанца, представившего великолепные рекомендации. Звали его Вальдес, и он готов был, если в том возникнет необходимость, плыть с ними от Сан-Фернандо вверх по Ориноко, тем более что маршрут был ему уже отчасти знаком. Однако этот вопрос будет решен позже, в зависимости от того, что они узнают о полковнике де Керморе в Сан-Фернандо.

Лодка, нанятая господином Мигелем и его друзьями, носила имя одного из многочисленных островов, разбросанных по Ориноко, «Марипаре». Название пироги сержанта и Жана «Гальинета» имело аналогичное происхождение. Надводная часть у обеих лодок была белая, а корпус – черный.

Само собой разумеется, что эти пироги будут плыть рядом, не пытаясь обогнать одна другую. Ориноко – не Миссисипи, а пироги – не пароходы, и им незачем состязаться в скорости. Кроме того, пассажирам грозят нападения индейцев, живущих в прибрежных саваннах, а потому лучше держаться вместе, чтобы при необходимости дать им отпор.

«Марипаре» и «Гальинета» были готовы в любую минуту отправиться в путь, однако нужно было еще запастись продуктами и всем необходимым для путешествия. Торговцы Кайкары были готовы снабдить путешественников всем, что им может понадобиться в течение нескольких недель плавания до Сан-Фернандо, – консервами, одеждой, патронами, охотничьими и рыболовными снастями – только выкладывай пиастры. Конечно, прибрежные леса изобилуют дичью, река – рыбой, а господин Мигель был отличным охотником, сержант Марсьяль метко стрелял из карабина, да и легкое ружье Жана тоже могло оказаться полезным. Но ведь нельзя питаться только дичью и рыбой. Нужно взять с собой чай, сахар, сушеное мясо, овощные консервы, маниоковую[61] муку, вполне заменяющую кукурузную или пшеничную, бочонки тафии и агуардьенте. Ну а дров для печек можно вдоволь запасти в прибрежных лесах. От холода же и сырости путешественников укроют шерстяные одеяла, которые нетрудно купить в любом венесуэльском селении.

На приобретение всех этих предметов ушло несколько дней, что, однако, не слишком огорчило наших путешественников, так как в течение двух суток стояла отвратительная погода. На Кайкару обрушился мощный шквал, который индейцы называют «чубаско». Яростный юго-западный ветер и ливневые дожди вызвали значительное повышение уровня воды в реке.

Сержант Марсьяль и его племянник получили первое представление о трудностях плавания по Ориноко. Пироги не смогли бы преодолеть сопротивления усиленного паводком течения и встречного ветра. Им наверняка пришлось бы вернуться в Кайкару, и, возможно, с серьезными повреждениями.

Господин Мигель и его коллеги философски отнеслись к этой непредвиденной задержке. Они в общем-то не очень спешили, и для них не имело значения, сколько недель продлится их путешествие. Зато сержант Марсьяль был вне себя, ругал то по-французски, то по-испански и паводок и ураган, так что Жану с трудом удавалось его успокаивать.

– Одного мужества мало, мой милый Марсьяль, – твердил он ему, – нужно запастись терпением, нам оно еще понадобится…

– Запасусь, Жан, запасусь, но почему эта проклятая Ориноко не может быть для начала хоть немного полюбезнее.

– Подумай сам, дядюшка, разве не будет лучше, если она прибережет свои любезности на закуску. Кто знает, быть может, нам придется идти до самых истоков?

– Да, ты прав, – пробормотал сержант Марсьяль, – кто знает, что ждет нас впереди!..

Двадцатого днем юго-западный ветер сменился северным, и ярость чубаско заметно пошла на убыль. Северный ветер был весьма кстати, так как позволял пирогам увеличить скорость передвижения. Вода тем временем спала, и река вернулась в нормальное русло. Мартос и Вальдес объявили, что завтра утром можно будет отправиться в путь.

Действительно, погода благоприятствовала началу путешествия. Около десяти часов утра все жители городка были на берегу. Венесуэльский флаг развевался на мачтах обеих пирог. Господин Мигель, господин Фелипе и господин Баринас, стоя на носу «Марипаре», отвечали на приветствия местных жителей.

Затем господин Мигель обернулся к пассажирам «Гальинеты».

– Счастливого пути, сержант! – радостно крикнул он.

– Счастливого пути, сударь, – ответил старый солдат, – ведь для вас-то он счастливый.

– Он будет счастливым для всех, – ответил господин Мигель, – потому что мы отправляемся в путь вместе!

Паруса были подняты, лодки оттолкнулись от берега, послышались напутственные приветствия, и легкий ветер вынес пироги на середину реки.

___

60 Водка (исп.).

61 Маниока – тропический кустарник, большой клубневидный корень которого идет в пищу; мука, приготовленная из корней этого растения.

Глава VI

От острова к острову

Итак, плавание началось. Сколько долгих часов, сколько однообразных дней проведут путешественники на борту своих пирог! Сколько непредвиденных помех ожидает их на этой реке, весьма малопригодной для быстрого плавания! Но нашим географам скучать не придется. Пока пироги будут нести их к месту слияния Гуавьяре и Атабапо с Ориноко, они займутся своим делом: пополнят гидрографические описания Ориноко, уточнят расположение ее притоков, не менее многочисленных, чем острова, а также – расположение порогов и исправят ошибки, еще очень часто встречающиеся на картах этих территорий. Для одержимых жаждой знаний ученых время бежит быстро.

Не откажись сержант Марсьяль от плавания в одной лодке, дни казались бы ему и Жану не такими бесконечными. Но дядюшка был непоколебим в этом вопросе, и племянник согласился с ним без малейших возражений. Так что юноше не оставалось ничего другого, как читать и перечитывать книгу своего соотечественника, отличающуюся такой точностью описаний, что вряд ли можно было найти лучший путеводитель по Ориноко.

Когда «Марипаре» и «Гальинета» вышли на середину реки, путешественникам открылся вид на простиравшиеся по обоим берегам холмистые равнины. Около одиннадцати часов на левом берегу у подножия гранитных холмов показалась кучка домишек. Это была деревня Кабрута, где около четырехсот жителей размещались в пятидесяти хижинах. Метисы здесь вытеснили более белокожих, чем мулаты[62] индейцев гуамо. Однако в сезон дождей тут все еще можно было увидеть сделанные из коры лодки гуамо, которые приходят сюда ловить рыбу.

– Счастливого пути, сержант!

Капитан «Гальинеты» говорил по-испански, и Жан без конца задавал ему разные вопросы, на которые тот с удовольствием отвечал. Вечером, когда лодка подходила к правому берегу, Вальдес сказал Жану:

– Это бывшая миссия капуцинов[63], давным-давно заброшенная.

– Вы собираетесь здесь остановиться? – спросил Жан.

– Обязательно, потому что к ночи ветер стихнет. Да и вообще по Ориноко плавают только днем: фарватер здесь часто меняется, и нужно видеть, куда вести лодку.

Действительно, по вечерам все лодки обычно останавливаются у берега реки или около какого-нибудь острова. А потому «Марипаре» и «Гальинета» встали на якорь у Капучино. Поужинав купленными у рыбаков Кабруты дорадами[64], путешественники крепко заснули.

Как и предсказывал Вальдес, с наступлением темноты ветер стих и вернулся только утром, продолжая путь с северо-востока. Паруса были подняты, и лодки, подгоняемые попутным ветром, легко двинулись вверх по течению.

Капучино располагалась в устье Апурито, притока Апуре, дельта которой открылась путешественникам два часа спустя. И тут господин Мигель озадачил своих спутников вопросом:

– Может быть, Ориноко – это вовсе не Гуавьяре и не Атабапо, а Апуре?

– Вот еще! – воскликнул господин Фелипе. – Апуре не может быть ничем иным, как притоком реки, которая в этом месте имеет ширину три километра.

– И вода в ней мутно-белая, – добавил господин Баринас, – в то время как воды Ориноко, начиная от Сьюдад-Боливара, светлы и прозрачны.

– Хорошо, – ответил господин Мигель, улыбаясь, – исключим Апуре из игры. Но по дороге мы встретим еще немало претендентов на роль Ориноко.

Господин Мигель мог бы сказать, что воды Апуре орошают более плодородные льяносы, чем воды Ориноко, что, приходя с запада, Апуре кажется непосредственным продолжением Ориноко, тогда как последняя делает крутой поворот и до самого Сан-Фернандо-де-Атабапо течет в меридиональном направлении. Апуре называют «рекой льяносов», где прекрасно растут любые культуры, где есть великолепные пастбища и где живут самые крепкие и трудолюбивые обитатели Центральной Венесуэлы.

Следует также добавить – и Жан мог в этом убедиться собственными глазами, – что река кишела кайманами, так как в ее мутных водах они без труда добывали себе пищу. Эти шестиметровые гиганты, напоминающие крокодилов, резвились совсем рядом с пирогой. Такие огромные кайманы встречаются только в притоках Ориноко, реки же, пересекающие льяносы, населены ящерицами куда меньших размеров. Вальдес объяснил Жану:

– Не все кайманы опасны для человека. Например, «бавас» никогда не нападают на купальщиков, а вот «себадос»[65], то есть те, которые уже отведали человеческого мяса, бросаются даже на лодки, чтобы сожрать пассажиров.

– Пусть только попробуют! – воскликнул сержант Марсьяль.

– Нет уж, дядюшка, пусть лучше не пробуют! – ответил Жан, показывая на огромного каймана, лязгающего своими чудовищными челюстями.

– Крокодилы – не единственные хищники, встречающиеся в водах Ориноко и ее притоках. Здесь водятся могучие пираньи[66], без труда перекусывающие самые крепкие крючки, электрические угри и скаты, убивающие других рыб при помощи электрических разрядов, небезопасных и для человека.

В этот день лодки шли вдоль островов и там, где течение было слишком быстрым, приходилось цепляться бечевой за корни деревьев.

Когда они проходили мимо заросшего непроходимыми лесами острова Верихаде-Моно, с борта «Марипаре» раздались выстрелы и с полдюжины уток упали в воду. Господин Мигель и его друзья стреляли метко.

Несколько минут спустя к борту «Гальинеты» подошла куриара.

– Я думаю, это несколько разнообразит ваше меню, – сказал господин Мигель, подавая пару только что подстреленных уток.

Жан де Кермор поблагодарил господина Мигеля, а сержант Марсьяль пробурчал нечто напоминающее «спасибо».

Спросив юношу, как он провел эти два дня, и удовлетворившись его ответами, господин Мигель пожелал дяде и племяннику доброй ночи, после чего куриара доставила его обратно на борт «Марипаре».

С наступлением темноты лодки пристали к острову Пахараль, где в свое время господин Шафанжон обнаружил на доисторических валунах многочисленные надписи, оставленные посещавшими эти края торговцами.

Сержант Марсьяль стряпал не хуже полкового маркитанта[67], а венесуэльские утки оказались к тому же вкуснее и ароматнее европейских. Племянник и дядя поужинали с большим аппетитом и в девять часов вечера отошли ко сну. По крайней мере, юноша улегся на циновке под навесом, где была его каюта, а дядя, по обыкновению, тщательно натянул москитную сетку.

Река кишела кайманами

Предосторожность, в высшей степени необходимая, потому что комаров здесь водилось великое множество, и каких! Господин Шафанжон отнюдь не преувеличивал, говоря, что комары, возможно, являют собой одну из главных неприятностей путешествия по Ориноко. Мириады отравленных жал вонзаются в ваше тело, и каждый укус вызывает продолжительное болезненное воспаление, а то и настоящую лихорадку.

Как тщательно натягивал дядя сетку над ложем своего племянника, какие мощные клубы дыма выпускал из своей трубки, чтобы отогнать страшных насекомых, как яростно уничтожал он тех, что пытались пробраться сквозь кое-где неплотно прилегающую сетку!

– Марсьяль, голубчик, ты вывихнешь себе руку, – повторял Жан. – Ради Бога, не волнуйся, я и так буду прекрасно спать.

– Нет, – отвечал старый солдат, – я не позволю, чтобы хоть один мерзкий комар пищал у тебя над ухом.

Только удостоверившись, что Жан заснул и ни один комар ему больше не грозит, он успокоился и тоже лег спать. Ему-то было плевать на атаки крылатых мучителей. Но какой бы грубой ни была кожа старого солдата, комары кусали его, как и всех прочих, и он чесался так, что содрогались борта пироги.

На следующий день лодки снова двинулись в путь. Ветер то ослабевал, то набирал силу, но тем не менее помогал пирогам преодолевать течение. Тяжелые низкие облака закрывали небо, а проливной дождь загнал путешественников под навес.

Течение в этой части реки, усеянной мелкими островами, было довольно сильным, и чтобы легче преодолевать его, приходилось держаться ближе к правому берегу.

Болотистый правый берег на протяжении двухсот километров, от устья Апурито до устья Арауки, изрезан сетью каналов и проток. Здесь находили себе пристанище дикие утки, усеивающие тысячами черных точек пространство равнин.

– Если их тут и не меньше, чем комаров, – воскликнул сержант Марсьяль, – то они, во всяком случае, не причиняют неприятностей, не говоря уже о том, что их можно есть.

Весьма справедливое замечание.

Элизе Реклю рассказывал, что кавалерийский полк, расположившийся лагерем на берегу лагуны, в течение двух недель питался одними утками, что, однако, не вызвало сколько-нибудь существенного сокращения их численности.

– Я думаю, это несколько разнообразит ваше меню

Охотникам с «Марипаре» и «Гальинеты» тем более не удавалось нанести ущерб пернатому племени. Они подстрелили всего две-три дюжины уток. Жан, к великому удовольствию сержанта, тоже сделал несколько удачных выстрелов, а поскольку на любезность следует отвечать любезностью, то часть добычи была отправлена господину Мигелю и его спутникам, хотя те и сами очень неплохо охотились. Решительно, сержант Марсьяль не хотел быть им чем-либо обязанным.

В этот день капитанам пирог понадобилось все их умение, чтобы не налететь на рифы. Ведь наскочить на риф среди разбушевавшейся после дождей реки значило бы потерять лодку. Кроме того, нужно было следить, чтобы пирога не столкнулась с плывущими по реке стволами деревьев, обрушившихся с острова Самуро. Этот остров уже в течение нескольких лет подтачивали воды Апуре, грозя ему окончательным уничтожением.

На ночь лодки пристали к острову Касимирито с подветренной стороны, укрывшись таким образом от яростных порывов урагана, а пассажиры нашли себе убежище в заброшенных хижинах ловцов черепах. Правда, речь идет лишь о пассажирах «Марипаре», так как сержант и Жан предпочли остаться на борту «Гальинеты». Возможно, они поступили благоразумно, так как остров Касимирито населен обезьянами, пумами и ягуарами. К счастью, буря загнала хищников в норы, и лагерь не подвергся нападению. Лишь когда ненадолго стихали порывы ветра, до ушей путешественников доносились то свирепое рычание, то громкие вопли обезьян, которых натуралисты не случайно назвали ревунами.

На следующий день небо было уже не таким мрачным. Тучи стали более низкими, а вчерашний ливень сменился мелким дождем, почти водяной пылью, который прекратился к рассвету. Временами проглядывало солнце, а северо-восточный ветер позволял лодкам нестись в полный бакштаг[68], так как река делала здесь поворот и вплоть до Буэна-Висты текла на запад и лишь потом русло поворачивало к югу.

Вольно раскинувшись вширь, Ориноко напомнила Жану де Кермору и сержанту Марсьялю их родные места.

– Жан, иди сюда, посмотри, – воскликнул сержант.

Юноша вышел из-под навеса и остановился на носу лодки. В прозрачном воздухе четко вырисовывались уходящие за горизонт просторы льяносов.

– Можно подумать, что мы вернулись в родную Бретань, – помолчав, добавил сержант.

– Ты прав, – сказал Жан, – Ориноко похожа на Луару[69].

– Да, Жан, это и впрямь наша Луара вверх и вниз по течению от Нанта! Посмотри на эти желтые песчаные отмели! Еще бы полдюжины плывущих гуськом шаланд с квадратными парусами, и я бы решил, что мы идем в Сен-Флоран или в Мов.

– Верно, Марсьяль, сходство удивительное. Только эти равнины скорее напоминают мне луга в низовьях Луары, около Пельрена или Пембефа.

– Точно, мне все кажется, что вот-вот покажется сен-назерский пароход или, как его там называют, «пироскаф»[70]. Это что-то греческое, никогда не мог понять, что это значит.

– А если он и появится, этот пироскаф, – с улыбкой ответил Жан, – мы ведь на него не сядем, пусть идет своей дорогой. Для нас теперь Нант там, где мой отец… ведь правда?

– Да… там, где мой дорогой полковник. И когда мы его найдем, когда он узнает, что он теперь не один на свете, тогда он сядет вместе с нами в пирогу, потом – на «Боливар», потом – на сен-назерский пароход… И на этот раз для того, чтобы вернуться на родину.

– Господи, если бы это было так… – прошептал Жан, глядя на далекие силуэты вырисовывающихся на юго-востоке холмов, а потом добавил, как бы развивая справедливое замечание сержанта о сходстве между Луарой и Ориноко: – Между прочим, иногда на этих песчаных пляжах можно увидеть то, чего не встретишь ни в верхнем, ни в нижнем течении Луары.

– Что же это?

– Черепахи, которые каждый год в середине марта приходят сюда откладывать яйца.

– А здесь есть черепахи?

– Тысячи черепах, и вон тот ручей справа назывался Рио-Тортуга[71], прежде чем его переименовали в Рио-Шафанжон.

– Вероятно, он заслужил это имя. Но я что-то пока не вижу…

– Немного терпения, дядюшка, и, хотя время кладки яиц уже прошло, ты увидишь черепах в несметных количествах.

– Но раз кладка окончена, значит, мы не сможем полакомиться их, как говорят, великолепными яйцами.

– Действительно, великолепными, да и мясо их ничуть не хуже. И я надеюсь, что Вальдес сумеет поймать хоть одну нам на суп.

– Черепаший суп! – воскликнул сержант.

– И на этот раз настоящий, а не из телячьей головы, как во Франции…

– Стоило бы ехать так далеко, чтобы поесть обыкновенного телячьего рагу!

Юноша был прав, говоря, что они приближаются к пляжам, куда индейцы приходят охотиться на черепах. Сейчас они появляются здесь только в охотничий сезон, а раньше эти территории были населены многочисленными враждующими между собой племенами тапарито, панаре, яруро, гуамо, мапойе. А до них здесь обитали индейцы отомако, рассеявшиеся теперь по западным территориям. Гумбольдт[72] рассказывает, что эти индейцы, ведущие свое происхождение, как они утверждают, от каменных богов, были отчаянными игроками в лапту, еще более ловкими, чем те баски, что прибыли в Венесуэлу из Европы. Их также относят к племени геофагов[73], которые, если не хватает рыбы, питаются кусочками чуть обожженной глины. Впрочем, этот обычай существует и поныне. От этого порока – иначе не скажешь, – приобретенного в детстве, уже невозможно избавиться. Непреодолимая потребность, подобная той, что влечет китайцев к трубке опиума, заставляет геофагов есть землю. Господин Шафанжон видел этих несчастных, лизавших глину собственных хижин.

Во второй половине дня лодки продвигались вперед с большим трудом, так как из-за многочисленных мелей течение в сузившейся судоходной части стало очень быстрым и экипаж совершенно выбился из сил, преодолевая его. Небо затянули мрачные тучи, воздух был насыщен электричеством, откуда-то с юга доносились раскаты грома. Приближалась гроза. Ветер судорожными порывами прошелестел в парусах и почти полностью стих.

В такой ситуации самое благоразумное было без промедления искать укрытия, потому что грозы на Ориноко чреваты непредвиденными атмосферными явлениями, и матросы обычно спешат укрыться в глубине какой-нибудь бухты, где высокие берега защищают лодку от яростных порывов ветра.

Однако в этой части реки не было подходящих мест для стоянки. По обе стороны, насколько хватало глаз, тянулись гладкие равнины льяносов, где ураган мог бушевать на просторе.

Господин Мигель спросил капитана «Марипаре» Мартоса, что он собирается делать и не придется ли им стать на якорь посередине реки.

– Это было бы опасно, – ответил Мартос. – Якорь тут не удержит, и нас выбросит на берег и разобьет в щепки.

– Что же делать?

– Попробуем подняться до следующей деревни, а если не получится, вернемся к острову Касимирито, где мы провели ночь.

– А что это за деревня?

– Буэна-Виста, на левом берегу.

Подобное решение напрашивалось само собой, и Вальдес, даже не советуясь с Мартосом, тоже взял курс на Буэна-Висту.

Матросы спустили безжизненно повисшие на мачтах паруса, чтобы обезопасить себя от резкого рывка при внезапном сильном ветре. Гроза, по всей вероятности, начнется не раньше чем через один или два часа. Мертвенно-серые тучи, казалось, застыли над южной частью горизонта.

– Скверная погода, – сказал сержант Марсьяль капитану «Гальинеты».

– Скверная, – ответил Вальдес, – но мы постараемся обогнать ее.

Обе пироги шли рядом на расстоянии не более пятидесяти футов одна от другой, отталкиваясь раздвоенными шестами от мелей. И хотя эта тяжелая работа едва позволяла преодолевать напор течения, иного выхода не было. Нужно было любой ценой добраться до левого берега, где можно будет тащить лодки бечевой.

Добрый час ушел на эту операцию, и не раз казалось, что пироги вот-вот снесет течением и выбросит на скалы. Наконец благодаря искусству капитанов и ловкости матросов, которым помогали господа Мигель, Фелипе и Баринас, с одной стороны, Жан и сержант Марсьяль – с другой, лодки, двигаясь по диагонали, достигли левого берега.

Тут матросы смогли взяться за бечеву. Эта работа требует больших усилий, но зато лодки наверняка не снесет течением.

Вальдес предложил привязать одну лодку к корме другой, так чтобы оба экипажа могли вместе тащить их бечевой вдоль берега. Когда идти вдоль берега было невозможно, то бечеву закрепляли за находящийся метрах в сорока впереди выступ скалы или ствол дерева, а затем возвращались на борт «Марипаре» и все вместе тащили лодки.

Так они миновали находящиеся слева острова Сейба, Курурупаро и Эстильеро, а чуть позже, ближе к правому берегу, – остров Поссо-Редондо.

Тем временем тучи заволокли все небо. Следующие одна за другой вспышки молний зигзагами прорезали южную часть горизонта. Непрерывные раскаты грома сливались в сплошной гул. К счастью, когда около восьми часов вечера гроза обрушилась на левый берег Ориноко яростным ураганом, дождем и градом, пироги уже находились в безопасности у входа в деревню Буэна-Виста.