Новогодние чудеса

– Митя, посмотри на часы! У нас совсем мало времени! – сказал робот обеспокоенно.

– Я вижу, но мне еще нужно проделать отверстие в шарнире, и тогда я смогу соединить все детали.

– Тебе хватит на это пятнадцать минут?

– Почему только пятнадцать минут?

– Потому что нас еще ждет обратная дорога на поезде.

– Эх! – воскликнул Митя. – Я совсем забыл о поезде! Надо успеть!

Время неумолимо приближало стрелки часов к двенадцати. Было ровно без пяти, когда Митя и робот соединяли проволоку и резинку. Руки у Мити тряслись от волнения, и из-за этого все получалось не так быстро.

– Мы опаздываем! – воскликнул робот.

– Нет, мы успеем! – упрямо твердил Митя, связывая резинки между собой.

Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять… и… Часы стали мерно отбивать полночь.

– Что это? Неужели часы уже бьют двенадцать?

– Да, Митя… Полночь. Сейчас наступит Новый год. Мы не успели… до двенадцати.

Митя упорно пытался связать оставшиеся узелки и поставить шарнир на место. Но часы продолжали свой бой, и слезы подступили к его глазам, а в голове вертелись слова робота: «Мы не успели до двенадцати».

От слез Митя почти ничего не видел, он плакал и корил себя за то, что они, несмотря на все свои старания, так и не успели починить Грету. Неужели теперь она так и останется здесь, в Стране ненужных игрушек? Почему все именно так? Может быть, он выбрал неверный способ, чтобы починить Грету? Слишком сложный и долгий способ? Скорее всего, это так, ведь у него же совсем нет опыта в починке игрушек! Ну почему? Почему, порой волшебство не происходит? Даже здесь, в этой, пусть и грустной, но все-таки волшебной стране? Слезы текли из его глаз, а на душе было тоскливо и невыносимо грустно.

– Митя, Митя, что с тобой, дорогой мой? – мама обеспокоенно обнимала Митю.

Митя открыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит мама и крепко обнимает его.

– Что с тобой, сыночек? Тебе что-то страшное приснилось?

Митя непонимающим взглядом оглядывал свою комнату и, всхлипывая, вытирал мокрые от слез щеки.

– Что со мной, мама?

– Ты уснул. Ты проспал весь вечер, а мы с папой не стали тебя будить. Но потом Маша прибежала на кухню и сказала, что ты во сне плачешь. Ах, Митя, что же тебе такое приснилось?

– Приснилось? Мне все это только приснилось?! – Митя не мог поверить в это. – Мама, а Маша где?

– Маша на кухне с папой и бабушкой, с ней все хорошо. Ты как, сыночек мой?

– Мама, мамочка, а сколько сейчас времени? – спросил Митя. – Новый год уже наступил?

– Нет, Митенька, еще не наступил. Сейчас только 11 часов. Мы решили, что раз ты так крепко спишь, то разбудим тебя перед самым Новым годом. Мы стол уже накрыли в гостиной, пойдем к столу, Митенька.

– Еще одиннадцать часов? Правда?!

– Да, Митенька…

Митя вытер остатки слез и посмотрел на своего робота, который по-прежнему стоял на тумбочке рядом с его кроватью.

– Мама! Как это здорово! Еще есть время! – с надеждой воскликнул Митя.

– Время? Для чего? Проводить старый год? – и мама нежно улыбнулась сыну.

– Есть время, чтобы успеть до двенадцати! – и Митя, спрыгнув с кровати, побежал на кухню.

На кухне бабушка украшала праздничный торт, а папа сидел с Машей и помогал ей очистить мандаринку.

– Папа! Папа! Помоги мне, пожалуйста! – прокричал Митя, забегая на кухню.

– Чем помочь? – весело спросил папа у Мити.

– Помоги мне починить Машину куклу. Я сломал ее сегодня нечаянно. Поможешь?

Тут Машенька посмотрела на Митю сияющим взглядом и тихо спросила:

– Ты правда ее починишь?

– Да, только мне помочь надо!

– Конечно, давай помогу! Машенька, неси куклу, посмотрим, что можно сделать, – ответил папа.

Маша побежала за куклой, а Митя сказал отцу:

– Я знаю, как ее починить. Вот что для этого понадобится.

И Митя рассказал папе свою идею.

– Идея очень хорошая! – ответил папа. – Но где мы возьмем старую деревянную катушку? Сейчас, по-моему, они все пластмассовые…

– У меня есть! – отозвалась бабушка. – Сейчас я вам ее принесу.

Когда все было подготовлено, Митя и папа взялись за дело. Женская половина дома наблюдала за ними, затаив дыхание. А Машенькины глаза следили за каждым их движением. Митя то и дело поглядывал на часы, висящие на кухне. Было без десяти минут двенадцать, когда Митя закрепил последний узелок и папа поставил шарнир на место. Кукла была починена!

– Это какое-то волшебство! – восторженно закричала Машенька, когда взяла в свои ручки Грету. – Она такая же, как и была! Митя, вы с папой – настоящие волшебники!

И она радостно затанцевала с куклой по кухне. Митя сиял от счастья, ведь ему все-таки удалось сделать так, чтобы Грета осталась с Машенькой и ни за что не попала в Страну ненужных игрушек!

– Волшебники мои дорогие! Время без пяти минут двенадцать, давайте сядем за стол и проводим уходящий год! – с улыбкой сказала мама всему семейству.

– Сейчас, я быстро! – сказал Митя и побежал в детскую. Он взял с тумбочки своего робота и, вернувшись в гостиную, поставил его на стол рядом с собой.

– Митя, ты вспомнил про своего любимого робота? – удивленно спросил папа.

– Да, папа, это мой самый любимый робот, как жаль, что он так долго лежал в коробке!

– Да ты уже вырос из этих игрушек! – ласково сказала мама.

– Ну и что, он все равно мой любимый робот! Пусть встречает Новый год вместе с нами!

– И с Гретой! – добавила Машенька.

– И с Гретой! – радостно ответил Митя.

Часы пробили двенадцать раз, и все дружно закричали «Ура!», встречая новый, уже наступивший год.

Машенька уснула первой, а Митя все еще лежал в кровати с открытыми глазами. «Это действительно было со мной или все-таки приснилось?» – размышлял он, вспоминая свое путешествие в волшебную страну. Мама подошла к нему и села рядом.

– И все же, Митенька, что тебе сегодня приснилось? От чего ты так плакал во сне?

– Мама, знаешь, я просто понял сегодня, что не надо бросать того, кто тебе очень дорог, даже если это игрушка. Они тоже грустят, когда о них забывают…

Мама с любовью посмотрела на своего сына и обняла его.

– Мама, а все мои старые игрушки лежат в зеленой коробке на шкафу? Мы ведь никого из них не выбросили?

– Нет конечно, не выбросили. Просто когда ты перестал ими играть, я убрала игрушки в эту коробку. А почему ты спрашиваешь об этом?

– Просто они лежат там совсем без дела, а ведь могли бы кому-нибудь еще пригодиться. Может быть, кто-то из них подойдет Маше?

– Не знаю, там же в основном мальчишеские игрушки: робот там был, машинки, деревянный поезд, солдатики и сабля…

– А ежик резиновый?

– Резиновый ежик? Тот, с которым ты купался? Не помню точно, но, скорее всего, там. Кстати, ежика действительно можно отдать Машеньке, она будет играть с ним в ванной.

– Здорово! Мама, а остальные игрушки давай кому-нибудь подарим, какому-нибудь маленькому мальчику?

– Давай подумаем над этим. Кстати, кажется, как раз над нашей квартирой живет молодая семья и у них двое маленьких деток: мальчик и девочка. Мальчику примерно годика три. Давай завтра разберем эту коробку и отнесем им игрушки, хорошо?

– Да, так и сделаем, мама! Знаешь, мам, я так рад, что мы с папой все-таки успели починить Машину куклу!

– Успели? А что, могли бы и не успеть? – спросила мама с улыбкой.

– Просто все надо делать вовремя, мамочка.

Мама обняла Митю еще крепче и поцеловала его.

– Ты прав, Митенька, ты абсолютно прав. А вообще, вы с папой сегодня сотворили для Машеньки действительно волшебство.

– Знаешь, мама, я понял сегодня еще и то, что волшебство, порой, нужно творить самому, своими руками! Я об этом раньше особо не задумывался, а сегодня…

Мама внимательно посмотрела на Митю и с любовью сказала:

– Я горжусь тобой, сын! Ты молодец!

– Мама, я тебя очень люблю! И папу, и бабушку, и Машку, и робота своего… С Новым годом, мамочка!

– С Новым годом, сынок!

Мама нежно поцеловала Митю, укрыла поплотнее одеялом, проверила спящую Машеньку и вышла из детской.

Утром Митю разбудила Маша.

– Митя, Митя, вставай! Новое волшебство!

Митя открыл глаза и увидел, что Машенька держит в руках его робота.

– Смотри, смотри, Митя! Волшебство! Оно снова случилось! Твой робот не сломан!

И правда, у Мига обе руки были на месте. В одной он сжимал свой фонарик, а другая держала маленький игрушечный ящичек с инструментами. Митя взял в руки робота и прижал к себе.

– Как это здорово, Митя! – радостно кричала Машенька и прыгала с Гретой в руках около Митиной кровати.

А Митя был просто счастлив. Счастлив от того, что его любимый робот цел и невредим. «Неужели в эту новогоднюю ночь произошло настоящее волшебство?» – думал Митя, радостно разглядывая своего робота. А в дверях детской стояли мама и папа. Они с любовью смотрели на своих счастливых детей. Только папа немного зевал, ведь в эту новогоднюю, волшебную ночь ему практически не пришлось спать. Но разве это важно, если речь идет о настоящем волшебстве?

Наташа Кокорева. Рукавички для лисички

Пахло карамельным сиропом, сладким и жжёным. Ресницы щекотало солнышко, но лисичка Ула не торопилась вставать – нежилась и потягивалась в постели.

И вдруг вспомнила: сегодня же Новый год!

Она вскочила – одна задняя лапа запуталась в одеяле, другая поехала на игрушечной машинке, но Ула удержала равновесие и с грохотом вылетела из комнаты.

На сковороде шкварчали оладьи, и мама пританцовывала в нарядном фартуке. Даже её рыжая шёрстка лоснилась по-особенному празднично.

– Сегодня Новый год, и Дед Мороз подарит мне пушистые белые рукавички! – выпалила Ула и хотела было плюхнуться на лавку.

Но мама остановила её.

– Осторожнее! – и подхватила с сиденья небольшую белую коробку и свёрток.

– А что там? Что там? – сунула свой длинный нос Ула.

С улыбкой мама подняла крышку, и из-за тонких полосок гофрированной бумаги блеснули глаза золотого лиса-шута. Каждый из трёх рогов мягкого колпака оканчивался настоящим бубенцом, а стеклянная мордочка, казалось, вот-вот усмехнётся широким ртом.

– Ух! – выдохнула Ула.

– Тётя Лора занесла утром – это моя любимая игрушка! Твоя бабушка вешала её на ёлку, когда я была младше тебя, представляешь?

– А это что? – Ула указала на свёрток.

– Рукавицы, они малы Лоре, но ещё крепкие, а твои как раз прохудились.

Из-под бумаги показались неуклюжие рукавицы, грубо связанные и старые.

– Теперь Дед Мороз ни за что не подарит мне белые рукавички, – хлюпнула носом Ула.

– Давай-ка чисть зубы и бегом за стол.

Мама закрыла коробку с шутом и сняла со сковороды последние оладьи.

От обиды у Улы горело горло, но вместо того, чтобы ещё раз сказать маме про рукавицы, она заныла:

– Не хочу-у чистить зубы. Давай после завтрака…

– Знаешь, сегодня так нельзя, – прошептала мама. – Перед Новым годом нужно быть особенно хорошей девочкой.

– После завтрака-а…

Мамины усы сердито ощетинились:

– Никаких оладий и никакого карамельного сиропа, пока не почистишь зубы!

– А я и не хочу твоих оладий! – назло соврала Ула и тут же поверила, что ничуточки не голодна. – И сироп я не люблю!

Ула убежала в комнату, но мама скоро зашла к ней с тарелкой оладий.

– Я хотела отпустить тебя погулять до обеда, но теперь тебе придётся сидеть здесь.

Ничего не ответив, Ула запрыгнула на кровать и спряталась под подушку.

– Ты можешь всё исправить: почистить зубы, позавтракать, убрать игрушки и вытереть пыль. Сегодня Дед Мороз заглядывает в каждое окошко и проверяет, кто достаточно хорош, чтобы получить подарок?

Не дождавшись ответа, мама вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

Ула полежала ещё, полежала, потом встала, изо всех сил пнула красно-синий мячик – до боли в лапе! – и отвернулась от остывающих оладий, будто кто-то мог её увидеть. Она решила больше ни за что не есть! Совсем никогда!

Солнце лилось сквозь замороженное окно, растекалось по ломаным дорожкам и диковинным перьям. Вот бы сейчас туда, поиграть в снежки!

Ула уткнулась в стекло и сощурилась – будто что-то рыжело с той стороны? Отогрев снежинки дыханием, она потёрла локтем, потом ещё и ещё раз, пока в морозных узорах не проглянул кружок голубого неба. Тогда Ула прижалась к нему носом – и! – отшатнулась.

С той стороны чернел такой же блестящий нос!

Медленно Ула поднесла к кружочку глаз и заморгала – слишком ярко! Но сквозь слёзы она разглядела рыжую шёрстку и блестящие глазки. Ула прижалась ещё сильнее, чуть не раздавила нос…

…И лисёнок с той стороны стекла оказался в комнате!

Взъерошенная и чумазая гостья отряхивалась рядом с Улой на подоконнике. Снег с неё таял лужицами. Ула даже ткнулась в одну и фыркнула – настоящая.

– Ты кто? – спросила Ула. – Дед Мороз?

Незнакомка расхохоталась, обнажив зубки, которые вряд ли сегодня чистила. Да и фуфайка вся наперекосяк и заляпана. Но лисичка так мило вздёрнула на макушке ушки и заявила:

– Зови меня Алу, – что сразу понравилась Уле.

Зажмурившись, Алу повела носом:

– М-м-м, карамельный сироп?

– Да, мамины оладьи, – сквозь зубы процедила Ула.

– Они ж почти остыли! Чего ты не съела?

– Не хочу!

– Ой ли! – усмехнулась Алу. – Угостишь?

– Да пожалуйста, – Ула передёрнула плечами.

Лисичка до того аппетитно уминала оладьи, что Ула не могла отвести от неё взгляд.

– Да будет тебе нос задирать! Дед Мороз твой не смотрит, мама не смотрит, налетай давай, обалденные оладьи!

Ула покосилась на окно, но синий кружок уже затянулся новыми снежными узорами.

– Мама сказала сначала почистить зубы…

Алу щедро обмакнула оладью в сироп и прямо немытой лапкой сунула Уле под нос.

Скоро обе лисички улыбались своим отражениям в чисто вылизанной тарелке.

Блестящими, как бусинки, глазами Алу осмотрелась и присвистнула:

– Сколько у тебя игрушек!

Вихрем она промчалась по комнате: трижды подбросила и поймала мячик, покрутила юлу, покатала в коляске куклу, собрала из раскиданных кубиков высоченную башню, а потом запустила в неё со всего размаха подушкой.

Кровать-то так и не заправила!

– Тише… – прошептала Ула.

– Ой, ладно тебе! – и подушка полетела прямо Уле в лицо.

Тогда Ула накинула на Алу одеяло – и они, хохоча, покатились по комнате, ещё больше рассыпая игрушки.

Когда Алу наконец вырвалась, она хлопнула Улу по плечу и с криком: «Салочки! Догони!» бросилась в коридор.

Ула – за ней.

Алу залетела в чулан к умывальнику.

Ула – за ней.

Алу перевернула таз и прыгнула обратно в прихожую.

Ула – за ней и, не успев затормозить, врезалась в белую коробку.

Раздался хруст стекла.

Это была та самая коробка с золотым шутом.

На кухне шипело масло, мама насвистывала под нос рождественскую песенку и ничего не слышала.

– Что теперь будет… – прошептала Ула и сжалась в комок.

– Что-что? – пожала плечами Алу. – Склеить можно.

Но Ула её не слышала и только причитала:

– Папа вернётся с ёлкой, мама увидит…

– Дело плохо, – Алу шустро поводила носом из стороны в сторону. – Иди за мной.

Она решительно направилась обратно в комнату, и Ула, всхлипывая, поплелась за ней.

Простыню Алу скрутила жгутом, один её конец привязала к ножке стола, распахнула окно и выкинула туда другой конец.

– Что ты задумала?! – ахнула Ула.

– Угадай! – Алу улыбнулась до того хитро, что её чёрные усы едва не коснулись ушей.

– Страшно. Да и хуже будет! Они потом только сильнее разозлятся…

– Так пойди к маме и расскажи всё! Попроси склеить эту игрушку.

Ула зажмурилась от ужаса.

В прихожей щёлкнул замок – папа возвращается!

Алу села на подоконник, перекинула ноги наружу и, придерживаясь двумя руками за простыню, спустилась в сугроб.

Из прихожей раздался радостный возглас мамы – Ула не выдержала, вскочила на подоконник и сразу ухнула с головой в сугроб.

– Ох и влетит мне за это! – только и смогла выдохнуть она.

– Я знаю, какая ты на самом деле сорвиголова! – подмигнула Алу и залепила Уле снежком в живот.

– Ах так! – Ула в долгу не осталась.

И они с гиканьем покатились под гору к заледенелой реке.

От холода лапки Улы закололо иголками, и она с неохотой вытащила из кармана фуфайки громадные и страшные варежки тёти Лоры.

– Не могу надеть, – прорычала она под нос, даже не удивившись, откуда на ней взялась фуфайка и как в карманы попали эти проклятые варежки.

– Не нравятся? – догадалась Алу.

Будто она понимала Улу лучше само́й Улы.

– А ты подари их медвежонку Колину – во-он он на льду! Ему будут в самый раз!

Ула глянула, как Колин катается с мамой по гладкому прозрачному льду. На нём была сиреневая шапочка с двумя мохнатыми помпонами – по одному на каждое ухо, и рукавички тёти Лоры к ней и вправду удивительно походили.

– Но мама будет ругаться…

– Да сколько можно! – рассердилась Алу. – Мама-мама. Что ты заладила?! Нет её здесь! Зато есть ты. И ты видишь, кого твои рукавички могут порадовать!

Ула послушалась и заскользила по реке к Колину. Вмёрзшие в лёд пузыри сияли на солнце золотом, и над сугробами разлетались крылатые радуги – ещё никогда зимняя река не была настолько прекрасна!

– Ты хочешь подарить их? Насовсем? – мама Колина от удивления вскинула над головой свои широкие лапы.

– Да, – уверенно заявила Ула и помогла Колину натянуть рукавицы. – С наступающим!

– В самый раз! – довольно улыбнулся медвежонок, и на сердце у Улы стало тепло-тепло.

– Какие же замечательные! – пробасила медведица. – У нас нет для тебя подарка, но мы можем взять тебя с собой на площадь, там выступают уличные артисты.

Ула никогда не отходила так далеко от дома, но Алу подтолкнула её кулаком в спину, и они поспешили на площадь. Что может быть прекраснее рождественских песен?

Толпа гомонила, хихикала, уплетала сладости, но благоговейно затихла, стоило музыканту дёрнуть струну. Знакомые слова сами срывались с губ Улы, вступила флейта, и ноги пустились в пляс.

А потом у солиста сорвался голос.

Но Ула не сразу это заметила – она продолжала увлечённо петь, пока не обнаружила, что поёт одна и вся площадь на неё смотрит.

– Иди к нам! – позвали её с подмостков.

И Ула захотела сжаться, чтобы стать меньше зайца, но Алу схватила её за руку и вытащила на сцену.

– Мама ругается, когда я шумлю, – прошептала Ула.

– Мама-мама! – проворчала Алу. – Ты же любишь петь, и шуметь, и веселить народ. При чём здесь вообще мама?

Вместе они исполнили целых три песни! До того чисто и звонко, что аплодисменты всё не стихали. А потом музыканты угостили лисичек печёными яблоками в карамели и горячим шоколадом.

Солнце скрылось за лесом.

– Пора домой, – вздохнула Ула.

И Алу радостно отозвалась:

– Так вперёд! Давай наперегонки?

Они побежали по золотой от заката реке, твёрдой и гладкой, в жемчужинах мёрзлых пузырьков воздуха, побежали по пушистым, словно взбитый сливочный крем, сугробам, пока не остановились перед свисающим из окна хвостом простыни.

Ула замерла, и Алу никак не могла сдвинуть её с места.

– Я так виновата перед ними! Что я им скажу?

– Как есть, так и скажешь! И про шута скажешь, и про рукавицы, и про выступление своё, и про яблоки с карамелью! Великолепный же получился день!

Ула мотнула головой и только плотнее сжала зубы. И тогда Алу недобро сощурилась:

– До захода солнца одна из нас должна вернуться домой.

– Одна из нас? – растерялась Ула. – Но я боюсь.

– Как знаешь, – прорычала Алу и, придерживаясь за простыню, влезла в окно.

И сразу стемнело.

Ула помёрзла, потопталась и всё же схватилась за простыню и полезла наверх, но…

…Окно оказалось закрыто.

Едва сдерживая слёзы, Ула прижалась носом к стеклу. На столе горела красная свеча, мама сидела в кресле-качалке, и Алу клубочком свернулась у неё на коленях – как в детстве любила засыпа́ть Ула.

– Мам… – прошептала она, но закричать побоялась.

И войти через дверь тоже побоялась – только беззвучно плакала и держалась холодными пальцами за простыню.

– Ты так совсем замёрзнешь, – раздался мелодичный голос, и зазвенели колокольчики.

Ула вздрогнула – на голых ветвях сидел золотой шут, совсем как тот, что разбился утром! Только живой и ростом с Улу. Его изящный нос пересекала трещина, и кисть казалось какой-то… приклееной?

– Да, всё можно починить и исправить, – улыбнулся шут.

– Но я так виновата! Я такая плохая! И Дед Мороз мне ничего не подарит!

– Почему?

Какой глупый шут!

– Потому что я плохая девочка.

– А ты уверена, что Дед Мороз дарит подарки только хорошим девочкам?

– Мама так говорит.

– Мама, конечно, права, просто она… взрослая и успела кое-что позабыть про Деда Мороза.

– Тебе-то откуда знать? – грустно спросила Ула. – Ты же не Дед Мороз.

– Не Дед Мороз, – согласился шут, – но я неплохо его знаю. И знаю, что подарки он дарит всем детям. И не дарит взрослым. Как ты думаешь, почему?

Ула пожала плечами.

– Дети никогда не врут, – подмигнул шут. – По крайней мере, не врут самим себе.

Ула смотрела недоверчиво. На морозном небе загорались первые звёзды.

– Загляни в свою комнату, кого ты видишь?

Ула послушно прильнула к окну. Алу по-прежнему спала на коленях у мамы, которая плавно покачивалась в кресле.

– Я вижу себя, – всхлипнула Ула. – Только хорошую себя, которую мама любит.

– Разве Алу все делала «правильно»?

– Нет.

– Она всё делала искренне. И не побоялась честно признаться маме.

Ула кивнула и уткнулась носом в стекло. Звёзды искрились на морозном узоре.

– Алу – это я.

И в тот же миг Ула оказалась по другую сторону стекла, на коленях у мамы, которая тихонько напевала колыбельную.

Месяц светит из окна,Нашей Уле спать пора.Звёзды сыплются с небес,Шелестит листвою лес.

– Прости меня мамочка, я очень тебя люблю, – прошептала Ула и открыла глаза.

Сияло солнце, на столе стояли горячие оладьи с карамельным сиропом, и мама смеялась и щекотала Улу.

Вернулся папа, поставил ёлку, и золотого шута повесили на самую почётную ветку.

* * *

А на следующий день под ёлкой очутилась пара белоснежных рукавичек для самой искренней на свете лисички.

Андрей Малахов. Жетоны счастья

Однажды холодным декабрьским вечером мальчик Егор возвращался домой из гостей. Он только что был у своего друга и одноклассника Данилы, которому родители, не став дожидаться Нового года, подарили заветный подарок.

Ах, что это был за подарок! Игровая консоль нового поколения, большая, в белом глянцевом корпусе, она манила к себе, завораживала, притягивала взгляд. Он вспомнил глаза других одноклассников, пришедших поглазеть на Данин подарок, их завистливые взгляды и заискивающие улыбки, и сердце мальчика учащенно забилось.

«Везет же Дане! – думал Егор, загребая ногами снежные заносы. – Вот если бы у меня была такая приставка, со мной бы тоже все хотели дружить. И Витька Рябцев, и Сашка Ковалев, и весь-весь класс…»

«Хотя нет, всего класса, пожалуй, все-таки не нужно», – немного поразмыслив, решил Егор. Задиристого Марка и вечно ноющего по пустякам Артема он видеть категорически не желал. Другое дело, Варя – вот ее бы он хотел видеть в первую очередь. Она очень нравилась Егору, и он часами напролет мог смотреть на ее очаровательную улыбку и смеющиеся карие глаза. А еще он всегда давал ей списать домашку и помогал на контрольных, если, конечно, у них был одинаковый вариант.

На улице весь день шел снег, заметая окрестности сплошным белым покровом. Ни дорожек тебе, ни тропинок. Ноги мальчика провалились в наметенные за день сугробы по самые колени, а до дома было еще далеко. Он посмотрел на часы, и сердце под тяжестью зимних одежд забилось еще сильнее. Уже почти восемь часов вечера, а он обещал маме быть дома к шести. Ух, и влетит ему, как говорит их классный руководитель, по первое число! Он заторопился еще сильнее, пыхтя, как маленький трактор, что очищает поутру заметенные снегом городские улицы.

«Вряд ли родители подарят мне такую, – размышлял Егор, подходя к подъезду собственного дома. – Они и так вечно ругаются, что я просиживаю в телефоне часы напролет. Зрение порчу, психику, и вообще, как говорит мама, там только гадость всякую показывают и ничему хорошему не учат». А еще у родителей была ипотека. Это слово было строго-настрого запрещено произносить в доме, словно это какой-нибудь злой колдун вроде Волан-де-Морта. Таинственная ипотека забирала в свои щупальца большую часть заработанных за месяц средств, оставляя немного членам семьи. «Видимо, чтобы мы окончательно не умерли с голоду», – думалось мальчику. Ведь тогда питать ипотеку будет некому, и она со временем тоже погибнет.