В мае цвела сирень

«Умер все-таки…» – подумал Андрей тоскливо. – «Эх…»

– Залегли они где-то в области, – продолжал Максим. – Наверное, в соседнюю Белоруссию будут пробиваться, но не сейчас, позже. Потому что сейчас все посты их ориентировками завалены. Они этого не могут не понимать.

«Они и понимают, гады», – вновь подумал Андрей.

– Я бы не стал тебе всего этого говорить, Андрей, – виновато произнес Максим. – Только понимаешь… – он опять запнулся. – Один из них в одной группировке с тобой был, в «Заводской». Да и второго ты наверняка знаешь…

– Кто такие? – после паузы спросил Андрей. Спросил потому, что спросить это было надо…

Максим отряхнул от земли руки, достал из кармана сложенную вчетверо ориентировку. С неё на Андрея глянули два знакомых лица.

– Жохов Юрий Владимирович, одна тысяча девятьсот семидесятого года рождения, кличка Гонщик… – прочитал Максим. – Знаешь такого?

– Как не знать… – угрюмо кивнул Андрей. А что ему оставалось? На черное сказать, что оно белое?

– Второй – Соболюк Евгений Иванович, одна тысяча девятьсот восемьдесят второго, кличка Пряник. Опера порезал, кстати, он…

«И это понятно…» – подумал Андрей. – «Не Гонщик же сам это делать будет…». – А вслух сказал:

– Знаю и этого… Плохо, правда.

– С Гонщиком этим ты раньше довольно близок был, – сказал Максим. – Я не жду, что ты подскажешь, куда бы он податься мог… Знаю, не скажешь, даже если бы и знал. Но сказать тебе об этом я должен был. Сам понимаешь…

– Спасибо, Макс, – тихо проговорил Андрей. – Но я и вправду не знаю…

Как сквозь землю не провалился, когда слова эти произносил, Андрей сам не понимал. Поднялся, накрыл сапогом окурок, ввинтил его в землю.

– Ну что, перекурили? Давай дальше работать…

                        ***

В начале этой весны Марине Агеевой исполнилось тридцать три года. Не юность, конечно, но ведь не то, что не старость, даже не зрелость еще. И вот только сейчас, в самое последнее время ей начало казаться, что наступает настоящая жизнь, что все то, что было до этого, происходило лишь потому, что кому-то просто нужно было испытать её, проверить на прочность, оценить, годится ли она для настоящего большого счастья? Достойна ли она его будет? Можно ли выдать ей, обычной женщине, пусть привлекательной и миловидной, такое громадное, цветущее и полыхающее разными узорами счастье? Сможет ли она его нести? Здесь еще и сила нужна. Если силенок не хватит, счастье ведь и раздавить может. Да и… в руки-то оно тоже далеко не ко всем идет. Еще нужно чтобы понимал человек его цену. А то, дай его некоторым, так они и не уразумеют даже, что это такое к ним попало… А ведь чтобы научиться радоваться счастью, нужно пройти многие испытания. Чтобы было, что с чем сравнить. Многие люди, которым это счастье само в руки приходило, только потом, по прошествии долгого времени, и понимали, что это такое было в их собственных руках. А в тот момент все казалось несерьезно, развлечением каким-то мнилось, за которое и держаться не надо. Уйдет и уйдет. Потом, конечно, многие люди локти кусали, да что толку… Поздно.

Поэтому к счастью нужно быть готовым. Ждать, осознавать его, видеть. Марина Агеева видела. Мало того, понимала его зыбкость и непрочность. Но теперь она свое, выстраданное взять сможет. Теперь её пора наступает. Выстраданное и вымоленное, проверенное многими годами разлуки счастье почти уже лежит в её подрагивающих от волнения ладонях. И теперь-то уж Марина его из рук не выпустит. Как Жар-Птицу держать будет. Нежно, осторожно, но крепко.

Сегодня Андрей ночевал у неё в Столбцах. Утром рано уехал в Егорьевск. Снастей кое-каких рыбацких подкупить, то, сё… Максим предлагал ему поехать с ним вместе, на его «Жигуленке» после обеда, но Андрей отказался. «Хочу», – сказал он, – «По базару побродить, посмотреть, прицениться… А после обеда какой базар?»

– Это да, – согласился Максим. – После обеда базара нету. Но не могу я с утра ехать, мне надо в Кремнево позарез наведаться. Есть там один шалопай – Гошка по кличку Долдон, семье житья не дает пьянками своими, жена вот ночью звонила, припугни говорит, хоть, его, Максим…

– Что ж, пугать поедешь? – улыбнулся Андрей.

– Вот женщины наши, – посетовал Ромашин. – Припугнуть припугни, а трогать не моги, сразу горой за этого забулдыгу становится. Он же из неё все соки вытянул, посмотрел бы ты на неё. Нет – жалеет чудо это непросыхающее…

Андрей покачал головой, подмигнул Марине.

– Да, наши женщины – они такие.

– Ты попробуй только запей мне, – засмеялась Марина. – Так сковородником закодирую, лучше любого нарколога будет.

– Во, видел? – обратился Андрей к другу. – Смотри, Макс, а то если придется нам по сто грамм принять, как бы она своим сковородником двоих сразу не закодировала…

– Маришка? – улыбнулся Максим. – Маришка может…

Все трое громко рассмеялись.

Андрея во время смеха вдруг кольнула неприятная мысль, он вспомнил о тех непрошенных гостях, которые прячутся в его дровянике. И всю веселость сняло как рукой. А Максим с Мариной еще долго веселились, шутили, подсмеивались друг над другом.

– Слушай, Андрей, – предложил Максим внезапно. – А бери мою колымагу. Съездишь спокойно себе, а после обеда я на ней в Егорьевск поеду.

– А в Кремнево ты как доберешься?

– Ну-у… – протянул Максим. – Как-нибудь…

– Нет, Макс, не надо, – отказался Андрей. – Езжай в Кремнево на машине, а я в Егорьевск и на такси доберусь.

– Он доберется, Макс, – поддержала Андрея Марина. – Езжай себе спокойно.

Максим уехал в Кремнево, Андрей на такси в Егорьевск. А Марина, побывав на почте, сделала кое-какие рабочие дела и решила сходить в Серебрянку, в Андрееву избу, куда она скоро войдет полноправной хозяйкой. «Грядки прополоть надо, – подумала она озабоченно. – «Пока время есть. А то загудит все, порастет бурьяном…» В хозяйстве главное, все вовремя делать.

Марина пришла в Серебрянку, нашла в условленном месте ключи от избы, вошла в неё, переоделась в принесенную рабочую одежду, взяла тяпку и ушла в огород. Она совсем не представляла да и представить не могла, что сквозь щелистые доски дровяника за ней следят две пары недобрых враждебных глаз…

– Что это за бабенка? – встревоженно спросил Пряник у Гонщика.

– Я откуда знаю… – напряженно ответил тот, не сводя взгляда с дальних грядок, где копошилась Марина. – Зазноба, может, Шварца…

– А она ничего, – с удовольствием протянул Пряник, оглядывая с ног до головы Марину. – Фигуристая. Жаль далековато, не разглядишь хорошо…

– Ты о чем сейчас думаешь, – раздражился Гонщик. – Утихни вообще…

Пряник обиженно замолк.

Через пару часов Марина закончила прополку, прошла в избу, прибралась наскоро. Потом решила побаловать Андрея, стушить в печке чугунок картошки. Очень он любил тушеную в русской печи картошку. Сколько лет ведь не ел. Сейчас, если Марина спрашивает, что ему приготовить, Андрей неизменно просит стушить в печи картошку.

Первым делом надо затопить печь. Марина огляделась, но дров в избе не оказалось. Она вышла из избы и направилась к дровянику. Странно, но он оказался заперт. Марина постояла, подергала в раздумье замок. Вернулась в избу. Долго искала ключ, но так и не нашла. Махнула рукой, приготовила на плите борщ и, заперев избу, ушла.

Когда за Мариной захлопнулась калитка, Гонщик и Пряник перевели дух.

– Ф-фу… – Гонщик смахнул со лба липкую испарину. – Ты представляешь, если бы она сюда вошла…

– На потолке бы еще, может, схоронились… – пробурчал Пряник.

– А параша внизу полная стоит, это как? А банка с окурками? Запах курева? Нет, если бы она сюда вошла пришлось бы её… А потом самим бежать куда подальше. Шварц бы не простил. А такого врага как он иметь, это куда пострашнее ментов будет…

…Андрей подъехал на такси к дому после обеда. Он и ездил-то в Егорьевск совсем не за снастями. Надо было продуктов закупить затворникам. В сельском магазине столько покупать нельзя, там сразу этим внимание к себе привлечешь. На двух взрослых мужчин продуктов надо немало… Та же Марина спросит, куда ты столько брал? И куда дел?

Андрей, едва вошел в избу, сразу понял, что здесь была Марина. Он бы понял это, даже если бы на плите не стояла еще теплая кастрюля с борщом. Потому что в избе было чисто прибрано, а в банке на окне, расточая сладкий аромат, стояла ветка сирени. Сердце Андрея тревожно забилось, он бросился в дальнюю комнату, где за бабушкиным сундуком висел ключ от дровяника. Ключ оказался на месте. Андрей взял его и, шатаясь на негнущихся ногах, направился в дровяник. Гонщик и Пряник встретили его молча.

– Видели её? – прямо спросил Андрей.

– Видели… – отвел глаза Гонщик. – Она и сюда приходила, да замок… Хорошо, что замок.

– Да это хорошо, – кивнул, почему-то свирепея Андрей. – Это очень хорошо, что замок. Потому что если бы с ней что-то случилось, я бы вас обоих на запчасти разобрал! Ты знаешь меня, Гонщик…

– Да что с ней случилось бы… – хмуро пробурчал Гонщик. – Мы ж не какие-то…

– Ой, ли? – зло прищурился Андрей. На его лице отобразилась борьба чувств. – Ладно, раз обошлось. А опер-то, которого этот кабанчик, – он кивнул на Пряника, – порезал, умер, чтоб вы знали. Так что положение ваше, можно сказать, аховое…

Гонщик и Пряник угрюмо молчали.

– Ладно, – Андрей поднялся с чурбачка, на котором сидел. – Сейчас поесть что-нибудь принесу…

                        ***

– Что с тобой, Андрюша? – спросила как-то Марина.

Они только что пообедали и сидели за столом. Марина что-то долго и весело говорила, Андрей угрюмо молчал.

– Что? – спохватился он. – А что со мной?

– Да сам не свой ты последнюю неделю… – пожала плечами Марина. – Ходишь задумчивый какой-то, отвечаешь невпопад. Что тебя гложет-то? Ты поделись, мы же с тобой не чужие, тебе сразу и легче станет…

Поделись… Вот было бы весело, если бы он вздумал поделиться… Что бы она тогда почувствовала, что сказала бы, даже подумать страшно. Как все запутанно, как странно это все! Он должен помогать тем, к кому, можно сказать, испытывает стойкую неприязнь, скрывая при этом эту помощь от дорогих и близких ему людей.

– Гложет? – снова переспросил Андрей. – Да ничего меня не гложет.

– Ну, как же… – Марина погладила его по плечу. – Я же вижу… Я ведь знаю тебя так, как ты сам себя не знаешь.

Да уж… Знаешь… Ничего ты, Маришка, не знаешь…

– У нас же все хорошо, да? – она заглянула ему в глаза. – Все ведь хорошо?

– Хорошо… – выдавил из себя Андрей.

– Какой-то ты… Да ты не приболел ли часом? – забеспокоилась Марина, потянувшись губами к его лбу.

– Да здоров я… – раздраженно отодвинулся от неё Андрей. – Сказал же – здоров! Что ты со мной, как с дитем малым?

Выпалил это все со зла и пожалел тут же. Хотя жалей – не жалей, слово-то уже сказано.

– Мариша… – он вздохнул. – Ну, прости меня, дурака. Я знаю – ты обо мне заботишься, а я как последний идиот себя веду… Но правда, со мной все в порядке.

Марина, отвернувшись, молчала.

– Мариша! – грозно-шутливо произнес Андрей.

Ноль внимания.

– Ну, все! – Андрей схватил её в охапку. – Сейчас пронесу через все село и на глазах у всех искупаю в озере. Вода уже теплая, вон ребятишки купаются… Будешь знать, как на меня дуться…

– Ты уж хоть, что-нибудь новое придумал бы, – усмехнулась Марина. – Только и знаешь: отнесу – принесу…

– Да? – Андрей задумчиво поскреб у себя в затылке. – А это… это потому что я при виде тебя голову теряю, ничего придумать не могу нового.

– Смотри, хоть это не забудь, – прыснула Марина.

– Нет, это не забуду. Это у меня в крови.

Отговорился на этот раз. А сколько еще впереди подобного… Он же не робот, чтобы не думать о том, что больше всего волнует. Как он может забыть, что у него в дровянике прячутся два беглых бандита? Все равно все мысли к этому возвращаются… Господи, когда же они уйдут-то?

Гонщик с Пряником за полторы недели вынужденного сидения, заросли грязной щетиной, покрылись коростой. Мыться-бриться было негде. Андрей дедовскую баню еще не отремонтировал, сам мыться к Максиму ходил. Да если бы и топил он свою баню, разве пригласил бы их мыться? В дровянике сидите, Бог с вами, но в баню…

– Слышь, Андрюха, – спросил у него как-то Владимир Сухин. – А кто это у тебя вчера вечером во дворе ходил, да разговаривал? Мат-перемат через слово?

Андрей обомлел. Вчера вечером, ночью почти он выпускал своих затворников свежим воздухом подышать. Предупреждал же, чтоб тише воды ниже травы себя вели. И вот…

– Так кто, Володь… – забормотал он невнятно. – Кто на моем дворе ночью будет, кроме меня?

– А что это ты на своем дворе ночью сам с собой ругался? – недоуменно спросил Сухин.

– Да вышел во двор ночью и о чурбак споткнулся. Ногу вон зашиб… Тут не так еще выскажешься…

– Это да, – захохотал Владимир. – Я вот как-то…

Пронесло и в этот раз. Но постоянно везти ж не будет…

– Слышите, постояльцы, – сказал он вечером зло. – Я кому сказал, чтоб тихо свежим воздухом дышали, не вам разве? Чего вы вчера матерились как свинопасы-ударники?

Поругался, а что еще сделаешь? Ой, скорее бы они уже от него срывались. Ой, скорее…

Уже не знал, как так сделать, чтобы Марина без него, одна в избе в Серебрянке не появлялась. Что только не придумывал, как не изворачивался. Марина только глаза округляла. Плохо все это… Плохо, потому что знал Андрей одну простую истину: сколько веревочке не виться…

Жил Векшин, как на иголках сидел. Весь похудел, изнервничался. А Гонщик с Пряником только знай, полеживают себе и на его харчах жируют…

Лизка маленькая как-то забежала. Хорошо, он в этот момент дома был. Что ты, говорит, уже два дня домой не приходишь?

– Твой дом, вот он, – повел рукой Андрей. – Скоро все сюда переедем.

– Вот как переедем так наш дом, и будет, – не по взрослому рассудительно произнесла Лиза. – А сейчас наш дом в Столбцах, и пока мы там живем, ты тоже с нами живи…

– Мудр ты, ребенок, – вздохнул Андрей, прижимая к себе Лизу. – Хорошо, жить только вместе будем…

Максима Андрей сторонился. Но как можно сторониться лучшего друга, да еще так, чтобы тот ни о чем не догадался. Но и как можно не сторониться? Какими глазами на него смотреть? При виде Максима у Андрея пересыхало в горле, а взгляд друга вообще казался рентгеном. В общем, крутился Андрей между молотом и наковальней как мог.

Но недолго уже оставалось Андрею мучиться. Уход в Белоруссию Гонщика и Пряника был запланирован через три дня. Ждал Андрей этого дня, дождаться не мог. До Белорусской границы от Егорьевска было около тридцати километров. Как идти туда лесом, Векшин Гонщику объяснил. Тот все записал на листок аккуратно, все ориентиры пометил. В Белоруссии у Гонщика жил приятель, который, по его рассказам встретит и устроит их с Пряником без проблем. Впрочем, это Андрея не интересовало абсолютно, для него было главным, чтобы они от него ушли. Он накупил в Егорьевске одноразовых станков, пообещал перед уходом постояльцев наносить в дровяник воды, чтобы они вымылись, да побрились. Пол там земляной, так что не страшно, вода не скопится. «Греть воду не буду», – сразу предупредил он. – «Не зима, не замерзнете…»

«Скоро, скоро все закончится», – сидя на крыльце с сигаретой думал Андрей. – «Недолго осталось. Ох, скорей бы уж…»

                        ***

Утро было солнечное, лучи стекали по молодой свежей, ярко-зеленой листве. Всю ночь пел соловей и Андрей с Мариной, спавшие на сеновале, полночи умиленно слушали его.

– Ты смотри, Андрюша, а? – восхищенно шептала Марина. – Вот я маленькой была, он также пел. Потом юная была, шестнадцатилетняя, когда ты с армии пришел и провожал меня домой, он тоже пел. И сейчас, столько лет прошло, а он поет. И сирень пахнет. Жизнь продолжается. Живем, Андрюш, а?

– Живем, – соглашался Андрей. – И еще долго жить будем! Чего бы нам сейчас не жить?

– Да… Сейчас бы только и жить… Смотри-смотри, какие он коленца вытягивает, точь-в-точь как семнадцать лет назад…

– Да не он это… – Андрей задумчиво улыбался чему-то далекому и родному. – Это поди внук уже того.

– А хоть и внук. Ты того в глаза не видел и этого не видишь. А вообще ты соловья видел?

– Видел, – кивнул Андрей. – Поет лучше, чем выглядит. Небольшой, окрасу серенького.

– Зато как поет…

– Это да.

– А сирень, сирень-то как пахнет… Веришь, как последний раз нюхаю, все нанюхаться не могу.

– Ну-у… – укоризненно протянул Андрей. – Сколько у нас в жизни еще дней майских будет… А май без сирени не май. Так что все впереди у нас еще. Вот поженимся скоро…

– Да…

Так и прошла ночь – не сон, не дремота. Встали невыспавшиеся, вялые, а посмотрели на солнце, потянулись, друг на друга глядя – хорошо!

Андрей с утра собирался с Максимом в Егорьевск, хотел Лизе купить компьютер, девочка растет, развивается, а сейчас без компьютера, как его не ругай, никуда. Максим немного в них понимал, тем более хорошо знал одного хозяина магазинчика, который торговал компьютерами, ноутбуками и прочей оргтехникой. Он Максиму мало того, что скидку обещал сделать, так еще и проконсультировать мог грамотно, подсказать модель более качественную.

Андрей посмотрел на часы – половина восьмого. Максим обещал заехать за ним где-то с девяти до половины десятого. Значит, время еще есть. Надо бы сбегать домой в Серебрянку, покормить затворников. Если все пойдет нормально, послезавтра их в Андреевом дворе уже не будет. И вообще в Егорьевском районе. Забудется все как досадное недоразумение.

Марина возилась в сенях возле плиты, оттуда разносился вкусный запах каких-то приправ, что-то обещающе скворчало на сковородке.

– Мариш, – окликнул он её.

– Что? – она выглянула в форточку.

– Я сейчас до двора своего добегу быстренько…

– Что так срочно? – удивилась Марина.

– Да… Не помню парник приоткрыт у меня или нет, – соврал Андрей. – Как бы огурцы не погорели, день-то жарким будет…

– Да подожди, Максим заедет, заскочите по пути, да и откроешь, если забыл. Что за срочность?

– Да пока Максим заедет, я три раза туда-сюда сбегаю.

– Так позавтракай хоть. Готово все уже…

– Да прибегу я через полчаса, – отмахнулся Андрей. – Остыть ничего не успеет.

– Вот неугомонный… – проворчала Марина. – Беги уж…

Андрей вышел из ворот, быстрым шагом направился через село к плотине, по которой проходила дорога в Серебрянку. Миновав плотину, вошел в деревню, свернул на тропку, по которой если пойти, то можно срезать едва ли не половину пути, нежели по дороге. До своей избы оставалось совсем немного, когда он увидел в проулке перевернутую телегу со сломанной оглоблей и Данилу Седяхина с расцарапанным лицом, гнавшегося за гнедым жеребцом на котором была в клочья порвана сбруя.

– Андрюха! – заорал Данила, увидев его. – Заходи этому аспиду слева, гони на меня. Ну, я ему…

Полчаса, не меньше гонялись за жеребцом. Он свирепо косил на них глазом, едва они приближались, оскаливал крупные желтые зубы, прядал ушами, грозно поворачиваясь крупом.

– Гляди, Андрюх, а то так задними копытами накинет, что враз скочевряжешься. Ему, гаду такому это недолго… – говорил Данила, осторожно придвигаясь к морде жеребца, пытаясь схватить за узду.

Жеребец уворачивался, продолжая нервно прядать ушами.

– С чего это он? – спросил Андрей.

– А чума его знает… – выругался Данила. – Ветер газету понес по проулку, так он и спужался, понес так, что оглоблю сломал и сбрую всю изорвал…

– Молодой еще, пугливый, – сказал Андрей.

– Ага… Стой ты… Тьфу! Ну что ты скажешь…

– Погоди… – сказал Андрей. – Загоняй его вон туда, в угол. К Марынихину пряслу прижмем…

– Ага…

…Максим остановил свой жигуленок у Марининой избы. Надавил два раза на клаксон, на звук сигнала из калитки выглянула Марина.

– Привет. Что сигналишь-то? Заходи.

– Привет. А где Андрей?

– Да побежал в Серебрянку парник приоткрыть, огурцы, боится, сгорят. День-то жаркий намечается.

Максим, приложил руку козырьком ко лбу, посмотрел на солнце.

– Да, денек будет жарким…

– Ты что в форму-то вырядился?

– Да-а… – махнул рукой Максим. – К начальству зайти требуется.

– Понятно, – кивнула Марина. – Небось, для чего хорошего не позовут?

– А то… Хорошее они для себя берегут.

– Ну, вылезай из машины-то, – позвала Марина. – Андрей сейчас уже придет. Как раз позавтракаете.

– Нет, Мариш, нет времени. Я чего и заехал-то пораньше. С утра позвонили – быть на совещании в девять тридцать. Ну, я думаю, это ненадолго. Потом с Андреем и компьютер купим и перекусим где-нибудь…

– Да что вы за люди такие… – всплеснула руками Марина. – Андрею говорю – подожди Максима, по пути заедете, приоткроете парник, нет, невтерпеж ему. Тебе говорю, подожди, сейчас Андрей придет, ты тоже вон по сиденью от нетерпения ерзаешь, ехать все быстрей тебе надо …

Максим засмеялся.

– Да, мы такие… Да я сейчас в Серебрянку заскочу, заберу его да поедем сразу в Егорьевск. Делов-то…

Максим газанул, собираясь тронуться с места. Марина замахала руками.

– Стой, стой!!!

Ромашин сбросил обороты.

– Ну, чего еще?

– Деньги сейчас вынесу, за что вы компьютер-то покупать будете? И телефон мобильный Андреев возьми, отдашь ему.

– А-а…

Взял у Марины деньги, сунул в карман кителя, положил телефон в бардачок, поднял приветственно руку.

– Ждите нас после обеда с аппаратурой.

Жигуленок взвыл двигателем и скрылся в облачке им же поднятой пыли.

                        ***

Гонщик и Пряник изнывали в душном, пропекающемся за день насквозь дровянике. Этой ночью Андрей не пришел, не выпустил их подышать свежим воздухом, и они уже настолько очумели от жары, что мозги их и те загустели. Поганое ведро не выносилось вторые сутки, вонь стояла неимоверная. Целый вчерашний день они ожидали вечера, ждали пока придет Андрей, откроет дверь, и они хоть часок побудут во дворе на свежем, прохладном, ночном воздухе. К вечеру дровяник, крытый железной дранкой, прокалился настолько, что напоминал жарко протопленную русскую баню. Затворники истекали липким грязным потом, вдыхая идущие от ведра пары нечистот. Вода в пластиковых бутылках была, но она нагрелась настолько, что когда её глотали, становилось горячо во рту.

– Когда же вечер-то… – хрипел Пряник, заливаясь потом. – Я не вынесу уже…

– Вынесешь, куда денешься, – бормотал сквозь сжатые зубы Гонщик. – Жить захочешь – вынесешь…

– А если Шварц и вечером не придет, – ныл, как больной зуб, Пряник. – Что тогда?

– Тогда следующего вечера ждать будем…

– Ты что?!!! – едва не срывался на визг Пряник. – Я лучше в какой-нибудь колодец прыгну и утону, чем здесь спекусь. В колодце прохладно, вода холодная, ключевая…

– Хорош ныть, – рявкал Гонщик. – Лежи вон молча.

Пряник умолкал, но ненадолго. Проходило какое-то время, и он вновь принимался скулить, как побитый пес.

Вечером Андрей не пришел. Не явился он и ночью и ввиду безвыходного положения Гонщик разрешил Прянику выломать дверь дровяника. Разрешил потому, что чувствовал, что если не глотнет сейчас свежего воздуха, то и сам сойдет с ума. Но приказал сделать это как можно аккуратнее. Пряник отыскал гвоздодер, всунул его в щель между дверью и дверной коробкой и, навалившись на него всем телом, своротил замок вместе с вбитым в лутку пробоем, на котором он крепился. Затворники вышли на ночной двор, крадучись набрали в колодце ледяной воды, выпили каждый едва ли не по ведру, отдышались кое-как. Посидели на свежем воздухе, покурили, пряча огоньки в кулак. Но как было загнать на место пробой с замком? Снаружи, конечно можно… Вставить его в старые отверстия, пристукнуть да и все, но и то стучать нужно, шуметь. А изнутри как? Поразмыслив, Гонщик решил, что до утра вряд ли что случится, а уж утром наверняка придет Андрей. Он знает, что запасы еды и питья у них на исходе, не может быть такого, чтобы не пришел.

Андрей сам и починит пробой. Поругается, конечно, но не убьет же ведь. Гонщик затоптал сигарету, сплюнул горечь во рту и махнул рукой Прянику, залезай, мол, назад в дровяник, надышался, хватит …

К утру дровяник более-менее выстыл под ночным прохладным небом, духоты во всяком случае такой уже не было и затворники по утреннему холодку задремали. Очнулись от дремы после того, как во дворе стукнула калитка. Гонщик и Пряник приникли к щелям. На улице уже стояло яркое, красочное солнце, но без жары еще, без душного зноя. А по Андрееву двору вышагивал капитан милиции…

У Пряника от ужаса расширились глаза.

– Продал Шварц… – весь, трепеща, бросился он к Гонщику. – Ты видишь, продал?!!

– Заткнись… – зло прошипел Гонщик, брезгливо его отталкивая. – Ты что, не соображаешь, если бы Шварц продал, здесь бы группа захвата была, а не милицейский капитан в одиночестве…

– Так выведывает он один поначалу…