Оранжевый меч

Зверь умолк, тяжелое мертвое тело завалилось набок и с глухим стуком рухнуло вниз. Эван в два прыжка пересек крышу клетки, запрыгнул на обезумевшего от страха вожака бафов и ухватил его за рога. Быки начали замедлять ход, и через пару минут фургон остановился.

Оставшийся в одиночестве главарь работорговцев молча проследовал назад по дороге и вскоре вернулся, разглядывая большую оранжевую сферу, мерцающую в его ладони. Довольно улыбаясь, он спрятал ее в поясную сумку и с места запрыгнул в высокое седло.

Фургон медленно покатил вперед, и все пленники вновь заняли свои места согласно купленным билетам. Аборигены – впереди, а мы с Элис так и остались сидеть посреди клетки. После нападения хищника стало понятно, почему местные предпочли сгрудиться в тесную кучу поближе к запряженным бафам.

Повозка, скрипя колесами, продвигались по лесной дороге, и о случившемся напоминало лишь бешеное сердцебиение и пот, обильно выступивший по всему телу.

Лес закончился неожиданно, и вдоль дороги потянулись поля с редкими домишками, в окнах которых горел тусклый свет. Мы проехали еще несколько километров и свернули вправо у самой городской стены. Вечерний полумрак мешал разглядеть Гаросс в подробностях, но городом его можно было назвать лишь с натяжкой. Он был самой обычной, обнесенной бревенчатым частоколом деревней.

– Подъем! – прокричал Эван и остановил нашу процессию у небольшой развалюхи.

Дверь клетки открылась, и я снова оказался в оковах неподвижности. Эван залез внутрь, взвалил меня на плечи и с легкостью спрыгнул на землю. Он сделал несколько шагов к дому, поднялся на скрипучее крыльцо и громко постучал кулаком по болтающейся в петлях двери.

– Эван! – в освещенном проеме показалась маленькая старушка. – Сколько лет, сколько зим!

– Здравствуй, Ядвига! – разбойник бесцеремонно оттолкнул бабку и уверенно проследовал внутрь.

– Сюда его, клади, сюда, – сказала вслед старуха и засеменила к большому столу. – Только привяжи покрепче! Мне один такой юнец пол-избы сжег и панта моего зарезал, упокой Господь его душу!

– Чью душу? – удивленно спросил Эван и обернулся, – кота, что ли?

– Мальчишки, конечно, – пожала плечами старушка, – убила я окаянного за моего Васеньку…

Она суетливо сгребла с потертой, растрескавшейся столешницы разложенные для сушки растения и сложила их на одну из полок в бревенчатой стене. Свисающие с потолка связки трав, плодов и кореньев придавали ее жилищу сказочный антураж, но сказкой все происходящее даже не пахло.

Эван с облегчением сбросил меня на стол и, недовольно вздохнув, припечатал к поверхности каким-то заклятьем. Я вздрогнул и застонал: тело налилось свинцом, а язык надежно приклеился к небу.

– А мальчик красивый! – зацокала бабка и подошла ближе. – Будь я моложе годков на сорок, раздела бы, умыла и спать уложила, но не сразу, конечно. Смотри, какой я была в молодости!

Старуха сняла с головы пеструю косынку, и спутанные седые космы рассыпались по плечам. Они начали стремительно удлиняться и темнеть, морщины разгладились, крючковатый нос выпрямился, запавшие губы обрели изящную форму и полноту, а маленькие глазки увеличились и засияли, словно два изумруда. Потрясающе красивая девушка поправила тонкими пальчиками лямку тесного платья с глубоким декольте, прикоснулась к Знаку и кокетливо улыбнулась.

– Вижу, касатик, вижу, что не обделен ты силушкой! – ее ладонь легла мне на живот и поползла ниже. – Богатырь, ни дать ни взять!

– Прекрати, ведьма! – поморщился Эван и сплюнул прямо на дощатый пол. – Трахай его на здоровье, но только не у меня на глазах! Когда я вернусь, парень должен быть готов! Тебе еще девчонкой его заниматься!

Он вышел из дома, громко хлопнув дверью, и по ступеням крыльца застучали тяжелые сапоги.

– Моя избушка на курьих ножках к твоим услугам! – девушка резко отдернула руку от моего паха и преобразилась в привлекательную женщину средних лет. – Уж прости за спектакль и маскарад, не люблю работать при посторонних!

Зеленые глаза смотрели на меня с иронией и любопытством. Она наклонилась над моим лицом, и малахитовые радужки засветились ярким огнем. Я завороженно смотрел в их бездонную глубину и мне чудилось, что в мой разум деликатно проникают мягкие проворные щупальца, а он послушно открывает им все тайны. Через секунды, часы или дни наваждение пропало, и мозг освободился от чужого присутствия.

Ядвига сидела на краю стола, и внимательно меня разглядывала. Тусклый свет догорающей свечи подчеркивал глубину вертикальной складки, прорезавшей ее высокий лоб, и оттенял нахмуренные, сведенные к переносице черные брови.

– Про силушку богатырскую я пошутила, но кто же знал, что это вовсе не шутка, – женщина помолчала и отвернулась. – Обычно я снимаю Знак быстро, обрезаю земные воспоминания и переношу переводчик непосредственно в мозг. Без языка раб даже для борделя не сгодится, разве что джунгли корчевать. Но цена такого действа высока – почти полная потеря интеллекта. С тобой придется повозиться – ты должен сохранить разум, чтобы выполнить данное тебе богами предназначение. Я ничего не знаю о богах Харисса, но меньше всего хочу оказаться у них на пути.

Ядвига легко спрыгнула на пол и подошла к бесконечным рядам полок, висящих на задней стене избы. Они были заставлены многочисленными стеклянными емкостями, в которых плавали останки растений, людей и животных. Женщина долго стояла в задумчивости у скопления разноцветных фиалов, что-то бормоча себе под нос, и, наконец, взяла один из них в руки.

– Алекс, сейчас я сниму заклятие, наложенное на тебя этим дуболомом, и применю свое, – Ядвига внимательно посмотрела мне в глаза и стала похожа на врача. – Я отключу твои речевые центры, так что говорить даже не пытайся. Просто расслабься, не волнуйся и ни о чем не думай. У нас все должно получиться. А нет – так невелика печаль, даже тупому овощу девки давать будут, если он так же красив, как ты.

В зеленых глазах полыхнула Сила, и навалившаяся на меня тяжесть исчезла. Вместо нее пришло ощущение полного расслабления и беспомощности. Я чувствовал себя вытащенной на берег рыбой и больше всего хотел вернуться в темную спасительную глубину. Ядвига требовательно нажала мне на челюсти и влила в рот горький, пахнущий травами раствор.

Пространство подернулось дымкой, пылинки в воздухе замедлили свой бесконечный танец, а свет от догорающего фитиля начал густеть и заполнять дом студенистой, похожей на желтый клей, массой. Ядвига положила одну ладонь мне на лоб, а второй придавила Знак к груди и тихо зашептала что-то себе под нос. Это было последнее воспоминание, сохранившееся в моем угасающем сознании.

ГЛАВА 3

Путь от Гаросса к столице провинции занял почти неделю. Всех аборигенов Эван по дешевке продал на местном рынке, где бедолаг-невольников заклеймили и обратили в рабов среди прилавков, заполненных мясом, овощами и нехитрым скарбом. Эван загрузил в фургон шкуры убитых зверей, в развалах которых мы и коротали время вдвоем с Элис.

Ядвига лишила меня и Элис Знаков, и теперь ничто не указывало на нашу принадлежность к Странникам, кроме красоты лиц и совершенства тел. После ее колдовских манипуляций я очнулся уже в клетке, укутанный в пушистую теплую шкуру панта. Все тело ломило от невероятной усталости, голова болела, будто с похмелья, а от озноба трясло так, что зуб на зуб не попадал. Первое время мысли путались, а речь Эвана на стоянках воспринималась какофонией гортанных звуков, в которую были вплетены знакомые слова и выражения.

Я пришел в норму в течение нескольких дней. Общее самочувствие значительно улучшилось, а язык Харисса вновь заиграл привычными понятиями и образами. Эван бросал нам в клетку еду как зверям, и разделял с нами нехитрую трапезу, садясь снаружи лицом к лицу. Он накладывал на наши уста Печать Безмолвия и много говорил. Я не понимал, зачем ему бессловесные слушатели, но, как и Элис, не мог противиться его воле. Бандит много рассказывал о своей жизни в Хариссе и о порядках, царящих в Красном Поясе.

Необозримое пространство между Красной и Оранжевой стенами занимали джунгли. В отличие от пустыни, воды здесь было в избытке, ее в огромном количестве несли из Оранжевого пояса подземные реки. Джунгли таили не меньше опасностей, чем пустыня, с той лишь разницей, что смертоносные твари обитали здесь не под землей, а на ее поверхности. Периодически Эван прерывал свои многословные рассказы, поднимал указательный палец вверх и называл животное, крик, рык или безумный хохот которого доносился из-за леса.

В джунглях обитало неисчислимое количество живности, и я не запомнил названий даже тех животных, которых упоминал Эван в своих байках. По его словам, самой опасной тварью был не вовсе не пант, а стот, зверюга, убившая двух подручных Эвана. О них он, впрочем, ничуть не горевал и собирался нанять в столице новых. Единственное, что его удивляло, это сам факт нападения. Он говорил, что стоты ведут очень скрытный образ жизни и обычно сторонятся людей. Наверняка дело снова было во мне, но я благоразумно держал свои мысли при себе, к тому же высказать их с Печатью Безмолвия на губах не представлялось возможным.

Эван был опытным охотником, но попутно промышлял купечеством и работорговлей. Одинокие Странники попадались ему не часто, но такие встречи заканчивались для них одинаково: визит к Ядвиге, лишение Знака и продажа на невольничьем рынке в столице провинции – Таруссе.

Чаще всего Странники оказывались в Красном Поясе после окончания многочисленных школ за Стеной и прохождения Врат. Выпускников встречали наставники Академий и счастливчики, перешедшие на вторую ступень, с гарантией оказывались за их безопасными стенами. Иногда Врата проходили одиночки, такие как мы с Элис. В этом случае Странники могли уповать только на судьбу, которая явилась нам в образе покрытого шрамами работорговца.

Многословные монологи Эвана постепенно формировали представление о жизни в Красном Поясе. Все пространство между Великими Стенами было разделено на семь провинций. Мы путешествовали по окраине одной из них – Таруссы. Провинции были частью единой Империи, которая властвовала на всей территории внутри Стен, и управлялись Великими Кланами. По сути, Харисс находился в эпохе позднего феодализма, а распасться ему не давала имперская армия, сформированная из рядов Странников, закончивших Академии.

Эван говорил, что имперцы чрезвычайно сильны, и он ни за что не рискнет связаться даже с простым учеником, не говоря уже о кадровом военном. Мне сложно было представить необычайную силу, о которой рассуждал Эван, потому что я не мог сравниться даже с ним, пятеркой второго уровня.

Самые отчаянные и способные ученики двигались дальше, их целью становились очередные Врата и обучение за Оранжевой Стеной. Об Оранжевом Поясе здесь было известно столь же мало, сколь о Красном среди жителей пустыни.

Общество в Красном Поясе делилось на три класса: Владеющие Силой, чернь и рабы. Рабовладение для Харисса было также естественно, как демократия для США. Эван подтвердил слова Элис о том, что Странники не могут стать рабами ни при каких обстоятельствах. А если на шее нет Знака, то остаться свободным можно было, лишь уповая на волю семерых отцов-основателей Кланов Харисса. В пустыне за Стеной рабства не существовало благодаря избыточному и нескончаемому потоку Странников, буквально падающих с неба.

Скабрезно ухмыляясь, Эван не уставал повторять, что меня и Элис ждет хорошая судьба – продажа в дорогой бордель, и рано или поздно найдутся клиенты, которые выкупят нас в единоличное пользование. Громко смеясь, он показывал, как следует работать языком и подмахивать задницей, чтобы угодить нашим будущим хозяевам и заслужить милость с их стороны.

Я почему-то не чувствовал злости по отношению к этому подлецу. Он был продуктом системы, а бороться с огромной бездушной машиной не имело смысла во все времена и эпохи. Я не собирался становиться Дон Кихотом4 Харисса, мой план был гораздо проще – убить негодяя. Каждый раз, будучи обездвиженным и безмолвным, я слушал речи, льющиеся из его поганой глотки, и представлял, как воткну в нее меч и плюну в омерзительную, покрытую шрамами рожу.

Мы много общались с Элис. Она знала о жизни в Харре гораздо больше, чем я, потому что не сидела за стенами школы или в вонючих подземных катакомбах, а путешествовала с караваном по пустыне. Внутри Красной Стены ее воспоминания не имели никакой ценности, но слушать их было интересно. Как и Роб, девушка с восхищением рассказывала об окоеме. Мечтательно улыбаясь, Элис описывала покрытые снегом вершины гор, густые леса и чистые реки, сверкающие водопады и широкие степные долины, в одной из которых она собиралась остаться со своим парнем.

Я слушал наполненные ностальгией речи Элис и думал об Анне. Голубое небо в просветах зеленых крон над головой напоминало цветом ее глаза и навевало грусть. Только услышав историю отношений Элис и Роба, я понял, что у нас с Анной случилась вовсе не любовь, а вскружившая голову страсть. Но грустно было не из-за осознания этого факта, а потому что у нас не было шансов познать настоящую любовь.

Во мне с новой силой проснулись любовь к жизни и решимость бороться за свою свободу. Каждый день я садился на мерно раскачивающийся деревянный пол и медитировал под прикрытием воняющих мускусом шкур. Концентрация Силы в Красном Поясе была выше, чем в пустыне, и здесь я наполнял Ядро гораздо быстрее.

Я выяснил у Элис, что она видит только разлитую в пространстве Силу. Ни струн, ни силуэтов людей, ни тем более светящихся сфер Духовного Начала она себе даже не представляла. Об своих возможностях я умолчал и сделал вид, что лишь слышал о них от вождя поселка.

Каждый день я пробовал материализовать Грейсвандир, но все попытки были безуспешны. Во время боя с пантом я осуществил это инстинктивно, перед лицом смертельной опасности, и теперь с надеждой посматривал в таинственную глубину джунглей в ожидании нападения какой-нибудь твари. Я ждал, что она в щепки разнесет нашу клетку и вновь пробудит мою способность, но больше никаких атак не было. Нам начали попадаться встречные повозки, их становилось все больше и больше, и утром седьмого дня мы выехали из леса.

Перед глазами раскинулись пастбища. На них паслись тысячи бафов самых разных мастей, а на горизонте высилась городская стена. Она была каменной и возвышалась над лесом серой, покрытой лианами скалой. К стене жались тысячи лачуг и домишек, которые встречали нас вонью немытых тел, отбросов и нечистот, хотя после недельного путешествия мы и сами благоухали не лучше. А справа от городских ворот раскинулась громада невольничьего рынка. Эван остановил фургон на стоянке, заполненной самыми разными средствами передвижения на живой тяге. Он связал нас крепкой веревкой, наложил Печать Молчания и повел в торговые ряды.

Торжище было пугающе огромным. Рынком его называли скорее по привычке, фактически в джунглях у городской стены возникло самостоятельное поселение, жизнь в котором не смолкала ни днем, ни ночью.

Деревянные дорожки вдоль помостов с живым товаром растянулись на километры, превратив их в улицы, а открытые площадки обзавелись навесами и пристройками, став торговыми лавками. Продавцы громко зазывали покупателей, те кричали в ответ, свистели кнуты охранников, стонали рабы, вспыхивали ссоры и потасовки, а на небольших ристалищах проходили сражения, привносящие свою лепту в никогда не смолкающую какофонию звуков. Коктейль, состоящий из запахов женских благовоний, людского пота и готовящейся в ресторанчиках еды обжигал ноздри и дополнял многоцветную картину мира, в котором мне предстояло жить.

Позабыв о жажде, усталости и веревках, туго стягивающих запястья, я плелся в плотной толпе, отчаянно вертел головой и с интересом разглядывал окружающих людей. У меня возникло чувство, что я попал на грандиозный карнавал, поражающий великолепием красок, одежд и украшений.

Я с любопытством глазел на рабов и покупателей и мысленно менял их местами: разряженные в пух и прах посетители рынка оказывались на помостах, а полуобнаженные невольники становились охотниками за живым товаром и важно шествовали по импровизированным улицам. Я сам превращусь в раба после того, как будет заключена сделка с еще неизвестным покупателем, и мой лоб увенчает магическая Печать Повиновения.

Мысли о возможном ударе Силой и побеге приходили в голову, но я отгонял их, периодически сталкиваясь взглядом с наряженными в яркие доспехи охранниками. Их силуэты сияли от рвущейся изнутри энергии, а длинные поясные мечи горели как оружие из вселенной «Звездных войн»5.

– Эй, недоноски! – раздался зычный голос Эвана. – Я привел вас к новой мамочке!

Он остановился у очередного помоста, быстрым шагом поднялся по крутой деревянной лестнице и потянул нас за собой. Седой громила разрезал веревки и пинками отогнал меня к группе парней примерно моего возраста. С Элис он обращался более аккуратно, и бережно препроводил ее в компанию девушек. Все рабы были обнажены. Эван подмигнул мне и исчез в небольшой крытой пристройке, из которой раздавался звон бокалов и взрывы пьяного смеха.

– Раздевайтесь! – приказал Седой и огрел кнутом какого-то бедолагу.

Я сбросил с плеч превратившийся в рванину халат и растворился в толпе одногодок. Судя по лицам, Странником среди них был я один. Хозяин лавки, зажимая пальцами нос, указал на открытое пространство у самого края площадки, и громила согнал нас в тесную группу. Парни и девчонки столпились на помосте, и каждый хотел спрятаться от алчущих глаз неспешно прогуливающихся внизу покупателей.

Стоя на краю высокой платформы, я растирал затекшие запястья и с неослабевающим любопытством разглядывал незнакомый мир. Я должен был испытывать страх неизвестности, но не чувствовал его – все затмевало необъяснимое желание стать частью новой реальности, пусть даже в качестве раба. Этот шаг был необходим, чтобы сделать следующий – обрести свободу.

– Эй, хозяин! – прокричала в пустоту немолодая грузная женщина и указала на меня веером, зажатым в пухлой ладошке. – Сколько стоит этот немытый красавчик?

– Сто желтых, уважаемая, – подобострастно ответил вышедший из-под навеса лысый толстяк в кожаной безрукавке. – Если будете брать, дам вам скидку или еще одного раба в довесок. Хороший товар из-за стены: здоровый и еще не испорченный городом!

– А на что мне неиспорченный, – громко засмеялась тетка, – мне как раз озорник нужен! И почему так дорого? У него что, до колена…

– Его куплю я, – прервал разглагольствования дамы стоящий у края платформы седовласый старик и бросил толстяку кожаный мешочек.

– Здравствуй, Исхар, – толстяк ловко поймал деньги и усмехнулся. – Опять твои питомцы мрут как мухи? Тебе один нужен или оптом возьмешь?

– Только этот, – старик ткнул длинным костлявым пальцем в мою сторону. – Остальные – пустышки.

– Как обычно, без Печати Повиновения? – уточнил толстяк и, не дожидаясь ответа, подтолкнул меня к лестнице. – Иди к своему хозяину!

Спускаясь по скрипучим ступеням, я оглянулся и встретил печальный взгляд толстяка. Большие карие глаза не знающего жалости торговца были полны сострадания. Меня захлестнули неуверенность и страх.

Внизу старик пристально посмотрел мне в лицо, в его серых глазах полыхнула Сила, и я ощутил мощнейший удар в лоб. Меня отбросило назад, я пошатнулся и упал на колени. По телу разлилась неприятная слабость, мысли замедлили свой бег, и я почувствовал себя гуттаперчевым безвольным манекеном.

Вдруг по телу пробежал разряд Силы. Я подскочил, будто ужаленный и увидел тонкую нить, которая связывала Ядро старика и мое. Он развернулся спиной ко мне и уверенно пошел вперед по дощатому настилу, а я, как собачка на поводке, поплелся за ним. Я стал послушной куклой и никак не мог с этим бороться. А самым страшным было то, что сопротивляться и желания не возникало.

Разномастная толпа покупателей, надзирателей и рабов, непрерывным потоком текущая по широким улицам рынка, занимала все свободное пространство между лавками. Не обращая внимания на окружающих, старик двигался в плотном круговороте тел, и, казалось, что людская масса покорно рассеивается перед ним, образуя неширокий проход. Я шел следом на магической привязи, постоянно сбиваясь с шага и уворачиваясь от чужих локтей.

Мощеные деревом улицы сменились грязным, утоптанным тысячами ног трактом. По обеим его сторонам теснились полуразвалившиеся лачуги, по сравнению с которыми лавки торговцев выглядели по меньшей мере дворцами. Между ними сновали плохо одетые люди с недобрыми взглядами, но я чувствовал, что они не представляют для меня особой опасности.

Мой покупатель был широкоплеч и жилист, он шел, высоко подняв подбородок, а под ветхой тканью халата выделялись мощные рельефные мышцы. Его ноги были обуты в старые сандалии, кожа которых давно потрескалась и потеряла свой цвет, а на плетеном поясе висели ножны в еще худшем состоянии. Из них торчала рукоять короткого клинка, инкрустированная разноцветными, сверкающими на солнце камнями.

Вопреки моим ожиданиям, старик повернул не к городской стене, возвышающейся вдалеке, словно отвесный каменный уступ, а в противоположную сторону. Отступивший страх неизвестности снова вернулся, и меня начали одолевать сомнения по поводу собственной избранности.

– Исхар, куда мы направляемся? – спросил я и облизал пересохшие губы.

– Скоро увидишь, – не поворачивая головы, ответил старик, – это место находится недалеко отсюда.

– Я думал, что мы идем в город…

– Как тебя зовут, парень? – спросил старик вместо ответа, и остановился, повернувшись ко мне лицом.

– Инарр, – ответил я, не отводя взгляд от прищуренных серых глаз.

– Пока ты нулевка, путь в город тебе заказан, – пояснил старик. – Как, впрочем, и всем, кто живет в этих лачугах.

– Значит, я буду обитать где-то здесь? – я обвел руками пространство вокруг.

– Нет, – ответил Исхар, развернулся и снова зашагал вперед, давая понять, что разговор окончен.

– А для чего вы меня купили?

– У тебя есть способности, о которых ты даже не подозреваешь, – будничным тоном произнес Исхар. – Если сумеешь их использовать, то, возможно, тебя ждет великое будущее.

– Великое будущее в качестве кого? – продолжил допытываться я.

– Гладиатора на арене, – равнодушно пожал плечами старик.

ГЛАВА 4

К амфитеатру мы шли почти полчаса. Мимо нас и навстречу проносилось множество всадников, фургонов и экипажей, запряженных бафами. Я не понимал, почему человек, отваливший за меня сотню желтых сфер, не мог позволить себе хотя бы повозку. Старик упорно хранил молчание и отмахивался от меня, словно от назойливой мухи, когда я пытался завести разговор. Он слегка ослабил рабский поводок, и я снова ощутил себя хозяином собственного тела, но чужой контроль над разумом никуда не исчез.

Как и невольничий рынок, амфитеатр располагался за городской стеной и был огромен – он не уступал размером Доджер-стэдиум6. Многоуровневая деревянная конструкция была окружена сотнями покосившихся и почерневших от времени лачуг. Между ними по грязным улочкам бегали маленькие дети, свиньи и похожие на кур птицы. За низкими кривыми изгородями на огородах работали аборигены и не обращали на нас никакого внимания. Никем не замеченные, мы прошли сквозь нищую деревеньку и остановились у входа.

Высокие ворота, ведущие на овальную арену, были широко распахнуты. Над ней располагалось несколько ярусов скамей для зрителей, а на посыпанном крупным песком поле кипела жизнь. Гладиаторы бились на мечах, подгоняемые криками надсмотрщиков, между ними метались обезумевшие дикие звери, а служители регулировали длину массивных цепей, чтобы панты и прочие хищники могли дотянуться лишь до определенных границ. У меня возникло стойкое ощущение, что я попал на съемки блокбастера «Гладиатор»7 и вижу репетицию боевых сцен, постановкой которых занимается маэстро Ридли Скотт.

Одну из деревянных, укрепленных металлическими пластинами створок ворот подпирал высокий, бритый наголо воин в кожаных доспехах. Двуручный меч торчал из песка у его ног и доставал лысому до пояса. Он нехотя вышел из тени и склонил голову в приветствии.

– Новенького привел? – спросил он и вытер пот с лысины. – Опытный или мясо?

– Сейчас узнаем, – ответил старик. – Веди его на площадку. Только не убивай сразу, он мне слишком дорого обошелся.

– Сколько? – вяло поинтересовался лысый, прищурившись из-за яркого солнца.

– Не твоего ума дело, Потус, – отрезал Исхар. – Ты знай, маши себе мечом, а считать деньги и думать буду я!

Потус вынул меч из песка, сплюнул сквозь зубы и вразвалочку подошел ко мне. Он был выше меня на полголовы и в полтора раза шире в плечах. Некрасивое широкое лицо с небольшим подбородком и запавшими маленькими глазками выдавало в нем уроженца Харисса. Мужик ощупал мою шею, бицепсы и ягодицы, а затем покачал головой со скептической гримасой на лице.