Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

– Будем надеяться, что с ними не случилось ничего дурного, – сказал господин Баринас.

– Будем надеяться, – повторил алькальд, – хотя их отсутствие уже сильно затянулось.

– А они обязательно должны вернуться в Ла-Урбану? – поинтересовался господин Фелипе.

– Вне всякого сомнения. Здесь осталась их пирога с походным снаряжением и уже собранными коллекциями.

– Они отправились одни или с проводником? – спросил Жан.

– Я дал им в качестве сопровождающих несколько индейцев мапойе, – ответил алькальд.

– А это надежные люди? – спросил господин Мигель.

– Настолько, насколько могут быть надежными индейцы, живущие вдали от реки.

– Известно ли, – продолжил Жан, – какие места они собирались посетить?

– По моим сведениям – Сьерра-Матапей. Это к востоку от Ориноко, край, известный только индейцам яруро и мапойе. У ваших соотечественников и проводника были лошади, полдюжины индейцев с грузом шли за ними пешком.

– А к востоку от Ориноко бывают наводнения? – спросил Жан.

– Нет, – ответил господин Мигель, – эти льяносы расположены значительно выше уровня моря.

– Вы правы, господин Мигель, – согласился алькальд, – но там бывают землетрясения, и вы знаете, что в Венесуэле они случаются довольно часто.

– В любое время года? – спросил юноша.

– Нет, в определенные периоды, – ответил господин Марчаль. – Кстати, вот уже месяц, как даже в Тигре ощущаются подземные толчки.

Все согласились, что вулканические толчки – не редкость в Венесуэле, хотя здесь и нет действующих вулканов. Гумбольдт имел все основания назвать Венесуэлу «страной землетрясений». Подтверждение тому – разрушение в шестнадцатом веке города Куманы. Землетрясение повторилось сто пятьдесят лет спустя, и в этот раз город содрогался от подземных толчков пятнадцать месяцев. Город Месида также жестоко пострадал. А в 1812 году двенадцать тысяч жителей погибли под развалинами Каракаса. Подобные катастрофы, уже унесшие тысячи жизней, могут повториться в любую минуту, и надо сказать, что в последнее время на востоке края ощущались постоянные толчки.

Когда тема двух французов была исчерпана, господин Марчаль обратился к сержанту Марсьялю и его племяннику:

– Мы знаем теперь, что позвало в дорогу господина Мигеля и его коллег. Вряд ли вы предприняли ваше путешествие с той же целью…

Сержант Марсьяль сделал протестующий жест; но Жан остановил его, не позволив ему выразить пренебрежительное отношение к географическим вопросам, которые, по мнению старого солдата, могли интересовать только составителей учебников и атласов.

Юноша рассказал, что чувство сыновней любви заставило его покинуть Францию и что он отправился в плавание по Ориноко, надеясь получить новые сведения об отце в Сан-Фернандо, откуда пришло последнее письмо, написанное полковником де Кермором.

Рассказ юноши до глубины души взволновал старого Марчаля, и, к ужасу сержанта, он взял Жана за руки, привлек его к себе и, словно благословляя, от всей души пожелал ему удачи.

– И никто из вас, ни господин Марчаль, ни господин алькальд, ничего не слышал о полковнике де Керморе? – спросил юноша.

– Увы, нет.

– Может быть, – сказал алькальд, – полковник не останавливался в Ла-Урбане? Хотя это очень странно – обычно все пироги заходят сюда, чтобы пополнить запасы. Вы говорите, что это было в тысяча восемьсот семьдесят девятом году?

– Да, сударь, – ответил Жан, – и вы тогда жили в этом селении?

– Конечно, но у меня не было сведений о прибытии полковника де Кермора.

Похоже, полковник с самого отъезда делал все возможное, чтобы сохранить инкогнито.

– Не огорчайтесь, дитя мое, не может быть, чтобы в Сан-Фернандо не осталось никаких следов пребывания вашего отца. Там вы наверняка получите сведения, которые позволят вам отыскать его.

Только в десять часов вечера гости покинули гостеприимный дом алькальда и вернулись на борт своих пирог, которые должны были с рассветом отправиться в путь.

Жан лег на циновке под навесом, и сержант, закончив ежевечернюю войну с комарами, тоже растянулся и тотчас заснул.

Однако сон их был непродолжительным. Около двух часов ночи их разбудил доносившийся откуда-то издалека непрерывно нараставший шум. Однако этот глухой гул не был похож на далекие раскаты грома. Потом какое-то странное волнение пробежало по реке, и волна ударилась в борта лодки.

Вальдес и матросы, стоя на носу пироги, вглядывались в горизонт.

– Что случилось, Вальдес? – спросил Жан.

– Не знаю…

– Собирается гроза?

– Нет… Небо чистое… Ветер восточный, очень слабый.

– Откуда же это волнение?

– Я не знаю, не знаю, – повторял Вальдес.

Действительно, это было необъяснимо. Может быть, выше или ниже по течению произошел внезапный подъем воды, который и вызвал эту приливную волну? От капризной Ориноко можно всего ожидать.

Экипаж и пассажиры «Марипаре» тоже были встревожены. Выбравшись из-под навеса, господин Мигель и его друзья пытались разобраться в причинах этого явления, но, увы, безуспешно.

Впрочем, волнение ощущалось не только на воде, но и на суше. Напуганные жители Ла-Урбаны повысыпали из своих хижин и направились к берегу. Вскоре к ним присоединились господин Марчаль и алькальд. Было половина пятого утра, и вот-вот должен был забрезжить рассвет.

Пассажиры обеих лодок тотчас же сошли на берег, и господин Мигель спросил:

– Что происходит?

– По всей вероятности, в Сьерра-Матапей произошло землетрясение, и колебания достигли речного дна.

Господин Мигель согласился, что колебания почвы вызваны подземными толчками, нередко сотрясающими льяносы. «Только это не все, – добавил он, – разве вы не слышите гул, который доносится откуда-то с востока?»

Действительно, слышалось какое-то монотонное низкое гудение, происхождение которого невозможно было объяснить.

– Надо подождать, – сказал господин Марчаль. – Вряд ли Ла-Урбане грозит опасность.

– Я тоже так думаю, – согласился алькальд, – можно спокойно вернуться в дом.

Скорее всего господин Марчаль и алькальд были правы, и все-таки лишь немногие жители деревни последовали их совету. К тому же уже светало, и можно было надеяться, что зрению откроется больше, чем слуху.

В течение трех часов далекий гул странным образом нарастал, словно что-то скользило и ползло по земле. Это тяжелое, ритмичное скольжение ощущалось даже на правом берегу. Вполне возможно, что толчки были вызваны землетрясением, эпицентр которого находился в Сьерра-Матапей, такое в Ла-Урбане уже бывало. Но никто пока еще не догадывался об истинной природе этих звуков, напоминающих гул марширующих полков.

Алькальд, господин Марчаль и пассажиры обеих пирог решили подняться на холм, надеясь что-либо увидеть с него. Солнце вставало на очень чистом небе, напоминающем лучезарный воздушный шар, пригнанный ветром к берегам Ориноко. Ни одного облачка на горизонте, ничего, что могло бы предвещать грозу. Поднявшись метров на тридцать, наблюдатели взглянули на восток. Перед ними простиралась бескрайняя зеленеющая равнина, «безмолвное море травы», как поэтически выразился Элизе Реклю. Правда, это море не было спокойным, что-то вздымалось из его глубины, и на расстоянии нескольких километров над льяносами клубился песок.

– Это густая пыль, – сказал господин Марчаль.

– Только поднимает ее не ветер, – заметил господин Мигель.

– Да, ветра почти нет, – ответил господин Марчаль. – Тогда что же это? Ведь не подземные же толчки? Нет, не может быть.

– А потом, этот шум, – сказал алькальд. – Он напоминает топот множества ног…

– Что же это такое? – воскликнул господин Фелипе.

И тут, словно отвечая на вопрос господина Фелипе, прогремел выстрел, повторенный эхом ружейный выстрел, за которым последовали другие.

– Стреляют из ружья! – сказал сержант Марсьяль. – Черт меня побери, если я ошибаюсь.

– Значит, на равнине охотники… – заметил Жан.

– Охотники… дитя мое? – удивился господин Марчаль. – Чтобы поднять такую пыль, нужен по меньшей мере легион…

Однако, совершенно очевидно, стреляли из револьверов или из карабинов. Можно было даже разглядеть белый дымок на фоне желтого облака пыли.

Затем ветер донес издалека звуки новых выстрелов.

– По-моему, – сказал господин Мигель, – нам следует двинуться туда и выяснить, что происходит…

– И помочь людям, которые, возможно, в этом нуждаются.

– Кто знает, – сказал Жан, глядя на господина Марчаля, – может быть, там мои соотечественники.

– Они, надо полагать, имеют дело с целой армией, – ответил тот. – Только тысячи людей могут поднять такую пыль! Вы правы, господин Мигель, спустимся на равнину…

– И с оружием, – добавил господин Мигель.

Отнюдь не лишняя мера предосторожности, если предчувствия не обманули Жана и его соотечественники отбивались от напавших на них индейцев. Через пять минут все были готовы. Алькальд и несколько жителей деревни, три географа, сержант Марсьяль и его племянник, вооруженные револьверами и карабинами, обогнув холм, пошли напрямик через льянос. Господин Марчаль, которому не терпелось узнать, в чем дело, присоединился к ним.

Маленький отряд бодро двинулся навстречу приближающемуся облаку. И, будь облако пыли не столь плотным, они могли бы уже разглядеть человеческие фигуры. Выстрелы же тем временем становились все слышнее, и все явственнее раздавался глухой ритмичный шум невидимо надвигавшейся на них массы ползущих по земле существ.

Господин Мигель, шагавший с карабином на изготовку впереди отряда, внезапно остановился. У него вырвался изумленный крик.

Если когда-либо человеку случалось удовлетворить свое любопытство и если когда-либо человек бывал посрамлен в своем неверии, то этим человеком оказался сержант Марсьяль. Старый солдат не верил в существование тысяч черепах, которые в период кладки яиц заполняют песчаные отмели Ориноко между устьем Арауки и Карибен…

– Черепахи… это черепахи! – воскликнул господин Мигель, и он не ошибся.

Да!.. Сотни тысяч черепах, а может быть и больше, направлялись к правому берегу реки. Но что заставило их идти сюда в эту пору? Ведь сезон кладки яиц давно окончился!

Господин Марчаль ответил на этот вопрос, естественно интересовавший всех присутствующих:

– Я думаю, что животные были напуганы землетрясением. Возможно, Тортуга или Суапаре вышли из берегов, и черепахи, движимые инстинктом самосохранения, отправились искать убежища на берегах Ориноко.

Это было очень правдоподобное и, пожалуй, единственно приемлемое объяснение. Очевидно, подземные толчки в Сьерра-Матапей были очень сильными. Черепахам и раньше случалось появляться на берегах Ориноко в неурочное время, поэтому жители прибрежных районов были не слишком удивлены, хотя и несколько обеспокоены.

В общем, с черепахами все было ясно, но откуда раздавались выстрелы? Кто мог таким образом сражаться с черепахами? Ведь пули не в состоянии пробить их панцирь.

Вскоре всё разъяснилось.

Мириады черепах, растянувшись на несколько километров, двигались сплошной массой, прижавшись панцирями одна к другой. А по этой движущейся поверхности метались множество животных, очевидно тоже спасавшихся от землетрясения. Удивленные подобным нашествием, носились взад и вперед обезьяны-ревуны. («Им это, вероятно, кажется забавным», – заметил сержант Марсьяль.) Здесь были и дикие животные: ягуары, пумы, оцелоты, равно опасные и на равнине, и в лесу, и на спинах черепах.

Вот от них-то и отбивались пистолетными и ружейными выстрелами два человека. Им уже удалось убить нескольких хищников, но они с трудом удерживали равновесие, перескакивая с одного панциря на другой, в то время как четвероногие явно не испытывали ни малейшего неудобства.

Кто были эти люди? На таком расстоянии ни господин Марчаль, ни алькальд не могли узнать их. Однако, если судить по костюму, они не принадлежали ни к одному из индейских племен, живущих вдоль среднего течения Ориноко. Может, это были те самые французы, которые отправились исследовать восточные равнины и возвращения которых давно уже ожидали в Ла-Урбане? Жан де Кермор подумал: возможно, меня ожидает радость встречи с соотечественниками.

Все остановились… Что делать? Идти вперед? Нет, конечно…

Поток черепах все равно заставит их повернуть назад, и они не сумеют добраться до окруженных хищниками людей. Только Жан призывал их помочь этим людям; он был уверен, что эти двое и есть французские исследователи.

– Это невозможно, – сказал господин Марчаль, – и бесполезно. Рискуя собственной жизнью, мы не сможем помочь им. Надо дать черепахам добраться до реки, а там они сами расползутся в разные стороны.

– Вероятно, но нам грозит другая опасность.

– Какая?

– Если черепахи встретят на своем пути Ла-Урбану и не свернут в сторону, с деревней будет покончено!

К несчастью, помешать катастрофе было невозможно. Обогнув холм, неумолимая лавина медленно приближалась к Ла-Урбане, от которой ее отделяло не больше двухсот метров. Все будет сметено, раздавлено, уничтожено в деревне… Там, где прошли турки, трава не растет, – говорит пословица. А там, где пройдет армия черепах, не останется ни дома, ни хижины, ни деревца, ни кустика.

Сотни тысяч черепах, а может быть и больше, направлялись к правому берегу реки

– Огонь… Надо разжечь огонь! – воскликнул господин Марчаль.

Он был прав: огонь – единственная преграда, которая могла остановить черепах.

Охваченные паникой, жители деревни бегали взад и вперед, раздавались крики женщин и детей. Пассажиры и экипажи пирог поняли мысль господина Марчаля и принялись за дело.

У входа в деревню тянулись широкие луга, поросшие густой, но уже высохшей травой и клонившимися под тяжестью плодов деревьями. Пришлось без колебаний пожертвовать этими плантациями. Траву подожгли одновременно в десяти или двенадцати местах. Яростно забушевало словно вырвавшееся из чрева земли пламя. Густой дым смешался с движущимся к реке облаком пыли.

И тем не менее черепахи упорно ползли вперед, и они, вероятно, будут ползти до тех пор, пока первый ряд не достигнет полосы огня. А может быть, идущие сзади толкнут первых в огонь и тем самым его потушат?

Неужели Ла-Урбана вот-вот будет раздавлена, уничтожена, обращена в развалины?

Но этого не случилось, расчет господина Марчаля оказался верным. Хищники были встречены выстрелами, стреляли все, у кого были ружья, а те двое, балансирующие на спинах ползущих черепах, отстреливались уже последними патронами.

Несколько хищников были убиты. Другие в ужасе отступили перед языками пламени и, повернув на восток, умчались вслед за обезьянами, оглашавшими воздух истошными воплями.

В это мгновение двое пленников черепашьего стада бросились к полосе огня, прежде чем первый ряд черепах успел к ней приблизиться.

Еще минута, и Жак Эллок и Жермен Патерн – а это были они, – обогнув холм, очутились в полной безопасности.

Черепахи же остановились перед полукилометровым огненным занавесом, а затем, обходя деревню слева, двинулись к реке и скрылись в ее водах.

Хищники были встречены выстрелами

___

76 Алькальд – в Испании и в некоторых государствах Латинской Америки глава городской администрации.

77 Иньям (ямс) – здесь: богатые крахмалом клубни ямса, тропического растения из семейства диоскорейных.

78 Маис – кукуруза.

Глава IX

Три пироги продолжают плавание вместе

Вторжение черепах, чуть было не уничтоживших Ла-Урбану, заставило путешественников на сутки отложить свой отъезд. Поскольку двое французов собирались продолжить изучение Ориноко и плыть до Сан-Фернандо-де-Атабапо, разумно было путешествовать вместе. А так как молодые люди нуждались в отдыхе, естественно было перенести отъезд на следующий день.

Именно такого мнения придерживались благоразумный господин Мигель и его коллеги. Дяде и племяннику не оставалось ничего другого, как согласиться с этой точкой зрения. У Жака Эллока и Жермена Патерна была своя пирога, и стеснить они никого не могли; а кроме того, что бы там ни думал сержант Марсьяль, путешествовать всем вместе было значительно безопаснее, чем порознь.

– А потом не забывай, они наши соотечественники, – сказал Жан своему дяде.

– Уж очень они молоды! – пробормотал сержант, недовольно качая головой.

Молодых людей попросили рассказать о себе, и, когда те узнали, что дядя и племянник – французы и даже бретонцы, они поспешили удовлетворить их любопытство.

Успешно выполнив несколько поручений министерства народного образования, двадцатишестилетний уроженец Бреста Жак Эллок был отправлен в экспедицию на Ориноко. Полтора месяца назад он прибыл в дельту великой венесуэльской реки. Этого молодого человека не без оснований считали талантливым исследователем, в котором храбрость, энергия и выносливость удачно сочетались с разумной осторожностью. Он был привлекателен: темные волосы, пылкий взгляд, румянец на смуглых щеках, высокий рост, крепкое сложение… Прибавьте к этому какую-то врожденную элегантность, серьезное и приветливое выражение лица, и станет понятно, почему все в нем с первого взгляда вызывало симпатию окружающих. Ни фатовства, ни позерства – он располагал к себе людей, не прилагая к тому никаких усилий.

Спутник Жака, двадцативосьмилетний Жермен Патерн, тоже был бретонцем. Его отец, советник апелляционного суда в Ренне, мать и две сестры – все были живы, тогда как родители Жака Эллока умерли, оставив своему единственному сыну вполне достаточное для обеспеченной жизни состояние.

Жермен Патерн обладал решительным, но покладистым характером и без возражений шел туда, куда его вел Жак Эллок, с которым они дружили со школьной скамьи. Страстью Жермена была естественная история, а точнее ботаника, и в не меньшей степени фотография. Он мог бы снимать под градом картечи, и камера не дрогнула бы в его руках. Он не был красавцем, и ростом – пониже Жермена, но его умное и неизменно приветливое лицо делало его по-своему привлекательным. К тому же природа наделила Патерна железным здоровьем и несокрушимой выносливостью. Он мог ходить целый день, не чувствуя усталости, есть любую пищу (о таких говорят, что их желудок может переваривать камни) или без жалоб лечь спать натощак, если уж так доводилось.

Узнав о цели путешествия Жака Эллока, он предложил себя в помощники. Тот с радостью согласился: трудно было найти более надежного и полезного спутника, чем его старый друг. Решили, что экспедиция продлится столько, сколько это будет необходимо. Целью друзей было изучение не только Ориноко, но и ее порой едва обозначенных на картах притоков, особенно в среднем течении. Их путешествие должно было завершиться в Сан-Фернандо.

Оставив пирогу и багаж в Ла-Урбане, они отправились в путь. Жак Эллок взял с собой необходимые для наблюдения инструменты и великолепный автоматический карабин фирмы «Хаммерлес» с отражателем фирмы «Гринер», а Жермен Патерн – ящик натуралиста, карабин той же фирмы, не считая двух револьверов в кожаной портупее. Выйдя из Ла-Урбаны, молодые люди направились к тогда еще мало изученному массиву Сьерра-Матапей. Сопровождавшие их индейцы мапойе несли легкое походное снаряжение. За три недели они преодолели около трехсот километров и почти полностью выполнили программу экспедиции. Сделав фотографические и гидрографические съемки Суапуре – на юге и Рио-Тортуга (Рио-Шафанжон) – на севере, собрав растения, которые должны были пополнить их гербарий[79], они две недели назад двинулись в обратный путь.

Вот тут и начались всякие неприятные неожиданности.

Сначала на них напали дикие индейцы[80], что не редкость во внутренних районах Венесуэлы. Отбив с риском для жизни все атаки, молодые люди вынуждены были отступить к подножию Сьерра-Матапей, где проводник-индеец и его сотоварищи предательски их бросили, захватив с собой и снаряжение. У молодых людей остались только инструменты и оружие. Они решили возвращаться в Ла-Урбану, от которой их отделяло еще около двадцати лье. Пищу они добывали себе охотой, ночевали под открытым небом, спали по очереди: пока один спал, другой нес вахту.

И вот два дня назад, очевидно в результате землетрясения, на их лагерь двинулись полчища черепах. Молодые люди не смогли вырваться вперед, поскольку дорогу им перекрывали хищники. Им не оставалось ничего другого, как «ехать» на спинах черепах, двигавшихся к правому берегу Ориноко. Весьма благоразумное решение. Сначала их примеру последовали только обезьяны. Но в нескольких лье от реки обезумевшие хищники тоже бросились на спины черепах. Ситуация стала очень опасной, пришлось отбиваться от пум и ягуаров. А сплошная масса черепах, напоминающая движущиеся тротуары в больших городах Америки, неуклонно приближалась к Ориноко. У Жака Эллока и Жермена Патерна уже почти не оставалось патронов, когда впереди показались первые дома Ла-Урбаны, и черепах остановил защищавший деревню огненный занавес. Так закончилась их экспедиция. И молодые люди, и Ла-Урбана благополучно избежали опасности быть раздавленными этой живой ползущей лавиной.

Жак Эллок и Жермен Патерн

Жак Эллок сказал, что они не намерены менять маршрут и будут продолжать свои исследования вплоть до Сан-Фернандо-де-Атабапо.

– До Сан-Фернандо? – нахмурившись, переспросил сержант Марсьяль.

– Но не дальше, – ответил Жак Эллок.

– А!

Трудно сказать, что означало это «А!» в устах сержанта Марсьяля – удовлетворение или досаду.

Решительно он становился все более нелюдимым, этот временно исполняющий обязанности дяди Жана де Кермора.

Жану пришлось рассказать свою историю, и нет ничего удивительного в том, что Жак Эллок почувствовал живейшую симпатию к семнадцатилетнему юноше, отважившемуся на столь опасное путешествие. Жак и его друг не были лично знакомы с полковником де Кермором, но в Бретани они слышали о его исчезновении, и вот случай свел их в пути с сыном полковника, отправившимся на поиски отца.

Жермен Патерн, кое-что знавший о семействе де Кермор, пытался оживить в памяти подробности этой истории.

– Месье Жан, – сказал Жак Эллок, выслушав рассказ юноши, – я рад, что случай свел нас в пути, и, поскольку цель нашего путешествия – Сан-Фернандо, мы отправимся туда вместе. Там, я надеюсь, вы получите новые сведения о полковнике де Керморе, и, если вам нужна будет наша помощь, можете на нас рассчитывать.

Юноша поблагодарил своих соотечественников, а сержант проворчал себе под нос:

– Тысяча чертей! Три географа – с одной стороны, два француза – с другой! Что-то больно много желающих помочь нам! Тут надо держать ухо востро!

К вечеру приготовления были окончены. Собственно, речь шла только о третьей пироге, так как две другие были готовы к отплытию еще утром. Пирога Жака и Жермена называлась «Мориче», капитаном ее был индеец из племени банива по имени Парчаль, а экипаж состоял из девяти краснокожих, которыми путешественники не могли нахвалиться. Запасы продуктов были пополнены, но, увы, нельзя было возвратить украденное во время экспедиции снаряжение. Однако Жермен Патерн, сохранивший в неприкосновенности свою коллекцию, считал, что им грешно жаловаться.

Сначала на них напали дикие индейцы

Двадцать восьмого августа на рассвете пассажиры трех пирог попрощались с господином Марчалем, с алькальдом Ла-Урбаны и ее жителями, оказавшими им такой сердечный прием.

Добрый старик заключил в свои объятия юношу, которого он от всей души надеялся увидеть вновь, когда они с полковником де Кермором будут проезжать мимо его фермы в Тигре и где они, наверное, не откажутся провести несколько дней.

– Будьте мужественны, дитя мое, – сказал он, целуя Жана, – я буду молиться за вас, и да хранит вас Господь!

Пироги отчалили одна за другой. Дул свежий попутный ветер. Паруса были подняты, пассажиры бросили последний взгляд на Ла-Урбану, лодки двинулись вдоль правого берега, где течение было не слишком сильным.

От Ла-Урбаны до Сан-Фернандо русло Ориноко вытянуто почти по прямой линии. Оба селения, расположенные в излучине реки, находятся примерно на одном и том же меридиане. Так что если ветер не переменится, плавание будет не слишком продолжительным.

Лодки шли с одинаковой скоростью, то гуськом, как шаланды на Луаре, когда фарватер сужался, то рядом, когда ширина реки это позволяла.

Расстояние от одного берега Ориноко до другого достаточно велико, но выше Ла-Урбаны ее русло изобилует песчаными отмелями. Правда, сейчас из-за паводка отмели превратились в острова, покрытые густой сочной зеленью, и пироги лавировали между ними. Острова эти образовывали четыре рукава, только два из которых оставались судоходными в сухое время года.