Дневниковые записи. Том 2

Какое-то хамелеонство! Но тогда, может, действительно прав по делу Л. Быков, а некорректность его выступлений по форме является следствием таковой же по отношению к нему, но лишь более предосудительной, поскольку велась она его прямым начальником.

Виталлий Максимович в третьем издании своей книги показал ее впечатляюще наглядно и одновременно таким же образом продемонстрировал вообще свою нетерпимость к любому чужому мнению, как только оно хоть сколько-то претило в тот момент его точке зрения. Только мое! Вот главный девиз его книги!

Не хотел бы оказаться на его месте и читать про себя то, что сверх, подчеркиваю, объективно и без каких-либо искажений было написано мною выше. Но, думаю, и не мог бы оказаться. А почему? Да потому, что провалился бы от стыда, ибо: никогда не относился без должного уважения к чужим трудам и радовался им (в том числе, и тому, что практически было сделано самим Нисковских) разве чуть-чуть меньше, чем своим собственным; не искажал чужих мыслей, а уж своих противников тем паче; никогда не «прицеплял» к ним унизительных ярлыков по поводу их личных «исходных оснований»; не пропагандировал и никому не навязывал способы решения задач, свои пути движения к назначенным целям; ценил только конечные (именно конечные, а не промежуточные) результаты любой работы; поносил себя, и тем больше, чем в большем числе к моим делам вынуждено привлекались высокого ранга начальники, рассматривал такое, как результат собственных крупных упущений, недоработок, неиспользованных личных возможностей.

Но, каков же общий итог данного, завершающего книгу, 60-ти страничного сочинения?

Для меня, приверженца оценок чего-либо по конечным результатам, – это полное подтверждение моих взглядов, отстаивавшихся на протяжении всех 20-ти лет перестройки, в том числе и в частном споре с Нисковских. Рабочих принципов перехода от социализма к рынку на начальном его этапе, активного и целенаправленного при этом процессе участия государства и разумного протекционизма, с которыми он вдруг согласился, но нигде при этом об изменении своей позиции не упомянул.

Для Леонида Быкова, с его явной некорректностью в споре с Нисковских, – это «неожиданное» завершение последнего, пришедшее к нему через не меньшую теперь некорректность со стороны своего главного по жизни оппонента.

Для всех остальных, так или иначе упомянутых Нисковских, – это вполне осознанное представление об истинном характере людей, призванных вершить большие дела, но обладающих известными недостатками: эгоизмом, тщеславием, бзиковостью и всеми прочими негативными составляющими из области человеческой греховности.

Таким вот нелепым образом, можно считать, закончился спор между Л. Быковым и В. Нисковских. Каждый проявил природную суть, причем вне возможного примирения сторон, о котором я писал в январе 1998 года. Мой тогдашний прогноз не состоялся. Человеческие страсти оказались выше здравого смысла, даже у людей явно по их делам незаурядных.

Судя по моему критическому настрою, несмотря на все старания быть объективным, не лишен последних и я. Во всяком случае, никак не могу обратить себя в прежнюю веру, забыть случившееся и не придавать ему значения.

25.03

Из переписки с Блехманом.

«Володя, рад был получить твое письмо. По поводу математических моделей посмотри статью Арнольда (журнал «Природа» номер 4, 1998 г.). Надеюсь, что ты удивишься результатам, которые получаются из простейшей модели войны, и которые нельзя, по-моему, предсказать ни из каких рассуждений.

Насчет ухода с работы: я пока не готов обсуждать это предложение, хотя и думаю о нем довольно упорно».

«Илья, ты своим «удивишься» истинно меня удивил! Я такое «удивление» не воспринимаю концептуально. Правда в твоем упоминается извинительная для меня некая «простейшая модель», но ведь нас интересует модель реальной войны (и не состоявшейся, к тому же, а возможной) со всеми ее огромнейшими неопределенностями, о которых ты так красиво и во многих местах написал в «Прикладной математике». Даже сослался на Леонтьева, на его реплику (на стр. 219) о несостоятельности подобных моделей в экономике, т. е. в области на порядок, считаю, более определенной, чем война.

Я лично, основываясь на своем опыте, такую бы модель (реальной, а не искусственно придуманной) войны никому бы не поручил составлять и ни от кого бы ее не принял. А в споре о ней, как полагал А. Пуанкаре, слово моего оппонента «не было бы последним».

Пользуясь случаем, в продолжение моего предыдущего предложения, которое ты опять замылил, а в какой-то степени и в связи с настоящим своим возражением, посылаю тебе вложенным файлом отдельные фрагменты о жизни».

«Вчера получил, и сегодня ночью прочитал статью твоих Неймарка и Левина. Прочитал запойно, поскольку она на тему мне близкую, касающуюся движения человека по жизни, тезисно отраженную в моих двух книжках, а потом, и более подробно, в упомянутых «Дневниковых записях», но также тезисно и не очень системно, но на мой взгляд много точнее и жизненнее, чем у названных авторов. Ничего не придумано и все изложено на основе констатаций давно известного и многократно проверенного в жизни, как у Макиавелли.

В рассматриваемой статье сначала онаученный сумбур в виде надуманных построений и такого же плана математических моделей, а затем доказательство их несостоятельности в силу грандиозно разнообразных человеческих устремлений, которые, как мне кажется, могут быть «облагорожены» только временем и повышением культуры людей. А пока, в ближайшей перспективе, эволюционный путь совершенствования  человеческого общества может быть ускорен и приближен к нами желаемому только мощным воздействием на власть, настойчивым  и массовым вдалбливанием, в сознание ее представляющих и активно поддерживающих, неприемлемости сегодняшнего эгоистического управления и неизбежности, в таком случае, разрушительного революционного переворота со всеми его  «прелестями».

И вот у меня возникло предложение. А не написать ли нам с тобой аналогичную статью? Я берусь представить мои разрозненные на данную тему упомянутые выше тезисы, а ты, как поднаторевший системщик, придашь им товарный, впечатлительный для читателя, вид. Тезисы у меня, считаю, очень правильные и жизненные.  Жду твоей реакции».

«Дорогой Володя, я рад, что рукопись Неймарка и Левина тебя взволновала и подтвердила, что ты не один во Вселенной со своими размышлениями.

Замечу, что Неймарк – один из первых ученых страны в области механики, математики и теории управления. К тому же, он сыграл большую роль в создании ультрацентрифуг для разделения изотопов.

Я допускаю, что твои рассуждения и точнее, и более реалистичны, но меня удивили и огорчили твои замечания по поводу математического моделирования. Я убежден, что модели интересны и полезны. Они позволяют улавливать многие важные и заранее не очевидные закономерности.

К сожалению, у меня нет возможности еще раз просмотреть эту статью».

«По существу тобой затронутого. Полностью согласен с твоими доводами в защиту математического моделирования, но только в части того, что хотя бы в малой степени может быть алгоритмизировано, что подчиняется каким-то более или менее нам понятным или, на худой конец, как-то представляемым закономерностям.

Можно промоделировать движение жизни в ее общем виде, и показать математически, что мир, в этом общем виде, останется неизменным не только в 21 веке, но и далее в ближайшем обозримом будущем. Что же касается конкретных результатов человеческих деяний, как позитивных, так и негативных, то они, в силу не представляемого многообразия человеческих натур, их «бзиковой» устремленности и еще большего числа всевозможных сочетаний разного рода факторов, определяющих движение (уже конкретного) человека по жизни, – просто не прогнозируемы.

Можно ли, спрашивается, было промоделировать, например, появление на свет Горбачева и, тем более, Ельцина?

Очередную революцию, я предвидел, без моделирования, еще в 70-ых годах, а вот как она конкретно произойдет, не представлял даже во сне, особенно, в сочетании Горбачев – Ельцин! Конкретности не предсказуемы!

А потому я вновь возвращаюсь к моему предложению, которое ты (по своим правилам, что я никак не могу промоделировать) опять обошел полным молчанием. Не высказался ты, кстати, и по другой интересующей меня проблеме, обкатываемой мной настойчиво последнее время».

«Мне казалось, что ссылка на статью Арнольда является ответом на твою критику в адрес модели Ланкастера.

Главный вывод этой простейшей модели заключается в том, что двойное превосходство в живой силе противника требует от «оппонента» четверного превосходства в боеспособности (эффективности оружия).

Я не представляю себе, что такой вывод м. б. получен на основании общих рассуждений. Вряд ли можно отрицать полезность такого вывода, несмотря на то, что модель учитывает далеко не все факторы. В статье Арнольда имеются ссылки и на более сложные модели. Всего тебе доброго».

«Приобрел новый компьютер, неделю его налаживал, потому получил твое только сегодня. Отвечаю на него.

Опять удивлен насчет Арнольда. На мой взгляд, твое о «двойном превосходстве в живой силе противника, что требует от «оппонента» четверного превосходства в боеспособности» – есть только в дурной (в смысле практического приложения) программе Арнольда. А в реальной жизни подобное – абсолютнейший абсурд, блестяще подтвержденный, как я писал ранее, тобой же (что ты обошел молчанием). Я как раз на эту тему вчера смотрел по телевидению фильм «Блокада» про Ленинград (по Чаковскому).  Вот там отлично показано от чего  (каких «нелепых» случайностей) что зависит, и как все получается на настоящей войне. Это надо придумать – «Четверное превосходство»!!! Или я чего-то у тебя не понял?

Кстати, ты снова, уже в третий раз, забыл о моем предложении по совместной статье. Не можешь ли мне объяснить, почему постоянно уходишь от моих прямых вопросов и реплик, явно требующих ожидаемой на них твоей реакции?

P. S. Теперь ты можешь слать мне все, что захочешь, в любых объемах и с любыми картинками».

«В продолжение. Да, мы сдаем позиции в части созидания (и это  я четко чувствую по себе, и может с некоторыми сомнениями, и по тебе. Хотя бы по последним письмам, в том числе, по «несчастной модели Ланкастера». Когда я тебе, кажется, о сугубо практическом ее применении со ссылками на твои же труды (только в лучшие творческие твои времена), а ты мне в ответ, настойчиво и многократно, о бесспорных, на мой взгляд, абстрактных возможностях математического аппарата. Но ведь, с другой стороны, не на пустом же месте идет спор? Значит, есть какие-то аспекты спора, как в изложении сути, так и в ее нами восприятии? То же имело место, вспоминаю, и при обсуждении «динамических» материалов.

А какая у меня была благость от всего твоего в ту отмеченную пору! Так что надо нам достаточно взвешенно относиться к теперешним спорам.  Полагаю при этом, что критическая составляющая наших возможностей пока еще находится на заметно более высоком уровне в сравнении с их чисто созидающей  компонентой, о чем, по крайней мере, в части себя, я уже не раз тебе напоминал ранее. Выводы очевидны.

Прошу тебя, подумай. Я через этот забор перелез. И, думаю, поступил правильно. Остановить свой бег надо тоже уметь своевременно, хотя бы для того, чтобы не расстраивать зря людей, тебя знающих.

Об этом тебе никто не скажет так прямо, как я – тебя безмерно любящий В. Быков».

«Дорогой Володя. По поводу твоего совета уйти с работы…

Ты будешь смеяться: я как раз собирался посоветовать тебе написать новую книгу со своими размышлениями о прошлом, будущем и обо всем сущем. А также пойти преподавать в институт или техникум. Разум у тебя светлый, Энергии достаточно. И мне кажется, что ты еще можешь поработать в свое удовольствие.

Что касается меня, то пока мое начальство терпит меня в щадящем режиме: хожу в Заведение 4 раза в неделю с 12 до 19. Конечно надо, и, наверное, придется, подумать и о чем-то более радикальном».

«Дорогой Илья, я не просто тебе «советовал уйти с работы», а предлагал, «без смеха», настойчиво и с должными аргументами принять такое решение, уж никак в твоем возрасте и при твоем положении, считаю, не зависящее от воли и желания какого-то разнесчастного «начальства».

Что касается твоего совета «написать новую книгу», то я им под условным названием «Дневниковые записи» занимался в течение чуть не 15-ти последних лет.

Отдельные из них выдержки отправлял тебе в разные времена.

Привет тебе большущий, и пожелание самое настоятельное внять моим советам, а не совету, ибо их было два. Имей в виду, что время «подумать о чем-то более радикальном» у нас с тобой до предела ограничено».

«Дорогой Володя, мне неловко перед тобой, но я действительно увяз в заморочках и действительно живу так, как будто намереваюсь жить вечно. Понимаю, что это не так, когда теряю близких и друзей… Но таково и большинство людей. Видимо, так задумано природой.

Что касается несчастной модели Ланкастера, то пожалуйста, подумай вот о чем: из простейшей предпосылки сделан совсем нетривиальный вывод! Мне кажется, что прийти к такому выводу без математического исследования не получится.

Из книг, которые прочел в последнее время по интересующей тебя тематике, – Джилас «Беседы со Сталиным», книга главного маршала авиации Голованова «Дальняя бомбардировочная», и статья в Новом Мире (номер 6, 2010). Каграманова «Не стоит царство без грозы». Статья немножко сумбурная…

Пытаюсь все-таки работать. Кое-что получается, а кое-что идет со скрипом».

«Дорогой Илья! Благодарю за ответ, но должен вновь заметить, что ты как-то постоянно уходишь от некоторых моих реляций и даже прямых к тебе вопросов и тех или иных предложений.

В части тобой прочитанного. Джилас и Голованов у меня есть в компьютере. Статью Каграманова нашел в интернете. Согласен с твоей оценкой. Могу добавить про ее однобокость, а я таковую не воспринимаю в принципе, поскольку в мире все мазано двумя цветами, как минимум.

У меня о Сталине есть большая подборка литературы, да и много самим написанного, включая эссе о нем в «Двух полюсах».

Кое-что из наиболее, на мой взгляд, примечательного о нем посылаю в качестве приложения дополнительно».

«Дорогой Володя, действительно, я очень неполно тебе ответил.

Постоянно думаю над твоим советом прервать бег с препятствиями. Но пока к этому не готов, поскольку недостаточно плохо себя для этого чувствую. Но думаю над этим постоянно.

Со своей стороны хочу спросить, не считаешь ли ты своим нравственным долгом передать молодежи свои уникальные знания об уникальных машинах, которыми ты так успешно занимался.

И последнее мое замечание насчет модели Ланкастера. Мне кажется, что она абсолютно верна (при прочих равных условиях для обеих конфликтующих сторон.) Иное дело, что обстоятельств много, и иной раз они могут «забить» простые и принципиальные обстоятельства, учитываемые в модели.

Ты ничего не пишешь о своем здоровье».

«По поводу «бега с препятствиями» – всему свое время. Это надо четко знать и этим руководствоваться. Извини, что настырничаю, но я так насмотрелся на подобное у многих своих приятелей и просто близких мне людей, что не советовать тебе не совершать их ошибку – просто не могу. Твое «прервать пока не готов, поскольку «недостаточно плохо себя для этого чувствую» – если здесь у тебя нет какой-либо опечатки, не лезет ни в какие ворота. Достаточно вспомнить судьбу Гриншпуна с его выходом на пенсию, о котором я тебе в свое время писал.

Нельзя забывать о неизбежном старении и естественных при этом мало приятных следствиях, о чем я так же тебе напоминал не раз в ходе наших разговоров и нашей с тобой переписки. Недавно в этом плане отличился мой друг Виталий Нисковских. В чем отличился, ты увидишь в приложении из моего ему письма.

По тем же соображениям я никак не могу принять твой совет относительно передачи молодежи своих «уникальных знаний», как ты изволил упомянуть. Поздно, Илья. Все, что можно, было передано. Сейчас можно и должно заниматься только мемуарами, а то будет поздно. Так, кажется, случилось с Нисковских. Вспомни Раушенбаха в «Двух полюсах» – там об этом хорошо сказано.

Как здоровье? – спрашиваешь. Нормально, с учетом возраста и упомянутых выше катастрофически падающих деловых способностей.

Отсюда и вся моя нынешняя тебе писанина, и мои советы».

«Спасибо за письмо. С волнением прочитал обращение к Нисковских, Думаю, ты прав в своих оценках. Но об этом и о многих других вещах лучше говорить с глазу на глаз, выслушивая собеседника «по частям». В переписке такие вещи обсуждать трудно. Имею в виду рассуждения как о судьбах страны и человечества в целом, так и о моих делах.

Конечно, хорошо бы встретиться!

Не собираешься ли ты в Питер?».

«Дорогой Илья!

Мое письмо Нисковских, если ты обратил внимание, с подтекстом. Оно не только о нем, А обо всех нас старых, немощных и подверженных в той или иной мере деградации. Я написал письмо потому, что не мог не ответить на публичное выступление. Письмо злое, но оно не меняет к В. М. и к его делам моего прежнего отношения. И прежде всего, именно по этой главной причине (которую я имел в виду, упоминая тебе о нем) – его пребывания ныне в болезненном состоянии, когда у человека амбиции сохранились чуть не в прежнем объеме, а возможности их реализации почти исчезли.

Так что обращение к данной теме – в пределах лейтмотива моих тебе последних писем.

О встрече. Есть контрпредложение. Поскольку мне сейчас путешествовать затруднительно, во всяком случае, не так удобно, как прежде, то я слезно прощу осуществить таковую встречу приездом сюда ко мне. Условия для тебя будут созданы самые благостные. Мы вдвоем, в твоем распоряжении мой кабинет с компьютером. Вспомним наши прекрасные студенческие годы; побродим по лесу, который прямо на задворках моего дома; встретишься с Мариной, другими знакомцами и т. д. Приезжай где-нибудь в мае, когда еще мало путешествующего народа, но уже сухо и тепло. Согласен на компенсацию половины твоих расходов. Кстати, нет ли у тебя майской льготы на перелет: прошлый раз ты, вроде, о ней что-то мне говорил. Если есть, то можно организовать все как раз в эти льготные дни. Не ленись, сделай так».

«Спасибо тебе за доброе письмо и за предложение участвовать в жизни страны.

И за готовность поддержать мой приезд в Екатеринбург.

Увы, дело не в дефиците денег, а в дефиците здоровья и времени. Есть надежда, что удастся заехать на пару дней в начале сентября.

Что касается моего участия в государственных делах, то у меня на это нет ни времени, ни настроения. Есть ощущение невозможности на что-либо повлиять.

Конечно, меня удручает положение в области науки. Но, опять-таки, чувствую, что сделать ничего нельзя».

«Расстроен. Но, тут же, был воодушевлен настроенностью на сентябрь. С чем он связан таковой своей возможной для меня благостью?

В части увлеченности работой и дефицита «времени» – ты не исправим.

Вспомни, хотя бы про Эйнштейна, который на вопрос: «Какой вклад он внес в мировую науку?» – Ответил: «Ноль». Чего уж тут говорить о простых смертных. В сравнении с вечностью все наше конкретное – есть ничтожнейше малая величина. А потому, исходя из философских соображений, прямо напрашивается вывод. К жизни и принимаемым нами решениям, на определяющих стадиях, надо подходить с учетом данного постулата и руководствоваться этой самой ограниченной «конкретностью». Тем более, когда от нее, частной, ничего уже не остается, и она стремительно приближается к неизбежному своему концу.

Извини опять за мою настырность в отстаивании своих взглядов.

«Нет ни времени, ни настроения». – Что за чушь? Какое значение сегодня имеют наши с тобой дела? Сейчас самое важное, что они нам дают в чисто личностном плане, плане поддержания своего тонуса, радости от жизни и эгоистической, может даже болезненной, удовлетворенности собой.

Я понимаю, что таковым для тебя может являться работа. Но только, почему она должна проистекать от обязанности, почему должна лимитировать иные желания? Почему, как я воспринимаю из твоих писаний, она должна ограничивать тебя в чем-то другом? Вроде и желательном, но невозможом по причине твоей «обязательной занятости»!

И, наконец, насчет последних реплик об «участии» и «удручающем положении в науке».

А что делать? Ведь есть только два варианта нашего существования, к которым я пришел, о которых везде толмачу и, уверен, что декламировал их и тебе.

Либо доведение названного «существования» до того уже совсем «удручающего» состояния, что потребуется очередная революция с ее неизбежными катастрофически-разрушительными последствиями (вроде наших нынешних), либо настойчиво-организованное массой здраво мыслящих людей настырно-нравственное воздействие на Власть с целью обуздания ее противоправно-антиприродных решений и действий. Считаю, что сегодня мы подошли к историческому рубежу реализации второго варианта.

А как считаешь ты? Ведь чего-то надо же делать!».

..

«Мои надежды повидать тебя связаны с намечающимся в конце августа Всероссийским съездом по механике в Нижнем Новгороде. Правда, пока нет подтверждения о его проведении, но, надеюсь, оно придет.

Всего тебе доброго, извини за задержку с ответом».

08.04

Из переписки почти о том же с Кениным.

Года три, наверное, уговаривал по разным подходящим случаям, начать организованное наступление на Власть в части обращения ее к пониманию проблемности нами построенного и необходимости перемен.

. Последний раз это произошло в связи с публикацией Никитой Михалковым «Манифеста Просвещенного Консерватизма». Мы долго с ним переписывались, но ни к чему должному не пришли.

И вот сегодня, неожиданно получил от него письмо с предложениями прямо по названной проблеме.

«Уважаемый Владимир Александрович!

В стране и в области создаются «Союзы пенсионеров». По сути это дискуссионная площадка. Тематика открытая. Сегодня рассматриваются вопросы патриотизма, воспитания, образования, подготовки кадров, пенсий. На очереди: модернизация (в широком смысле),  история, прогнозирование, мировоззрение, место России в мире. Это можно расширять и расширять.

Мне поручена работа  с научно-технической интеллигенцией (не люблю это слово, но близкого аналога не вижу). В «Областной газете» стало выходить приложение (первый выпуск уже был). Практически это отдано на откуп Союзу.

Если у вас есть возможность написать постановочную статью на тему: «чем ветераны могут помочь Родине», то мы бы смогли это оперативно опубликовать.

Ваши друзья и единомышленники могут тоже принять участие в этой деятельности.

Цель: собрать как можно больше грамотных и адекватных людей для формирования общественного мнения и реализации конкретных проектов. Материалы  идут в Москву. Это канал хоть какого-то воздействия, по крайней мере, уведомления о реальности».

«Анатолий Михайлович!

Я согласен на статью в плане наших разговоров на тему «Что надо делать». Примерно, в духе той, что мной была напечатана в журнале «Конверсия» за 2001 год под заголовком «Причины и следствия».

12.04

Письмо ректору УРФУ В. А. Кокшарову.

«Уважаемый Виктор Анатольевич!

Обращаюсь к Вам со следующим небольшим, но представляющим определенный интерес вопросом.

На протяжении многих лет я по приглашению кафедры «Металлургические и роторные машины» бывшего УГТУ принимал участие в работе ГЭК. В позапрошлом году мною случайно было установлено, что я, имеющий почетные звания Лауреата Государственной премии и Заслуженного изобретателя России, с большим практическим опытом конструкторской работы на Уралмашзаводе, получаю за названную работу по ставке обычного, не имеющего ученой степени, рядового преподавателя института.

Естественно, я обратился к руководству института, тогда к его ректору Анатолию Ивановичу Матерну, с просьбой установить для меня в порядке исключения персональную ставку. К сожалению, в силу мне не известных обстоятельств, эта просьба не была удовлетворена, и я вынужден был с прошлого года отказаться от названной работы.

Прошу Вас рассмотреть данный вопрос, не только в личностном плане, но и в плане более широком, по изысканию возможности достойной оплаты высоко квалифицированных специалистов, приглашаемых с производства. Полагаю, что это будет только в интересах дела и повышения качества обучения ваших выпускников.

К настоящему прилагаю свои анкетные данные. С уважением. В. Быков».

И далее я повторил здесь эти данные, отлично известные Институту из многих источников, в том числе из юбилейного институтского сборника 2007 года под названием «Почетные выпускники УГТУ – УПИ».

Письмо, судя по всему, пришлось ко двору, и буквально чрез три дня я получил приглашение от декана Механико-машиностроительного факультета О. Г. Блинкова. Встреча состоялась, и прошла при полном взаимопонимании «сторон», даже с констатацией им некоей своевременности моего к ним обращения по названной проблеме. Но пока – на уровне лишь желаемых руководством института намерений.